Терапия
На самом верхнем третьем этаже у нас в ЦРБ располагается терапевтическое отделение. Именно потому, что к небесам Терапия находится ближе остальных – место это необычное, можно даже сказать, уже почти райское. И действительно, к больным там относятся сердечно, даже сердечно-сосудисто, а к некоторым так и вообще - печеночно-почечно и желудочно-кишечно. Неотъемлемой частью терапевтического отделения является «грузовой лифт», который ходит между первым и третьим этажами. Несмотря на то, что мощность этого устройства составляет всего две человеческие силы, работает он исправно и способен поднять наверх любой даже очень тяжелый груз. При этом, расходы на содержание лифта минимальные – всего и требуется-то: две лампочки, дабы осветить лестничные пролеты, которые в эпоху вселенского кризиса можно в принципе и не освещать, да пруд с относительно чистой водой, в котором можно прополоскать носилки, испачканные кровью и иными выделениями человеческого организма.
Прокатившись на живом «лифте» и выслушав от «лифтеров» пару нелицеприятных замечаний по поводу того, что кое-кому следовало бы поменьше жрать, пациент попадает в светлый просторный коридор, где его уже с нетерпением ждут медсестры для того, чтобы облепить датчиками и подключить к ультрасовременному компьютеру с широко-известной аббревиатурой ЭКГ. Других более точных компьютеров в больнице все равно нет, если, конечно, не считать широко-распространенные в российском здравоохранении УЗИ и ФГС. Но угадать с диагнозом, это еще пол дела. Сразу возникает вопрос: «А чем лечить?» Для спасения жизни пациентов в распоряжении медиков имеется лишь пару десятков флаконов соленой и сладкой воды, более известных в народе как «физраствор» и «раствор глюкозы», да крайне скудный арсенал медикаментов, который, ну хоть умри, нельзя хранить «с запасом», чтобы на радость Росздравнадзору у «заначки» не вышли сроки годности, поэтому, он, как правило, весь без остатка за пару дней и «съедается» бомжами и алкоголиками, время от времени поступающими в ЦРБ с заранее известными диагнозами: «Отравление суррогатами алкоголя» и «Печеночно-почечная недостаточность». Нам приходиться переводить на них все то малое, что еще пока имеется в закромах у старшей медсестры, зачастую без всякой надежды на успех, и молиться, чтобы до поступления сложных пациентов мы успели пополнить свои запасы.
В бытовом плане нам также все реже удается поддерживать более или менее сносные условия пребывания больных в стационаре, даже с точки зрения крайне неприхотливого в этом плане сельского населения. Отопление в больнице работает, мягко говоря, нерегулярно. С потолка все время что-то капает. Из подвала несет сыростью и еще чем-то нехорошим. Он давнео уже превратился в затопленные до половины катакомбы и на вечные времена оказался во власти комаров, которые теперь в этом подвальном пруду плодятся и сюда же, судя по их количеству на стенах, слетаются со всего района, чтобы умереть в обществе родных и близких. Любимое детище МЧС – пожарная сигнализация время от времени суровым мужским голосом предупреждает всех о возникшем возгорании, предлагая гражданам немедленно покинуть помещения и вызывая у идущих на поправку «сердечников» новый приступ загрудинных болей. На завтрак, обед и ужин подают кашу, борщ, уху, щи, пюре, оладьи, мясной соус, компот, чай, какао, и все это из ячневой крупы. Уборщицы моют пол, и он тут же вытаптывается полупьяными или полутрезвыми посетителями - все как один в модных ботинках от фирмы «Только что из кочегарки». Слова «тапки» и «бахилы» для этих ребят ровным счетом ничего не значат точно так же, как папуасу ни о чем не говорят слова «лед» и «снег». Далеко внизу у стен больницы, на земле, поблескивает на солнце ровный слой пустых бутылок и «фунфыриков», выброшенных пациентами в окно туалета и до поры припорошенных снегом. Они будут лежать там до весны, пока снег не сойдет, открыв общественности всю правду о пациентах стационара, и не появится возможность для проведения ежегодной операции под кодовым названием «Хрусталь». Некогда единый и обязательный для всех Ленинский Субботник – это в далеком прошлом. Ныне он подразделяется на два этапа: когда сходит снег – операция «Хрусталь», а когда подсыхает земля – операция «Мусор», в истинном значении этого слова, разумеется.
Курс лечения в терапии обычно не составляет более двух недель. Дальше больному уже самому приходится выбирать: или вниз по лестнице – домой, или вверх через потолок, толстый слой голубиного помета, чердак и кровлю – к предкам. Рассчитывать на более продолжительное лечение, не говоря уж о курсе реабилитации, больной не может, ибо позволить себе такую роскошь больница не в состоянии. В противном случае ей предстоит выдержать неприятный разговор с инспекторами из Фонда Обязательного Медицинского Страхования на тему «Что такое необоснованная госпитализация и как нам бороться с превышением сроков пребывания больных на стационарной койке». Впрочем, одними лекциями дело обычно не заканчивается. Кроме всего прочего больнице приходится выплачивать немалые штрафы. Ребятам из ФОМС ведь тоже надо на что-то жить. Спасает лишь тот факт, что большинство инспекторов некогда сами занимались врачебной практикой, а потому найти с ними общий язык нам еще пока удается. Впрочем, очень скоро к важному с точки зрения государства фискальному ремеслу начнет подключаться современная крайне энергичная молодежь, которая шагнет в разбухающие ряды инспекторов ФОМС прямо с институтской скамьи, минуя весьма непродуктивный в плане карьеры этап общения с больными, и вот тогда нам всем придет полный абзац. И без того прореженные ряды медиков поредеют еще больше. Кому же нравиться получать пинки и оплеухи от каких-то «тыловых крыс», которые больных и в глаза не видели…
Грустно все это! Но это вы ещё в нашей Хирургии не были!
Свидетельство о публикации №224062101585