Микены

Было уже далеко за полночь. В царском дворце шёл пир. Бой тимпанов и переливы  флейт заполняли пиршественный зал. Слуги без устали подносили новые яства и разливали вино. Восклицания, смех и голоса слились в единый гул. За столом царя Фиеста остался только философ Ксенодам.  Остальным царь приказал:
- Друзья мои, пересядьте-ка за другие столы, мне надо поговорить с Ксенодамом.
Шум не мешал царю и философу вести беседу.
- Друг мой, Ксенодам, теперь, когда мы остались одни, хотел бы я спросить тебя вот о чём. Ты видишь, я достиг вершины власти. Мои слуги и мои приближённые чтут и уважают меня. Враги боятся. Порой я бываю жесток, но я царь. Если я буду чересчур мягким, власти мне не удержать. Как мне достичь золотой середины? Как мне вести себя, чтобы ни враги, ни друзья не заподозрили меня в слабости? Я бываю вспыльчив. Мне всё время кажется, что против меня зреют заговоры, а друзья могут предать. А ведь это так и может быть! Как мне отличить истинно преданного мне человека от льстеца? Хитреца? Обманщика?
- Царь, - ответил Ксенодам, - это бывает непросто сделать. За личиной преданного и любящего человека или друга может скрываться обман. И наоборот. Кто-то не боится тебе сказать правду, ты поймёшь это неправильно, и это тебе может не понравиться!
- И что же делать?
- Прежде всего надо быть милосердным и уметь прощать врага.
- Да что ты? Ещё не родился такой человек, который бы сумел доказать это. Врага надо уничтожить!
- Но ты своим прощением можешь дать ему шанс стать другом.
- Это вряд ли. Ты, философ, хоть и умный человек, но не понимаешь человеческой сущности. А сущность человека такова – он должен быть сильным и переломить судьбу!
- Царь! Разве может простой смертный переломить судьбу? Разве не Мойры прядут нить жизни человека? Разве не они перерезают её в тот момент, когда им заблагорассудится?
- Ерунда! Сказки! Каждый человек – творец своей судьбы.
- Это так. Но человек может действовать только в тех рамках, которые ему определили боги!
- Возможно... Но, тем не менее, переломить судьбу можно. Много лет назад мне один оракул предрёк, что мне нельзя захватить Микены. Что мне следует подчиниться воле богов и оставить Микены в покое. У них, мол, всесильный союзник – Крит! Его могучий флот, которого у меня не было, всегда придёт к ним на помощь. Ты помнишь, что тогда произошло?
- Конечно, помню. Могучая волна уничтожила Крит и весь его флот!
- Вот видишь? Боги были милостивы ко мне. И я вошёл в Микены победителем. Я хотел такой судьбы. Так и произошло. Значит, если бы я не стремился к этому, то и боги бы мне не помогли. Потом я казнил царя и женился на его дочери. Ведь я этого хотел. Так и вышло. Значит, я сам сотворил сегодняшнее течение времени. Правда, моя жена вскоре умерла, успев дать мне двух сыновей...
- Ты слишком самонадеян царь. Поступки и решения богов вне нашего влияния. Так сложилась судьба, которая всецело в их власти. И есть ещё одно обстоятельство, которое может быть вне желаний богов.
- Какое же?
- Мойры! Богини судьбы! Дочери Нюкты! Клото, прядущая нить жизни человека, Лахесис, определяющая судьбу, и Антропос, неумолимая и неотвратимая в своём решении перерезать эту нить! Они прядут, определяют и перерезают нить. Они решают, когда это сделать – перерезать тонкую нить и остановить жизни человека! Они создают музыку сфер и поют песнь о прошедшем, настоящем и будущем. Не ты сочиняешь эту песнь.
- Прекратим этот нелепый спор. Ты меня не убедил. Нет ничего, чтобы в моём окружении не было бы мне подвластно. Друзья, - крикнул Фиест своим приближённым, - займите вновь свои места за моим столом. Продолжим пиршество вместе.
Приближённые вновь расселись за столом царя, и пир разгорелся с новой силой. Но разговор с философом не выходил из головы Фиеста.
Наутро Фиест заглянул в ту часть дворца, в которой проживала его молодая жена, которую он взял совсем недавно. «Боги! Как она красива», - думал царь, глядя на неё.
- Моя милая Каллиста, - прошептал царь, глядя на жену, - ты воистину прекрасна! Как я счастлив с тобой!
- Царь мой! Ты вчера не приходил ко мне. Опять засиделся на пиру. Ты меня совсем забыл.
- Что ты, моя милая Каллиста! Но вчера был пир, на котором я обязан был присутствовать. Не печалься. У нас вся жизнь впереди.
Поцеловав жену, царь покинул женскую часть дворца. Но не сразу. Он зашёл к нянюшке, которая, как ему казалось, была ему предана ещё с давних лет.
- Ипулос (коварная - греч.), ты следишь за Каллистой? Ничего подозрительного, что могло бы повредить моей чести, не замечала?
- Царь, я слежу. От меня ничего не скроется. Я не только вижу, я всё ещё чувствую. Я на страже твоей чести.
- Я верю тебе, Ипулос. Удвой, утрой внимание. Что-то мне неспокойно...
- Хорошо, царь.

Вскоре намечался боевой поход. Царь собрал сильное войско и решил завоевать Лерну, сильный город на востоке Пелопоннеса. Захват этого города открывал Микенам свободный подход к морю, возможность обзавестись своим флотом, отсутствие которого удручала царя Фиеста. К походу он готовился очень тщательно. Постоянные занятия с воинами, проработка осады и захвата Лерны всецело занимали царя. В день выхода войска в поход царь горячо попрощался с Каллистой. Проходя мимо комнаты нянюшки, царь заглянул к ней и мрачно посмотрел на неё, не говоря ни слова. Ипулос ему тоже не ответила, лишь прикрыла глаза и едва заметно кивнула головой.
Поход продлился недолго. Сказалась продуманная тактика ведения войны и сила оружия микенского войска. Подойдя к Лерне, микенцы прежде всего перекрыли городу выход к порту, молниеносным броском быстро захватили все стоящие там триеры, методично вырезав охрану и воинов, охранявших порт. Потом они осадили город со всех сторон и стали просто выжидать, когда Лерна сама откроет ворота. Так велел царь Фиест. Он не хотел напрасно рисковать жизнями своих воинов. И воины, готовые были взбираться на стены города, оценили это. Они боготворили своего царя. Через месяц, жестоко страдая от голода и жажды, город сдался. Царь велел казнить верхушку города, дал немного пограбить город, но быстро прекратил погромы, желая оставить его себе не сильно пострадавшим. Он оставил небольшой гарнизон в Лерне и назначил своих людей на главные хозяйственные должности в городе. Затем царь с триумфом возвратился в Микены.
Появившись в Микенах, царь, прежде всего, пришёл навестить свою прекрасную Каллисту. Как же она был рада возвращению горячо любимого мужа!
- Мой герой! Мой господин! Победитель! Как я рада, что этот поход закончился так благополучно.
Царь обнял, поцеловал её и подарил изящно сделанный золотой браслет. Один из своих многочисленных трофеев.
- Какая филигранная работа! Какая драгоценность! Благодарю тебя, мой царь!
Покидая жену, Фиест заглянул к нянюшке. И снова, ничего не говоря, мрачно смотрел на неё. Ипулос пригласила царя в свою комнатку и плотно прикрыла дверь.
- Ну? – тихо спросил царь, - что тут происходило без меня? Не нанёс ли кто урон моей царской чести?
- Не волнуйся, царь, - ответила Ипулос, - твоя жена хранила тебе верность. Я бы узнала, если что. Только вот... – многозначительно начала нянюшка.
Кровь ударила в голову царя.
- Ну? – затаив дыхание, повторил царь. – Что?
- Несколько раз заходил Эгисф, сын Левкона. Каждый раз я была с ними в покоях царицы. Ничего предосудительного не происходило. Эгисф говорил, что поход скоро окончится, и ты возвратишься целый и невредимый.
- Ну и что? Разве это прегрешение?
- Да нет, царь... Но его взгляд... Меня-то не проведёшь. Я хочу быть честной перед тобой. Я думаю, он страстно влюблён в Каллисту...
- Вот как! Кто ещё навещал царицу?
- Заходил Тимиос, сын Каллисфена. Диомед, сын Калликрата.
- А эти что?
- Они просто беседовали. И смотрели на царицу с должным почитанием. Я бы всё заметила. А вот Эгисф – этот нет. В его взгляде было столько страсти!
- А что же Каллиста?
- Она этого не заметила. Но меня-то не проведёшь, - вновь повторила Ипулос.
- Никому ни слова, - приказал царь и пошёл к себе.

Ипулос, конечно, исходя из благоразумия, не сказала царю, об одном важном происшествии, которое случилось во дворце во время отсутствия царя, об одном разговоре с царицей и его последствиях. Нянюшка была опытна в делах людских страстей и однажды, заметив очевидное томление во взгляде царицы, она вопросила её:
- Девочка моя, ты печальна. Что беспокоит тебя? Ты волнуешься за судьбу мужа твоего? Царя? Откройся мне, деточка. Может быть, я сумею развеять твои печали и сомнения. Я сохраню твою тайну...
- Нянюшка, конечно, я волнуюсь за судьбу моего мужа, Фиеста. Как он там?
- Он царь. Он воин. Его путь – постоянно быть в бою. Не волнуйся за него. С ним всё будет хорошо. Но, признайся мне, откройся, ведь не это смущает сейчас твоё сердце?
- Да, нянюшка, я откроюсь тебе. Но, заклинаю тебя именем всех богов! Сохрани всё в тайне.
- Клянусь тебе, дорогая Каллиста! Ну же? Откройся мне?
- Меня волнует Эгисф, сын Левкона! Он молод, он красив и крепок телом. Я не пойму, что происходит со мной, когда он своими чёрными и огненными глазами смотрит на меня. Я не показываю вида и спокойно беседую с ним. Но чувствую, что меня всю охватывает какой-то трепет, дрожь, когда я заглядываю в бездну его глаз. А ночью я не могу уснуть, постоянно вспоминая его юношеский стан, движения и голос.
- Мне всё понятно, девочка моя. Ты молода, желания твои не удовлетворены. Фиест, муж твой, уже стар. Разве он по-мужски силён? И тело его не обладает упругостью мышц и бархатом кожи, как у молодого Эгисфа. Я это понимаю.
- Что же мне делать, Ипулос?
- Это соблазн, девочка моя. Повеления Афродиты и козни Эроса непреодолимы. Я это точно знаю. Чтобы соблазн отпустил тебя надо...
- Что, Ипулос?
- Надо ему поддаться! И тогда он, может быть, отпустит тебя.
- Что такое ты говоришь! Нянюшка!
- Я говорю то, что точно знаю. Я ведь тоже была молода. На женственные изгибы моего тела заглядывалось множество мужчин. Я с ранней юности поняла значения этих взглядов. Послушай, есть любовь и долг. А есть дикая страсть, влечение, стремление к наслаждению, пусть и мимолётному. Повелениям Афродиты невозможно противостоять. А уж если и предмет твоей страсти стремится соединить ваши тела в одном порыве – это счастье сильнее долга перед мужем. Но Фиест мстителен и коварен. Нельзя, чтобы он даже помыслил о вашем взаимном преступном влечении.
- Почему взаимном? Что ты знаешь о Эгисфе? Что он думает обо мне?
- Всё знаю, деточка моя. Вчера, я увидела его пламенный взгляд на тебя, и я всё поняла. А когда он уходил, я сказала ему, чтобы он выкинул из головы все преступные мысли. Иначе, если об этом узнает Фиест, то по возвращению из похода он просто убьёт его, разорвёт на тысячу кусочков.
- И что ответил Эгисф?
- Он остановился в дверях, долго думал и ответил, что он не убоится царя и готов за ночь с тобой расплатиться жизнью.
 Хитрая Ипулос и сейчас не всё сказала Каллисте. Она не стала сообщать царице, что получила от Эгисфа горшок с золотыми монетами за то, что уговорит её тайно принять его ночью. Нянюшка продолжила увещевать царицу.
- Ты молода, Каллиста. Твои чёрные волосы волной сбегают на плечи. Талия тонка, формы притягательны. Разве тебе не хочется вдохнуть запах его кожи? Разве тебе не хочется, чтобы ваши уста соединились? Разве тебе не хочется, чтобы он своими мягкими губами коснулся твоей груди? Истома растечётся по всему твоему телу. Ты молода и красива. Сейчас удобный момент. Я всё сохраню в тайне...
- Ипулос, ты смущаешь меня! К чему ты меня толкаешь? Я хочу оставаться верной мужу.
- Ну и оставайся верной, когда он здесь. Он уже стар. И сейчас его нет рядом. Не теряй же времени. Молодость быстротечна. Главное, чтобы никто ничего не узнал. Я помогу тебе в этом. 
В следующую ночь Эгисф тайно пришёл во дворец. Его встретила Ипулос, провела в покои царицы и закрыла за ним дверь.

Через пару дней Фиест устроил очередной пир и пригласил на него своих военачальников и знатных горожан, среди которых были и Эгисф, и Тимиос, и Диомед. И, конечно, он пригласил философа Ксенодама. Снова вино лилось рекой под нескончаемые танцы, бой тимпанов и переливы флейт. Царь внимательно следил за всеми присутствующими. Особенно за Эгисфом. Он чувствовал какую-то фальшь во всём и во всех. Волны бешенства накатывались на него одна за другой. Он едва сдерживал их.  Наконец, как и в прошлый раз, он прогнал всех, сидевших за его столом, и пригласил Ксенодама.
- Ну, что, философ. Видишь, я решил завоевать Лерну и у меня это получилось. Я! Я сам решил!
- Но тебя вразумили боги, - ответил философ. – Без их соизволения ничего бы не получилось. Тебя оберегает сам Зевс!
- Возможно... Но вот ещё одна мысль, не переставая, гложет меня.
 - Какая, царь?
- Да твои Мойры. Неужели и в правду только от них зависит моя жизнь? Не от Зевса, не от Ареса, а от них?
- Какие могут быть сомнения? Конечно, твоя жизнь зависит от них.
- Ты говоришь, что меня оберегает Зевс. Сам эгидодержавный властитель всего живого. А моя жизнь зависит от Мойр? Ты не находишь тут явное противоречие в своих рассуждениях?
- Не нахожу. Мечущий молнии Зевс может всё, но твоя жизнь, её движение, её окончание, в руках Мойр.
- Не верю я тебе. Раз Зевс оберегает меня, Мойры ничего не могут мне сделать. Я сам его вопрошу. Пусть он мне сам ответит на этот вопрос.
- Не гневи Зевса! Не вопрошай его. Никому не позволено знать волю богов, а Зевса – тем более! Не смей взывать к самому Зевсу!
- Прочь! – внезапно закричал взбешённый Фиест. – Все прочь! Пир окончен!
Гости спешно покинули зал. Немного успокоившись, царь вышел на балкон. Надвигалась гроза. Чёрное ночное небо тут и там прорезали яркие вспышки молний. Первые тяжёлые капли упали на разгорячённую за день землю. Отдышавшись и погасив гнев, Фиест взглянул на небо. Оно было абсолютно беспросветным. Набрав в грудь побольше воздуха и подняв руки к небесам, царь крикнул:
- О, великий Зевс! Так в чьей воле моя жизнь? В твоей ли? Или прав философ? Мойры завершат её? Не ты?
Небеса ничего не ответили.
Но эгидодержавный Зевс услышал крик своего любимца. И задумался. Он, могучий и яростный, любвеобильный и коварный, своенравный и, как ему казалось, справедливый. Так он или Мойры решают, кому и когда умереть? Эти слабые дочери Нюкты, получается, могущественнее его? Он решил призвать их к себе и разом разрешить это сомнение. Мойры явились по зову главнейшего из богов на Олимпе.
- Ну? Что там происходит? Почему у моего любимца Фиеста возникли такие вопросы?
- Великий Зевс! Смутные предчувствия и сомнения овладели сердцем царя.
- Что такое?
- Он заподозрил свою жену в неверности.
- Эти подозрения обоснованы?
- Да, великий Зевс. Жена ему неверна. В неё влюбился Эгисф, сын Левкона. Он с ума сходит от неё. Он молод, красив, умён. И она не смогла сдержать свой любовный порыв. Её служанка помогла им провести мгновение вместе. Он познал её. Теперь грядёт беда.
- А что она? Каллиста?
- Она пока не знает, что произойдёт. Она боится. Она простая смертная женщина.
- А что может произойти? Вы же отвечаете за судьбу. Клото, ты сплела уже нить жизни всем троим?
- Да, великий Зевс, - ответила первая из Мойр
- Лахесис, ты уже определила их судьбу?
- Да, великий Зевс, - ответила вторая из Мойр
- Антропос! Я забираю у тебя право определить, кому и когда из них перерезать нить жизни.
- Зевс, не смею противиться тебе, но это не по правилам.
- Я не знал, что ответить на вопрос Фиеста. Но теперь я разрешу это сомнение. Я прерву нить тому, кому захочу. Но мне надо подумать. Лахесис, какую же судьбу ты определила Фиесту, Каллисте и Эгисфу?
- Клото прядёт нити, я переплетаю их в узоры жизни. Я задумала так. Фиест далеко немолод, к тому же он пока не смог обзавестись наследником. Эгисф красив и силён. Фиест должен умереть. После смерти Фиеста Эгисф должен стать царём Микен, жениться на Каллисте и в своих с ней детях продлить свой род. Таков мой узор.
- Неплохо задумано. Так тому и быть. Пусть род Эгисфа живёт. А Фиесту пора на покой.
- На всё твоя воля, великий Зевс. Как пожелаешь.

К утру Фиест успокоился. У него в мозгу родилось решение. Он вновь призвал философа, и как только тот явился, задал ему вопрос:
- Ксенодам, на пиру перед военным походом я задавал тебе вопрос. Как же надо править народом, чтобы он и боялся, и возлюбил царя. Ты мне начал что-то плести о милости.
- Да, царь. Надо быть милосердным, иначе народ будет просто бояться тебя и всё.
- Я тогда сказал тебе, что ты неправ. Я хочу подвести черту под тем спором. Царь не должен быть милосердным. Прощённый враг преисполнен мести. Но я согласен с тобой вот в чём. Некоторые вынужденные действия царь должен делать не своими руками. Высшее наслаждение и упоение властью заключается в том, чтобы добиваться своей цели любым путём, но чтобы жестокие поступки люди воспринимали как волю богов, а не как прихоть царя! Вот как!
- Не понимаю, как можно это сделать.
- Ты философ, но ты не понимаешь. А я царь, я знаю, как этого достичь. Всё, моё решение созрело. Ты своими сомнениями помог мне его принять. А теперь ступай домой. И помалкивай об этом разговоре.

В следующую ночь царь позвал к себе в покои начальника стражи Полимистиса (воин – греч.) Фиест начал издалека:
- Что в городе? Всё ли спокойно?
- Да, царь. Сейчас глубокая ночь. Весь город спит крепким сном. Только стража бодрствует.
- Сколько человек на воротах?
- На главных, восточных, воротах сейчас пять человек. Все надёжные воины, я в них уверен.
- А на западных?
- Западные ворота крепки, а стены выше. Там всего двое, этого достаточно. Ты что-то задумал, царь?
- Да. То, что я задумал, должно остаться в абсолютной тайне.
- Слушаю тебя, царь.
- Возьми двух надёжных воинов. Иди в покои царицы. Но сначала разбуди Ипулос, нянюшку. Предупреди её, что вы выполняете мой приказ. Затем возьмите Каллисту и тайно вывезите её в Лерну. И чтобы ни звука! И чтобы никто, слышите, никто не увидел вас. Вы должны попасть в Лерну таким образом, чтобы и там никто не знал, что царица в городе. Спрячь её там в башне. И чтобы ей не было нанесено ни малейшего урона! Головой отвечаешь! Просто тайно спрячь её там на время. Потом с надёжным человеком дай мне знать. И тихо! Ты понял?
- Да, царь. Я всё понял. И волос не упадёт с её головы. Никто не узнает и не догадается, где она.
- Действуй.

Утром во дворце царил переполох. Царица, прекрасная Каллиста исчезла. Придворные перевернули весь дворец, городская стража обшарила все дома, рынки, храмы, окрестности города. Каллиста как сквозь землю провалилась. Два дня продолжались безуспешные поиски. На третий день царь собрал совет. На нём присутствовали все  военачальникии знатные горожане. Вызывали свидетелей, рыночных торговцев, пастухов коз, которые в тот вечер пасли свои стада за городом, но полезных сведений о пребывании царицы никем не было предоставлено. Фиест внимательно наблюдал за Эгисфом. На лице юноши всё отчетливо читалось. Глаза его были затуманены, он сидел безучастным, горестно вздыхал и изредка смахивал слезу со щеки.

Зевс и другие боги наблюдали за событиями, происходившими в Микенах.
- Игра становится забавной, - молвил Зевс, - мне нравится наблюдать за происходящим. Афродита, я благодарен тебе за то, что ты помогла Каллисте не устоять перед этим славным юношей. Он ничего интересного из себя не представляет. Абсолютно. Но ты ослепила царицу желанием. Это получилось довольно неплохо. А какова Ипулос! Что движет ею? Жадность? Безумие? Почему она предала царя? Почему обманула его доверие? Даже мне, Зевсу, это непонятно. Эй, Мойры, это вы сплели такой нелепый узор из нитей жизни этих троих смертных?
- Нет, великий Зевс, - ответила  Лахесис, определяющая судьбу, - я задумывала немного по-другому. Но вмешалась наша сестра, тоже дщерь Нюкты, Апата, богиня лжи и обмана.
- Апата? – гневно вскричал Зевс, - я же изгнал её с Олимпа!
- Ты изгнал её с Олимпа, но ты не отнял у неё мастерство оплетать всех обманом. Ипулос затеяла это предательство по наущению Апаты.
- Мойры! Несите сюда её нить жизни Ипулос. Я перережу её. Ей незачем жить на земле. Лживой и коварной!
- Погоди, великий Зевс, ты ещё не всё знаешь, - вмешалась ещё одна богиня, имя которой было Тюхе, богиня случайности, которая может изменить судьбу.
- Слушаю тебя, Тюхе. Чего я не знаю? О какой случайности ты говоришь?
- Жизнь простых смертных была бы слишком простой, повороты в ней были бы предсказуемыми, если бы не было меня, - так начала свою речь Тюхе. – Ты, Зевс, часто играешь людьми. Мне тоже нравится такая игра. И я двадцать лет назад сыграла в неё. А вот удачно или неудачно, вы сейчас узнаете.
- Не томи, рассказывай, - с нетерпением воскликнул эгидодержавный Зевс.
- Двадцать лет назад, когда ахейцы захватили Микены, Фиест уже был царём. Ворвавшись в город, ахейцы разграбили его, поселились в жилищах микенских жителей, а захваченных женщин, не успевших убежать, разделили между собой. Фиесту досталась прекрасная Аристиппия. Но он недолго наслаждался её телом. В конце концов, она ему наскучила, и он изгнал её. Аристиппа ушла в Тиринф, там вышла замуж за Левкона, и у неё родился мальчик. Но два года назад они вернулась с сыном в Микены. Мальчика звали Эгисф.
- Так он сын Фиеста!
- Да, - ответила Тюхе, - только они оба об этом не знают.
- Вот оно в чём дело! Игра становится ещё забавнее. Отец и сын пылают любовью к одной и той же женщине! Игра достойная богов! Прекрасная задумка. Что же будет дальше?
- Дальше надо что-то решать. Ты, великий Зевс, сам собрался перерезать чью-то нить жизни. В зависимости от твоего решения чья-то жизнь прервётся, чья-то потечёт дальше, подвергаясь превратностям судьбы и случаю, который может изменить всё.
- Эй, Мойры, - воскликнул Зевс, - несите-ка сюда нити жизни Фиеста, Эгисфа и Каллисты.   Посмотрим на них.
Мойры удалились и вернулись через несколько биений сердца эгидодержавного Зевса. В руках у них был спутанный клубок нитей.
- Что это такое? Где чья нить?
- Зевс, их судьбы сплетены столь плотно, что мы не можем точно указать, где чья нить.
- А что же мне перерезать? Чью? Где нить Фиеста?
- Ты должен решить сам, Зевс. Для простоты, ты можешь обрезать их все одновременно и кончить всё разом.
- Нет, так не интересно. Но я не понимаю... Дайте-ка посмотреть повнимательнее. Ну, ясно. Вот тоненькая ниточка, отливает небесным цветом – это нить Каллисты, не будем её трогать. Вот ровная и прочная нить – это молодой и крепкий Эгисф. А вот эта нить сама вот-вот оборвётся. Она  с утолщениями и совсем тонкими участками, но ей присущ золотой цвет – это без сомнения Фиест. Её и оборвём. Хоть он мой любимец...
Он уже собрался перерезать золотистую нить неодинаковой толщины, как Тюхе, богиня случайности, вмешалась в действия Зевса, вопросив его:
- Ты уверен в своём решении? Ты уверен, что правильно выбрал нить, которую надо обрезать?
Зевс угрюмо поднял на Тюхе свой тяжёлый взор:
- Вечно ты вмешиваешься дела людей и богов в самый неподходящий момент, Тюхе. Ты смутила меня.
Не отводя от неё глаз, великий Зевс вытянул из клубка наугад одну из нитей и решительным движением перерезал её.
- Воля твоя, но ты необдуманно поступил, - только и молвила Лахесис, определяющая судьбу, – так хорошо было задумано, – дети Эгисфа и Каллисты правят в Микенах...

Несколько дней искали Каллисту, но не могли её нигде найти. Дома Эгисф не мог найти места. Он ходил из угла в угол и всё думал о том, куда могла деться Каллиста. Ну, правда, куда? Видя, какие усилия предпринимает Фиест по поиску жены, Эгисф меньше всего думал о его причастности к её исчезновению. Во все города Эллады он отправил своим людям пергаментные записки с просьбой искать Каллисту.
Фиест зашёл к Ипулос.
- Ипулос, ты же верна и предана мне, не так ли?
- Конечно, царь. Разве я не доказывала тебе это своей преданной службой?
- Придётся доказать ещё раз. Ты готова?
- Да, царь, я готова.
- Ты же многих знаешь на городском рынке?
- Да, почитай, всех.
- Завтра сходи туда и найди там торговок поболтливей. Расскажи им такую историю, что ночью, когда пропала Каллиста, вдруг раздался гром, блеснули молнии, и за Каллистой с небес спустился один из богов. Какой – ты из страха не посмела разглядеть.  Только попроси их сохранить твой рассказ в тайне.
- Хорошо, царь.
Ипулос так и поступила. Расчёт оказался верным. Слухи о том, что за Каллистой с небес явился один из олимпийских богов мигом заполнили Микены. Дошли они и до Эгисфа. И что теперь ему делать? Думал юноша. Как спасти Каллисту, раз боги забрали её с собой? Прошло ещё два томительных дня, а потом, ближе к ночи в дом Эгисфу постучал один неизвестный посланник.
- Кто ты, путник, откуда ты прибыл? С чем явился в мой дом?
- Меня прислала... Каллиста.
- Каллиста! О, боги! Ходят слухи, что её забрал олимпийский бог! Она жива? Где она?
- Эгисф, её действительно забрали по велению Зевса. Но она ещё на земле. Она сейчас живёт в одной из пещер в горах и её готовят для величайшего из богов. Но она не хочет этого. Поэтому она самостоятельно хочет прервать свою жизнь. Завтра с первыми лучами солнца она бросится в пропасть.
- Я вскочу на коня! Я поскачу туда! Я не дам свершиться непоправимому!
- Ты не успеешь, Эгисф.
- Горе мне! – вскричал юноша, – я так люблю её! Я не буду жить на земле без неё!
- С этим-то меня и прислала к тебе Каллиста. Она велела тебе передать вот это, - и посланник передал Эгисфу глиняный запечатанный горшочек.
- Что это?
- Это настойка цикуты. Выпей её утром на рассвете. Тогда вы одновременно подойдёте к берегам Стикса, и Харон перевезёт вас на другую сторону вместе. Если ты, конечно, действительно любишь её. Так просила передать Каллиста.
Посланник покинул дом Эгисфа. Всю ночь просидел юноша, глядя на принесённый горшочек. А когда восток зарозовел, он вышел на балкон своего жилища, откупорил сосуд и с началом появления светила над горизонтом, выпил сладковатый напиток.
- Иду к тебе, прекрасная Каллиста!
Середины дня Эгисф уже не увидел...

Известия о том, что юноша из богатой семьи ушёл из жизни по собственной воле, взволновали город. На всех углах жители только и обсуждали два последних события – исчезновение Каллисты и смерть Эгисфа. Но через пару дней после смерти Эгисфа, Фиест снова отправил Ипулос на рынок, и там она по секрету сообщила двум-трём торговкам о том, что ночью в жилище царя явился посланник богов Гефест и передал волю Зевса. А она была такова: Зевс изменил решение и не будет забирать Каллисту к себе. В ту же ночь Фиест отправил начальника своей стражи в Лерну, чтобы тот тайно привёз жену в Микены. Через три дня Каллисту привезли. Она часто видела своего мужа в гневе, но сейчас она просто испугалась. Фиест ей заявил:
- Ты должна всем говорить, что тебя готовили для самого Зевса, но в последний момент великий бог решил вернуть тебя ко мне. И попробуй только проговориться, где ты была последние дни! Тогда тебе не жить!
Известие о возвращении жены царя многие приняли с сомнением. Разве Зевс когда-нибудь отпускал просто так понравившуюся ему женщину? Нет, здесь что-то не так. Но зная буйный характер Фиеста, все помалкивали на этот счёт. И во время очередного пира царь снова завёл с философом Ксенодамом очередной спор.
- И всё-таки, философ, судьба человека в его собственных руках. Ты предупреждал меня, чтобы я не гневил и не раздражал великого Зевса вопросами. Но я вопросил его. А он мне не ответил. Похоже, ему нет никакого дела до меня. Значит, я всего добился сам, и на мою жизнь и судьбу никто не влияет. А раз так, то я был прав и в другом вопросе нашего спора – врага нельзя прощать, иначе он преисполнится мести, его надо уметь убрать так, чтобы никто не заподозрил царя в неправедности.
- Фиест, ты в жизни много добился. Но добился благодаря благосклонности богов и воли случая. Но случай – это обоюдоострый клинок. Он может стать спасительной лодкой в бескрайнем море для потерпевшего кораблекрушение, а может в мгновение ока разрушить самые радужные и блистательные надежды.
- Если бы я мог тебе полностью открыться, ты оценил бы всю продуманность моей игры, которую я провёл сам, предусмотрев все возможные варианты и исключив нелепые случайности, которые могли бы возникнуть.
- Не говори так самонадеянно, царь. Возможно, ты ещё не знаешь, каким превратностям случая может подвергнуться твоя судьба.
- Опять ты злишь меня, философ. Прочь отсюда! – как и в прошлый раз вспыхнул царь

Всемогущий Зевс и боги Олимпа следили за происходящим в Микенах. Зевс спросил богиню Тюхе:
- Чего нам ещё ждать? Какая же ещё случайность может удивить нас и изменить существующий ход событий? Мне интересно! Вы уговорили меня оставить в живых Эгисфа. Вы убедили меня в том, что потомки Эгисфа и Каллисты должны править в Микенах, но случайно получилось не так. И вот Эгсфа нет среди живущих, а старый Фиест жив.  Разве может произойти что-то чего мы не смогли предвидеть?
- О, Могущественный! Ты забыл один существенный момент в совсем недавнем прошлом, но который ещё проявит себя.
- Что? Чего мне ждать? Мойры! Что вы там сплели из нитей жизни?
- Посмотрим! Скоро мы всё узнаем.   

Фиест понимал, что он стар и у него вряд ли могут быть ещё дети. Один его сын погиб в одном боевом походе несколько лет назад. Другой сын не вернулся из другого сражения. Правда, у Фиеста был младший брат. Его сын, Прокл, племянник царя, был нелюбим в Микенах. Толстый и злобный, трусливый и развращённый. Разве сможет он удержать власть в Микенах? Разве он сможет сравниться с ним, с Фиестом, в изощрённости и хитрости? Но делать было нечего и царь, чтобы власть всё-таки осталась в руках его рода, начал готовить Прокла к тому, что через какое-то время тот вступит на царский престол в Микенах. Прокла, ранее и не помышлявшего об этом, прожгла насквозь мысль о том, что он может стать царём. Но когда это ещё произойдёт? Сколько лет ему ещё дожидаться этого счастливого мига? Хоть царь уже стар, но сколько ему ещё жить? Хорошо, что сыновей Фиеста уже нет в живых. Прокл решил подождать. Ох, как это было утомительно! К тому же он был труслив. Он постоянно думал о скорейшем воцарении и день, и ночь...

Могучий Зевс, занятый многими другими делами, не забывал и о Микенах. Ему было интересно, что же там может произойти, и решил ускорить события. Он призвал к себе богиню Ату. Она была изощрена в сотворении различных бедствий, которые могут произойти с людьми. Так обратился к ней великий бог:
-  Ата, ты дочь моя и Эриды, богини раздора! Ты могуча и быстра ногами. Всем известно, как ты можешь толкать людей на безрассудные действия, ослепляя их разум. Я устал ждать событий в Микенах. Спустись туда, придумай что-нибудь. Ты сумеешь позабавить нас лучше, чем кто-либо другой.
- Слушаюсь, отец мой, - ответила Ата и, превратившись в невесомое облако, спустилась на землю.

Прокл и его молодые друзья, такие же развращённые бездельники, как и он, возлежали в покоях племянника царя с чашами вина. Увив свои головы цветочными венками, они мечтали о том моменте, когда Прокл станет царём. Какая весёлая и счастливая жизнь у них начнётся! Но когда же, когда это будет? Сколько им ещё ждать? Вино ударило им в голову. Хотя им хватало ума говорить почти шёпотом, их кровь закипала всё яростнее. Они не заметили, как через открытый проход на балкон в покои  вползло едва заметное облако, которое окружило возлежащих молодых мужчин. Один из них, Феоклист, наконец, произнёс слова, о которых все думали, но не решались говорить открыто:
- Прокл! Слушай меня. И вы все, друзья, слушайте. То, что я сейчас скажу – единственно правильные слова, которые мы тут мямлим уже целый месяц, хотя вы все, и, главное, ты, Прокл, думаете об этом. Пора тебе стать царём. Фиест стар. Нечего ему столь долго занимать трон нашего славного города!
- И что же ты, Феоклист, предлагаешь? – в предвкушении от ожидаемого предложения спросил Прокл.
- Ты, Прокл, трус. Ты боишься взять то, что само лежит у тебя под ногами.
- Не смей называть меня трусом! Ты сам трус!
- И я трус, - согласился Феоклист, – если бы мы все были немного смелее, то ты давно бы уже стал царём Микен, а мы все, твои верные друзья, помогали бы тебе во всех делах!
Никто из них не замечал, что окутывавшее их облако стало плотнее. И поэтому они стали смелее и дерзкие слова были готовы вырваться из их уст.
- Я не трус! – резко проговорил Прокл, - и я знаю, что надо сделать! Только вы мне должны помочь.
- Ну, прояви сейчас свою храбрость хотя бы на словах.
- Надо... Убить Фиеста! – заявил Прокл.
Созревшая мысль породила слова. Вырвавшиеся слова породили действие. Все замолчали, пытаясь осознать неотвратимость последствий. Они допили вино из своих чаш, хотя хмель мгновенно выветрился из них, так как они понимали, что обратного хода у слов не бывает. Все встали и переглянулись. Прокл оглядел всех и задержал свой взгляд на Феоклисте. Тот только кивнул головой.
- Мечи в той маленькой комнатке, - тихо сказа Прокл.
Феоклист принёс оттуда оружие, передал всем, подтолкнул Прокла, и заговорщики, молча, вышли из покоев, спрятав мечи под своими хитонами.
Они беспрепятственно вошли к царю. Тот неважно себя чувствовал и был в покоях с философом Ксенодамом, с которым они о чём-то мирно разговаривали.
- А, Прокл, заходи, - пересиливая своё нездоровье произнес Фиест, - и вы, заходите, - ничего не подозревая, продолжил царь, обращаясь ко всем вошедшим. – Вот мы тут с философом продолжаем наш давнишний спор. Прокл, рассуди нас. Ксенодам утверждает, что жизнь человека закончится, когда мойра Антропос перережет его нить жизни. А я утверждая, что жизнь заканчивается, когда того возжелает сам Зевс. А ты как думаешь? От чьего решения зависит окончание жизни? Моей или философа, например?
- Вы оба неправы, - жёстко произнёс Прокл. – Ваши жизни зависят... От меня! – уже вскричал он, выхватил меч из-под хитона и пронзил сердце Фиеста.
Остальные тоже не отставали от него, и каждый нанёс свой удар и царю, и философу. После содеянного они также молча вышли из покоев и вернулись к Проклу.
- Теперь никто не посмеет назвать меня трусом! – срывающимся голосом, выдавливая из себя слова, сказал Прокл.
Но им было страшно. Как же в Микенах народ отнесётся к тому, что Прокл неправедно воцарился? Тем временем тела убитого царя и философа были обнаружены. Стража, охранявшая дворец, и помыслить не могла, что такое злодеяние может явиться не снаружи, а изнутри. Заговорщики были схвачены прямо в покоях Прокла. Через несколько  дней собрался военный совет, на который пригласили и Каллисту, теперь уже вдову царя. Прокла и его приятелей все члены совета единогласно признали виновными в преступлении и присудили к казни, которая и состоялась на следующий день. Поскольку прямых наследников у Фиеста не оказалось, то встал вопрос о том, кто будет царём Микен. Сначала царём предложили выбрать Тимиос,  сына Каллисфена. Но тот сказал, что ему милее проводить время в обществе поэтов и музыкантов. Затем хотели избрать Диомеда, сына Калликрата. Однако и он отказался, ибо честно признался, что далёк от хитросплетений политики. Он воин, прямой, честный, но не обладает изощрённостью ума для царских дел. Тогда всем пришла в голову мысль о Полимистисе, начальнике царской стражи. И воин, и в курсе всех дел, тайных и открытых, которые не должны прекратиться со смертью Фиеста. Тот в недоумении поднялся, но тут со своего места встала Каллиста.
- Я хочу вам всем что-то сообщить.
- Слушаем тебя, царица. Ты хоть и вдова теперь, но не перестала ею быть.
- Я ношу под сердцем ребёнка, - прошептала она.
Весь совет замер. Никто не ожидал такого поворота событий. Это всё резко меняло дело. Значит, царский род не прерывается? Все начали перешёптываться. Наследник. Или наследница? А может быть, родится сын бога? Может быть, самого Зевса? Эгидодержавный хотел забрать её себе, но не забрал? А что там у неё с ним было? Так что же мы будем делать? Слово взял начальник стражи Полимистис.
- Члены совета! Вот какая мысль пришла мне в голову. Каллиста ожидает ребёнка. Будет справедливо поступить так: надо дождаться момента его рождения. Если будет мальчик, он станет нашим царём. Если будет девочка, вот тогда и будем выбирать нового царя. А пока же нами будет править Каллиста!
- Правильно! Справедливо! – загудели члены совета, - ждём рождения ребёнка!

Зевс с улыбкой наблюдал за всем происходящим в Микенах. Затем он снова призвал к себе Мойр и Тюхе.
- Ах, какие же вы хитрые! – грозно, но одобряюще сказал он. – Всё решили по-своему. Сплели нити жизни, переплели их в замысловатый узор, уговорили меня на одно, я хотел было поступить не так. Дали мне нити, чтобы я сам решил, сам определил, как будет. Даже перерезать нить мне позволили. И ты, Тюхе, самым непонятным образом вмешалась... А вышло-то всё по вашему. Дети Эгисфа и Каллисты будут править в Микенах... Кто сильнее и могущественнее меня на Олимпе? Так кто правит этим миром? Я?