Когда поют сверчки. Глава 5

           ГЛАВА V. ТАЙНА РАСКРЫТА


      Анна в ночной сорочке лежала в постели, совершенно не припоминая, чтобы после пережитого потрясения, она сама зашла в свою комнату, переоделась и легла спать. Её явно сюда перенесли. Приподнявшись на локте, она увидела высокую, крепко сложенную фигуру Роберта, разглядывавшего натюрморт эпохи Золотого века голландской живописи*. Яркое пламя догорающей свечи отражалось в бокале с вином, свет падал на раскрытые ближе к концу страницы книги.
   
      Что-то явно изменилось в его манере поведения. Теперь он немного сутулился и, кажется, прихрамывал на левую ногу, а когда повернулся в профиль, стала видна свежая красная полоска на левой щеке... На левой щеке! У Анны больше не оставалось никаких сомнений, что перед ней волк-оборотень. Вчера она, кажется, ранила его, но если подумать, сколько в нём было силы, то почему же она осталась в живых? Может быть, он не расправился с нею вчера, потому что... Звучит глупо, конечно, но всё же он её любит.  Но с этого дня у него наверняка возникнут подозрения на её счёт. А если он уже обо всём догадался?
 
      Револьвер пропал. Её партия проиграна! Нет, нельзя опускать руки, нужно продолжать притворяться.
 
      — Что с твоим лицом? — тихо произнесла она, невинно уставившись на мужа.
 
      — Всё в порядке, дорогая, — как ни в чём не бывало ответил Роберт. — Порезался вчера стеклом. К счастью, лёгкая царапина.
 
      — Да, тебе очень повезло. Но что произошло? Объясни толком, — несмотря на риск быть пойманной на слове, Анна решила задавать наводящие вопросы.
 
      — Вечер был довольно душный, и меня замучила жажда. Я поднялся наверх, в буфетную. Только протянул руку, чтобы достать бокал, как вдруг меня сильно качнуло вперёд — всё завертелось в голове, и я налетел прямо на стеклянную дверцу: сначала локтем, а потом уж и лицом.

      — Значит, ты поранил ещё и руку? Роберт, какой же ты всё-таки неосторожный! Может быть, поэтому ты и хромаешь?! — с упрёком заявила Анна, чувствуя, что уже не в силах противостоять собеседнику, который лишал её полезных сведений, делясь с невозмутимым видом ложными подробностями.
 
      — Можно и так сказать: неудачно приземлился при падении... — Роберт сделал длительную паузу, произнеся последние слова, а затем, в свою очередь, стал вести допрос. — А что, кстати, приключилось с тобой? Очевидно, ты была чем-то до смерти напугана, когда возвращалась от Блоков. Роза нашла тебя в саду лежавшей без сознания.
 
      «Ах, вот, значит, кто перетащил меня в замок! Нельзя подавать виду, что я знаю больше, чем должна: вдруг это Роза взяла...», — в испуге подумала Анна: одно лишнее слово могло погубить её.

      — От Софии я ушла в десятом часу, Роберт. Ночь была лунная, и подходя к аллее, я заметила большую тень. Шорох доносился из кустов, и я достала пистолет, который захватила с собой на всякий случай. Когда тень...

      — И почему ты не крикнула, не позвала на помощь до того, как лишиться чувств? В замке тебя бы обязательно услышали! — перебил Роберт, будто не обращая внимания на слово «пистолет».

      — Я не могла крикнуть, Роберт. Всё произошло очень быстро!

      — Но выстрелить ты, однако, успела. Роза слышала выстрел.
 
      Он без особого интереса посмотрел на неё, а затем вынул из-за пазухи давно знакомый ему кремневый пистолет, из которого дважды чуть не был застрелен, и прежде чем отдать, просто спросил:
 
      — А ты никогда не рассказывала про своего маленького друга. Откуда он у тебя?

      Роберт положил орудие на столик перед Анной и взял её правую руку. Она молча смотрела на него, мысленно жалея, что не умеет стрелять левой рукой. Что, если это её последняя минута?
 
      Её указательный палец, нажавший вчера на спусковой крючок, на мгновение ощутил прикосновение его холодных губ. Затем он поднялся и собрался выйти, но остановился посередине комнаты, повернувшись к ней спиной. Он ждал... Револьвер лежал перед Анной, стоило протянуть руку.

      Анна прекрасно понимала, что другого такого момента не будет: или сейчас, или никогда! Она снова вспомнила вчерашнюю ночь и то, как осталась цела. Лучше бы она тогда выстрелила без промаха — ей бы не пришлось бороться со своей совестью, ведь теперь перед ней не страшный зверь, а повернувшийся спиной человек, вдобавок её муж. Она чувствовала, что спустить курок выше её сил...

      Роберт ждал недолго. Убедившись в том, что времени на раздумья было достаточно, он вышел, всё так же не оборачиваясь, не спеша закрыв за собою дверь. Несмотря на давившие эмоции, Анне посчастливилось быстро привести себя в порядок. Но она подождала ещё около получаса, чтобы не столкнуться с Робертом где-нибудь в дверях. Аккуратно приоткрыв дверь, Анна проскользнула в щель и... любопытство заставило её подняться в буфет – посмотреть, всё ли там в порядке со стёклами. Стёкла были как раньше, все целые – нигде не встретить царапину. На буфетном столике лежала записка.


      «Милая Анна! Я не привык писать письма в подобном тоне, но на сей раз вынужден это сделать, поскольку вчерашняя история не может оставаться без внимания. Местный доктор, — чьё имя наверняка тебе известно, раз ты ходишь в гости к его семейству, — вытащил из моей ноги пулю. К тому же, он сообщил мне, во сколько ты покинула его дом вчера вечером. Было без четверти девять! Нет, мне не хочется знать, зачем понадобилась тебе эта ложь — интересует меня другое. А именно: вчера ты стреляла в человека и промахнулась!
 
      P.S. Двадцать четыре часа. Если ты не покинешь замок N в течение этого времени, этим делом займётся полиция».
               
                Роберт Вульф
                19 июля 1764


      Это был последний удар для Анны. Она интуитивно осознавала, что идти ей некуда. Если в письме говорится о каких-то часах, значит, времени у неё уже нет. Неужели две-три оплошности могут погубить все планы, всю жизнь?.. Какой-то сон. И тот день – тоже сон. Она проснётся завтра – и ничего не произойдёт. Ведь сейчас, кроме записки, всё по-прежнему. Подумать только: полчаса назад она надеялась незаметно сбежать — теперь ей не хотелось открыто уйти.
—  Все узнают, что я... А про него — так и никто!
               

      Войдя в буфетную, Роберт застал Анну спящей на столике. Рядом лежал листочек, который слегка был смят и даже пошёл волнами – очевидно, от её слёз. Посередине столика стояли бутылка и бокал, на донышке которого оставалось ещё немного шотландского виски.
 
      Роберт подошёл так тихо, насколько это было возможно, и проворно подхватил Анну на руки. Она продолжала мирно спать. Спускаясь по лестнице, он вдруг услышал стук небольшого предмета, покатившегося по ступенькам.
 
      — Зачем до последнего хранить кольцо того, кого однажды собираешься скинуть со скалы? Она, кажется, не представляет, как обстоят дела и сколько может найтись свидетелей, которые сообщат нежелательные для неё сведения, — с этими словами Роберт, находившийся уже в спальне, положил Анну на подушки. — И главное, она даже не дотрагивалась до бокала и думает снова меня провести, притворившись спящей красавицей. Хорошо, я прекрасно понимаю её состояние и то, что она не считает нужным уходить, признав тем самым своё поражение. Но разве я когда-нибудь настаивал на её уходе? Если в письме говорится, что через 24 часа делом займётся полиция, значит она им и займётся. Кто будет признан преступником, от меня не зависит. А письмо я сожгу, на всякий случай.

      — Оставь письмо и меня в покое, слышишь! — Анна повернула к Роберту измученное лицо.

      — У меня ты можешь просить всё чего желаешь, Анна. Я всегда внимательно тебя слушаю. Никто не говорил тебе, что ты красива в гневе? — он подошёл к ней и сел на край кровати. Только он оказался на расстоянии вытянутой руки, как почувствовал жгучую боль в левой щеке – затрещина пришлась как раз на незажившую царапину. В это время Анна рванулась с подушек, но немного не рассчитала и попалась точно ему в руки.

      — Всё, успокойся! — от неожиданности Роберт рассмеялся и, лишь усадив нападавшую там же, где сидел сам, продолжил: — Не устраивай сцену из-за клочка бумаги — в любом случае я его уничтожу. Да и ещё: нам лучше держаться вместе, а не воевать друг с другом. Я знаю, что за тобой следят. И за мной тоже.
 
      — Прежде чем предлагать делать всё сообща, сказал бы про себя!
      — Мой друг, обо мне уже известно... Всем, — это было сказано шёпотом, глядя в её округлившиеся глаза, — но только у одной хватило глупости пойти на охоту, не умея стрелять! 

      — Интересно, как ты судишь, кто умеет стрелять, а кто нет...
 
      — Твой отец стрелял куда лучше. Когда-то, давным-давно, чуть не пристрелил меня как собаку.
 
      — Мой отец? Откуда ты зна...

      — Тише. Если ты думаешь, что я в первый же день нашего «знакомства» не вспомнил санитарку из Решеля, то ты сильно меня недооцениваешь.
 
      — Чего же ты ждал?

      — Нашей свадьбы. Разве ты не для этого искала в картотеке некоего Роберта по фамилии Вульф, проживающего в замке N?..



----------
* Золотой век голландской живописи – самая выдающаяся эпоха в нидерландской живописи, приходящаяся на XVII в. Прототипом натюрморта, который рассматривал Роберт, стала картина «Натюрморт с подсвечником» (1627 г.) Питера Класа.