Великое рок-н-ролльное надувательство-фильм Джонни

Фильм «Джонни» режиссёра Алексея Рыбина принято ругать. Даже в сравнении с фильмом «Лето», для которого «Джонни» задумывался как антитеза. Мол, «Лето» - это, конечно, художественный вымысел, но всё же это кино. А «Джонни» - это вообще не понятно что и про кого. Хотя и у того, и у другого фильма ясная и чёткая первооснова. А именно – личность Майка Науменко, столь же легендарная, сколь и трагическая. Именно Майк с его судьбой непризнанного гения по прошествии нескольких десятилетий после его нелепой смерти стал самой привлекательной фигурой для российского рок-кинематографа. Если не считать Цоя, конечно. Но Цой успел ухватить свой кусок славы, положенный рок-звезде, а Майк – нет. Хотя, казалось бы, они шли одной и той же дорогой, были друзьями, в конце концов, и делали одно рок-н-ролльное дело.

Но, оказалось, всё не так просто. Фильм «Лето» как раз не касался этого парадокса. Кирилл Серебренников просто с упоением воссоздавал картины, нарисованные его воображением в отношении питерского рок-андеграунда начала 80-х. Получилось красиво, хотя и неправдоподобно, по мнению практически всех участников событий, включая «Рыбу», то есть Алексея Рыбина.

Естественно, бывший коллега Виктора Цоя по группе «Гарин и гиперболоиды», решил сказать своё веское слово очевидца. Не то, чтобы воспроизвести реальные картины прошлого отечественного рока, - это было бы чересчур сложно, принимая во внимание масштабность самого явления. А попытаться доказать, что ранний русский/советский рок – это не просто русифицированная калька западной рок-музыки. Это нечто большее. Это не музыка как таковая. Это даже не образ жизни. Это нечто другое, не имеющего никакого отношения к романтическим фантазиям тех, кто никогда не имел с ним дело. И олицетворение русского рока, воплощение его сути, – это как раз Майк Науменко.

И, надо признать, у Рыбина получилось это доказать.

Великое рок-н-ролльное надувательство фильма «Джонни», изображение №2
Он отказался от привычного байопика по типу тех, к каким нас приучили западные рок-режиссёры, наснимавшие уже несколько десятков подобных биографий рок-звёзд (Фредди Меркюри, Элтон Джон, Джимми Хендрикс, Джон Леннон etc.). Но русский рок «аршином общим не измерить». И Алексей взялся за саму философско-психологическую подоплёку, а, точнее, за первооснову русского рока. То есть за его неподкупность. Его нонконформизм.

Понятно, что транслировать эти идеи через образ Майка было бы слишком «в лоб». Поэтому появился некий Евгений «Джонни», образ отнюдь не собирательный, а скорее – квинтэссенционный. Он не идёт на поводу ни у кого: ни у друзей, ни у поклонников, ни у любимых женщин, ни у масс-медиа, ни у западных менеджеров и прочих искусителей всех мастей. В пред-финальном эпизоде Джонни называет всех этих персонажей игрой своего воображения. Для него окружающий, якобы реальный мир – иллюзия. А действителен, на самом деле, только алкогольный угар на грани белой горячки. Только такая судьба у настоящего русского рокера. Только такая судьба у истинного русского рока. Это печально, но это так. И по-другому быть не может. Иначе мы имеем дело с великим рок-н-ролльным надувательством, о котором в своё время предупреждали Sex Pistols и о котором сквозь зубы, выпивая очередную рюмку, бормочет старый Джонни.

Об этом, кстати, и эпическая рок-баллада «Уездный город N» с её бесконечной чередой извращённых образов-мемов - от Льва Толстого и Пола Маккартни до "педиатра" Фрейда и Эдиты Пьехи. Эта грандиозная композиция исполнила роль шампура, на который нанизываются «светлые» эпизоды с молодым Джонни, чутко сыгранного Андреем Дидиком, и мрачные сцены старого спившегося Джонни (Николай Фоменко), который слишком стар для рок-н-ролла, но слишком молод, чтобы умереть… Кстати, исполнение «Уездного города N» Николаем Фоменко за клавишами в сопровождении группы как будто комментируют происходящее на экране. И это уже прямая реминисценция на знаменитые зонги-ремарки Алана Прайса в фильме «О, счастливчик!».

На самом деле, вся эта катавасия вокруг образа старого алкаша рокера, не ставшего рок-звездой, но видящего себя в пьяных галлюцинациях разъезжающим в лимузине и гордо шествующим в престижную студию с дорогой гитарой в руке, успевая подписать несуществующую пластинку инфернальному поклоннику, как это сделал когда-то Джон Леннон (Джонни?)…, – вся эта катавасия – лишь всполох в угасающем мозге. Тот самый, вызванный замыканием нейронов, всполох-всплеск, который мог возникнуть в голове у реального Майка, умиравшего на полу в своей коммунальной комнатёнки… Если подобная жизнь ждала его в случае выздоровления, то она не имела для него никакого смысла. Игра не стоила свеч…

Фоменко спел песни Майка. Спел азартно. Только совсем не похоже на голос реального Майка, на его манеру пения с неповторимыми Майковскими интонациями. Поэтому и Андрей Дидик, открывающий рот по фонограмму чужого голоса, сразу теряет своё очарование наивной, но искренней чистоты. И это, пожалуй, самый большой недостаток фильма. Хотя, а кто ещё должен был петь, если не Николай Фоменко, хорошо знавший Майка?! Другого выбора не было. Режиссёр стал заложником обоюдного с Фоменко прошлого…