О шишах-кукишах и новых временах... сахалинские ис
Сахалинскому морскому пароходству – морякам и управленцам, бывшим
и настоящим
В книге Александра Матвеева «Сахалинские рассказы» – размышления о человеческой сущности, когда нет страха наказания, нет веры в Бога… События развиваются на Сахалине, где автор жил и работал более сорока лет. Во времена перестройки и приватизации некоторые вчерашние коммунисты превращались в жадных и вороватых «бизнесменов». Но был и есть другой мир людей, которые не поддавались соблазну наживы, не изменяли себе, не переставали верить в добро и дружбу. Они оставались людьми в лучшем понимании этого слова –
и в страшные девяностые годы, и в новые времена.
На страницах книги снова встречается уже известный читателям морской капитан Мареев со своими друзьями и (куда уж без них!) недругами.
5
Ни убавить, ни прибавить
Новая книга Александра Матвеева «Сахалинские рассказы» позволяет нам снова погрузиться в своеобразный мир хорошо известного писателя, одного из постоянных авторов издательства « У Никитских ворот».
В этой книге мы попадаем на Сахалин, восточную окраину России, остров легендарный, хранящий много тайн, полный историй, полный людей, хороших и плохих. Герои Матвеева связаны с Сахалином, без этой принадлежности их невозможно представить, невозможно правильно вытроить свое к ним отношение.
Матвеев умело сочетает в этом корпусе текстов две идеи. Первая – это точно и достоверно показать реальную жизнь, которую он с лихвой вкусил, с другой стороны – придать всему происходящему максимально философский оттенок, сдобренный опытом и наблюдением за тем, что бренно. Первый же рассказ в книге задаёт такой тон. Он о смерти, о том, что ничего не заберешь на тот свет, и о том, что богатство и успех далеко не самое главное в жизни. Рассказ называется «Ни убавить, ни прибавить». В нём кратко, почти пунктиром, с большим мастерством описана целая жизнь. Читатель вместе с автором балансирует на грани, стоит ли такой человек сочувствия или нет? И, несмотря на жесткость оценок и беспристрастность характеристик, автор все же выходит на человечность и сострадание как таковое, а не избирательное – к тем, кто достоин. Это важный ключ ко всей философской системе, на которой зиждется мировоззрение автора. В этом же рассказе Александр Матвеев демонстрирует умение подмечать выражения, слова, выхватывать их из жизни и органично вплетать в повествование. «Говорят, что некто N. сказал по этому поводу: “С возрастом душа человека ползёт на его лицо”. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить».
После первого текста автор погружает нас во вселенную Сахалина, причём вселенную авантюрную. Там действуют дельцы, совсем не всегда честные. Таковы Шиши, династия сахалинских воротил. Описывая их, Матвеев находит точные слова и краски, такие, что сразу понимаешь, какой породы люди перед нами, при этом вспоминаются яркие портреты из прозы Гоголя. Немало таких дельцов пьют кровь из России и русских людей благодаря хватке, приспособленчеству и кумовству. Своё отношение к ним автор не скрывает. Оно брезгливое.
Не менее колоритен Але-Малинов. Персонаж сколь карикатурный, столь и типический.
Описывая Шишей и их окружение, Матвеев постоянно меняет ракурс. Иногда это рассказ, надо заметить, весьма искусный, иногда показ. Вплетены истории, запоминающиеся случаи. Каждому герою придана соответствующая речевая характеристика. Автор чувствует сахалинский народ, хорошо его знает, повествование часто приобретает черты очерка, но это, конечно, не документалистика. Это особый жанр, некий духовный анализ лихой сахалинской реальности сквозь призму прожитой жизни, моральных ценностей и опыта. Матвеев знает цену деталей, не пережимает с ними, использует верно, только там, где они необходимы для создания того или иного образа или нужного стилистического напряжения. «Тем же вечером Семён Аркадьевич и Аркадий Семёнович возмущались, как Таня распустила язык не по делу. Как узнали о её болтовне? Кто знает? То ли Рая в туалет с мобильником побежала, то ли техника в кабинете сработала, но судьба Таньки-дуры была решена». Этот фрагмент очень показателен. Здесь мы понимаем, как устроена эта проза. Тут нет длинных изобретательных фраз. Все подчинено наилучшему изображению происходящего. Матвеев описывает человеческие страсти и делает это ярко и запоминающе, умея передать через жест, движение, речь всю силу эмоций. «Потом его лицо посуровело, и он с каким-то остервенением стал отплясывать несуразный, дикий танец, при этом в такт движениям ног размахивал руками и совал кому-то там, за горизонтом, шиши-кукиши один за одним, приговаривая: “Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на!”»
Конечно, не обошлась эта книга без хорошо знакомого поклонникам творчества Матвеева морского капитана Мареева. Это альтер эго автора. Читая о нем, мы словно заглядываем в судьбу автора, в его душу.
Мареев явлен нам в московских, калининградских, иных живописных антуражах. В этих текстах многое подёрнуто лирической поволокой. Тут взгляд на мир несколько меняется, исчезает оценочность, появляется исповедальность. Конечно, по всем законам жанра Мареев явлен нам и на Сахалине. Здесь мы узнаем истории, связаные с его взаимодействием с Сахалинским пароходством, с теми же Шишами. Автор то входит в раж, погружается в самую гущу событий, то отстраняется, пытаясь оценить их объективно. Есть рассказы прямо-таки с реальной детективной подоплёкой. Достоверности всем историям придают упоминания реальных людей, таких, как погибший губернатор Сахалина Игорь Фархутдинов.
Эта книга поражает плотностью. Ничего случайного, никакой «воды». Формально, за счёт сквозных персонажей, она сделана цельно, умно, с литературным тактом.
И, самое главное, читая её, погружаешься в захватывающую жизнь, которую прожил автор, которую знает не понаслышке. И теперь рассказывает о ней нам. Зачем? Чтоб нам было лучше и интересней жить, и чтоб мы избежали ошибок, допущенных персонажами.
Максим Замшев,
Главный редактор «Литературной газеты»,
Председатель Правления МГО
Союза писателей России,
Президент «Академии поэзии»,
член Совета по развитию
гражданского общества и защите прав
человека при Президенте РФ
О ШИШАХ-КУКИШАХ и новых временах
Ни убавить, ни прибавить…
Умирал Человек. Отвернувшись к стене, он лежал в московской больничной палате и ничего не говорил. Не отвечал на вопросы сына и внуков, сам ничего не спрашивал, ничего не ел и не пил, разве что воду иногда из бутылки отхлёбывал. Что с ним происходило в это время? О чём он думал? Неизвестно. Может, подводил итоги своей долгой жизни? Вспоминал себя пацанёнком в войну с немцами? Думал об учёбе в послевоенные годы? Или о работе начальником морского порта на Сахалине? Или о службе в горкоме партии?
Он догадался, что уходит из этого мира… Десять лет тому назад его жизнь уже висела на волоске… Сердцу требовался ремонт, но врачи в Москве отказали ему в операции. Тогда родное сахалинское пароходство организовало операцию в лондонском госпитале, фактически подарив ему жизнь. Прошло время, и на него навалилась другая напасть – болезнь века привела его опять в московскую клинику. Никаких гарантий врачи не давали. И снова пришла помощь оттуда, откуда и не ждал. Некий коллега N. организовал ему операцию в Вене! В один день решил вопрос с австрийской визой и с лечением в лучшем госпитале Вены, тем более что Человек уже был при деньгах. Случилась пресловутая перестройка, перестройка всего: политики, экономики, жизни, совести. И Человек нашёл себя в новой жизни, у него уже было своё дело под прикрытием того же «мореходства», были деньги. После операции в Вене он вернулся к бизнес-жизнина Сахалине. Рекомендацию врачей отдохнуть в санатории отверг категорически: «Бизнес без надзора оставлять нельзя!» Но… Это проклятое «но». Всегда оно появляется внезапно. Опять к концу года вернулась тяжкая болезнь. Опять помог некто N: организовал приезд австрийского хирурга на Сахалин. Рекомендация австрийца была категорической: «Нужна повторная операция в венском госпитале». Вылетел вместе с сыном в Москву, полон надежд на спасение! Но временно остановились в московской больнице… Временно, временно… Спрашивает сына:
– N. знает о моём состоянии?
– Знает, – отвечает сын.
И после этого Человек отворачивается к стенке и лежит молча. Наверное, он перебирает в памяти свой путь на этой грешной земле? Думает о своих грехах? Обращается к Богу? Просит прощения? Все люди грешные… Не согрешишь – не покаешься. Главное в этой пословице – покаяние. Был коммунистом. Старался быть справедливым и честным, верил партии, не нарушал её установок… Отвернулся от Бога? Он никогда не верил, поэтому и не отворачивался. Верил в добро, в справедливость? Вряд ли. Жил так, как нужно было жить коммунисту и руководителю. Не воровал, не убивал, не… Боялся? Да, он боялся, потому что застал сталинское время. Все боялись… Ушёл Сталин в мир иной, но Человек не перестал опасаться, оставался скрытным и осторожным… Пришли хрущёвские времена. Он продолжал жить тихо, с оглядкой на закон, на мнение общества, на начальство. Грянула перестройка, а с ней и демократия. И он понял, что теперь его час настал, а приватизация окончательно развязала ему руки – нарисовал бизнес-схемы по перекачке государственной собственности в свой карман, расставил людей, привлёк сына. Потекли деньги ручьями. Самое время жить и радоваться жизни. И вот тебе на – новая болезнь.
Может быть, об этом он думал, отвернувшись к стене на больничной койке? О том, что первые хвори были предупреждением Неба, а он не прислушался, не остановился? Может быть, каялся и молился? Хотя вряд ли молился – молитв он не знал. Каялся? Каяться мог. В палату пришёл приглашённый священник, исповедал и причастил умирающего. Только ему известны последние слова Человека. Только священнику и Богу. Первый не скажет – тайна исповеди. А Всевышний, если скажет, то Человеку при встрече с ним там, в другом мире. В мире более светлом и справедливом, куда нажитое на земле не заберёшь. Царствие Небесное почившему рабу Божьему! Улетела его душа с грешной земли, ему встречаться с Богом, ему перед Ним ответ держать!
Сын доставил бренное тело своего отца на Сахалин, назначили день похорон. Всё было достойно и уважительно: в день прощания с усопшим в Доме культуры мореходов у гроба стоял караул из руководителей «мореходства», были горы цветов. Горестные лица родственников, печальные лица друзей и коллег. Похоронили на городском кладбище, на возвышенности, откуда виден Татарский пролив, морские суда и чёрно-белые красавцы-паромы, связывающие остров с материком. Опускали гроб в сахалинскую землю, и в это время донёсся гудок из гавани. И как ответ ему, что-то пропела тонким голоском незримая пичуга. Словно перекличка корабля и отлетевшей от тела души Человека. Застучали комья земли о крышку гроба. Люди расходились с кладбища, оставляя свеженасыпанный горб с деревянным крестом над ним. Жил Человек, и нет Человека… Остались печаль и грусть, и они тоже не вечные. Да ещё остался монументальный памятник на могиле, памятник Человеку, смотрящему в море. И памятники… они тоже не вечные.
Сын рьяно продолжил дело отца. На поминках в кругу родственников, друзей и коллег он был в меру печален, сосредоточен, деловит. Где-то в середине вечера собрал доверенных руководителей подразделений пароходства в отдельной комнате. О чём они там говорили – не для чужих ушей, никому не ведомо, кроме тех, кто был задействован в делах. Дела не станем обсуждать, поскольку не наши они. Скажем так: был дан старт свободному предпринимательству. И пошли-поехали дела, начатые ещё в далёкие перестроечные годы отцом. «Работай с менеджерами “мореходства”, – говорил отец, – приближай, плати, контролируй и гони в шею тех, кто мешает. Не жалей денег для чиновников, всё окупится». Впоследствии сыну удалось приумножить благосостояние своё и своих ближайших соратников за счёт всё того же пароходства.
Шли годы. Сын контролировал «мореходство». Приближал. Платил. Гнал в шею. Дружил с чиновниками. Не боялся. Не стеснялся. Не церемонился. Ловчил. Обманывал. Стал богатым. Но всё кончается. К несчастью, и жизнь когда-то кончается.
Но, слава Богу, жизнь сына продолжается. И богатство при нём осталось. Вот только лишили возможности набивать карман за счёт «мореходства». Его жизнь теперь продолжается на выселках, в другой стране. О чём он сейчас думает под чужими пальмами? Хорошо ли ему там? Мы его не спросим, и нам он правду не скажет. Наверное, ему там хорошо, если он не возвращается на Сахалин? Или не может вернуться? Кто-то из сахалинцев видел его на Кипре, поливающего безрадостные мальвы. И пошёл слух, что потерялся он в чужом краю. Полинял. Осунулся. Оплешивел. Прежде розовое личико посерело. Время не делает любого человека краше? Как сказать... Разве мы не видим красивых старых людей, с лицами добрыми и благородными? Говорят, что некто N. сказал по этому поводу: «С возрастом душа человека ползёт на его лицо». Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Ты, мой читатель, сердобольный и добрый, наверное, пожалеешь ушедшего в мир иной Человека. Признаюсь тебе по секрету, и мне его жаль, очень жаль.
Вот тебе, вот тебе, вот тебе и на…
1. Что-то здесь так и не так…
Аркадий Шишов! Небезызвестный делец на Сахалине. Для своих он просто Аркаша, Арканя, Каня... Прозывают его то Шиш, то Кукиш, а то и Шиш-Кукиш. Щёчки розовые и пухленькие, а по форме как у тушканчика. Глаза светлые, но, если присмотреться, так очень даже плутоватые, и была эта самая плутоватость хорошо замаскирована этакой доброжелательной улыбочкой, мелкой и быстрой. Улыбнётся вдруг ни с того и ни с сего, словно фонариком неисправным блеснёт. И тут же улыбочка исчезнет. Чему или кому зубки показал, и не поймёшь. Может, своим отдалённым мыслям?
Откуда пошла такая фамилия? Видимо, от слова «шишка»? Аркаше это слово нравится, ему нравится шишкой быть, то бишь начальником. А вот слово «шиш» –
нет, не нравится. Но тут уж ничего не поделать! Как люди назовут, с тем и жить будешь! Не отмахнёшься, не откупишься от прозвища. От прозвищ, которые давали в поселениях, когда-то фамилии пошли. Отсюда и фамилий много разных, странных и несуразных. Взять хотя бы – Тараканов. Знавал Лев Колотилыч одного такого типчика. Так он усы тараканьи носил и водил ими, в зависимости от настроения: то левым, то правым, а то обоими сразу. И у его отца усища были – нафабренные, чёрного цвета. И тоже ими водил. И у дедушки. Семейная наследственность.
Вот, к примеру, имя Сруль. Есть у Льва Колотилыча, сахалинца со стажем, такой знакомый – малый добрый и весёлый, а имя неблагозвучное. А ему и ничего. Не собирается от такого наследства отказываться, да ещё и сам над собой подшучивает. Сруль по паспорту, а для своих просто Саша.
Аркадий не шутит. И недобрые шутки других в свой адрес долго помнит и при случае мстительно отвечает. Легко может под монастырь подвести. И не одного уже подводил. Доверенную свою банкиршу так подвёл, так подвёл, что ого-го – в тюрьме посидела и квартиры лишилась. И слух пустил по всему Сахалину, что воровка она. А воровали-то вместе, хотя, скорее всего, Танька-дура и не для себя воровала, а для Аркаши старалась, не опасалась его, а он всё время держал в кармане шиш и ждал удобного часа. И дождался – сдал подружку со всеми потрохами, а сам ещё и пострадавшей стороной оказался. А почему? А потому что живёт по правилам Шишей – нигде следов не оставлять. У них, у этих самых Шишей, много разных правил, которые по наследству передаются из поколения в поколения. И имена по мужскому роду передаются: Арканя и Сёма. Семён Аркадьевич – отец, а сын уже Аркадий, а внук – Семён, затем правнук подоспел и стал Аркашей. И поди там разберись, кто из них тот, а кто этот? Кто шиш, кто шишка, а кто просто Шишенок? Сёма да Арканя, Арканя да Сёма… Как в детской считалке, хотя далеко не детских дел натворили они на Сахалине, пожалуй, и на сто томов хватит.
Да… Именно «таким макаром», используя путаницу с именами и названиями фирм и фирмочек, созданных Шишами по всему Дальнему Востоку, семейка провернула много разных дел, и не сосчитать их. Да и кто их считал? Фирменный приём – запудрить мозги любопытным, а в случае чего и шиш показать. Так и бывало: завершит какое-нибудь мутное дельце в свою пользу старый Шишов, закроется в своём кабинете на замок и начинает совать эти самые шиши кому-то за окном, пританцовывая и приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на!» Откуда известно? Так забыл однажды закрыться, а секретарша дверь открыла и увидела босса в самом что ни есть экстазе, танцующего посреди кабинета. Не растерялся, пояснил свой танец:
– Китайской гимнастикой начал заниматься.
Но секретарша давно работает в приёмной судоходной компании «Сахморвтор» и не таких шишей повидала на своём посту. Были и министры, и партийные начальники: трезвые и пьяные, рассудительные и болтливые. Всё знают секретарши про начальников и про их фаворитов и фавориток, знают да помалкивают, разве что по секрету друг дружке рассказывают. По секрету всему свету… Недаром говорят, на Новый год в ресторане песенку исполняли с припевом «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на…» и шиши-кукиши друг другу в танце совали.
Встретился недавно Льву этот самый Аркадий в одном городке у моря. Кинулся Аркаша обнимать его как отца родного. Лев очень удивился и подумал: «Ну, держись, Лев Колотилыч! Не к добру эти лобзанья от Аркаши». Как в воду глядел. Дело в том, что когда-то, не иначе как сдуру, Колотилыч вложил деньги в одну коммерческую структуру, где Шиши заправляли делами, точнее, негласно заправляли, директором там была Раиса. Хорошая девка во всех отношениях. И, конечно, не такая дура, как её закадычная подружка банкирша Таня. Раиска, во-первых, всегда полезной Шишам была, безропотно все их поручения исполняла. Во-вторых, сама в бизнесе разбиралась, недаром заочно на юриста выучилась. Ну и была, как говорится, себе на уме. Да и до сих пор она такая – себе на уме. Шишам служила, но и компромат копила, вот и подловила Аркашу, когда он нюх на мгновение потерял и бумажку нужную Раиске подписал. Уже много лет Аркадий держит при себе Раю, чтоб на виду была. Ладная бабёнка, весёлая. И ей хорошо, и Шишам неплохо. Но при случае и Раиске голову снесут, если понадобится. А она что? Не понимает? Всё понимает, но держится, и на коне пока, да и сына своего на коня подсадила. Хотя… Есть у неё опасение, есть. Но об этом как-нибудь в другой раз.
Так вот, на той встрече в ресторане Аркашу понесло, да ещё как понесло. И пошёл. И пошёл-поехал бахвалиться… Вроде бы нечему ему радоваться. Долгие годы был при должности в сахалинской морской компании «Сахморвтор», но на старости лет тёплого местечка там лишился, потому что акционеры поменялись. Раньше были у руля компании люди доверчивые, хотя, может быть, просто руки у них не доходили, чтоб как надо контролировать своё «мореходство», как называли Шиши компанию между собой. Вот простоватые акционеры и назначили Аркадия Шиша присматривать за бизнесом. Президентом там был некий Але-Малинов, плутоватый и простоватый. Но всё-таки всем подспудно заправляли Шишов и сыновья. Доверился им главный акционер. Компания работала по инерции прошлых лет, прибыль приносила. Шиши себя не забывали. Насовали своих фирм и фирмочек, компаний и компашек в посредники, и все они не простые, а зашифрованные. Старик Шишов прямо сеть паучью сплёл из компаний, с названиями похожими и непохожими, с акционерами важными и неважными. Сеть покрывала не только весь остров Сахалин, но и Камчатку с Приморьем захватила, и в Москве сахалинские пауки обосновались. Чёрт там не разберёт, где какая компания и кому она принадлежит. А Шиши знали, они всё знали наперёд и контролировали, в своих цепких руках и ручонках весь бизнес держали. Вокруг да около этого самого «мореходства» плодились структуры разные – жировали приживалы у морского дела, – отщипывали, откусывали для себя лакомые кусочки: где-то сервисные услуги оказывали, например, в снабжении топливом судов компании, где-то собирали денежки от заказчиков услуг на перевозку грузов. И первое, и второе – поля золотые: не пашешь, а от урожая перепадает. Говорят, что перепадало ого-го! Аж до тридцати процентов!
Но вернёмся к Аркадию. Сидит он со Львом Колотилычем и говорит, говорит о делах прошлых и настоящих. Как-то непохоже на него такое поведение.
– Колотилыч, – обращается Аркаша ко Льву с улыбочкой, – не при должности я, но старые связи остались. Многие вопросы могу решать. Меня спрашивают некоторые, мол, кто ты, Аркадий, сейчас? И кто я сейчас, как думаешь?
– Откуда мне это знать? – отвечает Лев, глядя на посеревшее лицо Аркаши и на наметившуюся плешь на его голове. – Уверен, что без дела не остался.
– Вот-вот… То-то! Прав ты, Колотилыч! Я отвечаю тебе. У меня нет финансового образования, но я финансист. У меня нет юридического образования, но я юрист, у меня нет экономического образования, но я коммерсант. Одним словом, я… – Аркадий прищурил один глаз и посмотрел на Льва изучающе…
– Кто? – вырвалось у Льва помимо его воли.
Аркадий откинулся назад в кресле, сверкнул своей короткой и мелкой улыбочкой, потом налил из графина водки себе и Льву налил и выпалил, подняв рюмку:
– Решала я! Вот давай за это выпьем! Обращайся!
Лев опешил. Решала обветшалый! Двадцать лет не платит дивиденды из этого самого «СМОК» – компании, куда он вложил свои кровные. Управление бизнесом подмял под себя, у кого-то долю за долги забрал, а кто-то сам отдал, от греха подальше. Машинально опрокинув рюмку в рот, Лев тут же предложил:
– А реши мой вопрос, Аркадий?! Комиссию заплачу, не обижу.
– Какой? Говори.
– Верни мои деньги из компании «СМОК». Прикажи Раисе. Ты же там главный акционер. И обещаешь ты мне вернуть лет шесть уже.
– Колотилыч, не тревожься. Я свои обещания исполняю. Запрошу расчёты завтра, и решим. Не боись!
Купился бывалый сахалинец Лев Колотилыч на очередные обещания Аркаши-Решалы. Доверился. А тот продолжил разговор в том же духе. Много чего наговорил Аркаша Шиш про дела свои и чужие. Ничуть не опасался раскрывать свои секреты. О деловой смычке с бывшим гендиректором «Сахморвтор» со странной фамилией Але-Малинов. Так вот Шиши обольстили начальника совместным бизнесом, использовали и выбросили вон из компании, а на его место поставили Валеру Грицука, своего выдвиженца-юриста. А тот до поры до времени был сговорчивым и послушным. А потом, не будь дураком, как почувствовал, что Шиши хотят его кинуть, повесив на него свои делишки, тут же уволился.
О механизме приватизации Аркаша рассказывал. О том, как, не вкладывая ни копейки своих денег, Шиши обрели контроль над морской компанией. О том, как два больших судна оказались в частных руках. Хвастался, что оба судна имеют порт приписки на Кипре, а одно судно носит имя сахалинского города, хотя на Кипре обитает. И много ещё чего Аркаша поведал Колотилычу. Один рассказывал, а второй слушал и мучительно соображал. Зачем? Зачем всё это говорит кручёный-перекручённый проходимец? Неспроста же? Что задумал Аркаша Шиш, посвящая Колотилыча в свои секреты? Может, каким-то образом хочет подвести под монастырь, повесив на него свои проблемы?
Ещё один раз Колотилыч встречался с Аркадием в таверне у моря, за столом на увитой виноградной лозой веранде. Светилась красным закатом морская волна, кричали чайки визгливо и оглушительно, привнося в душу Колотилыча тревогу. Бахвальство Аркадия раздражало. Хотелось встать и уйти, но тут случилось непредвиденное. Мимо веранды по прогулочной дорожке шли два мужика, один из них показался Льву знакомым, но как ни всматривался, так и не мог понять, кто это. Аркадий, заметив, что Лев смотрит ему за спину, тоже повернул голову. Он мгновенно изменился в лице. Розовые щёчки побледнели, губы скривились в ужасе, и он бросился на пол между стульев, прокричав оттуда свистящим шёпотом:
– Не выдавай, Игнатьевич!
«Ишь ты, – пронзила мысль Колотилыча, – батюшку моего вспомнил!»
Но не успел ответить Аркадию, как тот быстро прошмыгнул в помещение и исчез. Мужики прошли шагах в десяти от столика. Было слышно, как они между собой говорили, ругали кого-то, называя «кидалой». Лев разглядел их лица и тут же забыл. Оно ему надо? За ужин рассчитался и ушёл. Больше Аркашу-решалу Лев не видел. Пытался звонить ему, чтоб вернуть деньги, но тот не отвечал, и на послания по мобильнику – ноль внимания. Что тут думать?
Недавно пришла печальная новость с Сахалина – умер на даче партнёр Шишей, нестарый ещё мужик, энергичный, бодрый и деловой. Отвечал за паромные перевозки между Сахалином и материком. Шиши прозвали его Паромщиком. Много чего Паромщик знал о Шишах. Не всегда хорошо знать чужие секреты. Почему умер полным сил? Говорят, трагическая случайность. Каким-то тревожным холодом повеяло от этой новости. Жалко покойного… А что если не случайна его смерть? Лев старается эти мысли отбросить от себя, не его это секреты – не его дела.
2. Але-Малинов и Шиши-Кукиши…
Але-Малинов служил капитаном на судах «Сахморвтора» ещё тогда, когда Шишей и близко не было в компании. Другие времена были – советские.
Семён Аркадьевич был партийным начальником в городе. Одним из партийных начальников, не самым большим и не самым маленьким. Служил верно и тихо. И двигался по партийной и административной линии неспешно вверх. Куда партия направляла, туда и двигался. И так было бы и дальше, не прикажи советская власть долго жить, как говорится. Вот тут и проявились новые и скрытые таланты партийного шишки. Неразбериха в умах и в делах государственных привела тихого Семёна Аркадьевича на незаметную должность помощника начальника судоходной компании «Сахморвтор» с маленьким кабинетиком на пятом этаже, где он дожидался и дождался своего звёздного часа – рыжей приватизации государственных предприятий.
Але-Малинов продолжал капитанить, но и его звёздный час наступил. Неведомо какими путями-друзьями поменял он капитанский мостик на должность то ли завхоза, то ли кадровика в судоходной компании. И никто бы его не видел и не знал, если бы не эта самая рыжая приватизация, ведь талантов особых у него не было, но хитрость азиатская была, сработала она, когда в приватизации, как в котле, стали вариться судьбы многих и многих. Вот эта кипящая волна перестройки и выбросила Але-Малинова на самый верх.
Устаканились акции компании в нужных руках. Кое-что досталось и Але-Малинову, и Шишам перепал кусок немалый, ведь Семён Аркадьевич по воле руководства отвечал за эту самую рыжую приватизацию и затем получил стартовую позицию во вновь образованном акционерном обществе «Сахморвтор» – стал корпоративным секретарём.
Бывший советский начальник судоходной компании Баграновский стал президентом акционерного общества –
не министр его назначил, а акционеры избрали. Чувствуете разницу? Спустя несколько лет президента позвали в Москву, и он своим приказом назначил временно исполняющим обязанности президента судоходной компании доселе никому неизвестного Але-Малинова.
Получил Але-Малинов должность невиданной для его ума высоты. Были в компании и другие кандидаты, но их не заметили, а Але-Малинова заметили. Заметили то ли по недоразумению, то ли потому, что Семён Аркадьевич подсуетился и нашептал в ушко Баграновского имя перспективного работника. Но неважно. Всё случилось. И Але-Малинов тут же понял, что Провидение дало ему шанс: он – президент! В те времена эти самые президенты появлялись на благодатной почве бизнеса, что мухоморы в лесу после тёплого летнего дождика. Хотя, по правде сказать, кроме мухоморов в лесу растут и ядрёные грибы. Но… Ядрёные грибы растут скрытно, а мухоморы, броские на вид, высыпают на солнечные поляны, чтоб видели их и чтоб любовались ими.
Так сошлись и пересеклись пути-дороженьки Шишей и Але-Малинова. И началась игра в кошки-мышки, где Але-Малинов был мышкой, нет-нет, это была не безобидная мышка, а скорее, этакий крысак. Старый и хитромудрый Семён Аркадьевич стал играть по своим правилам. Котяра умеет ждать жертву… А президент Але-Малинов, уверовав в свои лидерские позиции, полностью потерял нюх на плохое. На должности вице-президента появился сыночек Шиш – этакий шустрый кот, наш Аркаша, а там и котёнок Сёма-шушенок подоспел и вскарабкался по лестнице желаний в помощники деда. Вот так старый кот с сыном и внуками стали контролировать все дела в акционерной компании «Сахморвтор», превратившейся в «королевство Шишей».
Со стороны поглядеть, так всё шло в компании ладком. И друзья-товарищи ладили между собой как партнёры. Шиши неуклонно «блюли» авторитет президента. И в его кабинете, и на людях оказывали Але-Малинову неподдельное уважение. А тот, чуть-что, тут же вызывал к себе в кабинет кого-то из Шишей, а то и всех троих скопом, и даже порой показывал своё покровительство, по-отечески подшучивая.
– Семён Аркадьевич, что же вы с утра туфли не чистите? Негоже к президенту в таком виде заходить, – встретил как-то патриарха семьи в своём кабинете и ласково улыбнулся, тем самым показывая, что шутит.
Старый смутился и даже замешкался с ответом, подумав: «Чтоб ты провалился, дубина стоеросовая, со своими шутками!» Захотелось ответить, как в старом морском анекдоте: «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие», но пересилил себя и сказал, тоже улыбаясь:
– Ямал Алеевич, так я в городской администрации был. Только вернулся. А тут ваш звонок. Простите, исправлюсь.
Сказал, а сам подумал: «Мудак ты, Ямал Алеевич! И фамилия у тебя мудацкая! Надо же, такая несуразная фамилия».
И тут же повернул ход своих мыслей: «А ведь непрост! Непрост субчик. Ишь ты, непонятная фамилия Але-Малинов, а имя и отчество – Ямал Алеевич. Получается, у отца имя Алей. Откуда такие взялись?»
При этом президента слушал стоя и внимательно, а потом чуть ли не поклонился ему и заверил, что все поручения по подготовке общего собрания акционеров будут выполнены, а Сёма все бумаги подготовит. В общем, жили душа в душу Шиши и Але-Малинов, последний радовался, видя, как рьяно те ему
служат.
Были дела, были… Семён Аркадьевич придумал схему, как постепенно выкупить акции компании и держать их в одном кулаке. Але-Малинов одобрил её. Шиши дома перетёрли всё, и старый сказал молодым:
– Нигде не оставлять следов. Аркаша, ничего не подписывай важного. Такие бумаги носи на подпись президенту. Сёма, всё согласовывай со мной.
– Папа, я дал Але-Малинову пачку подписанных мной бланков, когда тот в Москву ехал. Он сказал, что планирует подписать протокол намерений с инвесторами о строительстве тридцати новых судов. Сказал, что неиспользованные вернёт.
– Аркадий, ты что? Это пара сотен миллионов зелёных? Да всё наше «мореходство» таких денег не стоит! И как? Привёз протокол намерений?
– Нее… Не показывал мне.
– Спроси этого болвана. Попроси посмотреть протокол. И бланки забери. Сколько их было всего?
– Я не считал. Але-Малинов подсунул мне пачку чистых листов бумаги, а я на них свою подпись поставил, он только показывал, где: наверху, внизу, посредине.
– Ну как же так? Ведь ты же мэром был. Как так! Чистые листы подписывать?
– Чёрт попутал.
– Завтра забери у Але-Малинова свои бланки. Будем надеяться, что не сообразит утаить. Хотя надо быть начеку… Мало ли что?
Целую ночь ворочался в кровати Семён Аркадьевич, прикидывал: что и к чему? Случайность, или дубина стоеросовая оказался с хитрецой? И так может быть и этак. А как узнаешь? Под утро забылся тяжким сном.
На работу пришёл усталым, с большими тёмными мешками под глазами. Но прибежал в его кабинет сын Аркаша и улыбаясь показал пачку изрядно помятых бланков.
– Вернул, вернул бумаги. Вот они. Я спросил, а он тут же начал ковыряться в портфеле и при мне нашёл их.Ещё и посмеялся, мол, зачем они мне. А я и сказал, чтоб случайно в чужие руки не попали. Посмеялись оба.
– Эх, Аркаша… Не била тебя жизнь по-настоящему. Неосторожен ты. Но будем надеяться, что пронесло. Хотя… чёрт его знает… А протокол намерений? Показал?
– Не-е. Сказал, что сорвались инвесторы с крючка.
– И ты поверил? Хоть назвал, кто они?
– Отмахнулся от моих вопросов. Сказал, что не получилось сейчас, в другой раз получится.
– Ждать замучимся, пока получится, – рассердился Семён Аркадьевич. – Эх, Аркадий! Говорил тебе, ничего не подписывай без меня, а тут бланки… Может, пронесёт?
Зря надеялись. Пройдёт много-много лет. Уйдёт в мир иной Семён Аркадьевич, будет маяться на пенсии в Подмосковье Але-Малинов, Аркашу-Шиша вышибут новые акционеры с должности финансового начальника в «Сахморвторе», а бумажки, подписанные его рукой, всплывут, как ночной кошмар всплывает из забытого сна.
3. Кульбит Семёна Шишова…
Да! Великим стратегом был покойный Семён Аркадьевич. Видел далеко из своего кабинетика на пятом этаже офиса компании и соответственно планировал и действовал в интересах семьи Шишей. Главное, он умел сделать так, чтоб задуманное им подхватывали и реализовывали другие люди. Умел старый, умел выдвинуть нужную ему идею и передать незаметно кому-то другому. Начальство, то бишь Але-Малинов, быстро схватывало наживку и давало ход новому делу. Как-то с утра заглянул к нему Семён Аркадьевич.
– Ямал Алеевич, хочу поделиться своими соображениями насчёт общего собрания акционеров компании. Можно?
– Интересно… И как идут дела?
– Не беспокойтесь. Всё идёт по плану. Сёма справляется. Но очень уж работы много. Акционеров тысячи. Большинство – мелочовка. Имеет человек пару акций, а возни с бумагами полно. Неполезные, мелкие акционеры, не все на собрание приходят. И не знаю, что делать? – тяжко вздохнул Семён Аркадьевич.
– И что? Собрание может сорваться? – обеспокоился Але-Малинов.
– Нет-нет… Всех найдём, всех известим, но что с них взять? Балласт. Не живут интересами нашей компании.
– А может, выкупить у них акции?
– Так-то оно и лучше было бы, Ямал Алеевич? Но где деньги взять? Разве вы что-то придумаете? А? Вы у нас – голова… Сколько раз находили выход из безвыходных ситуаций.
Ушёл к себе Семён Аркадьевич, по пути забежал к Аркадию и предупредил:
– Аркадий! Я забросил ему наживку. Клюнул. Если тебя позовёт, подыграй. Только аккуратно.
– Будет сделано, папа.
Ближе к вечеру президент Але-Малинов пригласил Аркадия Семёновича к себе в кабинет. Встретил своего зама по финансам многозначительной улыбкой, но начал с места в карьер:
– Аркадий, наша компания может скупать на рынке свои собственные акции?
– Законом не запрещено. Но купленные компанией акции перестают быть голосующими.
– Так это же отлично. Меньше акционеров – легче планировать крупные проекты.
– Да. Оно так.
– Почему же ты раньше до этого не додумался? Работать надо! Согласуй с отцом, и запускайте скупку наших акций.
– Хорошо, Ямал Алеевич. Детали отработаем и сообщим вам для утверждения.
– То-то. Иди, Аркадий Семёнович, и работай.
Дурость несусветная – как это тратить деньги акционерного общества на выкуп собственных акций у инвесторов? Но для захвата большинства голосов в акционерном обществе очень даже годится. А деловая логика во всём мире одинаково работает: привлекать деньги инвесторов через эмиссии акций, получение кредитов и пр., и пр. для того, чтоб развивать своё производство. А тут такое!
На следующий день Семён Аркадьевич уже докладывал Але-Малинову схему работы, а фактически захвата морской компании на пути построения своей «империи Шишей». Судоходная компания «Сахморвтор» заключает договор комиссии с неким фондом – агентом, которому поручает скупку своих же акций на рынке. Впоследствии агент передаёт акции номинальному владельцу – «МОЛ-банку», а уж там можно перекидывать их куда надо и кому надо. Але-Малинов обрадовался и одобрил схему:
– Гениально просто и законно! Молодцы! Можете, когда вас подтолкнуть. Кстати, фонд могу порекомендовать.
– Спасибо вам, Ямал Алеевич! Фонд уже нашли. И толкайте нас почаще. Правда, в этой схеме есть одна закорючка.
– Нашли не нашли… Мне в областной администрации намекал человек ещё раньше. У него есть свой интерес. А с администрацией надо дружить. Не так ли?
– Оно-то так, но здесь особое доверие должно быть.
– Будет вам доверие.
– Как скажете, Ямал Алеевич! Правда, ещё есть кое-что…
– Что?
– У Аркадия Семёновича нет полномочий на подписание таких документов.
– И какое предложение?
– Можно вашим приказом предоставить ему такие полномочия, но тогда секретность пострадает. На рынок может просочиться, что скупаем акции своей же компании, создадим ажиотаж, цены подскочат? Оно нам надо?
– А если я подпишу? У меня-то есть все полномочия?
– У вас есть.
– Хорошо. Я буду подписывать или две подписи будем ставить: подпись Аркадия и моя.
– Оно-то так… – начал было Семён Аркадьевич, но президент перебил его.
– Всё. Работайте. Надо скупить процентов десять акций, не меньше.
И скупили около восьми процентов этих самых акций – условных бумажек, придуманных перестроечным Рыжим комбинатором. Хвала Рыжему от всех Шишей и иже с ними! В «МОЛ-банке» хранились все записи в глубинах канцелярии номинального держателя и ждали своего часа на всплытие в тот момент, когда будет проводиться собрание акционеров «Сахморвтор». Не пыльная, не тяжкая работёнка, но результативная. Но не всё оказалось так просто, как верилось Але-Малинову.
Как-то рано утром Семён Аркадьевич заглянул к президенту очень озабоченным:
– Что мы наделали, Ямал Алеевич?! Акции под нашим контролем, но они стали неголосующими.
– И что? Мы же этого хотели!
– Но у нас не прибавится голосов… На собрании проиграем. Конкуренты не дремлют. Можем власть потерять.
– А что же делать? Почему раньше не сказали, не предупредили?
– Не докумекали.
– Так кумекайте быстрее.
– Есть выход, Ямал Алеевич. Если… – последовала пауза.
– Не телись, старый хрыч. Говори, – разозлился президент.
– Продать акции своим людям через номинального держателя, чтоб их можно было контролировать. Номинальный держатель у нас «МОЛ-банк». Будет держать и учитывать бумаги, как нам надо.
– А деньги где? Это же огромные деньги… – всполошился Але-Малинов.
– Недорого продадим. Фонд продаст.
– А разницу в цене на кого спишем?
– На фонд. А фонд обанкротят. Аркадий договорится с его владельцами.
– Рискованно. И путано. А что скажет наша ревизионная комиссия? Долги зависнут. На собрании кипиш будет.
– «МОЛ-банк» возьмёт дешёвый кредит от «Сахморвтора». В отчёте всё будет красиво.
– Так кредит всё равно придётся когда-то отдавать? И что тогда?
– К тому времени либо ишак сдохнет, либо…
– Либо не либо, – опять начал раздражаться Але-Малинов. – А как главный бухгалтер? Согласовали?
– Так на кредитном соглашении будет ваша подпись! А если что, так к вам прибежит, а вы с женщинами умеете ладить.
– Ну, это когда как, – заулыбался Але-Малинов. – В общем, берите на себя контроль всей операции, чтоб комар носа не подточил – закон нельзя нарушать. Уразумели? – пытливо посмотрел на Семёна Аркадьевича.
– Разберёмся. По-семейному.
А по-семейному – значит забыть или замылить всё, что было или не было. Одну третью часть пакета акций записали на водителя Але-Малинова, возможно, и без его ведома? Две трети пакета акций записали на доверенных лиц семьи Шишей: на тётку Аркаши по линии женской, на родственника из Кишинёва. Как им удалось провернуть такое дельце – тайна за семью печатями. Без денег или с деньгами? Кто разберётся? Этакий кульбит задумал тихий Семён Шишов, задумал, сделал и следов не оставил. Как? Фирменный секрет. А со временем всё забылось и быльём поросло.
Потом Шиши долго гоняли акции из одной своей компании в другую через «МОЛ-банк». Гоняли-гоняли фантики «мореходства», пока они не осели на счету семейной компании Шишей с названием то ли «Хариус», то ли «Таурас». Впоследствии их рыночная стоимость увеличится в десятки раз, и бумаги будут проданы с выгодой для их счастливых обладателей.
Пришли рыжие фантики, дождались повышения своей стоимости на рынке и… И слава, слава, слава! Всем Шишам слава!
Прошли годы. Не так давно позвонили Аркадию якобы из того самого сахалинского фонда, который скупал акции компании «Сахморвтора», и попросили вернуть долг – агентское вознаграждение.
– Да ничего я уже и не помню, – отвечал Аркаша. – Столько лет прошло! Я не работаю больше в компании «Сахморвтор». А ваш фонд не существует. Под банкротство попал.
– Господин Шишов, жуликами оказались руководители фонда. Сейчас это вскрылось, нашлись нужные документы, в том числе за вашей подписью. Мы – учредители фонда «Вьюн». Времени прошло много, но мы, по вновь открывшимся обстоятельствам, будем обращаться к руководству «Сахморвтора» с претензией добровольно погасить долги. Иначе будем судиться.
– Да я никогда никаких документов не подписывал, там должны стоять подписи президента Але-Малинова, – Аркаша аж заикаться стал от негодования, а сам подумал: «Але-Малинов ещё тот вьюн…»
На следующий день, с утра, Аркадию прислали на мобильник копии документов, где он с удивлением увидел свои подписи. Предложили перевести крупную сумму
на счета в московском банке. Аркадий вспомнил, как подписывал Але-Малинову бланки, как отец был недоволен, как Але-Малинов возвращал ему бумаги, и взвыл от бессилия: «Сволочь! Обманул. Утаил бланки! Что же делать?»
Не с кем было посоветоваться. Патриарх семьи ушёл в мир иной давно, а от Сёмы не приходится ожидать путного совета – опыта маловато. Но будут советоваться, будут думать Шиши, как вывернуться из ситуации. Неужели нельзя прижать Але-Малинова и заставить его рассчитаться?
Аркадий окликнул жену, копошившуюся у московской плиты за приготовлением обеда – куриного бульона и говядины с баклажанами.
– Люся, иди сюда. Надо посоветоваться.
Благоверная тут же выскочила из кухни, Аркаша зря не стал бы звать.
Аркадий рассказал ей о новой напасти – наезде со стороны учредителей сахалинского фонда «Вьюн», давно обанкроченного.
– Что делать? Надо решать. Улететь на Кипр и пересидеть тяжкое для нас время там? Или возвращаться на Сахалин, бороться… С кем и как? Я работал с руководством фонда, а тут спустя двадцать лет какие-то учредители объявились?
– Аркаша, они тебя развели с этим самым фондом!
Аркадий аж вскочил со стула от удивления:
– Кто они?
– Ямал со Светкой. А скорее всего, Светлана Ягуаровна всё закрутила.
– Ай да Люся! Молоток. Точно. Я-то с менеджерами имел дело. Ямал и Светка. А за ними люди стоят? – он помолчал несколько секунд и добавил: – Надо улетать. На Кипр. И как можно раньше.
– Хорошо, Аркаша. А Каня? Внука с кем оставим?
– Мальчику семнадцать лет. Сам справится.
4. Одних уж нет, а те далече…
В мутной воде и рыба мутная? Нет, нет и ещё раз нет. Не совсем так. Рыба живёт в чистой воде, а мутить начинает человек. Не о той рыбе речь идёт, что рыбаки удочкой с берега дёргают или зимой из лунки во льду таскают. Эта тут же прямиком отправляется или в котелок на костре, или на сковородку на радость честной компании из рыбаков и их друзей. А вот та рыба, которую нагребли сетями в море, у такой судьба мутной может оказаться. То же самое можно сказать о лососёвых, которые ежегодно прут огромными стадами из моря в реки на нерест. О, это зрелище не для слабонервных! Преодолевая на пути и камни, и водопады, и поваленные деревья в какой-нибудь сахалинской речушке, мчатся рыбы в верховье реки, исполняя свой многовековой ритуал продления рода. В конце многотрудного пути самки вываливают из своего чрева икру в вырытые плавниками канавки, а самцы обильно поливают её молоками и хвостом засыпают песком. Великое предназначение матушки-природы исполнено! Рыбе предстоит сгинуть после исполненного долга, чтобы своей разлагающейся в воде плотью накормить потомство. Красивое и благородное действо природы. К весне в верховье реки появляются мальки и жируют, набирая вес, чтоб затем скатиться по течению в море. Уходит жизнь – приходит жизнь! И так происходит из года в год веками! Да что там – тысячелетиями. Зов природы. На пути этого круговорота жизни встают естественные враги: птицы, медведи… Но самый большой враг рыбы – это человек! Хитрый, жадный, изобретательный… Человек догадался перехватывать косяки рыб в морях на путях их миграции. Человек перекрывает устья рек сетями и черпает, черпает несчастных особей, детей матушки-природы. Человек строит в устьях рек здания и запруды для разведения рыб в больших количествах. Природе это не нужно, рыбам это не нужно, это нужно ему, человеку – врагу рыб и всему живому на Земле. Это он, человек, мутит воду, в его руках рыба становится мутной.
Семья Шишовых или, как некоторые их называют, Шишей-Кукишей сообразила, что это и есть тот случай, когда можно дело замутить. И вот на красивой речке Красноярке по-кукишскому хотению и чиновничьему велению появились люди, появились здания, дамба-запруда, бассейны и всякие другие прибамбасы, а всё это стало называться рыбоводным заводом. Местных жителей не спросили, рыб не спросили, а сделали, как считали нужным. Замутили, как обычно, под прикрытием того же «мореходства». Испытанный приём семейки: начинать своё дело под флагом судоходной компании «Сахморвтор» и за её деньги. Аркадий Шишов умеет устроить всё как надо, чтобы комар носа не подточил. Опыт имеет. В случае удачи найдёт способ, как прибрать к рукам прибыльное дело. Это базовый подход, но могут быть варианты. В новые времена для Кукишей жизнь новая пошла. Зацепились за «мореходство», укрепились в нём в период приватизации, приватизировали сколько могли, но не всё сразу… Контрольный пакет акций оставался под контролем чиновников, да и другие новые собственники не дремали, поэтому Шиши-Кукиши осторожно, шажок за шажком, стежок за стежком, шли к заветной цели взять в свои руки всё «мореходство», а пока таскали из него в свой домик всё, что удавалось.
Рыбный бизнес организовали вместе с партнёрами, а потом кинули их, то бишь избавились от «балласта», как говаривал старый Шиш-Кукиш. Ловили в море минтай, селёдку и разнорыбицу и в речку Красноярку зашли вслед за горбушей да кетой золотой. Почему золотой? Икра на вид золотая и на рынке на вес золота.
Эх, красавица-река Красноярка! До чего же ты хороша, река юности нашей. Как жаль, что воспоминание о тебе, река, пришло в связи с делами неблаговидными людишек скверных. Но, как говорят, из песни слов не выкинешь. Река, речка, реченька… Помнится, на Сахалин приезжала из Москвы замечательная певица Елена Спас и пела задушевную песню о реке Красноярке, о юности, о любви:
Красноярка – заветное слово...
Вспоминаю я снова и снова
Сахалинскую речку далёкой любви.
Осень смотрит цветами из вазы.
Напиши мне хотя бы две фразы,
Позови меня в юность, прошу, позови…
Где б я ни был, прошу, позови.
Река Красноярка течёт в распадке среди лиственных и хвойных деревьев. Осень отражается в ней яркими красками из прибрежных сопок: золотыми, жёлтыми, багряными, калиновыми гроздьями… А иногда и боровички, маслята, а то и огромные грузди спускаются с сопок поближе к реке, наверное, чтоб полюбоваться своей красотой в прибрежных водах?
Но не любуются красотой Красноярки Шиши-Кукиши… Здесь у них своё дело. Построили на деньги «мореходства» здание, бассейны, лотки… Осенью закупили икру лососёвых для закладки в лотки и тоже за деньги «мореходства». И вот дан ход «кукишскому бизнесу».
Будет своя рыба или нет, пока не так важно. Важно другое: застолбить место рыбное. Идёт рыба дикая в речку, инстинкт её ведёт в места обетованные поколениями предков. И теперь у Кукишей право есть на её добычу. От чиновников такое право получено. И не за так… Да и рыбоводный завод-то действует. Но где-то высоко на небесах есть своя канцелярия: нарушился многовековый ход лососёвых. Говорят, что лососевая рыба ушла на север Сахалина и на Камчатку. Кто говорит? Специалисты
говорят, которые приставлены государством к надзору за жизнью рыб на Сахалине.
А что же они раньше не сказали? Может, не захотели Кукишам говорить? Может, сами не знали? У них ведь нет прямой связи с небесной канцелярией. Прогорели Кукиши? Не сказал бы. Свой кусок рыбного пирога всё-таки урвали, а расходы на строительство рыбоводного завода, на охрану рыбных угодий списали на пресловутое «мореходство». Сами же пытались и пытаются подружиться с небесной канцелярией. Ищут выходы.
Удалось им это, не удалось? Неизвестно. Время идёт. И всё может измениться. Может, с небесной канцелярией удастся договориться? А может, рыба вернётся в красивую сахалинскую реку. Как поётся в песне благословенной певицы Елены Спас:
Напеваю я снова и снова
Золотое, волшебное слово,
Возвращаюсь к тебе, Красноярка, назад…
Речка светлые годы вернула,
На закате волна полыхнула,
Вновь любовь воскресил твой один только взгляд.
Впрочем, песня о другом. О романтике, любви, надежде… Всё будет хорошо, как раньше было на берегах славной реки Красноярки. А Шиши-Кукиши? Одних уж нет, а те далече…
5. Доллары в дипломате
Достал Шиш-Кукиш Аркаша всех на Сахалине… В своё время, будучи городским начальником, требовал с подрядчиков отступные-«отгребные», да ещё и в зелёных купюрах. Отступные – вроде бы понятно… За получение подряда! А «отгребные»? Что за звери и как к ним подобраться? Всё просто. Начинал подрядчик ерепениться, мол, много хочешь, Аркаша. Где столько взять?
– Отгреби от своей кучи половину для меня! Я ведь тебе, Васильевич, смету увеличил вдвое, – говаривал подрядчику ремонта дорожного покрытия.
– Аркадий, мне много для кого приходится от своего заработка отгребать. Ладно.
Договорились.
А куда Васильевичу было деваться? Не дашь, другие дадут зелёные и получат подряд. Ведь объявленный конкурс – фикция. Победит не тот, кто лучше соответствует условиям конкурса, а тот, кому благоволит Аркаша Шиш-Кукиш. Был бзик у Аркаши – получать «отгребные» долларами в дипломате. И этот бзик сохранил и на новой должности в компании «Сахморвтор». Дело только в регулярности получения дипломатов с наличными.
Васильич приносил дипломат с зелёными сразу по получении подряда. А вот подрядчик, снабженец топливом для судов, имел долгосрочный договор. Всё было организовано солидно, чин чином: между «мореходством» и снабженцем была создана прокладка – «Своя топливная компания», или сокращённо «Своя», владельцами которой стали те, кому надо. И руководителями компании назначались свои люди. Огромный бизнес. Сложная схема. Закупочные цены на бункер, как водится, завышались. Разница оставалась в «Своей». Но основной гешефт перепадал Аркаше – снабженцы привозили ему один раз в месяц очередной дипломат и под музыку Вивальди и виски “Chivas” вручали на даче. Торжественно, красиво, весело…
Некуда ребятам деваться. Кто платит, тот и условия ставит. Не хочешь, другие захотят. Вначале не понимали намёков, Шиш-Кукиш стал платежи задерживать. Позвонили ему раз, позвонили два раза и ещё несколько раз звонили с просьбой погасить долги. А Аркаша обещал и ждал-выжидал, когда догадаются делиться зелёными.
Недогадливые какие-то. Упёртые ребята оказались. Однажды открылись двери его кабинета и ввалились без спросу и согласования с охраной и секретаршей два товарища. Никто их не остановил. Один в костюмчике и при галстуке среднего роста, привлекательный, улыбающийся, вежливый, говорливый. Второй – не приведи Господи, чтоб такой приснился. В чёрной рубашке на выпуск. Здоровенный, морда кирпича просит и злая, молчаливый, словно немой или не хочет говорить. Говорун и Молчун, как Аркаша для себя определил.
Молчун без слов сел на стул у приставного столика и уставился своими злыми и маленькими глазками на хозяина кабинета. Говорун поздоровался и разрешения спросил:
– Здравствуйте, уважаемый Аркадий Семёнович! Мы от вашего партнёра – бункерной компании из Ванино. Разрешите присесть?
Присел, представился. Товарища представил. Изложил суть дела:
– Аркадий Семёнович! Долги «Сахморвтора» за поставленный на ваши суда бункер просрочены на два месяца. Вот здесь расчёты наши. Будьте добры, посмотрите, – Говорун вручил Аркадию папочку с тиснёнными золотом словами: «Заплатишь долг скорее, и жить будет веселее».
– Проверим. Посмотрим. Недельки через две позвоните, – сухо среагировал Аркадий.
– Не гони фуфло! Три дня! – процедил сквозь зубы Молчун.
– Аркадий Семёнович! Сделайте, пожалуйста, перевод сегодня. Прошу вас. Хорошо? – сказал Говорун. – Через три дня деньги у нас будут.
Попрощались. Говорун юрко шмыгнул за дверь кабинета. А Молчун у двери остановился, обернулся и ещё с полминуты сверлил взглядом Шиша-Кукиша. После их ухода и до конца рабочего дня Шиш-Кукиш каждые пять минут бегал в туалет. А задолженность перевёл, в тот же день перевёл. Слух ходит, что у Аркаши побывали актёры из Хабаровска. Якобы их наняла та самая бункерная компания. Их видели среди пассажиров на морском пароме, который отправился в порт Ванино тем же вечером. Веселились в рейсе. Пели песни. А молчун Лёха оказался даже очень разговорчив, так и сыпал анекдотами в компании пассажирок.
– Упреждать нужно, Аркадий, подобное… Учись на шаг впереди быть. Ты на виду сейчас, ушей и глаз много. Не давай повод, чтоб на тебя наезжали всякие там молчуны да говоруны. Имей между ними и собой прокладки: людей, компании, просто посредников. Ты должен быть недосягаемым для тех, кто тебе деньги делает, – учил при жизни отец сына.
– А как? – спрашивал сын.
– Создавай сам своим противникам проблемы, – наставлял отец сына, – пока будут заняты проблемами, не до тебя им будет.
И в конце лихих девяностых годов прошлого столетия Семён Аркадьевич провёл эксперимент. Организовали закладку муляжа бомбы под свой служебный автомобиль.
Случайно обнаружилось. Прибыли пожарные, милиция, другие службы. Шуму было много. В итоге разобрались, что это муляж. Но осадок остался.
– Пугают, – говорил Семён Аркадьевич начальнику отдела по борьбе с организованной преступностью, – врагов, знаете ли, много. Приватизация. А наша компания – лакомый кусок для разных-всяких.
– Кого подозреваете? – спросил начальник.
– Сами проявятся. Думаю, что это только начало. Но это уж дело милиции защитить честных коммерсантов. Тут вам, батенька, и карты в руки. А мы подскажем, поможем.
Этот Батенька, назовём его так, потом, после ухода со службы в органах, успешно работал на Шишей-Кукишей и продолжал выполнять их различные поручения. И не только он… С помощью Батеньки Шиши-Кукиши организуют ещё одну операцию запугивания самого упёртого члена совета директоров компании «Сахморвтор» некого N. Якобы был запрос из московского отделения Интерпола по поводу его загранкомандировок. Но, как говорится, не на того напали. И Батеньке придётся извиниться. Но на этом провокации не закончатся.
6. Как рассорились Райка и Танька…
Танька и Райка в один вечер вдруг перестали быть подружками, хотя сами ещё и не догадывались, что это уже случилось. Обе доверенные персоны семьи Шишей. Обе важные звенья в «королевстве» Шишей. Ещё бы! Таня – генеральный директор карманного банка, но в этом банке крутились деньги судоходной компании «Сахморвтор», где Аркадий – главный по финансам. А кто контролирует финансы, тот и шишка, тот и обладает особым доверием и особыми полномочиями от акционеров. Ну, банк этот все знают. И название у него звучное – «МОЛ-банк». Кому такое двусмысленное название в голову пришло? То ли как намёк, что банк – тихая гавань, защищённая от финансовых штормов этакой бетонной стеной – молом? Хотя МОЛ может быть аббревиатурой, смысл которой известен только посвящённым. Так вот, банк этот не только продавал и покупал деньги, т.е. давал кредиты и брал кредиты... Через банк Шиши свои дела крутили-вертели. Клиенты – коммерсанты, частные лица и коммерческие структуры. Среди последних судоходная компания «Сахморвтор» – очень и очень крупный клиент. По воле главного финансиста компании Аркадия Шишова фрахт копился на счетах «МОЛ-банка», где семья Шишей – хозяева! Через своих людей семейка контролировала управление и банком, и судоходной компанией. Всё видят и всё могут Шиши… И действуют себе на пользу.
Но обратимся пока к двум подружкам, попивающим вечерком французский коньяк в кабинете гендиректора «МОЛ-банка». Мило беседуют подруженьки. За окном снежок не спеша падает на землю в свете фонарей. Раиса смотрит на крупные лапчатые снежинки, на покрытые снегом ветки деревьев и мечтательно произносит:
– Таня, Новый год на подходе! Эх, и погуляем! А что? У меня в страховой компании «СМОК» всё тики-токи, как любит говорить мой сын. И у тебя банк на высоте. Кстати, спасибо тебе, Танюша, за льготные кредиты.
– Это всё Аркадий Семёнович! Его заботами растём. Организовал нам дешёвый кредит от нашей кормилицы-компании – «Сахморвтор». Тебе дали деньги ещё дешевле.
– Как дешевле? В убыток «МОЛ-банку»? Не верю, Таня.
– Аркадий Семёнович распорядился. Всё за счёт «Сахморвтора», в нём более двадцати пяти процентов государству принадлежит. Вот Аркадий и сказал, мол, нафига нам государство кормить, у него морда и так лопается от богатства, лучше вначале своих людей накормим – акционеров банка. И в твоей страховой компании все свои. Хотя нет, есть и не свои, но им ничего не перепадёт.
– А новогодние конверты будут с премиальными?
– Любовные письма? Будут. Ты в списке, Рая! По лимону за хорошую работу.
– Всем нашим?
– Не всем. Были наши, стали не наши. Некоторых Аркаша убрал из списка.
– Кого вычеркнули?
– Рая, мне дали бумагу, я знаю, кто там есть. А «москвичам» никогда не давали премии. Больше ничего не знаю.«Москвичами» Шиши зовут Баграновского, первого президента акционерного обществ «Сахморвтора», и его друзей.
– А Семён Аркадьевич и Аркаша? Себя не обидели? – задала Рая провокационный вопрос.
– Да куда там! О чём говоришь, Рая!? Там другой список. Другие цифры. В десять раз больше. Себя и свою семью Аркаша не обижает, – пошла дура Танька чесать языком.
Тем же вечером Семён Аркадьевич и Аркадий Семёнович возмущались, как Таня распустила язык не по делу. Как узнали о её болтовне? Кто знает? То ли Рая в туалет с мобильником побежала, то ли техника в кабинете сработала, но судьба Таньки-дуры была решена.
– Убрать! – махнул рукой Семён Аркадьевич! – Так убрать, чтоб другим было неповадно.
– А если…
– Никаких если.
Потом пошло-поехало… Уголовное дело. Тщетными были попытки Таньки рассказать следователю правду, куда и кому уходили деньги. Не помогло. Реальный срок. Тюрьма. Апелляция. Освободили, но потери моральные и материальные невосполнимы.
При чём здесь Рая!? Ни при чём вроде бы… Но хоть Танька и дура, но не совсем. Скорее всего, доверчивая, и не без греха. Потом-то она сообразила, откуда ветер дул, особенно когда Раю поставили во главе банка. Сообразила и пожалела Раю. Позвонила ей и сказала:
– Знаю, Рая, всё знаю! Сразу не догадалась. Но будь начеку, и тебя такая же судьба ожидает. Наступит час, и о тебя Шиши вытрут ноги, потом переступят и дальше пойдут.
– Жизнь такая, каждый за себя. Прости, – отвечала подружка.
– Бог простит.
У Раи хватило сообразительности не рассказать об этом разговоре Аркадию Семёновичу, и она до поры до времени останется при делах у семьи Шишей, а Татьяна пропадёт в неизвестности.
7. На острове Буян, где море-океан…
«На острове Буян, где море-океан…», – напевал себе под нос Аркадий, лёжа на шезлонге на кипрском пляже. Ему не то чтоб весело было, скорее на душе кошки скребли. Как «ушли» его из судоходной компании «Сахморвтор», бизнес семьи сразу начал трещать. Сколько было рабочих схем! Ручейки и речки из денег текли и впадали в полноводную реку, которая наполняла богатством семью! А теперь? Некоторые ручейки пересохли, речки обмелели… Хотя… Осталось, осталось немало, но утерянного жаль до боли в животе.
От снабжения бункером судов «Сахморвтора» новые акционеры его отсекли. От семейного «МОЛ-банка» ещё раньше пришлось отказаться, так как… Да что там говорить! Лицензии лишились. Райка не смогла выбить, не справилась. Надо было её заменить. А как заменишь и кем заменишь? Сучка та ещё – всё знает… И не дура, как Танька, – вывернется. Сын Семён? Но ставить кого-то из семьи на столь опасную должность никак нельзя, нельзя нарушать заветы патриарха. Нельзя становиться подписантами серьёзных документов. Вот он, Аркадий, один раз нарушил это правило, подписал чистые бланки для Але-Малинова, почти двадцать лет прошло с тех пор, и на тебе. Требуют деньги вернуть. Аркаша аж зашёлся от обиды и возмущения, встал и пнул ногой лежак.
– Арканя, что случилось? Что ты так нервничаешь? Не бери плохого в голову! Лучше позвони в Москву внуку. Зря он с нами не поехал, – защебетала жена Люська.
– Зря не зря, кто знает? И потом… Зачем ему компания старых пней? Ему, небось, там неплохо. Трёхкомнатная квартира в полном распоряжении. Девчата-ребята,
танцы-шманцы… Гуляй, мальчик, пока молодой! А работа подождёт… Да… Хотя дураков работа не ждёт.
– Что ты злишься, Арканя? Кто тебе настроение с утра испортил? Звонил кто-то? Плохие новости?
– Хороших новостей у нас давно нет, Люся! Ты же знаешь.
И тут раздался звонок. Аркадий поспешно схватил мобильник, и спустя секунду его лицо окрасилось свекольным цветом, челюсть отвисла, глаза полезли на лоб, а волосы на голове встали дыбом, и он прохрипел в трубку:
– Ты живой? – но тут же спохватился и добавил: – Не ранен? А квартира? Не молчи, Арканя.
Выслушав внука, он отключился и долго сидел молча, обхватив голову руками. С трудом Люське удалось растормошить его.
– Аркаша, скажи хоть слово? Что там? Пожар? Авария?
– Внук сказал, что дрон влетел под утро в окно. Благо, он с какой-то девахой был в другой комнате. Теперь квартиру надо ремонтировать. Но что это было? Что? – заорал он, вытаращив глаза на Люську. – Не нашли дрона в квартире!
– Не ори. Я-то почём знаю?
Люська насупилась и отвернулась, а потом прошептала:
– Успокойся, Аркаша. Ты со всем справишься! Не зря тебя зовут Решалой.
У Аркадия перекосилось лицо: то ли от страха, то ли от ярости:
– Не то имя предки взяли, не то! Арканит имя меня! На меня покушались! На меня, Люся! Не знали, что я уже на Кипре. Надо сидеть здесь и не высовываться. Заказана нам дорога домой.
Всем, кто звонил и спрашивал, Аркаша потом говорил, что дура-ворона спикировала и, разбив окно, в квартиру влетела.
…Ночью Аркадию не спалось, он и так и этак кумекал, что происходит, как сохранить налаженный бизнес, но светлые мысли в голову не приходили. Кто дрон в окно направил? Недругов хватает… Возможно, кто-то из «москвичей»? Ну, на этих найдётся управа, все под одним небом ходят… А кто пытается стрясти с него приличную сумму в несколько сот тысяч долларов? Руководство обанкроченного фонда? Или современные шустряки из тех, что стариков разводят, пенсионные деньги отбирают, квартир лишают? И те и другие – все опасные. Але-Малинов со Светкой? Ямал отвалился от Сахалина, но кто-то за ним стоит на острове? В Москве Светка-жена всё в своих ручках держит. Может быть, своя игра у неё? Может, может… Эта за копейку удавит кого угодно.
А если… Промелькнула мысль. А если обвинить Ямала в давнишнем нападении на Валеру Грицука… Тогда ловко всё получилось. Хотя опасно сейчас… Органы уже научились работать.
Эх, выхода нет. Надо гасить пламя. Придётся платить, а то… А как иначе? Хотя заплатишь раз, придут ещё не раз…
Но дрон? Не могут дроны залетать в окна москвичей. Значит, не дрон это был. А что?
Были у Аркаши-Шиша и другие мысли-тревоги… Не будь он сыном хитромудрого Семёна Аркадьевича, если выход не найдёт! У отца всегда были запасные варианты, что в жизни, что в делах! А иначе как? На авось ничего нельзя оставлять. Аркаша помнит, что сидит где-то в Подмосковье на даче первый президент акционерного общества «Сахморвтор» Михаил Баграновский. Власти уже он не имеет, да и ничего уже не имеет, но может быть опасным… Отец бортанул Михаила Александровича, так бортанул… Из совета директоров турнул. Але-Малинова, сменщика Баграновского, на свою сторону перетянул. Хотя потом и того выкинули. Да разве они забыли такое?
Мысли Аркаши перескочили на Мареева, друга Баграновского. Ещё тот пёс кусачий, уцепится – не отпустит. До сих пор его умасливали как могли: хвалили, обнимали, лелеяли… А он всё посмеивался, и ничего: ни за, ни против. Надо ему хвост прищемить, чтоб даже не думал влезать и путать дело всей жизни отца.
Аркадий решил, что на телефонные звонки шантажистов больше отвечать не будет, платить не будет, но на Сахалин или в Москву ни ногой. Благо, вид на жительство себе и супруге на Кипре заимел. Под утро он забылся коротким тревожным сном.
Едва в окна дома заглянуло кипрское солнце, Аркаша вышел на веранду, посмотрел на тихое, в солнечных бликах море, потянулся до хруста в костях и, улыбаясь, замурлыкал слова: «На острове Буян, где море-океан, танцуют девочки, гуляют мальчики…»
Потом его лицо посуровело и он с каким-то остервенением стал отплясывать несуразный, дикий танец, при этом в такт движениям ног размахивал руками и совал кому-то там, за горизонтом, шиши-кукиши один за одним, приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на!»
8. Поскользнулся, упал…
Мареев шёл по московской улице зимним днём, сумрачным и снежным. Темнело. Покрытая падающим снегом дорога, леденистая и мокрая, с кочками и рытвинами, была опасной. На такой дороге легко навернуться, поэтому Мареев ступал осторожно. Прошёл мимо «Рынка на Ленинском», но вспомнил, что хлеб не купил, и вернулся назад. На углу стояли два парня и курили. Когда Мареев проходил рядом с ними, один из них сделал шаг навстречу Марееву, но тут же поскользнулся и упал навзничь. Падая, парень зацепил ногу Мареева, и тот резко плюхнулся лицом в снег, перемешанный с грязью.
– Ах ты слепая тетеря! Куда прёшь? – услышал Мареев крик, и на него посыпались удары ногами.
– За что? – крикнул Мареев и попытался встать.
Но удар ногой по голове на какое-то мгновение лишил его сознания, хотя он успел закрыться руками. Затем всё прекратилось. Стало тихо. Мареев лежал, уткнувшись головой в снег, и, словно в бреду, видел фигуру человека на другой стороне улицы, который, пританцовывая, напевал и совал кукиши. Отчётливо слышалось: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на!»
Взвизгнула где-то машина. С трудом приподнявшись на четвереньки, Мареев медленно выпрямился. Никого рядом не было. Парни исчезли, как будто и не было их. «Может, показалось, – подумалось Марееву, – поскользнулся, упал, потерял сознание, парни привиделись». Но тут же поспорил сам с собой: «Больно, и кровь на снегу… И в паху боль… Били меня», – он испуганно оглянулся, опасаясь, что опять будут бить. Но никого рядом не было. «А танцующий мужик на другой стороне улицы тоже привиделся? Куда он делся?» – сам себя спросил Мареев.
– Мужчина, вы что-то ищете? Портфель в снегу не ваш часом? – обратилась к нему какая-то маленькая женщина с хозяйственной сумкой в руке.
– Мой, мой… – поспешно ответил Мареев. – Я упал и выронил его.
– Бывает, – сказала женщина и, посмотрев на его лицо, воскликнула: – Да у вас вся морда, извините, лицо в крови. Может, скорую вызвать?
– Спасибо. Не надо. Я домой пойду. А вы не видели двух парней? Они
били меня.
– Не ви-и-дела, – протянула женщина и заспешила прочь от Мареева, испуганно
В голове шумело. «Не дай Бог сотрясение мозга? – промелькнула у Мареева мысль. – Отсюда и галлюцинации». Он с трудом поковылял к своему дому, прихрамывая и спотыкаясь на ходу.
Дома ничего не стал объяснять жене, поскольку сам не представлял, что с ним случилось. То ли сам упал, то ли сбили его с ног? И почему били? Или стукнулся головой о лёд и два парня пригрезились? В ванной привёл себя в порядок, добрёл до спальни и заполз в кровать, провалившись в сон.
Утром Мареев проснулся поздно. Ничего не помнил, что вчера случилось. Комната была заполнена солнечным светом. Лежа в кровати, любовался виднеющимся в окне чистым небом какой-то хрустальной голубизны. На подоконник сели два воробья и давай наяривать свои песенки. Щебетали безостановочно, прыгая за стеклом. «Морозец, а им нипочём. Ещё февраль, а птахи уже весну чуют», – подумалось Марееву. Откуда он взял, что морозец? Конечно же, мороз, ведь нет вчерашней капели. Вчера целый день капала вода с крыши, стуча ритмично по карнизу. И дорога была раскисшей. Невозможно было идти по ней. И скользко, и мерзко.
И вдруг в его голове мелькнула картинка падения! Словно из сна явилась! Вскочил с кровати, но тут же чуть не упал от боли в паху. И всё вспомнилось: и как упал, и как его били какие-то уроды. Не привиделось, не приснилось ему. Из зеркала на него глядело перекошенное лицо с заплывшим правым глазом. Правду тётка вчера сказала: морда и есть морда, как у алкоголика-бомжа. Случайность или нападение на него? Откуда прилетело? Неужели с Сахалина? Перед глазами стоял тот сумасшедший, который пританцовывал вчера, размахивая руками, и напевал что-то. Словно дурной сон с ним приключился. Кто бы рассказал про такое, ни в жизнь не поверил бы.
Целый день сидел дома, пялился в телевизор, ничего не хотелось делать и даже думать не хотелось. Обидно было и непонятно. То ли случайность, то ли парни специально поджидали его? А после обеда позвонил Колотилыч, старый знакомец с Сахалина по имени Лев. Имя грозное, а отчество нормальное – Игнатьевич. Но так уж повелось, что в кругу друзей Льва величали Колотилычем, а он и не обижался. Вроде бы прозвище прилипло, когда в горкоме партии работал после службы технологом на рыболовных базах. Строгим был, любил выволочку делать проштрафившимся партийцам. Мареев знал, что Колотилыч давно съехал с Сахалина и подался к себе на родину, в Ростов-на-Дону. А тут на тебе – звонок.
– Всеволод Иванович, добрый день! Я проездом в Москве. Хотел бы тебя увидеть, да и дело есть.
– Привет, Коло… Ой, извини, Лев Игнатьевич! Мы ведь сто лет не виделись. Приезжай ко мне. Поужинаем вместе. Адрес выслать?
– Сева, давай без церемоний. Зови меня Лев или как раньше – Колотилыч. Перешли адрес на мобильник. Я проездом в Москве. Такое тебе расскажу, такое… Да и посоветоваться очень нужно.
Отправил Мареев Колотилычу свой адрес и стал ждать его приезда.
9. На янтарном берегу…
Прошло полгода со дня разговора приятелей по телефону. Но Мареев так и не дождался звонка от Колотилыча. Звонил ему много раз сам, но ничего в ответ, словно сдох мобильник. И человек исчез…
Хотел даже поехать в Ростов-на-Дону и там как-то искать Колотилыча. Но где его искать в совершенно незнакомом городе? С Кипра сообщили, что утром полиция
нашла на пляже труп мужчины. У Мареева аж сердце защемило от этой новости – не дай Бог! Не хотелось в это верить, но было тревожно. Три дня этот случай из головы не выходил, а потом оказалось, что это были разборки местных криминальных структур, и кого-то уже полиция арестовала. В газетах писали. Везде неспокойно в этом мире. Недобрые вести каждый день вползают, влетают в наши квартиры. Конечно, дела сахалинские – такая мелочь на фоне глобальных конфликтов в мире, но… Это – наша жизнь!
С такими мыслями Мареев отправился в Калининград по приглашению давней подруги Ирины, филолога, знающей в совершенстве английский язык и влюблённой в лирику Роберта Бёрнса. Стройная, русоволосая, великолепная женщина. Интеллигентная. Из тех, кто если даже обедает дома одна, то за красиво накрытым столом. Нравится Марееву Ирина, нравится, но об ухаживании за ней и речи нет. Не приемлет Ирина фривольных отношений с чужим мужчиной. А Мареев для неё друг и не больше. С ним она может поболтать глубокой ночью, когда муж в другой комнате храпит. Мареев тоже храпит, а зачем женщине два храпуна? Никто не любит храпунов. Ирина поэзию любит. И Мареев любит поэзию. Оба портвейн любят настоящий. Оливки спелые любят. Национальные португальские блюда из трески обожают оба. А Марееву португалки нравятся. Круглолицые, кареглазые, улыбчивые и… доброжелательные. Встретит молодая красавица, например, в автобусе уже не молодой мужской взгляд и не отведёт свои глаза, не встанет, чтоб место уступить, а улыбнётся задорно и… поощрительно. Нет-нет, её взгляд и улыбка ничего не значат конкретного, хотя… Хотя кто знает, что у этих португалок на уме? Мареев не проверял и даже не пытался. Нет. Как-то попросил у продавщицы бутика в Лиссабоне номер мобильного телефона. Он оставил в её магазинчике приличную сумму. И что вы думаете? Да-да… Получил от красавицы номер! Португалка регулярно шлёт послания: пишет, что ждёт, когда он приедет… У неё, видите ли, новая коллекция одежды подошла. Что скажешь? Женщины – везде женщины, они всегда готовы помочь мужчине потратить деньги. Таких как Ирина мало уже осталось, она из прошлых веков, когда романтика с ума сводила молодых!
Прилетел Мареев в Калининград, поселился в гостинице, а на следующий день уже обедал с подругой Ириной в ресторане с банальным названием «Шпрот». Мареев смотрел в искрящиеся глаза Ирины и думал, как хорошо дружить с красивыми женщинами – они мотивируют быть лучше во всех отношениях. Сговорились на следующий день сходить на побережье и полюбоваться закатом. Песчаные дюны, чайки, простор балтийских вод, почти сонное состояние природы…
И вот идут они неспешно по берегу, ёжась от свежего ветра, и наблюдают, как солнце медленно опускается в воды Балтики. Удача, что небо почти чистое, и такое… такое трогательно бледно-голубое, словно печальное… Из-под ног выскочило какое-то морское существо и шмыгнуло в воду. Чайки с опереньем слегка розового цвета и с чёрными полосками на хвосте летают и летают над водой, преодолевая сопротивление ветра и отдаваясь его воле. Огромные птицы, визгливые и наглые, похватали брошенные Ириной куски булки и принялись галдеть, летая вокруг пары. Попрошайки морские. Ирина переключила внимание Мареева на лежащий на песке камушек, похожий на два сросшихся грецких ореха какого-то бурого неопрятного цвета.
– Поднимите, Сева! Это ваша первая удача! Янтарь! Хорошее начало.
– Серо-буро-малиновый! Бррр… Какой некрасивый! И это янтарь? – удивился он.
– А вы отмойте его в воде, не бойтесь. Берите, берите…
И действительно, отмытый камушек ожил на ладонях в лучах осеннего закатного солнца, светясь жёлто-бежевым цветом. «Он и она, сидящие у моря», – подумалось Марееву. Ему хотелось смотреть и смотреть на этот кусочек затверделой смолы, пронёсший сквозь тысячи лет красоту природы. Его полировали морские волны, возможно, его держала в руках красавица из прошлых времён и уронила нечаянно в море. Он сказал об этом Ирине, и она, весело рассмеявшись, ответила:
– Или молодой воин-викинг добыл камень в подарок своей невесте?
– Возможно, ладья викингов потерпела кораблекрушение, и море забрало камень назад? – включился Мареев в игру.
Они гуляли по песчаному пляжу и болтали о всякой всячине. Где-то позади, в прошлом осталась сумрачная Москва, далёкий Сахалин с его радостями и проблемами. Ирина предложила Марееву поехать завтра в курортный город Зеленоградск, а потом посетить самую красивую дюну Эфа, расположенную на Куршской косе.
Солнце уже почти приблизилось к горизонту, когда Мареев заметил идущего навстречу мужчину с рюкзаком за плечами и с палкой-посохом в руке. Время от времени мужчина ковырял палкой в песке, иногда нагибался и бросал что-то в открытый рюкзак.
– Искатель янтаря, – пояснила Ирина и добавила: – For the sake of somebody…
– И в моей душе покоя нет… А у мужика есть большой рюкзак, – пошутил Мареев.
– Я думаю, что он просто любитель прекрасного. Чёрные копатели орудуют больше по ночам, с лопатой или с техникой, и – в местах сокровенных, где янтаря – что звёзд в небе.
Что-то знакомое показалось Марееву в фигуре бредущего по песку бородатого мужчины. Ирина всплеснула руками и сказала:
– Сева, так я уже встречала этого мужчину, даже говорила с ним. Его Львом зовут, по отчеству то ли Константинович, то ли Кириллович.
– Может, Колотилыч? – предположил Мареев, не веря в такое совпадение.
– Именно. Так и есть. Лев Колотилыч. Неужели его отца звали Колотил?
– Если это тот, о ком я думаю, то его отца звали Игнатом. А Колотил – что-то вроде прозвища.
– Лев! – крикнула Ирина и помахала рукой человеку с посохом.
Тот помахал в ответ рукой и заспешил к ним, явно не узнавая Мареева. Но, подойдя поближе, Лев остановился как вкопанный, присмотрелся и кинулся обнимать.
– Всеволод! Ты? Не верю глазам своим! Какими судьбами? – тут же повернув голову к Ирине, добавил: – Ирочка, это мой давний друг-товарищ! И вы…
Ирина перебила Льва:
– Так и я дружу с Севой почти сто лет…
– Дружим давно, невинно и бесхитростно, – пошутил Мареев.
– Я такой дружбы не знаю, но на всякий случай запомню, что и так бывает, – парировал Лев.
Вот так неожиданно-негаданно встретился Мареев со Львом Колотилычем на янтарном берегу балтийского побережья. Солнце уже окунулось в море, только красный ободок на какие-то секунды завис на горизонте, а потом и он исчез. Ушёл день и никогда он не вернётся. Но будет завтра восход, будет новый день, будут встречи со старыми друзьями, будут новые встречи. Ничего не кончается, всё повторится, только в другом пространстве и в других измерениях… А пока, проводив Ирину, Мареев с Колотилычем сидят за столиком в кафе, на столе две пиццы, травяной чай, и… оба наслаждаются общением.
– Колотилыч, ты так неожиданно объявился и внезапно пропал… Тогда в Москве обещал приехать ко мне домой и… полгода ни слуху ни духу. Я думал, ты в Ростов-на-Дону подался. Что случилось? – не выдержал Мареев.
– Украли в аэропорту мобильный телефон, а в нём были и твой номер, и адрес. Не судьба, как говорится. Куковал один в ожидании посадки на самолёт в Калининград. Ростовская жара уже не по мне. Бросил я город своего детства, но наездами бываю.
– Ну даёшь, Колотилыч! А потом почему не звонил? В наш-то век не найти возможности дать о себе весточку!
– Искал номер твоего телефона в записной книжке и не нашёл.
– И с Аркашей потерялась связь?
– Аркадий звонил недавно и очень возмущался, что встречаюсь с тобой. Как узнал мой новый номер, не знаю! И почему на меня ополчился? Ты ни с кем не говорил обо мне?
– Не-е-е… Хотя жене сказал, что ты был в Москве проездом. Но Варвара не могла разболтать, разве что Лиде, жене Баграновского?
– Вот оттуда и дошло до Аркаши. Да чёрт с ним! Всё равно узнал бы и сам. Понял, что Шиш ненавидит тебя, Всеволод, лютой ненавистью. Кричал по телефону! Говорил, что Мареев допрыгается. Бранился и сквернословил.
– Совсем Шиш сдурел! А раньше петухом кукарекал при встречах!
– Как раз вчера звонили ребята с Сахалина. Сказали, что якобы умом Аркаша тронулся. Сидит на Кипре и угрозы оттуда всем шлёт. Грозился из льва драную кошку сделать. Это он про меня, Сева.
– Тронулся умом? – удивился Мареев. – На почве жадности, видимо.
– Или притворяется сумасшедшим, чтоб не отвечать по долгам? Хотя и назвать его нормальным язык не поворачивается.
– Божья кара, не иначе, – произнёс Мареев, – вот что деньги с людьми делают.
– Шиши-Кукиши, отец и сын, в советское время выдавали себя за ревностных коммунистов, но одними из первых перекинулись в коммерсантов, – Колотилыч помолчал, словно задумался, а потом печально продолжил: – И ты, Сева, был членом партии. И я – был. Ты партбилет хранишь. И я храню. Храним, как память о другой жизни, небогатой и весёлой. Из песни слов не выкинешь. Биографию не исправишь, жизнь прожитую не удалишь, – повело Колотилыча на философию.
– Притворялись, наверно, – Марееву не хотелось продолжать этот разговор.
Колотилыч завёлся:
– Притворялись. А рынок пришёл, и вся эта муть попёрла из них, как из канализации. Кто мог подумать, что благопристойный и рассудительный Семён Аркадьевич таким станет? Что у него такие руки загребущие будут? Хотя, что говорить о покойнике! А вот Аркаша… В друзья набивался, не дай бог иметь таких друзей, тогда и врагов не надо, как говорят умные люди. А ещё…
Но Мареев перебил его:
– Может, не надо, Лёва? Ну её к чёрту, эту семейку Шишей-Кукишей. Жизнь… она расставляет всё по своим местам. Даже если Аркадий притворяется сумасшедшим, это уже наказание. А то, не дай бог, в «дурку» загремит или засунут его туда?
Лев Колотилыч уже не мог остановиться:
– У меня из головы не выходит последняя встреча с Аркашей на Кипре. Что-то он задумал нехорошее. Что?
– Забудь, – ответил Мареев, а сам не мог никак отдалиться от происшедшего с ним в Москве: избить могли случайно, а танец с припевом был не случайным.
Лев Колотилович продолжал говорить и говорить без перерыва. Мареев же слушал и не слышал, не понимал значения слов, отдалённых от него воспоминаниями о лучших годах на Сахалине, о настоящих друзьях-моряках…
10. У Белых скал…
В двадцати минутах езды от Лимассола есть красивое место. Берег моря обрамляют белые скалы – море чистое-пречистое, в воде видны всякие камушки, ракушки, а повезёт, так и стайку рыбок увидеть можно: мелюзга, словно птички, взлетают над сонной водой, спасаясь от крупного хищника.
Аркадий Шишов любит забраться с женой Люськой подальше от людных мест и купаться вволю нагишом. Свобода опьяняет. Дурные мысли отлетают куда-то за горизонт и хочется оставаться в этом райском месте долго-долго. Особенно когда тебя донимают проблемами то с одной стороны, то с другой. Есть деньги, заработанные упорным трудом, и планы есть, и силы ещё есть, а вот неймётся некоторым. Камнем окно разбили в московской квартире. Нет, камень не долетит до двенадцатого этажа… Но не из гранатомёта же стреляли? А если кто-то из гостей внука Аркани бросил в окно бутылку из-под шампанского? От внучка невозможно добиться, как там было и что было.
Сидел Аркадий вдали от людских глаз на белом, отполированном морской водой камне и любовался чистым горизонтом, летающими над изумрудной водой чайками и нет-нет да и поглядывал на голую Люську, плавающую недалеко от берега. Не выдержал и крикнул сверху супружнице:
– Люся, вылазь уже… Я тебе помогу наверх взобраться. Ложбинка тут нашлась удобная. Полежим-поговорим…
– Сдурел, Аркаша? Средь бела дня! А если кто на лодке подплывёт?
– Ладно-ладно. Пошутил я.
– Ишь, пошутил он, – тихо ответила Люся. – А мог бы… За этим своим бизнесом не помнит, что на завтрак ел, не то что…
Аркадий, зажмурившись от утреннего солнца, начал думать и строить планы, как вывернуться из удушающих объятий учредителей сахалинского фонда. Кто они? Как они могли получить бланки с его подписью? Не иначе как Але-Малинов им отдал? Права Люська: похоже, что Ямал учредитель фонда, и люди стоят за ним… Нет, лучше не знать их имён! Даже не вспоминать вслух. Вспомнились вдруг два мордоворота, которые явно его искали, когда он с Колотилычем сидел в кафе. Одного узнал, он из неформальных сахалинских коллекторов. По его душу приехали. От этой мысли Аркаша вскочил в волнении на ноги, словно его кто-то кипятком ошпарил. И услышал:
– Здорово, Шиш! Далеко собрался?
От страха Аркаша был готов взлететь птичкой с белых скал. Но пересилил себя и вынужденно улыбнулся в ответ:
– Здорово, Колян! Вот это да! Где не встретишь сахалинцев! Но чтоб на Белых скалах? Вот так сюрприз!
– Аркаша, давай по-хорошему. Верни деньги. Без процентов верни. Двести тысяч зелёных.
– Мужики, так я тогда под Але-Малиновым был, его распоряжения выполнял. С него и спрашивайте.
– Шиш, здесь мужиков нет. Уже спросили. Тебе привет от Светланы Ягуаровны. Они свою долю внесли. Твоя очередь.
– Так там всего было двести тысяч! И больше половины комиссии отдали фонду.
– Шиш, мы не в бухгалтерии. Соглашайся и подписывай бумагу. Там внизу Люська уже замёрзла, надоело ей купаться.
Пришлось Аркаше подписать нужную бумагу. А на прощание по «просьбе» Коляна он станцевал и спел: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе и на!» Только шиши-кукиши самому себе пришлось совать. А Колян хохотал, хлопая в ладоши, хотя его напарник, толстый и лысый здоровяк, простоял истуканом весь разговор, не сказав ни слова. И ни разу не улыбнулся. Даже когда Аркадий неистово притоптывал босыми ногами по белому камню, продолжал молчать.
Не стал рассказывать Аркаша Люське о том, что с ним случилось на белой скале. И Люську ни о чём не стал спрашивать. Да и ей было что скрывать, и она помалкивала, но спустя какое-то время не выдержала и позвонила на Сахалин сыну Семёну:
– Сёма, поговорил бы с отцом. Кажется, что он «ку-ку». То смотрит в одну точку и молчит, то танцует, как дедушка, бывало, в конце жизни танцевал.
– Мама, отец не дурак. Знает, что делает.
– Мы вчера встретили Мареева в бутике. Я в примерочной стояла. Так Аркадий такое стал Всеволоду говорить… ужас! А у самого щека стала дёргаться. Мареев покрутил пальцем у виска и ушёл. Обследоваться бы отцу у врачей, а он ни в какую!
Свихнулся Аркадий или притворяется? «Может быть и то и другое, – сказал Лев Колотилыч в телефонном разговоре Марееву и добавил: – Крыша от алчности поехала. Вот он и скачет с кукишами»
* * *
Подмосковье. Весеннее воскресенье. У костра двое немолодых мужчин, перед ними чекушка водки, горка блинов, икра красная и огурцы солёные. Масленицу празднуют и вспоминают былую островную жизнь.
– Михаил Александрович, а давай махнём с тобой на Сахалин, – шутя предложил Мареев, – посидим на берегу пролива Лаперуза. Представляешь, два старых моряка бросают камешки с крутого бережка. А?
– Уезжать не надо было, – угрюмо ответил Баграновский.
– Но вернуться можно… Аркадия Шиша с Кипра возьмём с собой?
– В дурку, что ли, отвезти? Притворяется, наверное. Пришёл серьёзный бизнес в компанию. Боится, что копнут где надо и отвечать придётся. Что, мол, с дурачка взять?
– Да… Кривая жизнь у Аркадия была и есть. Таких горбатых и могила не исправляет, – отвечал Мареев, не отрывая глаз от потрескивающего искрами костра.
Баграновский помолчал немного и добавил:
– Печальное время для пароходства. Ишь ты! Кукиши обозвали его «мореходством». Вспомни, Сева, прежних руководителей компании, в советские времена. Героические личности. А эти? Быдло. Не все, но Аркаша Кукиш – самое настоящее быдло. Ни совести, ни чести, ни знаний дела. Але-Малинов оказался недалёким начальником, без царя в голове.
– Так сами ему власть вручили. Кто он был? Никто, и без опыта и нужных знаний для руководителя…
– Опыт дело наживное. Задатки у него были. Ошибся я, когда уходил в министерство. Да и Шиши-Кукиши подсуетились, обольстили, совратили…
– Совращают того, кто хочет быть совращённым, – вздохнул Мареев.
– И это правда. Времена такие были. Но новые времена приходят. Не будем о плохом, о людях гадких не будем. Хорошо, что Бог нас, Сева, миловал от дружбы с ними. А ведь дважды спасали старого Шишова от смерти: в Лондоне лечили за счёт компании и потом в Вене операцию организовали. Жил бы ещё какое-то время. Но Аркаша денег пожалел и в третий раз не повёз отца за границу. Бог ему судья.
С дерева раздался звонкий птичий свист.
– Первые скворцы прилетели, – оживился Баграновский. – А давай за Сахалин поднимем тост. Прекрасный остров! И люди, эх, какие там люди, наши с тобой, Сева, друзья-товарищи!
Огонь весело потрескивал в костре, а двое говорили говорили, словно не могли наговориться.
Свидетельство о публикации №224062100474