Человечность

– Ты знаешь, – обратилась Виктория к своему мужу, сидящему в центре их просторной кухни за широким столом, покрытым белоснежной скатертью, продолжая с неподдельным энтузиазмом шинковать овощи для салата – последнего блюда для их семейного обеда, – я так счастлива, что мы переехали сюда, за пределы города. Мне еще нигде не было так спокойно и уютно, как тут. Все же хорошо, что мы покинули эти проклятые каменные джунгли! В последний год нашей жизни в человеческом муравейнике я буквально сходила с ума. Единственным моим желанием тогда стало погрузиться в сон без видений. Работа вытянула из меня все соки, заставив выгореть вчистую. Довеском к этому были: нескончаемый поток платежей непонятно за что, дрязги соседей в домовых чатах и не только, ну и, конечно, беды египетские – то тебя затопят, то ты кого зальешь, горячую воду отключают в самую жару, когда так необходим душ, зимой отопление подают такое, что никаким регулятором не убавишь, а окно откроешь – привет, простуда. Другое дело тут. Я, ты и наш сын. У нас свой дом. Мы сами себе хозяева, сами за все в ответе и решаем, что правильно и чему быть, не советуясь с кем-либо. Я и не думала, что буду так счастлива, став домохозяйкой. Жаль только, что тебе постоянно приходится уезжать на эту твою вахту, новую работу.
Кирилл, сидя за столом и любуясь своей супругой, подал голос:
– Без работы не было бы всего этого. И да, жить на некотором разумном удалении от цивилизации – это не такая уж и плохая идея. Хотя напомню, поначалу ты, мягко говоря, сомневалась и активно сопротивлялась переезду.
Она замерла, а потом резко повернулась к нему лицом, оставив свое важное занятие. Ее светлые густые локоны колыхнулись вслед направлению ее движения, после чего качнулись в обратную сторону.
– Да, смена места пребывания не мой конек, – несколько наигранно, сверкнув взглядом своих обворожительных серых глаз, бросила Вика, а потом с укором заметила: – Еще тогда, помню, голос на меня вздумал повышать.
Выслушав обвинение, он встал из-за стола, ничего не говоря, с непроницаемым выражением лица, быстро миновал разделяющее их пространство, встав прямо напротив нее, после чего ловко подхватил жену на руки и закружил. Маски были сброшены, на лице Кирилла засияла улыбка.
Вика принялась что-то возмущенно говорить, меж тем не особо активничая в своих попытках опуститься на пол. Он не разобрал ее слов. Кирилл заключил супругу в объятия, тем самым окончательно примирившись с ней, затушив пламя потенциального конфликта, не дав ему ни единого шанса разгореться. Его голова слегка кружилась, возможно, от вращения, а может, потому, что он просто очень сильно любил свою вторую половинку. Они, приобретя и переехав в этот дом, стоящий в лесу на берегу небольшого чистейшего озерка с каменистыми берегами, переживали ренессанс своих чувств.
Наконец супруг опустил жену на пол, прервав их объятия, в которых он на несколько мгновений буквально потонул.
Она больше не ворчала, а лучезарно улыбалась. Оказавшись на твердой поверхности, Вика поправила свое воздушное платье и предложила:
– Может, теперь поможешь мне управиться с зеленью, а я пока горячее разолью по тарелкам?
– Конечно, – восхищенно глядя на нее, согласился муж.
– Только режь салат не как на дне рождения моей мамы, не мельчи.
«И зачем тогда резать в принципе?» – задался риторическим вопросом он, благоразумно не озвучив его, уточнив вслух только формальность:
– Порезанное положить в пиалу и заправить сметаной, верно?
– Ну, не майонезом же! – отозвалась она, машинально прикладывая руку к своему животу.
Боковым зрением Кирилл уловил, как распахнутые настежь створки выходящего на запад окна, из которого открывался замечательный вид на озеро, закрылись под порывом невесть откуда налетевшего ветра.
«Непорядок», – решил Кирилл и, отрываясь от почти уже законченной работы, подошел к окну, снова открыл ставни и теперь уже плотно зафиксировал их.
В столовую ворвался свежий ветерок, радуя домочадцев. Всю минувшую неделю было ужасно жарко. Июль, достигнув своего экватора, властвовал над миром, диктуя свои правила, заставляя подчиняться и вести себя совершенно иначе, чем в остальные одиннадцать месяцев в году. Одежду долой, на ноги недообувь, больше мороженого и прохладительных напитков. В городе летом в жару жить было невозможно, сущий ад. Тут же, в лесу, в тени сосен и елок, под сенью дубов и лип, пекло переносить было несколько попроще. Но это днем. Ночью и в переходные часы от мошкары не было спасу, поэтому приходилось плотно закрывать окна и задыхаться. Кондиционера в доме не было, так как это требовало больших энергозатрат, чем мог себе позволить их генератор, единственный источник питания, который снабжал их дом электричеством. Однако это была лишь видимая причина данного факта. Имелось и кое-что еще. Кирилл, переехав за город, стал стараться, насколько это было возможно, избавиться от всякой электроники. Кондиционер удалось исключить из списка прописанных у них в доме агрегатов, а от мультиварки и стиральной машины отказаться не вышло.
– Кажется, собирается обещанный уже не единожды дождь, – сообщил Кирилл, поглядывая на потревоженную озерную гладь. – Буря всегда приходит с запада.
– Вот и замечательно, легче станет дышать, – вытирая руки о полотенце, сказала супруга, незаметно оказавшись возле него, с тревогой добавляя: – А где Сережка?
– Да во дворе был, – поворачиваясь в сторону другого окна, ведущего на юг, ответил Кирилл.
Вика, направляясь к плите, грациозно покачивая бедрами, на ходу, поменяв голос на строгий и требовательный, крикнула:
– Сережа! Иди обедать, все уже готово!
В ответ с улицы донеслось:
– Хорошо, мам!
И уже через пару минут, пока родители накрывали на стол, в кухню вошел курносый, худощавый шестилетний мальчуган с усыпанным веснушками лицом.
«Совсем как я в детстве, – подумал Кирилл. – Только волосы у Сережки, скорее, как у отца Вики, мягкие и тонкие, но каштановый оттенок мой».
Мальчишка, проходя мимо стола, направляясь к раковине, ловко подхватил кусок клубничного пирога, предназначенный в качестве десерта и, перекидывая его из ладони в ладонь, стал приговаривать:
– Ой, ай, калачики-куличики, а чего ты такой горячий-то!
Мать, хотевшая было заругаться на сына, ведь он еще не вымыл руки, вернувшись с улицы, да и десерту час еще не настал, вместо этого засмеялась, заметив:
– А ты как думал, я его только что из духовки достала, специально на стол поставила, чтобы он немного остыл. Ты его еще укусить попробуй! Сразу язык обожжешь и перестанешь вкус ощущать.
Последние слова были сказаны как нельзя вовремя. Сережка направил было пирог в рот, но сразу остановился, положив его на столешницу возле раковины, и принялся мыть руки. Закончив с этим, он присоединился к родителям, уже сидевшим за столом.
– Помолимся, – сказал Кирилл, склоняя голову и искоса поглядывая на сына.
Тот без особой охоты последовал примеру родителя, который начал говорить нужные слова. Сын не повторял их, а лишь копировал позу отца, выражающую покорность и смирение.
Супруга Кирилла тем временем немного отрешенно поглядывала в окно, думая о чем-то своем. Она не была верующей, хотя и была крещеной и носила крестик. К обрядам мужа она относилась, как к некой причуде, просто принимая их в качестве должного, что нужно перетерпеть, как к необходимости больного сахарным диабетом принимать инсулин. Любовь между ними сглаживала все острые углы в отношениях. Но так было не всегда. В городе вера мужа часто становилась внешней причиной очередной ссоры.
Кирилл закончил молитву, и все приступили к еде.
– Во что ты играл во дворе? – поинтересовалась мать у сына, когда с первым блюдом было покончено и она накладывала ему второе – жареную свинину и картофельное пюре с маринованными корнишонами.
– Да так, – неопределенно начал он, – сначала мяч пинал, потом мелками на сарае рисовал…
Закончить мальчуган не успел. Отец, услышав о месте, где развернулись игры сына, резко посуровел лицом и, закипая, произнес:
– Сергей, я же просил тебя не подходить к сараю. Тебе что, места для игр не достает?! Все в твоем распоряжении, только не уходи далеко в лес и никогда не заходи в сарай!
– Так я и не заходил в сарай, – стал оправдываться сын, – я только возле него стоял и на стене рисовал мелом.
Жена с опаской скользнула взглядом по лицу супруга, словно оценивая, насколько все плохо и, поняв, что ничего хорошего ждать не стоит, решила пресечь раздор. Она встала из-за стола и, разливая яблочный сок из пузатого стеклянного графина со светло-желтыми полосами, сказала:
– Вот, только сегодня выжила, попробуйте оба и похвалите меня, я не потерплю критики в свой адрес.
Мужчины покорно последовали ее предложению и на перебой принялись расхваливать хозяйку. О сарае благополучно позабыли.
Пришел черед десерта. Пирог был объедение – румяный, пышный, достаточно теплый, но теперь уже негорячий. Правда, Кирилл уже насытился и смог осилить лишь половину положенного ему в тарелку. Сергей же ел с большим энтузиазмом, быстро расправившись с куском своего пирога, который он так вожделел с самого начала обеда.
– Я хочу еще, – заявил мальчик, подставляя тарелку.
– Пожалуй, тебе пока хватит, – заметила мать. – Убери со стола, вымой лицо и руки, ты весь сладким перепачкался, и иди немного отдохни, почитай книжки у себя.
Ребенок вначале повиновался. Отнеся посуду в раковину, он вымыл лицо и руки, после чего заявил:
– Я мелки на улице забыл. Мне надо их забрать. Они у сарая лежат.
– Я сам схожу! – услышав слово, заставляющее его напрягаться, пресек поползновения сына отец.
Сережа направился в свою комнату, что располагалась на втором этаже, при этом зачем-то напоказ топая. В итоге, под аккомпанемент скрипучих ступеней мальчик удалился. Сын пропустил молитву после еды. Однако отец не стал настаивать на участии сына в данном действе.
Меж тем, ветер за окном усиливался, но для плотно зафиксированных ставней это пока не было проблемой.
Супруги принялись наводить порядок в кухне после обеда.
Распределение ролей было выработано за год совместной жизни за городом. Они вместе отнесли всю посуду к раковине, после чего он, включив среднюю по теплоте воду, принялся мыть посуду, а она, стоя рядом, вытирала ее полотенцем.
Кирилл любил вот так, по старинке, мыть посуду руками, это успокаивало его. Он не терпел посудомоечные машины и в принципе не особо доверял разным полезным гаджетам. Так было не всегда, а только после их переезда в свой дом.
– Надо съездить в город за продуктами и топливом для генератора, – как бы невзначай заметила Виктория.
– Надо, – отвлекшись от своего занятия, отозвался Кирилл, кинув взгляд на сарай, что стоял немного в стороне от дома, укрывшись в листве кустов сирени и склонившихся над ним старых лип, место, где обитал генератор.
– И мне еще по мелочи кое-что надо будет привезти, я написала список, – быстро протараторила она, извлекая из кармашка на ее платьице свернутый листок бумаги, испещренный с двух сторон записями ее аккуратным каллиграфическим почерком.
Она очень редко посещала город и практически всегда делала это в одиночестве. Раз в месяц Виктория убывала на такси в салон красоты, а после визита в него развеивалась, покупая нужную ей одежду и еще что приглядит. А вот Кириллу приходилось наведываться в цивилизацию куда чаще. В перспективе же предстояло делать это дважды в день. Осенью Сережка должен был идти в школу в первый класс. Но для Кирилла предстоящие частые поездки не были проблемой. Ему казалось сложным другое – как в его отсутствие со всем этим управится Вика, которая категорически не желала проходить курсы вождения. Ее личным шофером был муж, что вполне ее устраивало.
– По мелочам, говоришь, – вытерев мокрые руки о ее полотенце, он принял свиток с пожеланиями для последующего их исполнения.
Пробежав по нему, он заключил:
– Все это потерпит до завтра. Да и к тому же не все из желаемого можно приобрести сегодня, в воскресенье. Понедельник – самое время закупиться на неделю, а может, и на пару недель. К тому же не лучшая затея отправляться в поездку в дождь.
– Ты все еще веришь в прогнозы погоды. Глупышка. Верить надо только в себя и себе. Хотя… завтра значит завтра, – с легким разочарованием в голосе сказала она, и они снова принялись за мытье и вытирание посуды.
Тем временем ветер набирал силу. Очередной его порыв принес на подоконник пригоршню песка, что не ускользнуло от цепкого взгляда Кирилла.
– Надо бы окна закрыть, – озвучил он план своих действий и, протянув последнюю вымытую вилку супруге, приступил к выполнению новой поставленной себе задаче.
– Не спеши, – запротестовала она, – может, ветер прогонит тучи, как вчера и позавчера. – Не хочу сидеть в душиловке.
– А как же песок? – проведя рукой по подоконнику, испачкав кончики пальцев и показывая их жене, поинтересовался Кирилл.
– Да и ладно, вытру, – отмахнулась она, принявшись расставлять посуду, а потом добавила: – Жаль все же, что у нас нет кондиционера.
– Мы же договорились, – отреагировал на укол Вики в свою сторону супруг. – Живем за городом и пользуемся только самыми необходимыми гаджетами. Никаких макбуков и айфонов, телефоны только кнопочные, нет зомби-ящикам, в общем, долой избыточную электронику.
– Я помню, – примиряюще нараспев произнесла она. – Но все равно считаю, что вполне можно было взять из цивилизации действительно нужные вещи. Тут бы они очень пригодились. Ладно, забудь. Просто к слову пришлось.
– Да как забыть, если ты все время об этом напоминаешь? – проворчал муж.
Меж тем, на улице разворачивалось занимательное действо. Стихия набирала обороты.
Кирилл переключил внимание с супруги на творившийся за окном хаос. Однако его взгляд более всего привлек к себе сарай, кровлю которого принялись хлестать ветки липы, а поркой стен занялась сирень.
Ярость порывов ветра с каждым мигом усиливалась.
Глядя на буйство стихии, Кирилл вспомнил ярость бушевавших в бытность излета их городской жизни семейных ссор.
Год назад брак трещал по швам. Фиаско казалось неизбежным. Вика и Кирилл постоянно собачились, взаимные упреки сменялись конфликтами на работе и с соседями, да с любым встречным-поперечным. Они пряталась друг от друга и от всего окружающего их мира в смартфонах. А еще Сережка постоянно болел, и Вика сидела с ним на больничном, почти не работая.
Все изменилось в тот день, когда Кириллу предложили новую работу. Тогда у него внезапно появились очень хорошие деньги, что позволило организовать переезд в новый собственный дом. Жена поначалу активно противилась перемене места жительства. Но ее взгляды на жизнь резко поменялись после того, как она попала в больницу, подхватив какой-то новый штамм гриппа. Пролежав неделю на аппарате искусственного жизнеобеспечения, супруга поменяла свою позицию относительно переезда, став апологетом обитания вне города. Ее сразу устроило и выбранное Кириллом место и условия проживания в их новом пристанище.
Так они оказались в доме у озера. Их брак был спасен.
Теперь о последнем годе жизни в городе Кирилл вспоминал, как о кошмарном сне. Было отрадно осознавать, что он проснулся.
Размышления мужчины прервал гулкий рокот грома.
Вика вздрогнула. Она с детства боялась грозы. С годами этот суеверный страх так и не прошел.
– Ого, – машинально обронила она, подойдя к мужу со спины, прижавшись к нему, с опаской выглядывая из-за его плеча, – хорошо так бахнуло.
– Да, точно тебе говорю, быть дождю.
Словно в подтверждение слов мужчины, снова загрохотало, но уже ощутимо ближе.
Пыль и песок, поднятые ветром ввысь, замутили небесную синь, небо приобрело грязно-желтый оттенок.
– Ладно, закрываем окна, –согласилась Вика после очередного раската грома. – Я на первом этаже, а ты наверху.
– По рукам, – шлепнув супругу по ягодице, спеша удалиться, сказал в ответ Кирилл.
– Эй! – крикнула жена ему вдогонку. – Придержи руки, Сережка еще не спит!
Кирилл поднялся по лестнице на второй этаж, что был вотчиной их Сережки. Ступени периодически поскрипывали под ногами мужчины.
Оказавшись наверху, отец первым делом затворил окна в холе, что примыкал к лестнице, а лишь потом направился в комнаты. Первой была игровая. Сына тут не оказалось, далее – спальня, но и там пусто.
«Куда ты запропастился? – обеспокоенно подумал Кирилл, чувствуя легкое покалывание в левой части груди. – Прячешься что ли?»
Последним местом, куда заглянул Кирилл, была ванная комната. Но и там никого не оказалось.
Градус тревоги значительно возрос, на лбу отца выступила испарина.
– Сереж! – шепотом позвал отец, не желая раньше времени наводить панику, начиная обследовать каждый закуток всех осмотренных ранее помещений. – Сереж, ты где? Не смешно! Выходи.
Все тщетно! Дважды пробежав по этажу, Кирилл ощутил, что ему не хватает воздуха. Сердце болезненно-тревожно колотилось в груди, во рту ощущался горький привкус.
Выйдя из ванной в холл, он хотел уже спускаться, чтобы обыскать первый этаж, но не успел. Внизу лестничного марша стояла Вика. Она выглядела крайне озабоченной и явно подозревала, что происходит что-то неладное. Жена спросила его в лоб:
– Где Сережка?!
– Не знаю, – с нотками паники в голосе сообщил Кирилл, разводя руками. – Я тут все обыскал. Нет его! Вот, думал, он вниз пошел.
– Нет его тут, – как-то излишне медленно ответила супруга, а потом, поставив ногу на первую ступень, под аккомпанемент раздавшегося скрипа, заметила: – Мы бы услышали, если бы он спустился. Кирилл, где наш сын?
– Сейчас еще раз все осмотрю! – выпалил муж, тут же метнувшийся в комнату сына, громко его зовя.
В этот раз отец в считанные секунды перевернул все вверх дном в спальне Сережи. Результат оказался нулевой.
– Господи, Господи, – взмолился ощутивший отчаяние отец, – куда же он мог запропаститься? Боже, хоть направление подскажи!
Рыща взглядом по погрузившейся в сумерки комнате мальчика, Кирилл остановился на окне. На улице резко потемнело. Там творился сущий армагеддон. С трудом можно было разглядеть, что происходит на краю их двора, где стоял сарай.
– Мелки! – вдруг осенило Кирилла. – Малой хотел забрать мелки, что забыл у сарая!
Мужчина покинул комнату и побежал по лестнице вниз, крича по пути:
– Вика, я понял, где он! Сережка за мелом к сараю пошел!
Но Кирилла никто не услышал. Вику, как видно, осенила та же мысль, но немного раньше. Ее уже не оказалось на первом этаже. Входная дверь была раскрыта нараспашку, и ветер уже успел нанести в прихожую песок.
– Твою ж душу! – чувствуя неладное, бросил Кирилл и выбежал босиком наружу.
Ветер завывал так, что звать сына или жену было делом бесполезным. Оставалось полагаться только на глаза и интуицию. Не успел он пройти и пару шагов, как из почерневших небес без долгих прелюдий хлынул поток воды, ставший стеной на пути Кирилла. Все ориентиры разом были потеряны. Он ценой серьезных усилий, идя наугад, принялся продвигаться вперед.
Мужчина шел и шел, но ни сарай, ни край леса не приближались. Путь становился сюрреалистично бесконечным.
Ужас охватил Кирилла. Его трясло от волнения, сил с каждым шагом становилось все меньше, а напор воды, как казалось, только усиливался. Он упал на колени. В потоке воды стало трудно дышать, все вокруг заполнила вода. Этого не могло быть, но с действительностью сложно спорить.
«Господи, Господи! – взмолился Кирилл, заблудившийся в своем собственном дворе. – Помоги!»
Сверкнула молния, звуки грома потонули в гуле падающей с небес воды.
Даже короткой вспышки было достаточно, чтобы понять, куда идти. Сарай оказался всего в десятке шагов, прямо напротив потерявшегося. Но главное было не это. Кирилл увидел Вику и сына. Они стояли под ненадежной, но все же защитой полуметрового свеса крыши сарая, пытаясь спастись от дождя.
«Спасибо, Господи!»
Кирилл собрал остатки сил и поднялся на ноги, продолжив движение.
Шаг, еще шаг. Снова вспышка молнии. Такая яркая и близкая. Она ударила прямо в стоящую правее мужчины липу. Сноп искр полетел в разные стороны. Он быстро угас в струях небесной воды. Раздался протяжный, тревожный треск и скрип отрывающейся древесины.
«Только не это!»
У Кирилла словно открылось второе дыхание. Он сорвался с места и кинулся вперед, спеша к жене и сыну. Он был совсем близко к ним, совсем близко.
Нечто черное, чернее самой тьмы, скользнуло во мраке.
Кирилл почувствовал сильный удар, мгновенно сваливший его наземь. Сознание мужчины выскользнуло, потонув в темных водах.
***
Кирилл пришел в себя дома, свет от потолочных ламп успокаивал. Он лежал на постели, вокруг стояли жена, сын и два медика, которые говорили о том, что ему чудом удалось выжить после падения на него дерева, отделавшись лишь синяками и ссадинами, да легким сотрясением. Однако для подстраховки с утра они рекомендовали обратиться в больницу и пройти обследование более детально. Затем они уехали, и домочадцы снова остались одни.
***
Ночью Кирилл проснулся. Голова слегка болела. В комнате он лежал один. Вика ушла спать к сыну. Перебарывая ломоту, мужчина поднялся и, не зажигая света, проследовал в ванную первого этажа. Перешагнув через брошенную на пол груду грязного белья, включив воду, он умылся.
«С этим надо что-то делать, – подумал Кирилл. – Необходимо как-то обезопасить нашу жизнь от подобных событий. И способ сделать это имеется. Нужно сходить в сарай и решить проблему, чтобы никто никуда не убегал и беспрекословно слушался меня».
Мужчина выключил воду и проследовал в прихожую. В потемках, так как он не желал привлекать к себе внимание, Кирилл кое-как натянул на себя штаны и толстовку, а на ноги нацепил сапоги. После этого залез к себе в сумку и, отыскав ключницу с ключами от всех дверей, направился во двор к сараю.
На улице было свежо и влажно. Над головой висела полная луна, окутанная легкой дымкой, порожденной активными испарениями. Ночное око вполне сносно освещало все вокруг.
– Вот и ладненько, все лучше, чем в темноте ходить-бродить. В ней же можно упасть ненароком, а с меня на сегодня хватит падений.
Кирилл, шлепая по лужам, без особых происшествий дошел до сарая и, отперев замок, открыл дверь.
Внутри темно. Мужчина щелкнул выключателем, и все помещение тут же залил теплый приглушенный свет. Он прикрыл за собой дверь и только после этого направился к центру не имевшего внутренних перегородок пространства сарая.
Дойдя до известного лишь ему места, он наклонился, пошарил по полу. Отыскав положение секретной выемки, Кирилл надавил на нее. Раздался легкий механический гул, и пол разверзся перед ним, открывая перед гостем ступени лестницы, ведущие вниз.
Мужчина вздохнул, обернулся и прислушался. Тихо. Лишь где-то в отдалении пели лягушки.
– Надо решать проблему, – отметая сомнения, приказал себе он и шагнул в бездну подвала, из глубины которого лился призрачный бело-лунный свет.
***
Кирилл сидел в просторной комнате, находившейся в подполье сарая, перед экранами десятка мониторов. На одних из них отображалась местность вокруг дома, на других мелькали причудливые символы какого-то нового языка программирования.
– Стоп, – в какой-то момент сказал мужчина. – Вывести на экран настройки человечности.
Тут же на одном из мониторов появилась вращающаяся спираль. Но внимание Кирилла привлек другой монитор, на котором транслировалось внутреннее пространство в сарае, а точнее, верхней его части. Он увидел своего сына, который крался по ступеням прямиком в тайную комнату отца.
Кирилл улыбнулся.
«Совсем как я в детстве, такой же любитель разузнавать всякие секреты. Что же мне делать-то?» – думал он, переводя взгляд с сына на спираль и обратно.
– Па! – раздалось за спиной мужчины.
– Иди сюда, – как ни в чем не бывало спокойно позвал отец.
По полу зашаркали шажки. Сережа, не дойдя пары шагов до папы, в нерешительности остановился.
– Иди, не бойся, ругать не буду. Вот, садись рядом.
Мальчик, немного поколебавшись, все же последовал указаниям отца и сел рядом с ним в удобное кресло, таращась на мониторы.
– Что все это такое? – спустя какое-то время спросил сын.
– А что ты видишь?
– Ну, телевизоры.
– Верно.
– И зачем они тут?
– А ты как думаешь?
– Наверное, ты их прячешь тут от меня и мамы, чтобы они не причинили нам вреда. Так ведь? Ты же сам говоришь, что от электроники одни беды.
– Все верно.
Отец ненадолго замолчал, а потом, собравшись с мыслями, спросил:
– Сынок, если я попрошу тебя впредь всегда слушаться меня, никогда не нарушать мои и мамины запреты и выполнять наши просьбы, ты можешь мне это пообещать?
– Да.
– Но ты раньше обещал мне многое и нарушал данное тобой слово. Почему я должен тебе поверить сейчас?
– Не знаю.
– Так я могу тебе довериться?
– Не знаю.
– Сереж, – снова заговорил отец, явно подбирая слова, потирая лоб правой рукой, – я очень люблю тебя и твою маму и не хочу, чтобы с вами случилось что-то плохое. Вы мне очень дороги. Понимаешь?
Мальчик кивнул в ответ, а потом признался:
– Мы тоже тебя любим, пап, я и мама.
– Но тогда как же мне сделать так, чтобы ты слушался и не убегал никуда, не лез во всякие неприятности, не совал голову в пасть ко льву?
– Я не глупый, – заметил сын. – Не хочу на обед ко льву.
– Может, и так, но почему-то все время ты попадаешь в разные неприятности.
– Тоже правда, – согласился мальчик, но потом спросил: – Пап, но кем я буду, если беспрекословно стану исполнять все твои поручения?
– Послушным сыном, – немного помедлив, не ожидав такого вопроса от ребенка, ответил отец.
– Нет, тогда я буду не человеком, а роботом каким-то.
Отец замер. Кирилла словно осенило.
«Роботом! Э, нет, так не надо! Нет!»
Он почувствовал вину за то, что хотел сделать. Ему стало ужасно стыдно. Кирилл поднялся со стула, но только для того, чтобы встать на колени и обнять сидящего в кресле сына. Глаза мужчины слезились.
– Пап, ну ты чего? – обеспокоенно заговорил мальчуган, не понимая, что сейчас должен делать. – Ладно тебе. Я постараюсь исполнять обещания. Правда. Больше не буду хитрить, как вчера, когда прокрался по нескрипучим ступеням вниз и ушел без спроса из дома.
От слов сына внутри Кирилла возникла предательская дрожь, ее было не унять. Поэтому он только стиснул зубы крепче и сильнее обнял своего малыша.
– Пап, мне тесно! – тут же запротестовал тот, и отец ослабил хватку.
Кирилл, глядя сыну в глаза, заговорил:
– Я хотел нам только лучшего, мне казалось, что у меня все получается, но, как видно, во многом заблуждался. Год назад ко мне обратились одни важные люди. Они предложили мне новую работу, а взамен обещали счастливую жизнь. Вместо уставшей, не жалеющей меня видеть и слышать жены – послушная и любящая домохозяйка, а сын мой больше не будет постоянно болеть. Ну кто бы ответил «нет» на такое предложение? Вот я и согласился.
Кирилл протер ладонью свое помятое лицо, приводя его, как ему виделось, хоть в какое-то подобие порядка.
– Работа не сложная, – продолжил свой рассказ отец. – Раз в три месяца спать по тридцать дней. Да, то, что я говорил тебе раньше о моей работе, не совсем правда. Правда только в той части, что целый месяц я несу своеобразную вахту. Но мой сон – это не совсем сон. Только часть моего сознания спит, другая напряженно работает. Наверное, ты не совсем понимаешь, о чем я? Попробую объяснить проще. Люди всегда хотели создать и поместить в машину, которая послушно выполняла бы их приказы, интеллект, способный все знать и понимать, как человек, только многократно более умный. То есть создать себе бесправного раба, готового дать верный ответ на любой вопрос и выполнить любую работу за своего хозяина. Ученые долго ломали голову, как это сделать. Однако создать сверхумного и абсолютно послушного, бесправного раба не получалось: то его обучить не могли, а вернее, обучение не приводило к тем результатам, что были желаемы; то раб был слишком человечен в размышлениях, и возникала необходимость признать его человеком, но был же нужен не новый человек, а раб; то он в своих размышлениях приходил к выводу о вреде людей для самих себя и мира. Много еще разных проблем. В общем, замкнутый круг. И вот тогда додумались сделать иначе! Решили не создавать искусственный интеллект в механической оболочке, а расширить возможности использования разума обычного человека, присоединив к нему механику. Так и появилась тайная работа, на которой мне приходится сейчас трудиться. Мое «я» спит и видит красочные сны, а подсознание полностью эксплуатируется моим работодателем. Все проблемы искусственного интеллекта решены.
– А почему ты спишь? – уточнил сын.
– Человек не в силах вынести тридцать дней такой напряженной работы. Да что там, пары секунд не переживет. Вот и придумали спасать личность работника во сне, используя его подсознание в качестве рабской силы.
Кирилл вздохнул и грустно улыбнулся, ткнув сына пальцем в нос:
– Пип! Понял?
– Да.
Отец взял Сережку руками за щиколотки, говоря:
– Теперь о твоей маме. Помнишь, как она изменилась после выписки из больницы? Это не простое стечение обстоятельств. Человек может выполнять работу, как машина, что я и делаю на своей вахте. Сознание можно программировать. Также поступили и с Викой. Немного поправили ее настройки. Усилили эмпатию, еще чего-то там пошаманили, и вот она – новая идеальная жена-мама.
– Мама стала лучше, – согласился Сережа.
– Лучше, – с горестной интонацией произнес отец. – За моей спиной центр управления домом и нами. Все механизмы в подполье сарая функционируют на одной определенной волне. Через центр управления можно сколько угодно улучшать тебя, меня и маму. Главное, чтобы помех не было, их создает другая электроника, что находится в доме. В идеале все наиболее оптимально работает, если спуститься сюда. Теперь понимаешь, почему я против гаджетов?
– Да, – подтвердил сын, а потом попросил: – А можно меня не менять? Я себе таким, какой есть, нравлюсь.
Отец стыдливо опустил глаза вниз.
– Я не стану ничего менять. Да и маму надо вернуть к начальным настройкам. Такой, какой она была. И будь, что будет. Неправильно это было. Я словно украл ее частицу.
– А что если она снова станет злиться?
– Пусть злится. Позлится и перестанет. Если она любит нас, то все поймет и простит. А она любит. Понимаешь, сынок, страшнее не наличие чувств, а их отсутствие. Безразличие делает из людей машины, этакие катки – асфальтоукладчики. Они прут по дороге и нет им дела до того, под них камень попадет или тварь Божия.
Сынок кивнул, давая понять, что все понял.
Отец снова обнял его.
«Только тебя, Сережа, я менять обратно не стану, – подумал Кирилл. – Не хочу, чтобы ты снова стал болеть. Оставайся здоровым. Уверенность в неуязвимости – это же хорошо? Или нет?»