Солнце и Луна - 6
Вспоминать Велию двенадцатилетней тоже было удовольствием.
Приехав к Папириям во второй раз, Витус думал увидеть того же ребенка, разве что подросшего, но по-прежнему непосредственного и очаровательного в своеволии. Однако юркая, непоседливая крошка, бесстрашно проказившая в жадном познании окружающего ее мира, превратилась в неуклюжего подростка. Она вытянулась, стала столь худой, что правильнее было бы называть ее тощей, все суставы ее полудетского тела казались огромными на фоне тонких ручек и ножек. Она уже не ходила легкой уверенной поступью здорового ребенка с хорошим аппетитом, а нелепо подгребала почти косолапившие подгибающиеся ножки. Смотрела на всех вскользь и исподлобья, то ли боясь более пристальным взглядом выдать себя, то ли узнать о другом что-то, чего она не решалась узнать. Велия задевала, роняла, разбивала и портила почти все, что попадалось ей на пути или в руки. Спотыкалась на ровном месте. Ей не всегда удавалось закончить трапезу без того, чтобы не опрокинуть что-нибудь. Казалось, она не может привыкнуть к вдруг вытянувшимся рукам и ногам и от этого ошибается с глазомером. Смущение собственной неуклюжестью делало ее беззащитной и вызывало сочувствие. Былой огонь и своеволие проявлялись в ней, когда она чем-то увлекалась и забывала о своей нескладности. Тогда взгляд ее горел интересом, а тощее тельце наливалось энергией. Она стеснялась друзей брата и льнула к нему, только когда удавалось застать его одного. Витус от этого почти страдал, ему страстно хотелось общаться с девочкой, стать для нее значимым, впитать в себя ее свет и разделить ту внутреннюю жизнь, которую он замечал в ее взгляде и которую получал лишь Авл.
Он привез ей подарок – резную шкатулку из слоновой кости - ее глазки блеснули радостью и благодарностью, по наущению брата она даже приблизилась поцеловать дарителя, но былой детской непосредственности в ней уже не было, и она лишь поблагодарила.
Ему несколько раз довелось слышать ее разговор с братом, и он удивился, что она хорошо образованна. Смелость и ироничность ее суждений не вязались с неуверенной неуклюжестью ее облика, и от этого происходящие в подростке метаморфозы вызывали щемящее сочувствие и желание защитить.
Особенно ярко Витусу запомнилось одно происшествие.
К Титу Папирию явился с визитом важный лукумон* из Каисры** по имени Аррунс. Он преподнес дорогие подарки и надеялся заручиться поддержкой господина Тита в каком-то предприятии, по крайней мере, так объяснил Витусу его личный раб, приносивший известия от домашних рабов Папириев. В числе подношений был чудесной стати вороной трехлетка. Господин Аррунс пригласил все общество выйти во двор, дабы самим убедиться в ценности подарка.
Конь взволнованно перебирал стройными ногами, звонко цокая в мощенном атриуме***, и лоснился блестящими, гладкими, обсидиановыми**** боками. И хотя любому опытному наезднику было ясно, что конь выучен и знает седло, его молодое волнение, срывающееся нервное ржание требовали проявить известную сдержанность и осторожность всякому, кто вздумал бы к нему приблизиться.
- Гром! – представил коня конюх.
Пока хозяева и гости выражали свое восхищение, рассматривали вороного и давали ему время привыкнуть к новому месту и большому количеству людей, прямо перед Громом оказалась Велия. Ее глаза горели восторгом, худенькое тельце трепетало, как натянутая тетива, кулачки нервно сжимались и весь ее облик свидетельствовал о восхищении и желании обладать.
- Отец, отдай его мне! – страстно воскликнула она.
- Но Велия!
- Смотри, как он смотрит на меня! Он понял, что я буду его хозяйкой!
Конь и девочка, действительно, неотрывно смотрели в глаза друг другу, волнение и ржание вороного изменились, казалось, будто он и вправду признал в ней хозяйку.
- Дорогая, - вмешалась госпожа Арунтия, - для тебя такой конь опасен, ты не справишься с ним, катайся на Дафне!
Вместо ответа матери Велия покачала головой и обратилась к Грому:
- Разве ты опасен мне? Ведь ты признаешь меня? – она протянула к нему руки.
Ее ласковый тон с оттенком приказной, властной настойчивости прозвучал неожиданно и смутил всех: так женщина подчиняет себе мужчину. Пока присутствующие преодолевали смущение, Гром перестал вскидывать голову, сделал пару шагов навстречу к Велии, ткнулся мордой ей в ладони и успокоено фыркнул.
- Он выбрал меня! – негромко и торжествующе провозгласила девочка, оглянувшись на родителей и одарив их улыбкой победительницы. – Меня! Сам!
Неожиданно сильным для ее тщедушного тельца движением она взметнулась в седло, поставила коня на дыбы, развернулась и пустилась со двора. В воротах оглянулась на отставшего пса, громко свистнула и приказала:
- Аргос*****, впереди меня!
Пес с готовностью подхватился и большими прыжками умчался к реке, увлекая за собой хозяйку. Верс пустился следом, по манере его бега можно было понять, что он приготовился бежать на длинную дистанцию, греков этой технике учили с детства.
Почтенные гости и хозяева смотрели вслед юной наезднице с растерянностью и смятением. Возникла неловкая пауза. Обычно находчивый и остроумный господин Тит не знал, как оговорить поступок своенравной дочери перед господином Аррунсом, который предварил свое подношение небольшой речью об известной любви благородного Тита к лошадям, и как долго подбирали для него подарок. Выручил сам гость:
- Кажется, я теряю свою хваленую интуицию! – он возвел руки, изображая капитуляцию, и предлагая посмеяться над собой. – Оказывается, надо учитывать еще и выбор коня!
Все благодарно рассмеялись, оценив и приняв его деликатность.
- Да поймут меня боги, - снова воскликнул господин Аррунс, - но я хочу видеть возвращение нашей юной амазонки!
За эти слова Витус был готов побрататься с каисрцем. Он был единственным, кто пребывал в восторге от своеволия девочки.
Услышав одобрительное гудение остальных гостей, хозяин повел всех в беседку переднего сада, миновать которую возвращавшаяся Велия не смогла бы.
Ждать пришлось долго, был выпит не один кувшин прохладительных напитков и съедено немало фруктов.
Возвращение троицы выглядело эпично. Вороной показался из-за кустов как-то вдруг. Он споро шел грациозным легким шагом. Велия стояла на седле, чуть согнув колени, удерживаясь за поводья. Весь ее облик выражал власть, упоение, восторг. Аргос бежал с одной стороны от Грома, Верс с другой. Было видно, что все они купались в реке.
- О нет! – испуганно воскликнула госпожа Арунтия, явно впервые увидевшая лихачество дочери и тут же понявшая, что той подобное не внове.
Верс протянул руки, принял девочку, бережно поставил на землю и передал поводья конюху. Аргос хлебнул из фонтана и убрался в тень под деревом. Девочка, вся еще трепеща и звеня от приятного возбуждения недавней скачки, бросилась на шею отца.
- Спасибо, отец, что отдал его мне!
Не успел господин Тит что-либо ответить, как Велия села рядом с господином Аррунсом и принялась благодарить за изумительный подарок и доставленное удовольствие.
- Он так понимает меня! Я могу ему просто говорить, и он понимает! – Она повернулась к матери: - Дафна мне больше не нужна, мамочка! Отдайте ее на хозяйственную работу!
- Дитя мое, - воскликнул господин Аррунс, - кто научил тебя управляться с лошадьми?
- Верс, мой раб. Он грек и хорошо образован, много чего знает и умеет.
- Давно он у тебя?
- С трех лет. – Она была слишком возбуждена, чтобы отвечать коротко. - Служанки со мной не справлялись, вот ко мне и приставили Верса.
- Учит тебя?
- Да, греческому и латыни. Игре на лире и флейте. И еще разным наукам.
- Какой ценный раб!
- Он был свободным, пока не попал в плен. Верс говорит, в Греции практически нет неграмотных людей.
Господин Аррунс понимающе кивнул. Велия наклонилась к нему поближе и прошептала:
- Когда-нибудь я освобожу его.
- Он просит тебя об этом?
- Нет, - она рассмеялась, - он понимает, что это непозволительно.
- Откуда же твое желание?
- Он родился свободным и было бы только справедливо вернуть ему свободу. Пока я без него как без рук, но как-то мне подумалось, разве не позорно, что раб может жить без хозяина, а хозяин без раба нет?
Господин Аррунс едва не охнул.
- Но он о чем-то просит тебя?
По чуть изменившемуся тону ответа гость понял, что девочка не так проста:
- Верс фаталист, у него и в мыслях нет не смирятся с судьбой. – Она тонко улыбнулась, и стоявший неподалеку Верс изумился ее оценки своей личности. Ему никогда не приходило в голову характеризовать себя, и сейчас он вдруг понял, что действительно является фаталистом.
- А ты нет? Разве тебя воля богов не касается?
- В какой-то мере касается, как и всех, но большей частью я предчувствую что-то и могу предпринять что-то, чтобы это не наступило или смягчилось. Я последовательница Эпикура, - детски широко улыбнулась девочка. – Разве есть сомнения, что одни вещи происходят по необходимости, другие случайно, третьи через нашу собственную деятельность?
- Этому тебя учит раб?
- Этому учит Эпикур. Выводы я делаю сама. Верс пока склонен поглощать знания, его время делать выводы еще не пришло. - Верс не верил своим ушам, господин Аррунс тоже. – Верс говорит, что невозможно отобрать свободу у того, кто думает, истинный узник лишь безумец. Но я бы с этим поспорила, - рассмеялась она, - возможно, все наоборот!
Это была довольно тонкая мысль и ее оценили.
- Что ты сейчас изучаешь?
- Историю Виргинии, изложенную Титом Ливием******.
- Тебе жаль ее отца? Так внезапно лишиться дочери!
- Мне жаль девушку.
- Да, стать предметом недостойной страсти несчастье.
- Многие становятся предметом недостойной страсти, но не многие остаются без защиты. Несчастье Лукреции в том, что ее не защитили, а лишили жизни и этим будто бы закрыли вопрос чести.
- Многие отдают жизнь за честь, разве это не благородно?
- Благородно, если отдавать ее по своему желанию. А если у тебя ее забирают, даже не спрашивая?
- Что же, по-твоему, должен был сделать отец Виргинии, чтобы отстоять честь семьи?
- Убить обидчика, а не дочь.
- Но тогда ему пришлось бы понести наказание? Возможно, суровое наказание, его могли казнить.
- Да, но он был бы казнен за честь семьи, за которую так ратовал, не так ли? Однако он предпочел убить дочь, ведь за это его никто не накажет! Даже интересно, кому этот поступок кажется благородным?
Господин Аррунс удивился, смотреть на проблему с подобного ракурса ему не приходило в голову: так выходило, конечно, не очень благородно, но разве не все решают свои затруднения подобным образом? Если всякий раз подставлять свою жизнь опасности, то не захочется ни во что встревать.
- Об этом я и говорю, - сказала девочка, глядя господину Аррунсу прямо в глаза, словно отвечая на его мысли, и он поспешил снисходительно улыбнуться, как улыбаются взрослые детям.
- Все-таки отец девушки поступил так, как позволяли обстоятельства. Его поступку было много свидетелей, и они встали на его сторону, что подтверждает верность его решения, - снисходительно пояснил он.
- Так же эти свидетели поступили бы, убей он в порыве праведного гнева нечестивого сенатора. Если право свободного гражданина оскорблено и унижено, разве другие свободные граждане не поддержат его? Или он так дрожал за свою жизнь, что не желал полагаться на милость людей?
Господин Аррунс поднял брови, собираясь с мыслями.
- Многие поступили бы так же.
- Стыд и позор!
- Возможно, отец девушки просто сделал то, что сделали бы многие на его месте. Разве люди не руководствуются примером других?
- Еще раз стыд и позор! Философ Диоген утверждает, что зависимость от внешних обстоятельств есть удел рабов!
- Ты знакома с трудами Диогена?
- Немного. Мне нравится, что он отрицает местные законы перед лицом законов природы. Я согласна, что моральные законы не имеют собственного бытия, но власть их бесспорна. Поэтому родитель должен защищать свое дитя и убивать обидчика.
Девочка захватывала господина Аррунса все больше. Сам отец, он невольно сравнивал ее со своими детьми: и дочери, и сыновья уступали Велии в развитии. Занятый нескончаемыми домашними делами господин Аррунс редко общался с детьми и сейчас обрел это удовольствие в лице девочки.
- Значит, ты мудрствуешь с чужих слов? В твоем возрасте это похвально.
- На Диогена я ссылаюсь только в том, в чем согласна с ним. И для большего веса своих слов, а то какой у меня авторитет? - она лукаво вскинула бровь.
- У него есть что-то, с чем ты не согласна?
Она насмешливо закатила глаза.
- Он утверждал, что разум человека обусловлен вертикальным положением тела человека, благодаря чему человек вдыхает более чистый воздух, тогда как животные с головою, наклоненной к земле, вдыхают воздух, загрязненный влагою земли. Точно также дети, вследствие своего малого роста, менее умны, чем взрослые. – Выпалив это девочка снова закатила глаза, усмехаясь. – Даже философы иногда глупят!
- Почему же ты не согласна? Это вполне может быть объяснением.
Велия смешливо уставилась на господина Аррунса, пытаясь понять, шутит он или нет.
- Голова жирафа много выше головы человека, а птицы так вообще летают в поднебесье и дышат чистым воздухом, однако подлинно известно, что они никак не умнее человека!
Верс, стоявший поодаль и прислушивавшийся к словам своей воспитанницы, даже разрумянился от волнения. Ученица вновь показывала себя наилучшим образом!
Господин Аррунс тоже был впечатлен простотой и стройностью рассуждения девочки, как ловко она опровергла утверждение философа! Он готов был продолжать беседу как можно дольше, но госпожа Арунтия велела дочери привести себя в порядок. Каисрец принялся расточать матери комплименты прекрасно образованной дочерью и выразил надежду, что еще будет иметь удовольствие пообщаться с чудо-ребенком.
В следующие два дня пребывания господина Аррунса в доме Папириев Витус заметил, что тот высматривает Велию. Всякий раз, когда слышалось чье-нибудь приближение, глаза господина Аррунса отражали радость надежды и гасли, если входила не девочка. Витус испытывал что-то вроде удовлетворения от того, что не только его занимает такой пустяк, как забавный ребенок.
*Лукумоны – аристократы у этрусков.
**Город-государство этрусков. К концу IV в. до н. э. окончательно перешёл под управление римлян. К I в. до н. э. город потерял значение.
***Атриум – здесь: внутренний световой двор.
****Обсидиан – камень черного цвета, магматическая горная порода, разновидность вулканического стекла, образующегося в результате быстрого охлаждения лавы (расплавленных горных пород).
*****Аргос (др.-греч.) – мужское имя. Здесь кличка собаки.
******Легенда описана историком Титом Ливием. Прекрасная дева была убита отцом при большом количестве людей, чтобы не достаться сенатору, который её вожделел и ради обладания девушкой обратился в суд о признании ее своей рабыней, якобы случайно оказавшейся у другого человека и воспитанной им как своей дочерью.
Свидетельство о публикации №224062201005