Солнце и Луна - 14

***

Витус был готов отправиться на Арменту с утра, но пришлось ждать занятого Авла.
К реке они подъехали к вечеру, оставили коней и пошли пешком. Granary предстала прелестным домиком, про который сразу становилось понятно, что его хозяйка женщина. Из-за высокой террасы он казался воздушным, парящим, а обилие цветов и растений придавало ему сказочную причудливость. Из открытых окон доносились смех и музыка.
- Так? – спрашивала на греческом Велия, покатываясь со смеху.
- Почти, - так же сквозь смех звучал голос капитана. – Попробуй еще раз и не виляй бедрами! – Затем он добавлял что-то на птолемеевском и смеялся.
- Так? – снова спрашивала Велия на греческом и переходила на египетский, и снова им было смешно.
Авл и Витус посмотрели друг на друга: внутри домика веселились.
Чтобы войти внутрь, им надо было пройти вдоль террасы, и сквозь открытые окна они видели происходящее. Капитан возлежал на ложе, облокотившись на подушки, перед ним стояли фрукты и напитки. Он смотрел на Велию, которая, похоже, танцевала и пела для него. Два раба играли на флейте и лире. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся Велия, в экзотическом египетском наряде, изображала какой-то танец, принимая изящные, но неестественные позы. Красота ее была поразительна. Распущенные волосы прикрывали то, что едва скрывал наряд, а разгоряченное танцем лицо казалось чайной розой. Она держала в руках по кубку и кланялась, будто бы в танце принося жертву. Витус заметил: гость совершенно раскрепощен и счастлив. Было понятно, что господин Аристид сейчас является лучшей версией себя и навсегда запомнит и эти мгновения, и девушку, подарившую ему лучшего самого себя. Такое не забывается.
- Хочу в Египет! – воскликнула Велия как раз перед тем, как прибывшие вошли в комнату.
- Что же ты там будешь делать? – спросил Авл вместо приветствия, раскрывая объятия и с улыбкой ожидая, когда Велия, по своей обычной манере, кинется его обнимать. Она поставила кубки и радостно повисла на его шее.
- Почему вы так поздно? Я ждала вас с утра.
- А почему ты самовольно уехала?
Велия отмахнулась от замечания и повернулась поприветствовать Витуса.
- Как вам мой маленький одеон*? Использую по назначению! – она шаловливо потрепала подол платья. – Идемте, покажу Вам здесь все! Это надо видеть! – оглянулась на остальных: - Мы скоро!
Она взяла его за руку и увела.
Наконец они были вдвоем и все ее внимание было направлено только на Витуса! Ему хотелось, чтобы домик был нескончаемым, он задавал ей множество вопросов, только чтобы иметь возможность смотреть в ее живое личико, чтобы она обрушивала на него свою любовь к этому детищу, восторженно заглядывала ему в глаза, ожидая ответного восхищения, брала его за руку или чуть подталкивала, водя от места к месту.
- Красиво? – спрашивала она и хлопала в ладоши, нетерпеливо выражая собственный восторг.
- Очень красиво! – подтверждал Витус, видя только ее. – Прекрасно!
- Да! – без ложной скромности соглашалась она и увлекала его дальше.
- Вот здесь не хватает вазы, - сказал Витус, показав на столик. – Что-нибудь такое… с колосьями.
- Да? – Велия посмотрела на столик. – Вы правы, было бы неплохо! Я подумаю об этом.
- Я уже подумал. – Витус выглянул в окно и сделал знак своему рабу принести подарок.
Радость юной хозяйки окупила все его ожидания, он получил те же восторженные объятия и сладкие поцелуи, что получал Авл, и сделался безмерно счастлив.
Вечер и весь следующий день прошли в неизъяснимой усладе лучших греческих традиций. Молодые люди до глубокой ночи по очереди играли на музыкальных инструментах, декламировали стихи, рассуждали о добродетелях. Витус весьма кстати преподнес Велии свои остальные подарки, за которые удостоился еще по поцелую. Все с удовольствием блеснули познаниями, когда счастливая обладательница апофегматы зачитывала то или иное высказывание и его принимались обсуждать. Все премудрости Велия воспринимала теперь не так значимо, как в двенадцать, а с ироничной легкостью, будто ценя тонкость изложению мысли, и не придавая смыслу того веса, который в ней усматривался. Ей хотелось хохотать, резвиться, и именно так она и поступала. Каждый из мужчин показал себя с наилучшей стороны, а юная хозяйка вволю ими восторгалась, даже не думая отличиться самой, хотя Витус знал, что она могла бы. Ко сну отходили с глубоким удовлетворением, засыпали, мысленно продолжая блистать остроумием.
Следующий день провели в настроении молодого братства, с упоением отдаваясь приятному обществу, в котором каждый принимался без критики и соперничества, что полностью было заслугой Велии. Каким-то образом ей удавалось заставлять каждого чувствовать себя особенным для нее и от этого быть снисходительным к другим.
По утренней прохладе катались на лошадях, объехав округу, останавливались на отдых в саду каких-то крестьян, угостивших их молоком и свежеиспеченным хлебом. Полуденную жару переждали в тенистой купальне, где, разморенные и усталые, почти не разговаривали, в полудреме лишь с улыбками посматривали друг на друга. Ужин воодушевленная хозяйка устроила на террасе и с таким желанием потчевала гостей, что рассмешила их, и они принялись передразнивать ее, подкладывая ей ото всякого блюда с трех сторон и расписывая, почему она должна все съесть.
К закату вновь отправились на реку кататься на плоту. Вышли на середину Арменты и подняли шесты. Легли и молча смотрели в розовые облака. Неизъяснимое ощущение полноты бытия наполнило сердца молодых людей. Всякий незначительный и привычный звук, будь то вскрик чайки, далекое мычание стада, плеск воды о плот казался полон смысла и значения. Каждое мгновение всего вокруг было наполнено жизнью и в своей самодостаточности не требовало дополнений. Это было прекрасно, это было гармонией. К этому можно было лишь присоединиться, приняв правила мироздания, не диктуя своих условий. Неожиданное ощущение, что природе нет дела до людей, вдруг пронзило Витуса и почти оскорбило: он привык владеть всем вокруг себя.
Никто из молодых людей не хотел нарушать прелесть мгновения и каждый понимал, что будет вспоминать время, проведенное здесь, как одно из самых искренних и счастливых в своей жизни.
- Я сейчас как не я, - сделал Витус нехарактерное для себя замечание.
- Как дитя, - согласился Авл.
- Как щенок, - уточнил Мхотеп.
И лишь пятнадцатилетняя девушка ничего не сказала, легко и светло улыбаясь небу, она пока еще всегда была как дитя и щенок.

Витус покидал Папириев с сосущим чувством, понимая, что навсегда оставляет в поместье друга непосредственность души. Добряк Авл и светлая Велия словно тянули его в уединенную заводь патриархальной благостной простоты, и он, всегда амбициозный и целеустремленный, в их кругу невольно чувствовал иную прелесть жизни, без тщеславия и честолюбия. И все же Витус сознавал, что это лишь минутная слабость, что его натура требовала больших свершений, славы, величия. Крепко обняв друга и Велию, передав поклоны хозяевам, он вскочил на коня и понесся навстречу судьбе.

*Одеон (odeon, odium) — небольшой крытый театр или концертный зал для музыкальных состязаний и риторических представлений.