Солнце и Луна - 20
В начале весны господин Тит с ног сбивался упорядочивать и вести учет всех поступавших товаров, приготовляемых для продажи. Велия предложила себя и Верса в качестве писцов и с тех пор они вместе с Аргосом с утра до ночи пропадали на складах или в доках. Госпожа Арунтия противилась занятием дочери, господин Тит отмалчивался, сама возмутительница материнского спокойствия упивалась счастьем быть полезной в деле.
Перед отправлением своего корабля в первый рейс господин Тит почти не ел, не спал, и успокоился только тогда, когда на корабле были принесены жертвы всем заинтересованным богам, гаруспик провел последний ритуал и выставил на палубе клетки со священными курами, перед которыми рассыпали зерно, и каждая курица вышла и стала клевать его. Это был наисчастливейший знак, и только он успокоил хозяина. Корабль отправился в рейс, Папирии выдохнули, им осталось лишь положиться на неизменность благосклонности богов и молиться об удаче для Мхотепа.
***
Едва семья Папириев отоспалась и перевела дух, начала поговаривать о совместных вечерних прогулках, о необходимости устраивать приемы, подстричь деревья в саду, поселить там пару павлинов, приучить к ним Аргоса, почистить фонтан, устроить грот, купить еще один паланкин, словом, переключилась на спокойные будни, как в их дом явились …сваты.
К Велии сватался сосед, богатый грек Агамемнон.
Никакая светская выучка не помогла Папириям-старшим скрыть, как их переполошило и испугало не только само нежданное сватовство, но больше всего то, что жених оказался на два года старше господина Тита. Они уже знали, что их сосед ни разу не состоял в браке и славился сластолюбием. У него не было ни детей, ни родных. Всю свою жизнь он потратил на удовольствия, поклоняясь Дионису и Афродите*. Происхождение господина Агамемнона было туманным: то ли не слишком родовитое, то ли не слишком законное, вроде как от знатного грека и простой египтянки. Как бы то ни было, господин Агамемнон уже в молодые годы сумел сколотить себе такое состояние, что еще лет сорок назад у всех отпала всякая охота вести толки о его происхождении и образе жизни, его с большим желанием рассматривали как завидную партию самые знатные семейства.
Папирии с трудом расставались со своими детьми, поэтому и старшую дочь выдали замуж после восемнадцати лет, и Авла не торопили, и Велию намеревались держать при себе как можно дольше. Да и не о таком муже они мечтали для своей любимицы!
Увидев крайнюю растерянность родителей невесты, господин Агамемнон рассудил, что, действительно, явился в дом без всякой дипломатии и должен дать семье время принять решение. Он лишь перечислил преимущества возможного брака, кои заключались в поистине крезовском* состоянии жениха, его любви к юной Велии и готовности наконец-то остепениться и зажить добропорядочной жизнью. Он оставил для госпожи Арунтии и Велии столь роскошные подношения, что, будь ему хотя бы на несколько лет меньше, госпожа Арунтия бы задумалась.
- Мы виделись всего пару раз, - недоумевала она, - когда он заметил девочку? Не понимаю.
- В порту. В последнее время он частенько заходил ко мне в порту, вот уж не думал, что это связано с Велией!
- И что нам теперь делать?
- Время есть, придумаем, как отказать.
- Скажем Велии? Первый жених появился, значит, пора оставить детские привычки. – Она не удержалась от соблазна обвинить супруга в недостатке отцовской строгости и радении о репутации дочери и добавила: - Ошивается в порту, таскается по городу, как мальчишка!
- Подумаем.
Велия узнала все от служанок. Возмущению Доротеи не было предела:
- Старый развратник! Ты видела его? Только у сластолюбцев, противных, старых и похотливых может так обвиснуть нижняя губа! Толстая нижняя губа! А какая красная! Тьфу! Он же мерзкий! Тьфу!
Велия обычно не обращала внимания на стариков, но этот грек в последнее время часто бывал у отца, и она хорошо знала расплывшуюся фигуру, душный аромат масел и взбитые седые кудели нарядного визитера. Он всегда приезжал в богатом паланкине, чуть ли не полностью изготовленном из золота, и смешно обмахивался пестрым веером, пуская по стенам склада блики от многочисленных перстней и браслетов.
Велия молчала, и Доротея забеспокоилась, что ее воспитанница не в полной мере представляет себе отвратительность жениха и нависшую угрозу, поэтому решила открыть девочке то, что обычно невинным особам знать не полагается. Она привела с кухни двух рабынь, которые рассказали, что на рынке общаются с рабынями соседа и из их слов следовало, что время господина Агамемнона вышло: в последние два года он не может иметь отношения с женщинами, видимо, его здоровье подорвал порочный образ жизни или просто пришел час немощи. И хотя бывший распутник продолжает давать сомнительные пиры, сам уже не может принимать участия в оргиях. Якобы, он еще надеется возбудить свою плоть юным невинным телом, но пока эти надежды не оправдались. В последние недели все в доме заметили, что он необыкновенно вдохновлен, наряжается больше обычного, перестал напиваться, сел на диету и принимает какие-то снадобья, которые ему доставляют невесть откуда, невесть кто. Что иногда он вызывает к себе в спальню юную прислужницу, но та покидает ее нетронутой, рассказывая, что ее обнимали, трогали самым непристойным образом, однако отпускали со вздохом.
Велия внимательно всех выслушала, но так ничего и не сказала, вообще никак не проявила своего отношения к нежданному жениху, и Доротею это почему-то нервировало.
На третий день, вечером, когда Велия с Версом окончили работу на складе и отправились пешком домой, их догнал паланкин господина Агамемнона. Он предложил подвезти ее, она в ответ предложила ему прогуляться по вечерней прохладе.
Старый грек волновался, то говорил без умолку, то замолкал, вспыхивал краской, спадал с лица, смотрел на Велию заискивающе, виновато, часто вытирал потеющее лицо и перед домом Папириев остановился уставший, растерянный, смущенный. Велия держалась вежливо, любезно, внимательно. Не упустила ничего из его поведения и получила решающее впечатление: этот человек для нее не представляет никакой угрозы. Совсем никакой. Чт; это внутреннее убеждение означало, она и сама пока не могла сказать, но чувство, что у нее расправляются крылья было определенным. Аргос, обычно настороженный к чужим, под стать настроению хозяйки совсем не обращал внимания на старика.
Господин Агамемнон еще два раза провожал Велию до дома. Обещал прислать несколько кустов каких-то особо дивных роз, котенка редкой породы, если Велия пожелает. Велия пожелала, и старик порозовел, счастливый возможностью доставить ей удовольствие. Он был мил и беззащитен, она пообещала себе не обижать его.
- Знаю, Вы оказали честь моей семье и сделали мне предложение, - неожиданно сказала она. Господин Агамемнон побагровел. - Родители еще не приняли решения, но, если Вы хотите знать мое мнение – я согласна.
Господин Агамемнон как-то по-стариковски всплеснул руками и преданно уставился на Велию:
- Госпожа, я счастлив слышать это!
- У меня есть одно условие для брачного контракта.
- Какое?
- Чем бы ни закончился наш брак, по окончании его я хочу получить право единоличного владения причитающимся мне имуществом, и быть освобожденной от опекунов. Как египтянка.
- Будет сделано, госпожа.
Родители точно так же всплеснули руками, когда дочь объявила им, что хочет выйти за господина Агамемнона.
- Он же старик!
Велия вложила во взгляд всю дочернюю любовь и почтение и ответила:
- Я очень хочу замуж за богатого старика. За богатого, немощного старика. По-моему, для меня это чудесная партия.
- Но…
- А…
Родители не знали, как сказать об интимной стороны супружеской жизни.
- Знаю, что вы имеете в виду, поверьте, меня все устраивает. Господин Агамемнон не ждет приданного. С собой возьму Доротею, Верса, Аргоса и Грома.
В конце месяца был подписан брачный контракт, и новобрачная перешла в дом мужа.
*Бог виноделия и богиня любви.
**Крёз – царь Лидии в IV в. до н.э., чье богатство было легендарным.
Свидетельство о публикации №224062201062