22-6-24

 

                Му-у-у!..

   Однажды  ранним-ранним утром ещё солнце не взошло, – а коровы уже вышли в поле пастись. А над полем низко – густой туман плывёт и пахнет разнотравьем.
   Коровы учуяли добрый запах – принялись густой туман есть с большим аппетитом. Ели-ели, пока весь туман до последнего кусочка не съели. Потом целый день пролежали на солнышке, так были сыты, туман переваривали. Вот вечером коровы разошлись по дворам, на вечернюю дойку.
    – Что такое? – удивляются станичницы, зовут детей.
    – Не мол око, а какой-то туман, белый-белый, а молока будто нет вовсе.
    Дети попробовали – захлопали в ладоши:
    – Сладкий туман, вкусней молока, даже сгущенного!
    С запахом разнотравья!
    – Никогда не встречали сладкого тумана, сказали женщины. – Может, это всё ж не туман, а парное молоко коровье?
    До глубокой ночи всё население в станице – пило не то туман, белый-сладкий, не то молоко (и мужья пили, про водку да ругательские слова забыли – и подобрели). Всё до последней сладкой капельки выпили, но так и не установили точно, что ж это за питье.
    Только такого сладкого, да такого свежего, да такого сытного – никто до сих пор не пил.
    А коровы смотрят большими глазами, как люди пьют с восторгом, – и улыбаются коровы. Ведь это они, бессловесные, так в себе утренний туман переварили. «
    Пейте, люди, – улыбаются коровы. – На здоровье, на мир – и на многие добрые дела. Му-у-у!..»



                Дом посреди комнаты
                (сказка из начала 90-х)

    А Санечке подарили необыкновенный строительный конструктор! Там прозрачные (оранжевого, голубого и зеленоватого цветов) пластмассовые кирпичики, потом ещё двери и окна. Всё такое прекрасное, что глаз  не отвести. А если отвести, то будет хотеться посмотреть снова.
    Ну, наш Саня взял да построил дом настоящий. Только маленький. Лёг рядом на пол, в дом заглянул и говорит шёпотом:
    - Я бы туда жить бы залез насовсем. Только я туда не помещусь. У меня только ладонь может в дверь войти, а остальной я не помещусь. Да, такой я уже большой...
    - Мама, а когда я был ещё маленький, то поместился бы в этом домике?
    - Нет, - ответила мама, штопая Санину курточку.
    - Так я что, маленький не был, что ли?
    - Ты родился уже относительно большим.
    - Это ты что-то забыла, мамочка моя. Рождаются-то все на свет маленькие, а потом - всё больше и больше.
    - Хорошо, пусть так, - кивнула мама, штопая Санину курточку.
    Из норы в углу вышла мышка.
    - Привет, Саня! - сказала она. - Как ваша молодая жизнь?
    - Да нормально. Вот дом построил.
    - То-то я гляжу, ах какая красота, всю жизнь мечтала о таком доме! Если вами намёк понят, то может, продадите?
    - А сколько дадите? - поинтересовался Саня.
    - Две корки от съедобной булки. Ах, друг мой Санечка, это такие корочки, что вы пальчики оближете и будете меня двести лет благодарить!
    - Выдумывает она, - вмешалась мама. - Корки наверняка чёрствые, зубы сломаешь.
    - Суда-рыня! - пискнула мышь как-то театрально. - Что за  проблемы  для вашего мальчика! Сломает - вырастут новые!
    - Мама, она права, - согласился Саня. - Но послушайте, мышь, жизнь пошла трудная, а у вас ведь малыши.
    Мышь всхлипнула, слизнув с длинного носа большую слезу.
    - Так что дарю вам дом бесплатно, - решил Саня.
    - Суда-рыня! - зарыдала мышь, слизывая слёзы.- У вас же золотой мальчик!
    - Но имей ввиду, кормить я вас, мышей, не намерена, - сказала мама, штопая Санину курточку.
    Мышь побежала в нору. Оттуда вылез крупный мыш, волоча пять перин и пять одеял; за ним - мелкими шажками Санина знакомая мышь с двумя подушками; а следом - трое мышат с подушечками.
    - Как в индийском кино! - воскликнул мыш, по-хозяйски расхаживая внутри прекрасного дома. Потом он обнял свою мышь и мышат: - Наконец-то после тёмных, сырых нор - жизнь улыбнулась нам сиянием этих оранжевых, голубых и зеленоватых кирпичиков!..
    Дом стоял посреди комнаты на полу. Дневное солнце дуло на него из окна солнечным воздухом. И мама с Саней тоже улыбались, как счастливые мыши: так удивительно сиял каждым кирпичиком - дом посреди комнаты.               
            

                Синее небо

    - Докажите, что небо синее! - сказал  незрячий.
    - Синее, точно синее! - сказали ему зрячие, показывая на небо.
    - А чем докажете? - спросил слепой.
    - Как можем доказать? Ты помолись, чтобы Господь тебе дал зрение, тогда всё сам увидишь.
    Тот очень искренне стал молиться - и прозрел. Он  побежал к знакомому слепому и воскликнул:
    - Я сам не верил, а оно вон какое синее!
    - Шутишь, - усмехнулся знакомый. - Докажи.
    - Так вот же над нами! Вот если б ты сам увидел. Ты Богу молись о помощи.
    Тот стал очень искренне молиться и прозрел. Побежал к другому слепому и воскликнул в великой радости:
     - Брат! Если б ты видел! Оно, оказывается, синее, красоты необыкновенной!
     - Не верю, - ответил тот. - Докажи - тогда поверю.
     - Ты молись, брат, о зрении, и всё увидишь сам!
     Тот стал очень искренне молиться и прозрел. И, увидев, что оно синее, от радости побежал к следующему незрячему...

               

                Таланты

   Жили-были сёстры, и все одарены талантами.
   У  первой  сестры - талант  сочинять   музыку,  играть её на скрипке.
   У второй  сестры - крепкое здоровье (замечательный талант).
   А третья сестра была красавицей - таков был ей талант.
   А ещё была четвёртая сестра...
   От родителей сёстры знали, что таланты Господь даёт людям – для многих добрых дел. Да чтоб нос не задирать!
 - Пусть  от  меня   будет  польза, - сказала   первая сестра. Она сочинила самую прекрасную мелодию на свете и стала её играть в городском сквере. Вокруг люди собрались, слушают, затаив дыхание, - и в них от музыки пробуждается великая любовь к Богу и к ближним.
 - И  от  меня  пусть  будет польза, - сказала вторая сестра. Она вышла замуж, родила двенадцать детей и, как было ни трудно в жизни, воспитала их православными христианами.
 - И  я не буду неблагодарной, а послужу моим талантом, - сказала третья сестра - и ушла в монастырь.
 А многие её подруги, узнав об этом, воскликнули:
 - Если  такая  красавица  стала монахиней,  то нам и подавно надо!
 И  ушли в монастырь.  А  многие неверующие юноши, узнав, крепко задумались.
А  четвёртая  сестрица  не  имела ни музыкального таланта, ни красоты лица, ни крепкого здоровья, а была она от рожденья слепа, глуха и нема, да к тому же не могла подняться с кровати. И она мысленно спросила:
 - Какой же талант Ты дал мне, Господи?
 Тогда к ней явился Господень ангел и сказал:
 - Жизнь - вот  твой талант, который тебе  дан  на подвиг терпения, христианской любви и молитвы.
 Ангел  нагнулся  над её кроватью и поцеловал  ту сестру в лоб. От этого в ней так светло стало, что даже самые унылые люди, увидев её улыбку, подумали:
 “Как же нам-то, у которых и зрение, и слух, и руки - бывает не стыдно унывать?!”.


        Такая подзорная труба

    Если в нее посмотреть,  то  увидишь  главное  желание  своей жизни - сбывшимся, хотя пока только в трубе, а также кое-что и далее. Спустился Ангел Небесный, в руках ту трубу держит.
    Взял ее солдат,  который мечтал о генеральстве. Вот в трубе - он в золоченом мундире да на белом коне впереди верного войска - ведет к победе. “Ура-а!” - кричит генерал в трубе, а ему вторит все его войско.
    - Ура-а! - обрадовался солдат.
    Но  вдруг прилетел снаряд - и прямо в генерала. Бух!
    Испугался солдат, спрашивает:
    - А если я не буду мечтать о генеральстве, так не будет?
    - Не будет, - успокоил его Ангел,  - и с той поры солдат перестал мечтать о себе с гордостью или другим грехом, а стал добрым, кротким человеком.
    Затем взял трубу бедняк,  мечтающий о богатстве. И видит в трубу: вот он за столом; один слуга от него мух отгоняет, другой ему паюсной икры накладывает полную тарелку. Принялся богач икру большущей ложкой есть, пивом запивать. Ел-ел-ел, пил-пил-пил - да так наелся, да так напился бедный богач, что у него живот надулся, не выдержал да и лопнул, забрызгав стены икрой.
    Испугался бедняк, не стал больше смотреть в трубу, и о себе мечтать с той поры бросил, а стал добрым, кротким человеком.
    А  вот  взял  трубу начинающий поэт,  который днями и ночами мечтал о своей славе. Видит: стоит он на сцене в театре (на фоне своего огромного портрета, где золотом большими буквами: СЛАВА ГЕНИЮ!). И он читает свои стихи, а в перерывах ему поклонники кричат “браво! бис!”, а поклонницы забрасывают его цветами и говорят очень сладкие комплементы.
    Прильнул начинающий поэт к трубе, не может оторваться и хохочет-заливается от огромного счастья. И тот, на сцене, тоже хохочет-заливается; да так долго и громко хохотал, что наконец (там, в трубе) приехала “скорая помощь” и увезла его в больницу с решетками.
    Опечалился  начинающий  поэт,  пошел от трубы и плачет: как же ему теперь без такой сладкой мечты жить? А в ту больницу не хочется.
    ... А  вот  взял  ту  трубу один мальчик, который не мечтал о себе, как не надо: во-первых, потому что это грешно, а во-вторых - главным, золотым его желанием было, чтобы его папка, безотрадный пьяница и мучитель, перестал пьянствовать и стал сам радоваться и других радовать доброй жизнью.
    Припал мальчик к трубе с великой надеждой  - и увидел отца трезвым, с букетом цветов в руках; он их к груди прижимает и улыбается так, как только очень хорошие люди могут.
    Закричал мальчик в трубе:
    - Папа! Папа!
    Приплелся пьяный папка, сын ему скорей трубу, а тот в нее заглянул нетрезвым глазом.
    - Папа! Папа! - обнимает его сын не только в трубе, но и здесь.
    А тот посмотрел в трубу - и заплакал так сильно, что из него со слезами вылилась вся водка, и вся безотрадность вылилась.
    Опустился  он  перед  сыном  на  колени - обнял прекрепко, прерадостно.
    А солдат и бедняк, видя это, искренне поздравили их с удивительным событием и подарили букет цветов.
    И начинающий поэт оглянулся на них да подумал: “Чего стоят мои гордые мечты в сравнении с настоящей мудрой радостью?”                  


 
                Заступилась...

    Нищий дедушка у дороги просил милостыню, и ему бросали монетки.
    А как набросают, - подходит тут – бандит, без стыда, без совести, и все монетки заберёт у старика.
    Так раз забрал, второй забрал. А в третий - лежала в шляпе нищего всего одна, но ценная монетка. Бандит только руку протянул, а монетка его вдруг - как укусит!..
    Очень испугался злодей, что неживая денежка его укусила. И убежал, и больше не возвращался к бедному человеку у дороги.


   
                На чужом месте

    Топор рубил дрова, а лопата копала огород. Тут лопата сказала:
    - Неправильно рубишь! Я бы на твоём месте рубила иначе.
    - Неправильно копаешь, - ответил топор. - Я на твоём месте копал бы по-другому.
    А во дворе - цветной карандаш рисовал в альбоме с красивой обложкой.
    - Я бы на твоём месте рисовала иначе, - сказала лопата.
    - А я бы по-другому, - сказал топор.
    Карандаш подумал, что может, стоит у них поучиться рисовать, и дал им свой альбом, чтоб показали.
    Был альбом в красивой обложке - и нет больше ни альбома, ни обложки!..



                Кто самая-самая?

    На грушевом дереве висели две груши.
    - Я самая спелая, самая вкусная и полезная, вот, - сказала одна.
    - Нет это я такая, - сказала другая груша.
    - Нет я!
    - Нет я!
    Тут пришёл садовник сорвать одну из них.   
    - А вот она - самая спелая, самая вкусная и полезная! - сказали две груши друг на друга. 
               
               
                Скворец и ястреб

    Летел голодный ястреб, а на тополе сидел скворец. Скворец был артистом и умел петь по-соловьиному, мяукать по-кошачьи и даже лаять по-собачьи.
    И он залаял по-собачьи, чтобы ястреба отпугнуть.
    - Гав! Гав!..
    А ястреб уже пролетел мимо, но тут вернулся и стал высматривать, кружа вокруг тополя: кто это лает среди ветвей?
   Заметил скворца и схватил его своими когтями. Заверещал скворец, захлопотал крылышками.
    Хорошо, что под тополем стоял старик, он стал в ладоши хлопать. Ястреб испугался, выронил птаху и улетел. А птаха упала старику прямо в руки.
    Этот человек отнёс скворца к себе домой и вылечил его, а потом отпустил на волю.
    Больше скворец не лаял...


      
                Лиса о трёх лапах

   Обычно лисы рождаются  с четырьмя лапами, а эта родилась с тремя. Чтобы прокормиться, она ловила лягушек в болоте, а другие лисы ловили зайцев, а над ней смеялись. Она же - притаится по кустиком и горько плачет о своей судьбе...
    Но вот шёл лесник, поймал трехлапую лису. Отнёс к себе домой из жалости и оставил жить, хорошо кормил, ласкал.
    Узнали о том другие лисы, говорят:
    - Мы здоровые,  красивые,  но нас никакой человек не кормит, не ласкает, за нами люди с ружьями охотятся. Неужто лесник считает, что она лучше нас?
     А трехногая лиса - гуляет у лесника по двору и больше о себе не плачет.
          
 
               
                В пути

    Шёл путник, споткнулся о большой камень и упал лицом в грязь.
    “Надо смотреть  под  ноги,  а  то  камень  не заметил”, - решил путник, пошёл и стал смотреть себе под ноги.
    И  он  больше  не  только о крупные камни  не спотыкался, но и о небольшие, и об ухабину и корягу не споткнулся, потому что всё замечал.


      
                Орден для Ромика

    Под синим небом рос зелёный лес, а по лесу шёл Ромик.
    Вдруг - что такое? Шум да гам да пересвист - подняли птахи лесные! А это с дерева из гнезда выпал птенец. Сидит птенец в траве, головой вертит и не поймёт, где это он очутился.
    Взял его Ромик в руки, а тогда птицы на Ромика стали пикировать, как вражеские штурмовики.
    - Ну вы, потише! - сказал он им. - Я же помочь хочу.
    Те пикировать перестали и стихли на ветках. А гнездо не низко, а довольно высоко на дереве.
    "Не опозориться бы перед этим лесным населением", - подумал Ромик, положил птенца за пазуху и полез на дерево.
    Вот лез он по толстым веткам, затем по средним, а затем и по тонким, хрупким; лез Ромик всё выше и выше, с немалым риском для себя.
    К счастью, гнездо находилось не под самым небом, а ближе. Мальчик вынул птенца и положил в родное гнездо. А тот сидит, головой вертит и не поймёт, что это с ним произошла за история. Тогда взрослые птицы, птахи и пташечки - запели чистыми голосами от своей радости.
    Наконец слез Ромик на землю. Тут прилетел жужжащий золотистый жук и прицепился Ромику на грудь поверх рубахи.
    - Я твой золотой орден, - сказал жук очень серьёзно. - «За мужество и героизм в спасении беспомощного птенца». Поздравляю от всего сердца с такой замечательной наградой.
    Ромик тоже очень обрадовался и вежливо поблагодарил за орден.
    - Ты вправду золотой? - поинтересовался он.
- Какая разница? - ответил тот. - Главное, что я твой.
- Действительно, - согласился мальчик и пошёл домой в прекрасном
настроении.
- Ой, Ромка! -  сказали люди, увидев. - Какой на тебе красивый жук!
    - Я  не  жук, - очень  серьёзно  ответил  жук. - Я  золотой  орден, за мужество и героизм. Разве не заметно?
    - Очень заметно! - улыбнулись люди.
   Жук   изо   всех  сил дулся и старался казаться  очень  важным, но  тут не выдержал, повернул к ним усатую мордашку и, забыв, какой он важный, - улыбнулся простой и хорошей улыбкой.
     - А мы и не знали, что жуки тоже умеют улыбаться! - сказали люди.