Где ты, Юра, или маха одетая и раздетая. Часть 9

РОЗЕНА Л. В.

   ГДЕ ТЫ, ЮРА…ИЛИ
МАХА ОДЕТАЯ И МАХА
            РАЗДЕТАЯ

                Посвящается моей
                Помощнице - Б. М.,
               
                РОЗЕНА ЛАРИСА
               
         ГДЕ ТЫ, ЮРА…ИЛИ
        МАХА ОДЕТАЯ И МАХА
                РАЗДЕТАЯ
                Роман
        Издание второе, исправленное и дополненное

Юлия сидела в кресле в голубом халатике и со страхом ждала возвращения Николая. Она была хороша. Локоны рассыпались по плечам, лицо заострилось, щеки порозовели, глаза стали тёмными, глубокими, бездонными, как заводь. Она тревожно поёживалась. Вот теперь она понимала: Николай пришёл по её душу.
        Все стихи взяты из книг: Розена Л. В. «Как божий мир красив», «Покаянный плач на Руси православной», Воронеж, Ц.Ч.К.И. 1999

                Екатеринбург         
                Ридеро 2022

ВВК 84(2 Рос=Рус)7-5
Р96
ISBN978-5-0055-0748-8

                Все права защищены. Никакая часть
                этой книги не может быть
                воспроизведена в той или иной
                форме без письменного разрешения
                владельца авторских прав.
               
               Розена Лариса Вениаминовна.
                Где ты, Юра…
          или Маха одетая и маха раздетая
               

                Роман.
               
                ©Розена Л.В Екатеринбург 2021
                ©Издание Ридеро

Повторяется: Проза.ру; Стихи.ру;Изба- Читальня; Дзэн канал "Чудачка"; ОК.



От волнения Нина не находила себе места. Очень тяжело заболела старшая дочь. В монастырь вызвали врача. Прогноз неутешительный. Энцефалит. В монастырь пригласили медсестру, чтобы она делала девочке всё, предписанное врачом. Привезли необходимые лекарства. Девочка не приходила в сознание.
Нина плакала, говорила, из-за неё погибает дочка, Господь наказал её за грехи Она ругала себя за слабохарактерность. Если б не уступила бесконечным просьбам Виталия... Она сильно убивалась, игуменья сразу всё поняла по её отрывочным словам, и велела не винить себя: «Ты оступилась, все мы слабы. Ну, что с тебя затравленной, несчастной, взять? Ты живой человек. Ваш брак с Николаем давно рассыпался. Если он заводит на каждом углу новых жён, то здесь уже нет никаких обязательств. Вспомни, что Господь сказал евреям, желавшим наказать оступившуюся женщину: «Кто без греха, кинь в неё камень». А самой женщине: «Никто не осудил тебя, и я не осуждаю. Иди и не греши!». Господь этим испытанием очищает тебя, Нина». Она уже и сама не отдавала своим словам отчёт, успокаивая сестру. Не знала, как унять отчаявшуюся.
Нина была уже на грани, за которую нельзя переходить. Тяжело было видеть её в таком подавленном состоянии. Матушка Мария переживала и за сестру, и за болящую девочку. Уже не вникала в монастырские дела, с головой уйдя в заботы о них. Как-то она посоветовала Нине:
-Проси святого врача страстотерпца Евгения Боткина, о помощи в исцелении дочери. Святой помогает быстро, ты скоро убедишься в этом! Он был личным врачом семьи Романовых при царе Николае Втором, не покидал их при жизни, не покинул и в смерти. Вместе с ними его расстреляли. Даже детей своих оставил без присмотра ради верности царской семье. Недавно его канонизировали. И чаще ходи на исповедь, причащайся. Когда мать часто кается, с её детей снимаются несчастья. Надейся на помощь Божью! У Бога милости много!
-Буду молиться, просить об исцелении дочки, исповедоваться!
Больная девочка мучилась, не приходя в себя. Она лежал на постели, опутанная трубочками, капельницами, бледная, с посиневшим губками. Свободные, от монастырских послушаний, монашки тоже ухаживали за ней, молились за её здравие. Прошло две недели. Врач объяснила, должен наступить кризис. Или ей станет лучше, или наступит ухудшение. Нина, похожая на тень, сидела неотлучно у постели дочери. Не плакала. Смотрела, и смотрела на дочь, шепча постоянную молитву.
Младший ребёнок был почти без присмотра. Иногда о нём даже забывали, если он не шумел, сидел тихо в келье, или убегал в монастырский дворик, садился на травку и молчал. Мальчик не вспоминал о еде. Тогда его и не кормили в общей суматохе. Но он не обижался, был рад – к нему не пристают, ни с умыванием, ни с едой. Все были заняты своими делами. Он похудел, сильно загорел, находясь постоянно на свежем воздухе. Играл с козой – Ласточкой. Иногда он взбирался ей на спину с приказанием покатать, и тут же падал на землю. Такое поведение Ласточки ему не нравилось. Он упорно вновь карабкался ей на спину, она противилась. Но наконец всё-таки сдалась, позволив ему на себе кататься.
Через несколько дней наступил кризис. Девочке стала лучше. Она заморгала глазками, стала шевелиться, порозовела. Нина упала на колени, стала благодарить Бога за спасение дочери. Известие о выздоровлении девочки всем монастырским принесло радостное облегчение. Заказали благодарственный молебен. Девочка стала вставать. Её выносили в монастырский дворик, сажали в кресло, она грелась на солнышке. Брат крутился около неё, смешил своими проказами. Вскоре они уже оба забавлялись с козой, с другими животными. Кормили, поили их, ходили с ними по дворику, представляя их своими маленькими детьми. Нина очень часто исповедовалась, причащалась, как советовала сестра. На душе потеплело... Она тоже стала приходить в себя.
                **********
В Мадриде, как всегда, стояла жаркая погода, солнце припекало изо всех сил, дождя не было, на дороге плавился асфальт. Николай мчался на машине к Марине, ничего не замечая вокруг. Какое ему дело до этих мелких неудобств, когда он едет к своей чародейке. Ему надоело летать на самолётах, уже страшили перелёты. Всюду взрывы, теракты. Он ехал на дозволенной скорости, но уже стал выдыхаться, уставать. Захотел отдохнуть, где-нибудь отоспаться. Это было нетрудно сделать в пути. Он останавливался в дорожных гостиницах, ставил машину на платную стоянку, но спать, как следует, там не мог. Какой вид имеет дорожный отель? Сервис не ахти, отдохнуть по-человечески невозможно. Что-нибудь приличного поесть, не найти. И всё время бойся, дабы не обворовали или не прирезали.
Вот, наконец, особняк Марины. Уставший, измотанный дорогой, он вбегает к ней, оставив машину во дворике. Обычно лакеи встречали его у ворот, а тут тишина. В холе тоже - ни Марины, ни слуг. Он мчится по витой лестнице на второй этаж, влетает к ней в будуар с французским шампанским, розами, дорогим изумрудным колье в руках. Подбегает к широкой кровати, которую очень любит. Взор падает на покрывало, под ним кто-то вертится. От нетерпения он сдёргивает его, сбрасывая на пол, перед ним открывается живописное зрелище. Марина в неглиже лежит в постели в обнимку с двумя мужчинами. Николай спокойно прячет в карман колье, бросает на пол цветы, затаптывая их. Поспешно отбивает горло у бутылки с шампанским, выливает на постель, и бьёт изуродованным горлышком любвеобильное трио. Те кричат, извиваясь от боли, но в доме никого, никто их не слышит. Марина дала слугам выходной. Ей не хотелось, чтоб кто-то мешал в её оригинальных проделках.
А Николай всё бил и бил их, не помня себя. Наконец бросив окровавленный осколок бутылки, помчался к своей машине. Завёл мотор, рванул в обратный путь. Дорога была хорошая. Ни выбоин, ни неровностей. Не то, что в России. Он мчался по трассе на бешеной скорости, никого не встречая в пути. Вдруг что-то померкло перед ним, он вытер платком лицо, продолжая править. Внезапно раздался дикий крик на испанском:
-Что делаешь, куда летишь, дурак? Там пропасть! Назад, дай задний ход!
Послышался треск, оглушающий грохот, взрыв. Появилось облако пыли и огня, даже солнце от этого зрелища померкло. Иногда случается и такое... Когда человек очень огорчён или рассеян!
                **********
Нина, осунувшаяся, побледневшая, сидела у себя в келии, собираясь немного отдохнуть в полдень. Дети спали на веранде. Она прилегла на лежак, включила радио в мобильном телефоне, надела наушники. Оттуда полились прекрасные созвучия «Аве Мария» Шуберта – Гуно. Она вся превратилась в слух. После тяжёлых переживаний, услышала нечто светлое, чистое, восхитительное. Сначала она беззвучно плакала - звуки тронули за душу! Потом взяла в руки ручку и стала записывать свои ощущения. Она частенько так поступала, только никому не показывала эти творения. Надо сказать, женщины в их роду были тонкими, чувствительными, талантливыми. На бумагу полились необыкновенно проникновенные строчки:
Сколько грусти, сколько неги,
Томления и прозрачной возвышенности
В «Аве Мария» Шуберта – Гуно.
Душа задумывается, трепещет,
Рвётся к небесам.
Аве Мария! Что лучше,
Чище и доходчивей
Может услышать Божья Мать?!
Аве Мария! Прими мою молитву,
Мои тоску и печаль
О содеянном и греховном!
Прими моё стремление
К очищению и смирению.
Аве Мария! Матерь Божья! Услышь меня!
Она отложила ручку, со слезами на глазах, стала перечитывать написанное, вдруг открылась дверь, вошла её сестра - матушка Мария. Она боялась надолго оставлять её одну, видела, Нина, ещё не отошла от всех переживаний, что легли невыносимым бременем на её хрупкие, щупленькие плечики. Она спросила Нину:
-Чем ты занимаешься, дорогая? – её взгляд упал на листок, лежащий на столе. Игуменья невольно взяла его в руки и, прочитав только что написанное, прошептала, - О, как трогательно и красиво! Дворяне, есть дворяне... Гены сказываются. Прости, взяла без твоего разрешения. Как-то само собой получилось, не преднамеренно.
Нина, смутившись, вымолвила:
-Ну, ты уж скажешь. Что может грешница написать?
-Все мы грешные, один Бог без греха! Тебя Богородица не оставит! Видишь, какие ты Ей верлибры сочиняешь?!
-Ты заговорила о нас, дворянах. Знаешь, настоящие аристократы вымирают. Редко встретишь уже благородного человека. Думаю, дворяне – именно такие люди. Я как-то в студенчестве оказалась в Воронеже, попала в больницу. Меня никто не навещал, не было знакомых. Лежала со мной одна женщина – Клава, она меня подкармливала, видела - я голодаю. Мне она казалась необыкновенной, отзывчивой, доброй. Что-то в ней поражало, восхищало. Я спросила её: «Клава, Вы не из простых?». Она ответила: «Не из простых, из рода великих князей Романовых. Во время революции бабушка скрылась под Воронежем, спасаясь от расправы советской власти. Так и осела там, замуж вышла за простого человека, маму родила, а она нас с сестрами».
Мы с ней сдружились, перезванивались. Она приезжала к нам в Москву. Вот как Бог сподобил познакомиться с Романовой! И, наверное, потому, что я о них рассказ некогда написала... Сама себе объяснила: «Тебя Бог премировал!». Какой она чудесный человек! Если б ты знала!
-Ты права, аристократов уже почти нет, их сразу видно, - поддержала Нину сестра, - я тоже по случаю познакомилась в начале двадцать первого века с архиепископом Ивановским Амвросием из Ивановской епархии. О, какой он любезный, добрый, обязательный человек (сейчас он на покое)! На каждое письмо отвечал сам, на каждое прошение тоже! Я сразу догадалась по его поведению – дворянин. После моя догадка подтвердилась.
-Но и дворяне некоторые деградируют. Вот Клава Романова – женщина на высоте, а её сестра – упрощённая, матерится, как простолюдинка.
-И архиепископ Амвросий высокого духа человек, а его духовные чада, к примеру, игумен Илия Жуков из той же епархии – приземлённый до крайности.
-Мы коснулись темы прошлого. Скажи, куда подевались такие чувства, как наслаждение хорошей книгой, классической музыкой, живописью? Всё, поистине прекрасное, исчезает. Стираются старинные слова: честь, совесть, сострадание. Появляются новые: наглость, бесчувствие, злость.
-Бывают и у меня моменты ностальгии о прошлом! – подтвердила игуменья. Она присела рядом с сестрой, обняла её. Нина догадалась, она зашла отвлечь её от тягостных дум. Была за это ей очень признательна, произнесла:
-Спасибо тебе, Всё никак не успокоюсь, после случившегося. Господь и общие молитвы вытащили дочь с того света! Ну и меня тоже...
-Конечно, девочку было жаль! И тебя тоже... Но всегда помни слова Иоанна Богослова, - она раскрыла Псалтирь в святоотеческом изъяснении, и стала читать: «Мы то же, что беглый сон, полёт птицы, корабль на море, следа не оставляющий, прах, дуновение, цвет…»
-О, как тонко… Он же был поэтом! Ты всё понимаешь правильно. Но ты – монахиня высокой жизни, а я - низменная грешница. В жизни меня заносит, из стороны в сторону, словно судно на море, в сильный шторм!
-О, дорогая, святых с трудом среди нас найдёшь. Меня тоже заносит, иногда туда, откуда самой не выбраться, только с помощью Божьей!
-Я вот думаю, как же дальше-то быть? - забеспокоилась Нина.
-Положись на волю Божию, что пошлёт, то и будет! – главное - не сомневайся. Неблагонадёжен, оглядывающийся назад...
-Я не столько о себе переживаю, сколько о детях! – всплакнула сестра.
-Успокойся, молись, всё устроится с Божией помощью! – убеждала игуменья.
-Знаешь, не хочу больше в мир возвращаться. Откроюсь, последнее время, меньше молюсь, злюсь. Мы ведь живём с Николаем, как испанское королевское семейство в восемнадцатом веке. Как-то читала о них: король Карл четвёртый, его супруга Мария Луиза Пармская (кстати, та, которая смертельно ненавидела герцогиню Альбу, возлюбленную художника Гойи) и Мануэль Годой, их слуга. Они жили все трое вместе. Ленивый король передал управление страной безграмотному слуге Годою. Тот поднялся на самую высокую ступень правления, а делать ничего не умел. Только взятки брал и одаривал интимной нежностью и королеву, и короля. Эта троица наслаждалась жизнью. Поданные возмутились. Им стал мерзок их треугольник, заставили короля отречься от престола. Так это трио укатило в Италию, прихватив с собой деньжат. Вновь стали дружно жить - поживать в своё удовольствие. Это напоминает мне нашу жизнь с Николаем и мадридской Мариной.
-Откуда такие сведения-то берутся? – удивилась игуменья.
-Из-за похождений Николая приходилось историю Испании изучать. Хотела понять, за что любят их женщин. Но до добра такое поведение Николая не доведёт! Иногда охватывает ненависть к нему, когда он лежит рядом. Обуревает желание, встать, схватить нож, зарезать его, или задушить. Я стала бояться себя! Молиться начинаю, а потом в голос кричу, обращаясь к Богу: «Ненавижу его!». Просила Бога посрамить его, устыдить. Затем засомневалась. Совесть у него есть ли? Такого не очень посрамишь… Когда стало обуревать меня такое чувство, с Божьей помощью уразумела, нечистый крутит меня. Схватилась я за голову и - реветь! Обращаясь к Богу, начала вымаливать прощение и чувство любви (я уже просто всех ненавидела): «Господи, научи любить!», - кричала безмолвным криком. Про эту просьбу о любви читала у святых отцов. Чувствую, успокаиваюсь, утихомириваюсь. Взяла в руки Апостол, первое послание Иоанна Богослова. И вот, что вижу: «Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего», - прервала я чтение и думаю: «Вот и ответ на мою злость. Бог во время остановил, - читаю далее - Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца, не имеет жизни вечной…». И тогда я подумала - Николай, может, неплохой, но дьявол его крепко в когтях держит. Любви я просила ко всем людям, а его я, безусловно, никогда не полюблю. Тут ещё дочка заболела. Я решила, всё это из-за моей греховности происходит. Плакала, благодарила Бога, что открыл, кто я есть. Постигла - в миру спастись трудно, надо оставаться в монастыре. Дала обещание Господу: дочь выздоровеет, постригусь в монахини. Теперь я всё рассказала тебе! Решай, как это можно осуществить.
-Я тебя поняла, но ты мать, дети как будут одни? Не знаю, могу ли я распоряжаться твоей жизнью? Надо помолиться, посмотреть, что Бог откроет. Думаю, не пригласить ли сюда митрополита, посоветоваться? Если не сможет приехать, поеду к нему сама. Наверное, только это нам остаётся! Пусть Бог через него решит твою судьбу, - заключила игуменья.
-Хорошо, я согласна. Не буду настаивать ни на чём и творить свою волю, – промолвила она, уставшим голосом.
-Но дети-то всё-таки как? – переспросила мать Мария.
-С такой грешной матерью им хуже будет. Отдать в пансионат-то вот нельзя, Николай отыщет, может, при монастыре оставим?
-Положимся на произволение Божие. Не истязай себя воспоминаниями. Живи спокойно. А там – что Бог пошлёт.
-Да, не волнуйся за меня, - улыбнулась Нина.
Она смирилась, жила по уставу, как все насельницы монастыря, ждала решения высшего духовенства. Молилась, ходила на службы, занималась детьми.
                **************
Придя в себя, Николай изумился: «Где я, куда снова залетел?». Чувствовал, всё болит невыносимо, повернуться нельзя. Скосил глаза на грудь, а там - бинты и трубочки. «Что-то серьёзное, боль не выносимая, что же я натворил такого?». Он хотел кого-нибудь позвать, но не хватало сил. Откинув голову на бок, вновь впал в забытьё.
Второй раз, пришёл в себя -  та же сильная боль во всём теле. Хотелось поменять положение, не получалось. Ломило, болело, стало чужим, непослушным. «Что же со мной, зачем я здесь? Что за место-то такое?». Ответов на вопросы нет. Заметив его пробуждение, к нему подбежал санитар, но он снова впал в беспамятство. Только на третий раз, очнувшись, стал вспоминать, что произошло. Его ослепило, открылась дверца, он вывалился из машины в кювет. Но отчётливее всего всплыло в памяти, когда упал на землю, к нему подошёл маленький старичок с нимбом на голове и строго сказал: «Немедленно возвращайся домой!». Он хорошо запомнил старичка, и его совет. Теперь следует выяснить, где же он? Если не в России, то надо вызвать своего зама, пусть на личном самолёте прилетит за ним, увезёт домой. Николай твердил эти слова, повторяя их по нескольку раз, чтоб не забыть, пока они крутились в памяти.
Он успел сообщить врачам, кто он, откуда, и умолял позвонить по телефону заместителю по работе, передать его просьбу о том, чтоб его забрали домой. Нужный номер телефона нашли, просьбу исполнили. Больного вместе с трубками и сопровождающим врачом поместили в прилетевший из России самолёт, уложили с носилками на пол, убрав сиденья, и самолёт устремился в Москву. Больному становилось хуже. Николай умолял сохранить ему жизнь до дома: «Хочу там закрыть глаза». Он понимал своё состояние. Вскоре его довезли до загородной виллы, куда он желал быстрее попасть.
Дома его положили на постель. Он попросил вызвать Нину, детей, священника и нотариуса. Когда прибыл нотариус, стали составлять завещание. Николай собрался с силами, начал диктовать свою волю, но прервался, и с сокрушением произнёс: «Какая империя рушится с моей кончиной! Они не смогут так вести дела, как я!». В итоге получалось следующее: одну треть огромного капитала он отписывал монастырям на помин души, две трети оставлял в деле, с последующей передачей детям. До прибытия иерея его стали мучить галлюцинации. Он зрел нечто устрашающее, лицо перекосилось, кричал: «Нет, нет, уходите, не хочу с вами, боюсь!». Когда священник прибыл, он пришёл в себя, стал каяться.
Он говорил, потом забывался, вновь продолжал исповедоваться. Это длилось около шести часов. Наконец он, совершенно измученный, отбросил голову назад, и земные мытарства его кончились. Но правая рука некоторое время сжималась и разжималась, будто не жалея покидать этот мир.
Родственники не успели приехать, не знали, где их искать. Виталий опасался выдать местоположение Нины и детей даже после кончины Николая. На пышных похоронах присутствовали только одни сотрудники. Поминки справляли в банкетном зале ресторана, помянули, выпили, закусили, разошлись, и забыли о своём бывшем шефе. Их тревожил ключевой вопрос: останутся ли они на работе при новом начальстве? Времена были тяжёлые, работу найти трудно. Но вскоре они, забыв о возможной потери работы, стали перешёптывались друг с другом: «Бог наказал его за великие подвиги! А как он к нам относился, надоел всем!».
Так никто и не поблагодарил его за помощь: даровал работу, когда найти её было трудно, платил своевременно зарплату, когда её не платили другие. Никто не вспомнил об этом. Но зато бухгалтер покойного вдруг пробурчал: «Заметили, как рука-то у него дёргалась, вроде хотел с собой всё своё добро забрать?». «Да ну тебя, что ты придумываешь?». «Ничего не придумываю. Бывает такое. Я читал про двух братьев, один был богатым и умирал, а другой был бедным, стоял у его одра. Умирающий попросил брата принести шкатулку с его драгоценностями. Тот несёт и думает: «Сейчас брат мне это подарит». Подаёт брату шкатулку. Тот вынимает драгоценные камни и глотает их. Не пожелал никому дарить, захотел всё забрать с собой. Вот Вам и придумываю». «Ну, ты загнул! Слышал, кому что оставил? Даже монастырям дал огромные деньги на помин души!». «Он, в какое местечко попадёт? Вот и кинул монастырям-то. Поздно опомнился. Трудно таких вымаливать!». «Это нас с тобой трудно, денег нет на помин, а ему легче с деньгами». «Ох, какие мы скудоумные, поели, поили на чужой счёт и осуждаем! Грешно, прекращайте!». «Правильно, поели, попили и пошли нести всякую дрянь. Язык-то без костей! Эх, люди!».
                *************
В это же время в келье игуменьи матушки Марии раздался тревожный звонок. Она взяла в руки трубку, звонил Виталий. Он сообщал о случившемся и просил осторожно подготовить Нину. Игуменья заверила его в этом. Она взяла в руки Псалтирь, очки и вошла в келию к сестре. Та читала. Оторвав голову от книги, она пересела на постель, предложив стул игуменье. Нина не понимала, что с ней? У неё был какой-то странный, растерянный вид.
-Что-то случилось? – тихо спросила она.
-Да, моя дорогая, случилось! И, да простит меня Бог, основные твои проблемы разрешились.
-Если это касается меня, то не томи, рассказывай, в чём тут дело? – бледнея, упрашивала Нина.
-Не торопи, дай собраться с мыслями.
-Ну же, начинай! – чуть не вскричала та.
-Николай погиб, его уже предали земле, - начала она, голос её осёкся.
-Как это произошло? – вопрошала удивлённо Нина.
-В Мадриде, у него была пассия, ты же о ней мне рассказывала. Он даже думал развестись с тобой из-за неё. Молодая, красивая, с горячим темпераментом. Он души в ней не чаял. Неожиданно примчался к ней и застал её в постели с парочкой мужчин. Рассвирепев, разделался с ними. Озлобленный, повернул назад, домой. В пути разбился вдребезги на своей машине. Попал в реанимацию. Долго находился там, в больнице, оттуда привезли домой. Составил завещание, покаялся и всё! – грустно закончила она.
-Трагическая смерть! Долго мучился? – прошептала Нина.
-Порядочно. Его там спасали, в самолёте, дома. Оставил монастырям кучу денег на помин, остальное детям.
-Ему не повезло, бедняге, можно посочувствовать, какой ужасный конец! Он всегда гордился собой, умением жить, работать, вести дела, и так всё бесславно закончилось! – посочувствовала с горечью Нина.
-Говорят, он в конце произнёс: «Жаль, какая великая империя рушится!», так вскричал великий завоеватель Александр Македонский перед своей кончиной. Не понимают люди, на земле всё временно, постоянства никакого нет... Но, послушай, - игуменья взяла в руки Псалтирь, и стала читать. «Видех всяческая, - говорит Екклесиаст, - обозрел (я) мыслию всё человеческое: богатство, роскошь, могущество, непостоянную славу, мудрость, чаще убегающую, нежели приобретаемую, сластолюбие, сады, множество имения, многочисленность рабов, виночерпиев и виночерпиц, певцов и певиц, оружие, оруженосцев, коленопреклонения народов, собираемые дани, царское величие, и все излишества, и необходимости жизни, всё, чем превзошёл я всех до меня бывших царей: и что же во всём этом? – вся суета суетствий, всяческая суета и томление духа» (Еккл.1, 2, 14). Но конец слова, - говорит он, - все слушай, Бога бойся (Екк. 12, 13)». Нина, запиши, в каком месте этот абзац и, когда будешь о чем-нибудь расстраиваться, читай чаще, и ни о чём не жалей!
-Спасибо, я поняла, но надо было это понять и ему в своё время! Теперь нам надо разыскать нашу девочку Юлию, Она убежала из дома, боясь покойного.
-Да, обязательно надо. Будем думать, как найти Юлию. Ты говоришь, ему надо было своевременно понять? Да всем нам надо бы понять, как должно и как нельзя. Но мы остаёмся глухи к тому – «как надо»! Мы желаем только того, что взбредёт в наши своевольные головы. Дочитывай книгу, помолись и ложись спать. Я захватила тебе успокоительные капли. Если долго не сможешь уснуть, вспомни о них, выпей сорок капель на полстакана воды. Хорошо? – упрашивала её игуменья.
-Да, моя родная! Всё поняла, не беспокойся, спокойной ночи!
-Ангела хранителя и спокойных снов!
Дверь за сестрой закрылась, Нина сидела, будто в забытьи, мысли растекались во все стороны, открывалось много дорог. Но каких? Она настрадалась и боялась всяких новшеств. На руках двое детей, растить их, желательно, ей самой, чтобы выросли людьми! Она ждала уже с трепетом и замиранием сердца, как определит её судьбу митрополит.
                *************
Закончив свои последние занятия с ученицами, Юлия улетела в Мексику. Там она взяла билет до фазенды своего бывшего хозяина. При выходе с пригородного поезда её уже ждали Света с дедушкой. На Юлии был элегантный дорожный костюм серого цвета, маленькая аккуратная шляпка с вуалью, серые лайковые перчатки, чёрные туфельки. В руках - два солидных саквояжа. Света подбежала к ней. Юлия наклонилась, поцеловала девочку. Света воскликнула:
-Какая вы красивая и нарядная! Я в восторге. Когда стану такой, как Вы, тоже буду элегантно одеваться.
-Спасибо, дорогая! На тебе уже сейчас очень стильные вещи, они идут тебе! О, как ты выросла! Дай, я рассмотрю тебя получше.
Светлана была одета в белый брючный костюмчик, на голове шляпка из соломки. На спине голубой ранец, на ногах голубые туфельки. Светлые волосы распушены. Голубые глаза улыбаются. Она подросла, почти дотянулась до Юлии. Немного похудела, загорела. Выглядела умной, доброй, милой пай девочкой. Вот-вот, и она превратится в молодую барышню. Она морщила немножко свой маленький носик, из озорства, и желания привлечь к себе внимание. Это делало её немного смешной. Но глаза её сияли, весёлые искорки так и лучились из глаз, заражая всех весельем.
-Знаешь, Светик, у тебя уже сейчас очень привлекательный вид! Только носик не морщи! Ты научилась одеваться со вкусом, выглядишь, как воспитанная барышня! Всё - прекрасно!
При этих словах дедушка Василий незаметно подмигнул Юлии, мол какая Вы молодец, сумели подбодрить девочку! Затем подозвал носильщика и вручил ему Юлины вещи. Он тоже выглядел пикантно. Строгий светло-бежевый костюм, парижского производства, кипельно-белая кружевная голландская рубашка и яркий коричневый галстук под цвет коричневых туфель, делали его моложе, интереснее.
Они втроём сели в автомобиль и помчались по пыльным улицам в поместье. Выехали загород. Света с Юлией, о чём-то постоянно шептались. Дедушка следил за дорогой. Перед домом их уже ждали, вся дворня выстроилась в ряд. Кухарки в белых фартуках, конюхи, рабочие в парадной форменной одежде. Они были рады возвращению Юлии. «И когда же они успели меня полюбить? Не понимаю! Я ведь жила здесь всего ничего, может, из-за Светы, их любимицы? Они рады, что снова воцарятся мир и покой в её душе. Да, хватит домысливать, фантазировать. Просто они милые люди, я тоже их постараюсь полюбить!». Они прошли в гостиную. Стол уже накрыт, кушанья остывают, следовало спешить с трапезой. Хозяин разрешил слугам сесть вместе с ними за праздничный стол. Юлия вновь подумала: «О, из-за моего возвращения, такое празднество устроено, даже не ожидала, какие здесь заботливые люди!».
За обедом было шумно, весело. Иногда простые люди могут отогреть душу уставшего от жизни человека лучше, чем любой интеллигент, не имеющий понятия, где находится сердце и для чего оно нужно, кроме перекачки крови в организме. Юлия совсем сомлела от большого, редко испытываемого количества ласки, любви, тепла. После обеда дедушка распорядился, чтоб все отдохнули. Юлия вернулась в свою бывшую комнатушку, нашла её празднично убранной, ещё более уютной, чем ранее. «Сколько заботы, внимания! А я всё плачу - мне не везёт. Очень везёт, ощущение такое, будто они мне все родные, особенно Светик! О, я очень счастливая!».
Вечером был устроен праздничный ужин, с музыкой, танцами, приглашены соседи, в честь возвращения любимой учительницы. Юлия даже растерялась, не понимая, почему ей оказано столько внимания? Вернулась, и вернулась. Экая радость – гувернантка вернулась. Но всё-таки её самолюбию очень польстил такой прием. Она даже впала в панику, ничего приличного из одежды-то нет. А надо блеснуть. Из Парижа ведь приехала. Перерыла весь свой небольшой гардероб. Долго примеряла. Всё казалось не подходящим к такому случаю. Наконец, глаза устремились к небольшому платьицу.
Француженка Коко Шанель, великая законодательница моды, говорила: «У женщины должно быть хотя бы одно маленькое чёрное платье на все случаи жизни». «Она права», - пронеслось в голове у Юлии, -  такое платье никогда не подведёт!». Она надела его и подошла к зеркалу - рассмотреть и убедиться, можно ли показаться в нём вечером на ужине. Платье - не очень длинное, в меру декольтированное, с глубоким разрезом на юбке сзади, чудесно сидело на ней. В нём она и вышла к гостям. Чёрный цвет оттенял белизну её кожи. На шейке переливалась ниточка жемчуга. В руках крошечная тёмная сумочка, в пышных волосах - белая орхидея. Когда она появилась перед приглашёнными, всё внимание было приковано только к ней.
-Парижанка, настоящая парижанка! – услышала она шёпот присутствующих, - а как похорошела! Будто только что сошла с полотна самого Боттичелли! Худенькая, изящная, держится княжной. Настоящая аристократка!
-Может она ей и является? Посмотрите на её осанку, гордую посадку головы, умение быть отстранённо недосягаемой и простой. Этим ведь только наша русская знать обладала!
-Хороша, хороша, современная королева!
Юлия растерялась, услышав пересуды в свой адрес, затрепетала от смущения. В Москве, в апартаментах Нины и Николая почти не было великосветских раутов и приёмов. Если же принимали гостей, их с Юрием туда не приглашали. Они всегда сидели по своим комнатушкам, читали, музицировали, рисовали. В основном, все памятные даты Николай отмечал в ресторанах, где их не было. Даже Нина не посещала такие места. И вот теперь она - взрослая. Мало того, вечер устроен ради неё! Все разглядывают, шепчутся. Почему-то хочется сжаться в комочек, стать незаметной. Но нет, следует распрямить спину, надеть на лицо маску спокойствия, уверенности в себе, ничего не бояться. Они такие же люди, как она сама.
Приглашённые музыканты исполняли «Сказки венского леса» Иоганна Штрауса. Ужинали под музыку. Юлия невольно вспомнила свою первую поездку в Венгрию. Оказавшись там, в ресторане, она тоже обедала под музыку. Тамошние музыканты исполняли вариации Белы Бартока. Его музыка ей понравилась, темпераментная, современная. Но Иоганна Штрауса она тоже любила. Его мелодии – любовь, веселье, весна! Вспомнился фильм о нём «Большой вальс». Очень понравился, смотрела его раз десять. Не могла насмотреться. Все женщины мира мечтают о большой любви, ждут её, читают о ней книги, смотрят с интересом о ней в кино... Любовь... Что может быть прекраснее этого чувства? Сколько о ней написано писателями, художниками, композиторами. Но ещё и ещё можно бесконечно её воспевать!
Начались танцы. Света не отходила от Юлии. Она тоже надела миленькое чёрное платье. Всё вышло случайно, специально они не договаривалась. Увидев Юлию в таком же одеянии, очень обрадовалась. Она, оказывается, уже не маленькая, имеет хороший вкус, как взрослая Юлия. Чтобы им никто не мешал, они вальсировали вместе. Света танцевала, покачивала бёдрами, словно настоящая молодая леди. Позже распевала вместе с Юлией, под звуки фортепьяно, русские романсы. Затем они это делали по очереди, одна играла, вторая пела.
Веселились, забавлялись. Устали, решили отдохнуть, устроившись на большой открытой террасе. Кто-то рассказывал смешные, а кто грустные истории. Но всем всё равно было весело. Света сидела рядом с Юлией. На огромном столе кипел самовар, всё было, как некогда в дореволюционной России. Дедушка Василий стал повествовать о себе.
-Итак, Вы знаете, мы отпрыски стариной фамилии Воронцовых. Немало в нашем роду было смешного, и горестного. Многое я почерпнул от своей бабушки графини. Она жила ещё до революции, была когда-то молода, красива, давала балы, любила сама, в неё влюблялись. И вот одну из историй, рассказанных когда-то в её доме, я, будучи совсем маленьким ребёнком, запомнил на всю жизнь. В поместье давали бал, гости, как мы с Вами сейчас, расселись на веранде перед кипящим самоваром и полились рекой её рассказы. Меня попросили идти в детскую, ложиться в постельку. Но я схитрил. Встал сбоку, спрятавшись за шкаф. Спать не хотелось, а послушать, о чём говорят взрослые, очень. Тогда-то она и рассказала историю об убийстве старца Григория Распутина. Один из знакомых, присутствовал в той компании убийц. Не буду называть его. Он, не выдержав ужаса расправы, рассказал всё бабушке, а та - нам. Меня это стало тяготить. Я решил всё поведать Вам. В том, что передают большевики, мало правды.
Григорий Распутин родился, кажется, в тысяча восемьсот шестьдесят девятом в Тобольской губернии. Рано обзавёлся семьёй -  жена, дети. Надоело дома сидеть, захотел постранствовать по России, побывать в святых местах, помолиться, как все верующие. В пути знакомится с неким священником, что привело его в Петербург. Там он уже представляется неким важным духовным лицам, те сводят его с двумя черногорскими великими княжнами. Одна из них - замужем за великим князем Петром Николаевичем Романовым, а у другой - роман с его братом, Николаем Николаевичем. Вскоре она становится его женой. Княжны, в свою очередь, знакомят Григория с царём и царицей, пригласив всех в своё имение под Петербургом. Царь по этому случаю писал в дневнике: «В четыре часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губернии».
В то время возле царской семьи крутилось подозрительные личности. Клану Романовых хотелось иметь верного человека у трона, выполняющего их условия. Однако Григорий, не стал ни на кого работать. Поэтому, Романовы решили его удалить.
Самое удивительное, к Григорию очень тепло относился святой Иоанн Кронштадский. А он был прозорливым, чувствовал на расстоянии, что происходит с людьми. Как-то позвали его отслужить молебен о здравии перед больным ребёнком Николенькой. Итак, Иоанн служит, но другое имя поминает - Александра, например, точно уж не помню их имена. Давненько это было. Присутствующие на молебне, очень удивляются, в чём дело, почему за другого молится? Потом узнали, в это время родственник Николеньки, другой мальчик - Александр, был при смерти. Его имя-то и называл Иоанн. Очевидцы пояснили: в тот момент, когда служил святой Иоанн молебен, стало лучше мальчику Саше. Но и Николенька пошёл на поправку. Так что, этот праведник не мог не увидеть сущность Григория Распутина. Многие люди, читавшие книгу Распутина о его паломничестве в Палестину, приходили к выводу, он верующий, искренний, честный человек.
-Подождите, подождите, дайте и мне слово сказать! - взволновано попросил сидящий рядом с хозяином симпатичный седенький старичок в светлом, старомодном костюме. Он подошёл к пепельнице, затушил впопыхах недокуренную до конца сигару, стряхнул пепел с костюма и начал, - А у меня другие данные насчёт причин убийства Распутина. Он же уговаривал царя прекратить войну с Германией. Это ни для кого не было секретом. Царь-то хотел воевать до победного. Но для России это было бы гибелью – выдохлась. А Британия хотела видеть Россию воюющей, дабы самой спастись. Большая политика. Вот дружочек Феликса Феликсовича Юсупова (очень уж «близкий»), британский агент Освальд Райнер внушил ему о необходимости устранить Гришу Распутина. Он де отрицательно влияет на царя, и на весь ход событий в России. Ишь ты как, наши недруги-то, за Россию волновались! Феликс Феликсович не мог своему давнему «дружку» отказать. Он Гришу-то сам терпеть не мог! Вот он и организовал заговор. В него и Райнер вошёл. Другие участники так и не поняли - их руками жар загребает Британия. Феликс Феликсович верил в искренность Райнера, не зная его подноготную.
И вот Вам результат. Девять негритят пошли купаться в море, девять негритят резвились на просторе. Один из них утоп, ему купили гроб. И вот Вам результат, восемь негритят. Это детская считалка, но очень уместна к данной истории. Феликс Феликсович ни в чём не знал предела. Вернее, не хотел знать. Папаша его, тоже Феликс, женился на последнем отпрыске князей Юсуповых – Зинаиде. Захотел продолжить Юсуповский род, попросил Царя Николая Второго, дабы тот разрешил ему с женитьбой на Зинаиде, взять их княжеский титул и фамилию Юсуповых. Сам-то он был графом Сумароковым. Там ещё что-то немецкое в его фамилии намешано. Насколько умны люди-то! А это давало его сыну, князю Феликсу Феликсовичу, право породниться с царём. Ведь жена его, Ирина – племянница царя, дочь сестры Ксении. Да к тому же, у него друг сердечный - великий князь Дмитрий Павлович Романов. И Феликс Феликсович ничего не боялся. Я мол, молодец, Россию от негодного Гришки спасу! Позвал Распутина, дескать, супругу, его надо полечить – красавицу Ирину. Тот согласился. Гриша даже не догадывался о ненависти к нему Юсупова. Ему льстила дружба высокородного повесы. В общем, пятеро навалились на одного (князь Феликс Феликсович, британец Райнер, великий князь Дмитрий Павлович Романов, ещё двое русских)! Ну что же лучше-то? Сами вершим историю! Оказалось, ан, нет, не сами! Тут поднялись такие силы, ах и ой!
-Ну а теперь дайте мне докончить, - уведомил их хозяин, - итак, вернёмся к моменту убийства Распутина. Оно было зверским. Его травили едой, десертом, вином со снотворным. Старец заснул, его стали терзать. Лютовали. Он выл от боли, истекая кровью, грозил, расскажет царице, они смеялись: «Теперь ничего не расскажешь, нечем рассказывать будет». Первым выстрелил в него Юсупов. Но Григорий уцелел. Всё происходило поздней ночью, никто из посторонних ничего не видел. Григорий вырывался, закричал: «Проклинаю!» и побежал во двор. Те догнали, стреляли. Он всё ещё был жив. И тут Райнер, сделал контрольный выстрел, добив Григория. И пошла череда несчастий с теми, кто участвовал в том деле.
-Не скажите. Феликс Феликсович с женой убежал во Францию. Там домик себе купил, организовал фирму – парфюм, одежда. Стали торговать. Прогорели, но опять оказались на плову. Американцы поставили фильм о Грише Распутине. В нём показали - жена Феликса, Ирина, была возлюбленной Григория. Феликс подал на киностудию в суд иск за обман. Отсудил большую сумму, хватило на дальнейшую жизнь в Париже. Он ведь долго жил. Войну Вторую Отечественную пережил. Немцы его пытались использовать, он отказал – патриот России, мол. Много хорошего делал людям. Но, чтобы, ни делал, в историю вошёл убийцей Распутина! Так-то вот оно было!
-А добавьте к этому, не убей они Гришу, не было б революции. Так как это стало началом конца!
Кто-то из гостей с грустью молвил:
-Да, все мы перед революцией с ума сходили. Может, эти «рыцари» мстили ему за своих жён?
-Не надо подыгрывать большевикам. Один поп расстрига Илиодор, написал о Распутине беспутную книгу, обвинив его, не знаемо в чём. Сами же коммунисты после революции стали расследовать «факты» из той книги. Клевета эта не подтвердилась!
-Неприятная история. Романовы приняли участие в убийстве Распутина и в отречении Николая второго от престола, для «блага» России. А вышло страшное - недруги расправились с Россией и с православием.
-Все рубили сук, на котором сидели. Даже Великие князья.
-Выходит, сама знать помогала большевикам дрова в костёр подкладывать! – возмутился дородный мужчина, лет сорока.
-Интеллект человека ещё не дорос до осознания истины – плывёшь в одной лодке с другими, не раскачивай её, ибо сам погибнешь.
-Бог это всё попустил, ибо от Господа отошли, Содом и Гоморру развели, царя предали!
-Почему же других не наказывает?
-Во-первых, наказывает, видите, что вокруг творится? А во-вторых, ещё успеет наказать, другие - отступники. А мы – носители православия. Кому больше дадено с того больше и спросится!
После этих споров Василий подумал: «Завёл я беседу! Всех разволновал». Вслух же произнёс:
-А теперь, гости дорогие, просим к столу чаёвничать по русскому обычаю. Самовар готов, - заулыбался Василий.
Юлия сидела, словно громом поражённая, размышляя: сказать, или нет - она дальняя родственница Юсуповым. На неё навалился страх, он душил. Не хватало воздуха. С ней стало дурно, упала в обморок. Светлана испугалась, наклонилась над ней. Все сгрудились около Юлии. Василий побледнел: «Девчонку уморил, Боже мой, я и виноват во всём!».
Юлию перенесли на диван. Дали понюхать нашатырный спирт. Дедушка Василий сел на краешек дивана, брызгал ей в лицо водичкой. Когда она пришла в себя, то сразу прошептала: «Я тоже из рода Юсуповых, их родственница по боковой линии, - все зашумели, упрашивая её успокоиться. Она продолжала, - но в нашем семействе есть монахиня - игуменья, она отмаливает нас!». «Ну, слава Богу! Не волнуйтесь», - отозвались гости.
-А теперь, чай пить, остывает!
Все засуетились, рассаживаясь вокруг огромного стола, уставленного различными лакомствами. Пили из блюдечек, как ранее - купцы. Они знали, дворяне пользовались чашечками, но сейчас хотели подчеркнуть - они русские, ничто ими не забыто, и они любят свою Россию!
После чая гости повеселели, захотев прогуляться по парку. Василий поддержал идею. Все спустились с веранды, устремились вглубь, затянув хором «Подмосковные вечера». Вслед за ними шлейфом стелилось задушевное: «Речка движется и не движется, вся из лунного серебра. Если б знали Вы, как мне дороги подмосковные вечера!». Может, они немного подзабыли слова песни, но они любили, и этим всё было сказано! Сердца рвались наружу, желая всех обнять! Это был незабываемый вечер!
Юлия со Светой, взявшись за руки, брели последними. Девочка тихо шептала Юлии:
-Теперь я у Вас буду взрослой, а Вы маленькой. Вы хрупкая, нежная, впечатлительная, Вас надо оберегать. Я постараюсь это делать! Вы согласны? Всё будет, как прежде: и учиться по школьной программе, и продолжать играть на фоно!
-Уговорила! Согласна! – и Юлия улыбнулась на шутливое предложение умной девочки Светика.
Утром, когда Юлия проснулась, к ней постучалась Света, спросив разрешения войти. За ней следом поспешила служанка, держа в руках поднос с завтраком. Они обе уселись на диванчик и принялись пить чёрный кофе со сдобными мягкими булочками. Отодвинув в сторону поднос, Света предложила:
-Давайте расчешем Ваши волосы, сделаем модную причёску. Хорошо? Не волнуйтесь, я быстро закончу, и вновь почаёвничаем.
Юлия улыбнулась, в глазах заиграли озорные огоньки:
-Вот это – да! Моя ученица научилась красиво говорить по-русски, я просто никну. Сдаюсь, сдаюсь и подчиняюсь!
Света тоже заулыбалась, женщины любят комплементы, и принялась за Юлины волосы. Затем вновь продолжили завтрак. Юлия была в восхищении от свежего кофе, чая и сдобы.
Света начала на Юлиной голове делать причёску. Девочка старалась, но вышло не удачно. Юлия сделала вид, что ей понравилось. Затем Света достала из шифоньера Юлин спортивный костюм, упрашивая надеть со словами: они могут сейчас покататься на лошадках, которые подарил им дедушка. Юлия объяснила - никогда ещё не ездила на лошадях. Света утихомирила, пони спокойные, не лягаются. Взявшись за руки, они пошли в конюшню, попросили оседлать лошадок. Когда Юлия увидела их, послушно стоящих, ухоженных, чистеньких она всплеснула руками, воскликнув:
-О, какие красивые! Твой дедушка Василий молодец! Он позаботился о своей внучке и обо мне!
-Ну а как же, ведь ты теперь нам, как родная! Ты - наша! Чему тут удивляться? Мы тебя оба любим очень-очень! Ничего, если на ты? А то я путаюсь. Можно?
-Ничего. Обращайся, как получится. Я счастлива, что нужна Вам искренно и бескорыстно!
-Ну, да, ты нужна нам! – сердечно отозвалась Светлана, - Мы любим тебя, потому что просто любим!
-Спасибо, спасибо, моя дорогая! Я ведь тоже, как и Вы, взяла и полюбила! – она схватила за руки Светлану и обе, как маленькие, закружились от восторга.
Лошадок оседлали, они сели на них и поехали, через поместье, плантации, лес. Пони, действительно, шли спокойно. Около небольшой речушки остановились, соскользнули на землю, решили искупаться, привязав лошадок к деревьям.
Нашалившись, они устроились на песочке и принялись загорать. Пейзаж был изумительным. Ярко- синее небо, безоблачное, глубокое, вода в реке тихая, прозрачная, видно как мелькают рыбки. И так привольно на душе, что лежал бы здесь долго - долго. Воздух сухой, горячий, будто растворяешься в этой безбрежности. Света что-то рассказывает Юлии, та слушает и молчит. Её охватывают лень, истома.
И, может, потому, что на берегу жарко, вспоминаются зима, холод, лыжи, и связанная с этим давнишняя история. Она, Юра, тётя Нина с дочкой поехали в Альпы на горный курорт. Там они с Юрой научились бегать по горам на лыжах. Но как-то оторвавшись от Нины, они свернули на другую лыжную трассу. Юля упала, сломав лыжи. Пришлось спускаться к отелю пешком. Кругом необыкновенно красиво. Блестящий, посеребрённый снегом, склон, завораживал, будто они оказались в сказке Андерсена - «Снежная королева». Юлии даже показалось, на вершине горы высится нечто, подобное замку. Но это казалось так далеко, может, был обман зрения?
Посыпался мелкий пушистый снежок. И были только: голубое небо, сверкающий на солнце снег, словно рассыпавшийся сахар, и они. Вечерело. Снег слепил глаза, оседал на одежду. Они шли, что-то рассказывая друг другу, и заблудились. Юлия не заплакала, верила, с Юрой не пропадёт, что-нибудь он придумает. Стало прохладно, они замерзали. Вдруг за поворотом вырос маленький домик. Они бесстрашно постучались в оконце. Им открыла дверь пожилая женщина, спросила, почему они гуляют одни? Они ответили – заблудились и просят приютить на ночь. Дети назвались братом и сестрой. Женщина завела их в дом. Там было тепло, уютно. Они быстро отогрелись. Хозяйка накормила их ужином, уложила спать на широкий мягкий диван. Дети зябли, поеживаясь под тонким одеялом, стесняясь попросить ещё одно. Тогда они обнялись, чтоб им стало теплее, дав друг другу клятву: всегда любить друг друга, как брат и сестра, и никогда не расставаться. Об этом она помнила всегда:
От всех
Падений,
Ситуаций,
Хранит меня
Любовь твоя!
Вспоминала она, улыбаясь, стихи, некогда ею написанные под японский стиль.
Света, поняла - Юлия думает о своём, поднялась с песка, нарвала цветов, сплела венок и надела Юлии на голову. Тогда Юлия рассказала ей про своего названного брата Юрика, про их клятву, никогда не расставаться, не предавать друг друга.
-Юлия, давай тоже дадим такую клятву, любить и не предавать друг друга. Как это романтично! – попросила её Светик.
-Хорошо, я согласна. Ну, давай хором: клянёмся никогда не предавать друг друга!
-Клянёмся никогда не предавать друг друга! Здорово, ура! – развеселилась Света.
Солнце стало припекать сильнее, загорать больше нельзя. Можно обгореть. Они отправились назад, ведя под уздцы пони. Решили прогуляться пешком, хотя идти было далековато. Но им не скучно. Вспоминали интересные случаи из детства, смеялись над своими смешными забавами. (125)
                ************