Черная икра, красное вино, белый шоколад. Глава 9

Спозаранку следующего дня съемочная группа разделилась.
Юра, второй оператор, снимал в горной расселине смену партизанского караула.
Фархад, Байрам и Андрей с основным актерским составом готовились снимать на живописном Куртлинском озере гибель Тани и еще семерых бойцов партизанского отряда.
На озере нашелся узенький песчаный перешеек, уходящий в глубину зеленоватых вод, обрамленный тростником и ведущий на совсем небольшой заросший кустами пятачок.
Одна камера была установлена на плоту из толстых  досок около перешейка. Мимо нее часть скрывающегося в болотах отряда должна была идти в тростниковые джунгли. За камерой работал Андрей.
Вторая камера, притаилась в тростнике малюсенького озерного островка.
Фархад стоял в резиновых болотных сапогах в воде по колено  и Вика, что в паре метров от него имела возможность рассматривать его в спину, недоумевала - зачем непременно надо было лезть с камерой в воду, когда вот он - берег, совсем рядом!
Вели ушел вверх по песчаной косе, проваливаясь в слегка влажный песок озера тяжелыми сапогами, чтобы поджечь в стороне от места съемки дымовую шашку.
Прозрачная вуалька дыма, что на экране должен был смотреться туманом, наплывала на тростниковый брод и слышно было, как тихонько плещут волны о песчаный бережок и Вели покашливает неподалеку  в кустах со своей дымовухой.
               
Полина гримировала Нину.
Та нервничала: ей предстояло по сценарию брести за мужчинами по мелководью; немного помедлив, отстать от них и нагнуться к воде, чтобы посмотреться в нее, как в зеркало, опустить ладони в воду и умыть разгоряченное лицо.
Сапог к костюму актрисы не полагалось, на ней были высокие солдатские ботинки со шнуровкой.
Загримированные ранее актеры курили  на берегу и оглашали поверхность озера смехом и громкими возгласами. Сказывалось всеобщее возбуждение перед съемкой. Говорили на своем,  туркменском.
Не понять было о чем таком веселом - анекдоты, что ли, травили?
Вика нагнулась, потрогала воду. Вода была холодной.
Правда, солнце светило ярко и день казался теплым и безветренным, да и зритель не должен был знать, что в кадре середина ноября.
Перед съемкой Байрам померил градусником температуру воды. Вода была + 8. Воздух + 17.
Вика зябко поежилась и приготовилась смотреть, тем более, Нина закончила грим, получила последние наставления и хлопушка уже успела протрещать.
Съемка эпизода началась.
Фархад припал к камере.
-Фелипе пошел, - тихонько отдавал команду Байрам, называя актеров по именам их персонажей. - Рамон пошел… Сильвио… Здесь оглянулся через плечо, да… Таня пошла. Таня, медленней…Оторвись от них, отстань чуточку, вот так, да…»
Для Вики перестали существовать актеры, люди за кадром, гудение лихтвагена за кустами, шлепанье воды о берег.
Два объекта, за которыми, затаив дыхание, следила она, переводя взгляд с одного на другого: Фархад и  партизанка Таня, бредущая по ослепительно играющей бликами воде озера в высоких военных ботинках, штанах цвета хаки и мужской просторной рубахе, туго перепоясанной грубым солдатским ремнем; два объекта пристального внимания существовали сейчас в поле ее зрения.
И слегка слышен был голос режиссера, что негромко направлял этот импровизированный отряд в заросли тростника где, сами того не зная, повстанцы должны были встретить свою героическую смерть.
               
Камера фиксировала шевеление тростника, в который углубились партизаны.
Таня огляделась на мелководье, нагнулась над водой. Потом потрогала воду, погрузила в нее ладони, сложила ковшиком и с наслаждением понесла к лицу, чтобы умыться.
-Пора! - негромкий приказ режиссера.
Прозвучали два выстрела, сухие, словно удары бича в конном манеже- пиротехник делал свое дело не хуже других.
Таня недоуменно  присела, словно хотела разглядеть, что там под водой?
 Или она, Таня - Нина, и в это мгновенье ждала указаний режиссера, голосу которого привыкла повиноваться в кадре?
Тут Байрам сказал, не сказал - прокричал: -Пуля вошла в правый бок, падай на пулю!
Таня - Нина беспомощно встала на колени, промочив их, поднесла руку к боку и стала разглядывать свою ладонь.
В тростниках раздался еще выстрел и партизанка Таня, дернувшись всем телом, упала на правый бок.
Байрам молчал. Поскольку команды режиссера не было, Нина продолжала лежать в воде, про температуру которой, как и про Нинину беременность, знала в этот ноябрьский полдень вся съемочная группа.
Подул ветер, поверхность воды взялась рябью. Солнце потускнело, надвинулись облака.
Вика уже не смотрела на Фархада, не слышала голоса Байрама, она, как зомби, смотрела лишь на Нину, которой разрешили, наконец, подняться и которой пиротехник помогал встать из воды.
Колени, бок, плечо были мокры. С волос, заплетенных в косы, стекала вода.
Похоже, Нина не могла двигаться и говорить, ей набросили на плечи ватное одеяло и повели к автобусу, где костюмерша Настя уже держала наготове сухую одежду.
Вика подошла к краю воды и посмотрела на свои белые кроссовки.
Она попыталась представить себя лежащей в холодной воде обутой и в одежде. Даже плечами передернула, так  стало неприятно.
Она понимала, что второго дубля не будет и Нине нужно было угодить и режиссеру, и оператору в кадре, чтобы не снимать повтор этой пытки холодной водой.
-Как же она смогла? - думала Вика, мысленно перенесясь в автобус, где Нину переодевали в сухое и теплое. - А зрители думают, что работа актеров - одно сплошное удовольствие! Что будет, если она теперь заболеет? Чем думал Байрам, придумав такой эпизод для жены, которая даже в теплую воду Бахардена зайти вчера  испугалась? Неужели же можно так перевоплотиться, чтобы  упасть  в холодное осеннее озеро и лежать там, пока не позволено будет встать?
Подошел Вели.
-Как впечатления от Бахардена? - спросил он, закуривая, словно его совсем не касалось только что происходившее на съемке эпизода.
-Просто чудесные, - ответила Вика, с трудом отвлекая себя от мысли про мокрую насквозь Нину. - Волшебное место!
- Плавала?
- Да. Чуть не утонула поначалу! Там у берега, оказывается шесть метров глубины! А я думала, что дно совсем рядом - ногой ступишь - и вот оно!
-Оптический обман, - авторитетно кивнул Вели. - Вода очень чистая, прозрачная и лампы ее так хитро подсвечивают, что водяной толщи не видно. Далеко плавала? В боковые туннели тоже?
- Ой нет, только в самом озере поплескалась! И то - плохо стало, еле на поверхность выбралась!
-Вели!- позвал Фархад. - Ты срочно нужен, подойди, пожалуйста!
Вели кинул окурок в песок, закопал его ногой и ушел.
Вика оглянулась.
Вели подошел к операторам и они втроем заговорили о чем-то, видимо, срочном, потому что Вели стал показывать рукой в сторону острова и затем  пошел туда быстрым шагом. Андрей  двинулся за ним.
Фархад еще повозился у камеры и тоже ушел в тростник.
Вика постояла у воды и пошла вдоль берега. Ее никто не звал, никто не окликал, у всех была работа и каждый был ею занят.
Она отошла от места съемки метров на сто, села в белый песок и стала глядеть на озеро.
               
Здесь, не очень близко к воде, песок был совсем сух, тепел и сыпуч, его приятно было пропускать сквозь пальцы и ощущения, как холодно сейчас в воде, совсем отступили.
Так приятно было сидеть на белом песке, слушая шорох тростника и негромкое шлепанье воды о берег, напрочь забыв, что через несколько дней необходимо вернуться в Москву, спускаться в набитое метро, аккомпанировать поющим студентам…
Вика обняла колени, закрыла глаза и впала в забытье, похожее на дрему.
В пределах закрытых, как плотные непроницаемые шторы, век роились картинки прошедших выходных и все там было солнечно, ярко, неповторимо…
Только совсем на краешке сознания едва пульсировала тревожная мысль, теснящая безмятежность: Фархад. Фархад.
Я влюблена, влюблена, влюблена…
Пестрый калейдоскоп, в котором смешались ароматы сада, тяжелые, треснувшие от спелости гранаты, павлины, метущие хвостами глиняное подворье, наивный пес, размером с теленка, мелко дышащий у ног от полуденного зноя, точеные ноги и лоснящиеся бока коней и их терпкий запах, лиловые тени гор, исполинское дерево с семью стволами, невесомые пчелки, как маленькие вертолетики, виснущие над медовыми сотами, сырая гулкая пещера с летучими мышами, рвано порхающими над ни с чем не сравнимой голубизной подземного озера, стали ярким фоном таящегося в глубине души чувства, которое манило и пугало одновременно.
Странный, молчаливый азиат, иконописной красоты человек, полностью завладел ее девичьей мечтой.
Словно жрец какого-то заповедного уголка земли с отягощенными плодовыми ветками, с пьяным запахом трав, с воздухом, от которого кружилась голова, он молча и властно звал ее за собой туда, где не ступала нога человека и где существовал только он с его пристальным всепоглощающим взглядом миндалевидных глаз и так далеки были от него замминистра с  его  немногословной супругой,  большой дом, по коврам которого принято ходить босыми ногами, «Жигули» и «Волга» у ворот, его друзья с детьми и женами, его  диковинные национальные традиции…
               
По песку, переваливая  барханы его плавных граней, бодро бежало невиданное насекомое.  Он напоминало маленького воинственного краба.
-Скорпион! - с ужасом поняла Вика.
Покой и мечтательность разом оставили ее, она вскочила на ноги, резко отпрыгнув от скорпиона.
Тот остановился, слегка попятился назад и побежал прежним курсом, кренясь на один бок.
-Кругом сюрпризы! - подумала Вика и с неровно колотящимся сердцем побрела к месту съемки.
Она уже успела пожалеть, что напросилась на смену, куда ей совсем не надо было.
Эпизод у костра с гитарой был снят еще на прошлой неделе, а декорация с пианино ждала момента, когда не будет более важных съемочных моментов.
У Полины и Насти были свои дела, Вели был все время нужен возле винтовок, остальные тоже не прохлаждались.
Вика влезла, было, в автобус - переждать до конца смены, но там на заднем сиденье, вытянувшись во всю длину, храпел шофер и ей поневоле пришлось бродить у озера и предаваться своим мыслям, что не отпускали ни на миг.
Нины нигде не было видно - оказалось, шофер автобуса успел докинуть ее до Фирюзы и вернуться.
               
Весь день и вечер Вика пыталась сохранить в себе ощущения огромных выходных, которые разом изменили все ее существование здесь, пыталась носить это внутри и вспоминать каждую мелочь, хотя, разве то, что было в Фирюзе, могло называться мелочью?
Разве могло быть мелочью то, как двигались они вдвоем с Фархадом ступень за ступенью в темном гулком тоннеле подземелья с отвратительно пищащими мышами над головой к свету, который должен был залить с головы до пят и которого Вика ждала несколько последних лет; разве могло быть мелочью спокойное откровение человека, потерявшего свою любовь и балансирующего на тревожной грани обретения новой любви; разве могла быть мелочью тяжесть бессильного тела из последних сил прижавшегося к натянутой от напряжения, как струна, спине, когда сквозь кожу слышишь и ощущаешь удары сердца и гадаешь - это мое или его? - а если его, то оно все равно мое, мое, не отдам никому!
               
Приехав на студию и зайдя в комнату съемочной группы, Вика встала у окна и ждала, когда появится Фархад, доделает свои многочисленные дела и сладкое наваждение двух прошедших дней для нее продолжится.
Сегодня не было ни малейшей надежды перекинуться хоть парой слов, кроме утреннего «привет» при встрече.
Даже на единственный за день вопрос: -Хорошо ли добрались до гостиницы?,- Марьяна не дала ей открыть рот, хотя вопрос был адресован сразу им двоим, и проверещала: -Чудесно доехали! Дурды нас домчал, как на ковре-самолете! Спасибо, Фархад, за гостеприимство! Выходные прошли, как в сказке!
-Он такой! - с усмешкой ответил Фархад, продолжая тему про шофера, умолчав про остальное и ушел готовиться к предстоящим съемкам.
Вика знала, что операторы по возвращении на студию немедленно засядут проявлять отснятые кадры и ожидание может затянуться.
В комнату входили и выходили, Марьяна висела на телефоне, вела переговоры о каких-то машинах, что необходимо было заказать для съемок сперва со студийной автобазой, а затем с какой-то военной частью, куда ее перенаправили на автобазе.
Переговоры все не кончались.
Фархад все не шел.
Вика все стояла у окна, выходившего на маленький кусочек студийного наглухо заасфальтированного двора с лавкой для курения и пожарным щитом над ней.
-Будешь меня ждать? - спросила Марьяна, на секундочку вынырнув из бесконечной череды звонков. - Или свои есть дела на вечер?
Вика не знала, что ответить, повернулась к Марьяне и слегка пожала плечами.
-Не заболела? Выглядишь как-то странно… - Марьяна взглянула на нее попристальней и снова включилась в разговор, что возобновился на другом конце провода. - Да-да! Пишу, диктуйте!
Вика не успела ответить и была рада этому. Она не знала, что отвечать.
               
Заглянул Вели. За ним втиснулась Настя, неся в двух руках сапоги актеров, что надо было пристроить сушить после съемок в воде.
Вели плюхнулся на протертый до дыр велюровый диван. Задрал ноги на спинку. Спинка заходила ходуном.
Чего ты тут разлегся, как тюлень на льдине? - Марьяна снова была в ожидании ответа на линии. - Домой никому не надо, что ли?
-А  меня семеро по лавкам не ждут! - заявил Вели, явно имея в виду Баллы - Че Гевару.
Настя сняла синий рабочий халат, приткнула его на стойку с развешанными костюмами, взялась за сумку.
-Устала, все на сегодня! - сказала она.
Заглянул Юра, просунув в дверь только голову, спросил: -Идем?
-Да. Всем пока!
-Юр, - обернулась Вика, - а Фархад еще здесь?
-Уехал! - Юра пропустил Настю вперед и прикрыл дверь.
-Вы тоже шли бы, а? - обратилась Марьяна одновременно и к Вели и к Викиной безмолвной спине, намекая, что они ей в рабочем кабинете без дела ни к чему оба.
Вика растерялась, услыхав об уехавшем Фархаде и не знала, что ей теперь делать и как убить вечер. Разом упало настроение, вынашиваемое и лелеемое с рассвета.
-Пошли? - Вели с готовностью вскочил с дивана, будто бы вопрос, что они уходят вместе, был решен окончательно и бесповоротно.
Вика еще помедлила у окна, чтоб не выдать своего растерянного лица и повернулась нерешительно: -Куда пошли?
- Все равно, куда! У меня вечер ничем не занят. Ты на рынок, кстати, хотела.
- В самом деле…Наверно, сейчас самое время. Пойдем. Марьян, до скорого!
Марьяна кивнула. Слышу, мол, но разговаривать некогда: проваливайте уже скорей!
               
Они вышли в ласковые сумерки  умиротворенного почти законченным днем  города и пошли по студийной улице, совсем как в первый день.  Только палых листьев под ногами прибавилось.
-В бар зайдем? - спросил Вели, коснувшись Викиного локтя.
-Не хочется. В выходные столько всего пилось! Давай сразу на рынок!
- А что за бутылку тебе подарили? Какая-то диковинная? Из папашиного министерского погребка?
- Понятия не имею ни про какой папашин погребок. Просто красное вино! Я его в Москву увезу на память.
Они вышли к остановке, где клубился едущий с работы местный люд и Вели заторопился: - Полчаса всего осталось. Прибавь шагу, а то не попадем на рынок!
- А чего ж ты в бар -то звал? Совсем бы никуда не успели!
-Ну, кофе выпить успели бы!
               
Проехав пару остановок они сошли с автобуса и почти бегом  ввалились в здание крытого рынка, где еще при входе  их встречали баррикады шершавых дынь и глянцевых арбузов.
Сахарные арбузные ломти, выложенные на пробу,  истекали соком на тусклых подносах, дыня сердоликовой прозрачностью в разрезе манила ос, что пьяно кружили над развалами.
В гулком здании слышно было, как разом говорили, пели, ворчали, бранились и хохотали десятки голосов. Невообразимый букет ароматов щекотал ноздри.
-Пошли пить бекмес! - позвал Вели и потащил Вику к прилавку с глиняными кувшинами.
-Это что - бекмес?
-Это фруктовый мед, очень вкусно!
-А это что лежит, вон, золотистое?
-Это нават. Конфеты.
- Мы их можем попробовать? Я хочу домой привезти таких!
- Да, конечно, попробуем. Не глазей, прибавь ходу!
-Да не тащи меня так быстро, дай поглядеть!
-Ну, гляди!
И они пили бекмес, пробовали нават, халву и разноцветную полосатую карамель, сделанную вручную и везде Вели говорил что-то по-своему, показывал на Вику и ей с улыбкой протягивали конфеты, лепешки, горсть орехов.
-Что, что  ты ему сказал? - приставала с расспросами Вика, когда отошли от  очередного  парня - продавца  в темном полосатом халате и черном лохматом тельпеке, насовавшего Вике крупных орехов в карманы джинсовки.
- Сказал, что ты актриса с киностудии, работаешь в паре с Баллы Чаррыевым. Уж его -то у нас весь город знает!
-Вели, зачем ты врешь?
-А что такого? Ему приятно, придет домой, будет рассказывать, как угощал партнершу самого Чаррыева, молодую, симпатичную! Не каждый день актеры на рынок захаживают! И потом, что тебе купить бы пришлось, он тебе и так насыпал!
- Да я бы и купила! И я - не партнерша никакая, я - дублерша всего-навсего!
-  Какая разница - партнерша, дублерша? У тебя суточные два шестьдесят! И соблазны кругом, а он дома! Ему, поверь, ничего не стоит!
Вика хотела возразить, что разница между актрисой и дублершей огромная.
В это время наглый воробей пролетел мимо них, таща в клюве с натугой кусок чорека. За ним стрелой мчались еще два и возмущенно чирикали, готовые затеять драку и восстановить справедливость.
-Ничего себе!- засмеялась Вика, проследив за воробьями.
-Вот-вот, - сказал Вели, тоже глядя вслед воробью-жадюге. - Воробьи больше растащат, чем мы попробовали. Ну, идем, не тормози!
               
После посещения  рынка  часть пути проехали  в набитом битком автобусе, затем, не доезжая гостиницы, сошли.
Оставшуюся часть пути проделали по скверу, где при них уже зажглись гирлянды лампочек, окрашенных разноцветной краской и оттого светящиеся матово, сказочным светом.
-Как на катке в парке Горького в новый год… - подумала Вика, вспомнив надвигающуюся зиму и вздохнула.
Подходя к гостинице, разом подняли головы к окну  на втором этаже, где обитали Марьяна и Вика - в номере горел свет и слышно было, как работает телевизор.
Из окон неслись звуки программы «Время»; по голосу легко угадывался диктор Игорь Кириллов.
Видимо, Марьяну кто-то подвез со студии после работы.
Поднявшись на второй этаж, кивнув дежурной администраторше, пошли по длинному коридору, заглушавшему шаги зеленой ковровой дорожкой с красной каймой.
Возле двери остановились и Вели сказал: -У тебя мед на щеке остался. Ты на рынке испачкалась. Я  сотру, ты не против?
И совсем неожиданно для Вики поцеловал ее в губы.
-Перестань! - отпрянув от Вели, укорила она шепотом, не желая, чтобы за дверью номера их услышали.- Зачем опять лукавство?  Чего ты этим добьешься?
-Расположения твоего добиваюсь, сама не видишь?
-Вели, не смей! - Вика взялась за ручку двери, но Вели перехватил ее руку и потянул на себя.- Странными способами ты добиваешься расположения! То анашой угощаешь, то террористом прикидываешься!
Вика крепко уперлась ладонями в его грудь.
Он засмеялся и потерся носом о ее плечо сквозь ткань джинсовой куртки.
-От бекмеса совсем хмельной стал! - посетовал он, не собираясь выпускать Вику и боднул ее в грудь курчавой головой.
Телевизор за дверью бубнил, коридор был пустынен, как ночное шоссе.
Казалось бы, пряный вечер с ароматами восточного базара и мягким светом фонариков из сквера способен смягчить любой суровый нрав и Вика, вздохнув, сказала: -Ты забыл, что у меня парень. И потом, поздновато, знаешь ли, не стоит суетиться… Скоро ведь в Москву!
-Но ведь ни сию минуту! - Вели не собирался отступать и снова тянулся губами к Вике. - Ну, разочек, ну? Последняя воля умирающего!
-Вели, уходи!
Вели разом разжал руки и сказал: - По-моему, это ты забыла, что у тебя парень в армии. Ты.
-Это мое дело - помню я или забыла. Я говорю тебе: ты опоздал. А ты не понимаешь.
-А Фархад, значит, не опоздал, да? Фархад  успел? Ну, браво! И почему бабы так богатых любят? Если деньги в расчет не брать, за душой-то у них что?
- Это ты обо мне, что ли?  Я тебе не баба, запомни! И я не по этой части. Про деньги я думаю, как раз, в последнюю очередь! Ты оскорбить меня хотел? Поздравляю - у тебя получилось. Уходи, разговор окончен!
-Ты - не баба, прости, конечно, что слово такое вырвалось! Ты - дублерша. Одна его бросила, так теперь, вот, другая  появилась на замену! Это все просто красивый сон, Ви-ка! Не ведись, не стоит! Сама говоришь -время в Москву вернуться…
- А ты со своим лукавством - не сон, конечно? Реален, как никто другой! Тебе со мной времени хватит!? Прямо здесь, на бегу, в коридоре? Вот что я скажу тебе, Вели! Обозвав меня бабой, ты сам ведешь себя, как баба! Не складывается у тебя со мной, не поливай грязью другого! И не придумывай себе того, чего нет! Хотя, я не обязана перед тобой оправдываться. И держать отчет тоже!  Чтобы ты там себе про меня не думал!
- А что я должен был думать, когда ты осталась ночевать в его доме? Что я должен был думать? Все уехали в Ашхабад, а ты осталась!
-Не в его доме, а в доме родителей! Ты сцену ревности мне решил закатить? У тебя на это полное право? Спасибо, Вели, за прекрасный вечер! Век не забуду! И знаешь что, давай не будем приближаться друг к другу на пушечный выстрел! Тем более, по роду своей работы, ты знаешь, что это за расстояние такое  - выстрел!
Дверь открылась, на пороге возникла Марьяна, придерживая халат на груди.
-Чего буяним? - спросила она, глядя то на одного, то на другого.- На весь коридор слыхать! Спать людям не даете! До утра выяснения не подождут?
Вели, не сказав ни слова, повернул по ковровой  дорожке к выходу, Вика  просочилась в комнату, задев Марьяну, пнем стоящую в дверном проеме.
               
Марьяна выглянула в коридор, проводила Вели долгим взглядом. Покачала головой и захлопнула дверь в номер.
-Ну? - властно произнесла она, уставившись на Вику.- Я жду объяснений!
-Каких ты ждешь объяснений? Ты сама нас выдворила из кабинета, чтоб работе не мешали!
- Вика! Когда это ты мне работать мешала? Вели явно пришел тебя дождаться, вот я вас двоих и отправила восвояси!
-Ну, вот мы и ушли, каких тебе еще объяснений надо?
Марьяна подошла  к окну и нервно задернула портьеры.
Вика стянула джинсовку, в сердцах бросила на кровать.
Орехи посыпались из карманов  на пол, раскатились по углам. Назревал скандал.
- Догоняй свои сласти, растеряша!
-Марьяна Игоревна, что вы все тут лезете в мою жизнь? Вы бы спросили - мне это надо?
- Кто это лезет в твою жизнь? Знаешь что, девочка? Тебе двадцать позавчера стукнуло, а мне пятьдесят! И такую, как ты, я уже вырастить успела! Да! Опыт имею. Так что не закатывай мне тут истерик! Влюбилась - так и скажи! А можешь и не говорить ничего - и так видно! Только вот тебе совет: нравится один, не давай авансов другому, а то кончится плохо! Давай уже определись, проще жить будет!
- Каких авансов?
- А ты не замечаешь, как Вели торчит около тебя все время?
- Да мы просто общаемся по-дружески! Сама говорила вначале: местный кавалер - самый лучший гид! Сама же меня с ним наладила ходить! Ну и ходили, город он мне показывал, только и всего!
- Только и всего! А как он на тебя смотрит, не замечала, глаз нет, что ли?
- Есть у меня глаза, есть! Только  что, прикажешь, как Полина и Настя, как Ниночка Зернова, образовать пару на момент командировки? Фу, противно! Все - парами и я, что ли, должна? Я сама по себе, понимаешь? Я не за этим ехала, чтоб кому-то в объятья кидаться! Мы с тобой говорили уже на эту тему!
- Не утрируй! Постыдилась бы! Нина здесь с мужем, а не на время командировки! А все-таки, зачем ты ехала?
Вика осеклась на полуслове, замолчала, села на кровати, посмотрела на Марьяну растерянно.
Та тоже села на кровати.
Их разделял журнальный столик с чайными чашками и смятой оберткой от съеденной шоколадки «Аленка».
В большом волнении Марьяна снова поднялась, подошла к телевизору, щелкнула тумблером. В комнате наступила тишина.
-Слушай, что я тебе скажу, девочка, - Марьяна скрестила руки на груди и опять села перед Викой. - Здесь тебе не Москва. Здесь, на минуточку, Восток! Здесь люди совсем другие и понятия совсем другие. Может, ты по молодости этого не понимаешь или не замечаешь, так я, взрослый человек, тебе скажу так, как есть. Раскрою глаза на то, чего ты вообще не видишь. Готова меня услышать?
-Ну?  Что? - Вика влезла на кровать с ногами и оперлась спиной о холодную стенку.
-Про Настю, Полину, Юру, Андрея я с тобой говорить не стану. Они люди взрослые, в кино не первый год и сами решат, что им тут делать. Кому с кем хороводиться, кому с кем… Ладно, в общем! Многие за этим именно и ездят в экспедиции. Это сугубо их дело, кстати. Про Нину и Байрама тоже не будем. Они супруги, фильм этот дипломный затевался для того, чтоб именно ее снять в этой роли, Нину, именно сюда с ней приехать. Очень много усилий должно было здесь сойтись, чтобы все получилось. Нина и Байрам знали, куда они едут, к кому они едут и кто будет им помогать здесь в работе над фильмом и оказывать всяческую поддержку. Я имею в виду, конечно, Саттара Аннаевича. Ты ж не глупенькая, понимаешь, кто тут главный персонаж во всей этой истории?
- Не глупенькая.
 - Вот и хорошо. Далее. Теперь о тебе. А вот ты здесь человек случайный! По чьей прихоти ты здесь оказалась, думай сама. А лучше не думай, а сделай, как договорено было, свою работу и поскорее домой, в Москву! Целее будешь. Без последствий.
- То есть? Это как? Что ты хочешь сказать?
- Не пугайся. Но мозги включи. Насиловать тебя здесь никто не станет, за это можешь не волноваться. Как я понимаю, вокруг тебя сошлись интересы двух мужчин. Что ж? Понятно! Молоденькая, хорошенькая, свободная… Только дураки не воспользуются! А я слово твоей матери дала, между прочим, за тобой приглядывать!
- Да ты свечку надо мной держать собралась, что ли? И матери отчет в письменном виде?
- Вот еще, глупости какие! Мне, как ты понимаешь, больше совсем тут заняться нечем, как за всеми следить со свечками! Да я за всю поездку ответственность несу! Я что, не понимаю, что  ты сама собой распорядишься, если не распорядилась еще? Приглядывай - не приглядывай, это еще никому и никогда не мешало…
-Марьяна Игоревна, за что вы со мной так жестоко? Что я вам сделала? - Вика  закрыла лицо руками и заплакала.
-Да не жестоко, - скорбно сказала Марьяна, горестно сморщившись. - Не жестоко! Я не надзиратель! Переживаю я за тебя, вот что! Вижу, что влюблена ты в Фархада, да и как не влюбиться? Красивый,  загадочный, подарки опять же эти…Привез в рай и поселил в раю! Как тут кругом не пойти девичьей головке?
- Да нет у нас с ним ничего, Марьяна - а! Пойми ты, наконец!
- Но он же нравится тебе, разве что слепой не увидит! Ничего нет, но тебе-то хочется, чтобы было!
-Да, мне хочется, чтобы было! Представь себе, хочется! Мне двадцать лет! Да, влюбилась я, влюбилась! Мне что теперь с этим делать?  Мне как с этим прикажешь жить? Голову себе отрубить, чтобы она думать о нем перестала?
- Успокойся, не кричи. Зачем же крайности? Побывала в сказке и должна понимать, что у любой сказки есть конец. Поверь, эта сказка без продолжения. Не твоя это история. Да как же тебе объяснить, чтоб ты поняла!?
- Почему? Он сказал мне, что я похожа на девушку, которую он любил! Я же вижу, он честен со мной! Я еще в Москве поняла, что он по-особенному на меня смотрит…Я не безразлична ему! Да если б ты только видела, как он меня из Бахардена на своей спине тащил, а я ведь не перышко! И подарки эти под платком - это не просто так, он ведь заранее узнавал, что мне подарить!
- Это и пугает больше всего - весь этот антураж. В любом случае, вы нравитесь друг другу. Я вижу, да, не скрыть. Только жизнь у вас разная, ничего из этого все равно не получится. Я это вижу ясно, а ты не видишь!
- Не пара я ему, это ты хочешь сказать?
- Ты и сама это понимаешь. Вот Вели с тобой честен, он ухаживает в открытую и не врет в отношении своих намерений.
- Вели не врет? Да он самый лукавый человек из всех, кого я тут знаю! Каких намерений? Я вообще не хочу говорить о Вели!
- Ну, он молодой, его к тебе влечет, естественно! И не скрывает он  этого.
- А Фархад в чем мне врет? Мы с ним не целовались даже, не говорю уж про что -то другое, а ты мне такие нотации читаешь!
-  А вот плачешь-то ты напрасно! Слава богу, что не было ничего! И оставь это, как прекрасное воспоминание, не наруби дров!
-Господи, Марьяна, зачем я только сюда приехала? Марьяна, отправь меня домой, пожалуйста! Завтра же отправь!
- Не горячись, милая, все образуется! Главное, действительно остановиться, пока по уши не влипла! Скоро домой вернешься и отойдет потихоньку, дела привычные закрутят, отвлекут…Конечно, молодая, конечно, хочется счастья, любви, нежности, всего разом хочется, сию чтоб минуту! Сама природа к этому здесь располагает…Только умоляю, остановись вовремя! Пощекотали нервы друг другу - и будет с вас! Пожалуйста - вспоминай себе, как он тебя на спине тащил, как по саду водил, кто запрещает? Только не позволят  ему родители с русской девушкой себя связать, ох, не позволят! Я ж с ним говорила, с папашей, пока вы в саду гуляли. Он уже все для сыновей своих распланировал, всю жизнь наперед расписал. Старший у него на дипломатической работе, женат, естественно и для младшего все уже приготовлено! И невеста, думаю, присмотрена! Чья-нибудь дочурка номенклатурная! Будет он в республике при отце на киностудии работать, женят его на этой туркменке бессловесной, детей она ему нарожает, как, вон, у Баллы Чаррыева…. Нравишься ты ему- не нравишься, нету здесь будущего, нету! С Вели все честнее, он крутится, конечно, около, но золотых гор при этом не обещает! А Фархад, я понимаю тебя, Фархад -девичья мечта, принц! Только мечта всегда мечтой остается! Помнишь - журавль в небе, а синица в руках? Умные люди выбирают синицу…
-То есть, Вели?
-…а мечтают о журавле. Вели или кто-то еще, а вообще, закончим на этом! Совет хочу тебе дать: пусть это будет русский мальчик. Не азиат.
- Так сердцу не прикажешь!
- Потерпи недельку. Домой вернешься, с глаз долой - из сердца вон. Сотрется…
- Ой, Марьяна, зачем ты вообще сказала всем про мой день рожденья? Зачем мы туда поехали? Зачем все эти чудеса для гостей - кони, павлины, серебро? Ты ведь сама мне в Фирюзе говорила, сколько стоит такое внимание, понимаю ли я цену этому подарку? Ну, скажи, скажи, говорила? Почему же теперь все наоборот говоришь?
Марьяна вздохнула и подперла подбородок рукой. С жалостью глядела она на заплаканную Вику, сидящую с покрасневшими веками.
Затем встала и, кряхтя, стала собирать раскатившиеся по полу орехи. Собрала. Положила на стол. Подумала и переложила на широкий подоконник с глаз долой.
-Давай спать, - сказала она. - Спать хочу, не могу! Сказывается разница во времени…Сколько живу, никак не привыкну!
-Так что ж мне дальше - то делать? - Вика пыталась заглянуть в глаза Марьяне.
-Не понравится тебе мой совет, не сделаешь ты так, не поймешь сейчас, что это единственно правильно. Потом поймешь.
- Нет, скажи, скажи, давай!
-Да все я сказала уже, - Марьяна устало присела на расстеленную кровать, зевнула. - Он хороший, но не твое. Останетесь друзьями - всегда будешь вспоминать эти отношения с теплой  улыбкой. Как девичью мечту - дивный сад с павлинами, подземное озеро, теплынь в ноябре, ожерелье из серебра…Пусть это ожерелье и убережет тебя от ошибок, при воспоминании о которых всегда будет боль!  Допустишь что-то, надеяться потом будешь, ждать, страдать… Разве ж я не знаю, как это бывает? Еще и не было ничего, а ты уже замучила  себя… Гуляй себе по городу с Вели, он отвлечет! Он человек несерьезный, этакий сквознячок, попрыгун, тебе это и надо сейчас. Когда серьезного не ждешь, а просто приятно… Он вполне симпатичный парень, с ним действительно можно просто ходить себе в удовольствие…
-Он ведь не просто ходит,  Марьян, у него на меня свои планы.
- Да тьфу тебе на его планы! Тебе с ним приятно, ему с тобой. Ничем это не грозит, если сама не надумаешь свою жизнь осложнить!  И довольно! Ты здесь временно. Считай, приснилось! Домой вернешься, там жизнь твоя настоящая! А если серьезно  тут… так, чувства проверяются на расстоянии.
-Марьяна, как мне жить дальше, а?
-Хорошо жить, счастливо. Как в двадцать лет все живут! Радоваться молодости и миру вокруг. Все, баста! - заключила Марьяна, влезая под одеяло. -Утро вечера мудренее. Свет выключи!
               
Утром Марьяна ушла на студию одна.
Вика притворилась крепко спящей, ну, Марьяна и трогать ее не стала, понимая, что накануне вечером было сказано всего через край и больше к этому разговору лучше не возвращаться.
Вика не спешила вылезать из кровати, тем более, ночь была почти бессонной.
Гардины, задернутые с вечера Марьяной, создавали в гостиничном номере полумрак и Вика не заметила, как заснула.
Вынырнув из тяжелого утреннего сна, поглядела вокруг, не понимая, сколько сейчас времени, прищурилась на электронный будильник, что Марьяна брала с собой в командировки, чтоб он будил ее на работу.
Будильник показывал без малого полдень.
В коридоре надсадно гудел пылесос. Щетка его скребла как раз под дверью их  комнаты и Вика поняла, что гул пылесоса и разбудил так внезапно.
Голова болела, в висках пульсировало. Надо было дойти до туалета, но так не хотелось столкнуться лицом к лицу с уборщицей.
Благо, раковина в номере наличествовала и умыться Вика смогла, не покидая комнаты.
               
На студии делать было нечего - о работе с тем или иным сотрудником группы  предупреждалось заранее.
Можно было бы конечно пойти к Марьяне, которая на съемки не выезжала и свой рабочий день проводила сугубо на студии, но после вчерашнего не хотелось торчать в кабинете - глядишь, опять разговор бы коснулся вчерашних событий, а этого, ой, как не хотелось.
Чтобы разобраться со своими мыслями, Вика вышла из гостиницы и вчерашним сквером с крашеными лампочками побрела в сторону рынка, что почему-то назывался у местных Русским базаром.
Надо было где-то поесть, а денег было всего ничего - суточные Марьяна выдавала вечером.
Вика завернула в булочную с надписью «Чорек», взяла лепешку, в соседнем магазинчике купила плавленый сырок и стала думать, где съесть свой нехитрый завтрак.
Она забрела в какой-то двор, окруженный бетонными серыми пятиэтажками, непохожими на московские, с маленькими окошками и полинялыми пластиковыми балконами.
Траву здесь, похоже, не косили никогда, она росла, как ей хотелось.
Двор зарос бурьяном, посередине торчал проржавевший навес - грибок над детской песочницей, некогда окрашенный в веселые красно-белые мухоморные цвета, но краска пооблупилась, а заново не красили.
Невысокий турничок в три секции - для высоких, поменьше и низкорослых -тоже был в сохлых чешуйках краски, но, видимо, им пользовались очень активно. На самом высоком перекладина была протерта прикосновениями рук до металла - и намека краски не осталось.
Двор был пуст. Оно и понятно. День будний; дети в школе, взрослые на работе, старух, сидящих у подъездов, тоже не наблюдалось.
Вика  опустилась на край песочницы и отломила кусок лепешки.
Тут же из бурьяна вывернулась небольшая дворовая жучка и села напротив Вики, умильно моргая черными глазенками.
-Привет, - поздоровалась Вика. - Ты откуда взялась?
Собачонка в качестве ответного приветствия встала, потопталась на месте, не решаясь приблизиться и снова села навытяжку, как отличница перед строгим учителем.
-Я с тобой поделюсь, - пообещала Вика, без особого аппетита жуя чорек. - Иди поближе!
Шавочка деликатно приблизилась на пару шагов и снова застыла, разглядывая Вику.
Вспомнилась Кукла. Небось, ждет- не дождется!
У матери не было возможностей гулять  с собакой подолгу, она могла лишь вывести к подъезду на пять минут по нужде - и сразу чтоб домой.
Вика вздохнула - она успела соскучиться по Кукле.
На веревках полоскалось белье; ветерок колыхал его, словно паруса яхт на морской регате.
Вика бросила  жучке корочку. Та поглядела на хлеб и, не притронувшись, перевела немигающий взгляд на Вику.
-Ты хлеб не ешь? - удивилась Вика. - Ну, лови сыр!
Кусочек сыра упал рядом с хлебом и снова собачка не притронулась к угощению.
Вика обиделась: -Ну и не надо! Других угощений у меня нет!
Тут же всплыл в памяти стол в Фирюзе, накрытый в честь приезда гостей. Под веками предательски намокло.
Вика отложила на колени недоеденный хлеб и всхлипнула.
Собачонка встала на лапы, потянулась к брошенным на землю кускам и деликатно съела. Посмотрела на Вику преданным лучистым взглядом: -Из уважения к вам я готова съесть, что угодно! Благодарю вас!
Потом подошла вплотную к Вике, присела рядом и стала обнюхивать ее кроссовки.
-Алабаем пахнут, - догадалась Вика. - Я ему на спину ноги ставила!
-Что скажешь? - спросила она жучку. -Запуталась я что-то здесь совсем…
-Не знаю, о чем вы, - взгляд дворняжки был просто-таки говорящим, - но будет все превосходно, ручаюсь!
 В подтверждение своей уверенности жучка энергично стала мести хвостом песок.
-Я не знаю, куда мне податься и как убить время, - сообщила Вика дворняге. - Занесло меня к вам в этакую даль… Здесь все другое, не такое, как у нас!
Собака застыла, глядя на Вику и перестав мести хвостом.
Вика отложила остатки хлеба на рассохшееся дерево песочницы.
-Вот ты тут сидишь в бурьяне и ничего тебя не тревожит, - сказала Вика дворняге, беззаботно чесавшей за ухом грязно-белую шерсть. - Ты даже хлеб брать у меня не хотела, значит, сытая. И хозяин у тебя наверняка есть где-нибудь во дворе. И на ночь он пустит тебя в дом, а утром ты снова выйдешь сюда, во двор и будешь нежиться на солнышке.
Собачка перестала чесаться, шумно вздохнула, подвигала мохнатыми бугорками бровей, словно понимала, что ей говорят и заведомо соглашаясь с каждым словом.
-А я , - продолжала Вика, - пришла сюда, потому что  никому здесь не нужна, абсолютно никому! Все заняты важным - преважным делом. Они, видишь ли, снимают кино! И у каждого свое место, только я дублерша. Понимаешь? Дублерша! Двойник кого-то, даже толком самой не понять, кого…Чья-то тень! Меня нет! Самой меня нет, я стала чьим-то воспоминанием и чьей-то тенью, вот так… Только и остается, что сидеть нам с тобой на задворках в сорной траве. С той лишь разницей, что тебя позовут домой, а я не знаю, позовут меня или нет…
Дворняга вскочила и убежала прочь.
-Куда это она? - подумала Вика и даже плечами пожала в недоумении.
Через минуту собачка появилась снова. Она несла в зубах обглоданную кость, остановилась в двух шагах от песочницы, опустила кость к ногам Вики и снова села на прежнее место.
-Это ты мне? - удивилась Вика. - Вот это подарок, так подарок! День рожденья продолжается!
Собачка радостно помела хвостом по песку и фыркнула звучно. Облизала нос розовым языком и ждала, когда же гостья, забредшая в дворовый бурьян, примет подарок.
Вика же размышляла над почти человечьим поступком дворняги: пес умел утешить в печали. Ей стало весело.
Она поняла, что пора уходить и раздумывала, что ж делать со столь щедрым даром.
-Пожалуй, придется унести подарок с собой, а то дарительница обидится! - подумала про себя Вика.
Она поднялась с песочницы, отметив про себя, что за те четверть часа, что она провела в незнакомом дворе, ни одна живая душа не нарушила ее уединения. Только из раскрытого на втором этаже окна, из-за тюлевой занавески доносилась незлая брань какой-то бабушки на невидимого внучка, который капризничал и не хотел ее слушаться.
Собака все так же преданно глядела на пришелицу.
Помедлив немного в нерешительности, Вика взяла двумя пальцами внушительную кость и погладила дворнягу по жесткой макушке: -Вот спасибо, так спасибо! Теперь у меня есть все, о чем можно только мечтать! Ну, я пойду, пожалуй?
Псина снова фыркнула согласительно и выразила желание проводить гостью - мало ли, кто покусится отнять у нее подарок?
Так они и вышли из заросшего бурьяном двора вдвоем - Вика впереди, собачка - чуть поодаль.
Вика пошла в сторону, противоположную гостинице; ей было все равно, куда идти. Впереди предстоял холостой  день без работы и без общения- все были заняты на съемках.
Вика решила, что есть смысл дойти до книжного магазина, посмотреть, нет ли чего нового. Денег на покупку не было, но зайти все равно стоило.
Собачка обогнала Вику и весело бежала вприпрыжку, периодически оглядываясь, не потеряла ли гостья косточку.
В какой-то момент она отстала, тявкнула разочек, прощаясь и повернула к дому.
Вика понимала, что косточку бросить нельзя. Надо ее унести подальше.
Только при входе в книжный магазин Вика освободилась от подарка.
Зайти внутрь  с большой обглоданной костью в руках не представлялось никакой возможности, а у входа в магазин была подходящая урна.
Вика опустила кость в абсолютно пустую урну и, сполоснув руки в арыке  рядом с магазином, вошла в него.
               
Следующим днем был снят, наконец, эпизод с пианино.
С утра Марьяна подняла Вику по будильнику: «Давай, соня, подымайся! Работа предстоит!»
- Я нужна сегодня?
- Нужна. После обеда. До обеда группа  в горы едет еще кое-что подснять, а Юра вас с Баллы в декорации отснимет.
- Почему Юра?
-Это ты у него спроси. Видимо, он сам способен управиться без помощников.
-А Байрам с нами в декорации будет?
- Байрам в горах будет. Юра в декорации  один будет снимать. Предупреждаю остальные вопросы: Фархада тоже с вами не будет.
-Я про него не спрашивала.
-Не спрашивала, но думала.
- Ты опять начинаешь?
-Да нет, как раз, этим хочу закончить. Собирайся.
-Ты меня в Москву отправляешь?
- Нетушки. Вместе полетим. Четыре дня осталось. На работу, говорю, собирайся.
               
Вика волновалась, зная, что предстоит сниматься в эпизоде с заслуженным артистом, которого знает весь Ашхабад.
Баллы, до этого державшийся где-то вдалеке, оказался вполне демократичным дядькой,  не стал обращать внимание на ее смущение, а попросил во время репетиции «сбацать что-нибудь веселенькое».
-Что веселенькое? - спросила Вика, недавно вышедшая из гримерной, где ей придавали сходство и с партизанкой Тамарой Бунке, и с Ниной, воплощающей в дипломном фильме мужа ее образ.
-Цыпленок жареный - цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить! Его поймали, арестовали, велели паспорт показать! - пропел Баллы, дурачась и Вике стало легко и приятно рядом с ним.
Пока Юра устанавливал свет, они на два голоса спели песенку бременских музыкантов, знакомством с которой в исполнении студентов и началась Викина карьера аккомпаниатора во ВГИКе.
Потом Вика играла пассажи, а Баллы Чаррыев, легендарный Че, что впервые увидел свою последнюю любовь в аристократическом салоне у пианино под пальмами, сказал Вике, что пальцы у нее легкие.
И это было большим весомым комплиментом, потому что видимая легкость пальцев, что называлась у музыкантов «беглостью», достигалась огромным многолетним трудом, о котором могла знать только лишь сама пианистка.
Юра отладил свет и включил вентилятор, тот закрутил лопасти и легкая занавеска заходила ходуном.
В это время в узенькую декорацию перед камерой втиснулся помреж, чтобы щелкнуть своей черно-белой  хлопушкой и съемка началась.
Вика, ставшая на полчаса Таней,  играла ноктюрн Шопена, Че стоял в тени кружевных листьев пальмы, положив смуглый локоть в манжете белоснежной рубашки на поднятую крышку фортепиано и смотрел на пианистку взглядом, в котором читались интерес и любование, зарождающееся чувство и  сопровождаемое его волнение.
В тонких пальцах он крутил незажженую сигару.
Потом пальцы мертвого уже Че Гевары будут безжалостно отрублены на обеих руках после  казни, как сказал ей еще в Москве до отъезда сценарист картины.
Вика не видела, как смотрит на нее партнер по эпизоду, ее глаза были прикованы к клавишам.
 Но отчего-то она разволновалась так, будто вот сейчас, в этот миг, решается вся ее дальнейшая судьба и жизнь.
У партизанки Тани так все  и было, как написал в своем сценарии Марио Миранда Мильот, как объяснял накануне съемки режиссер Байрам Дехоти, как видел это оператор Фархад Саппаров своим пристальным, проникающим сквозь тонкую девичью кожу взглядом.
Юра сказал, что нужен еще дубль, а лучше пару и предложил Вике сыграть что-то другое, чтобы у режиссера была возможность выбрать динамический рисунок  пластики рук.
Вика удивилась - вроде, играет она себе и играет, Че смотрит себе и смотрит, а на деле, оказывается, все будет выглядеть неодинаково.
Слова Юры, что во все съемочные дни выполнял работу ассистента, заставили ее задуматься.
Хлопушка протрещала, Вика заиграла Дебюсси.
Потом сходу оборвала игру, помедлила на клавишах и заиграла начало фортепианного концерта Рахманинова.
Партия была очень сложной и Вика знала без нот только пару страниц клавира.
Актер мгновенно отозвался на перемену в музыке: положил обе руки на верхнюю панель, подался в сторону клавишей, склонился ближе к Вике, сигара была оставлена и забыта.
Актерские руки, которые Вика могла видеть краеугольным зрением, на звуки музыки реагировали очень эмоционально; они то замирали, то оживали, то сжимались, обостряя бугорки суставов.
Слушая, Че Гевара положил подбородок на скрещенные руки.
-Стоп! - тихонько прозвучало от камеры и  Вика  оборвала игру.
Баллы - Че Гевара с трудом нагнулся в тесном пространстве и поднял упавшую на пол сигару.
-Снято! Есть! - удовлетворенно сказал Юра, распрямляя спину.
-И все? - разочарованно подумала Вика.
-Спасибо, ребята! Побегу грим смывать, -  Баллы - Че Гевара взял Викину руку за запястье и поцеловал. - До скорого!
-Спасибо вам! - пролепетала смутившаяся от такого жеста Вика.
Актер протиснулся крупным телом мимо окна, где еще работал вентилятор, задев в тесном пространстве Вику жесткой пряжкой брючного ремня.
Юра прикрыл объектив крышкой и завозился со штативом, напевая себе под нос только что игранный Викой фрагмент.
Она еще с минуту посидела у пианино, понимая, что ее присутствие здесь уже совсем бесполезно, со вздохом прикрыла крышку и вышла из декорации с противоположного конца от оператора.
               
Вечером, в гостиничном номере, Вика встретила усталую после дня работы на студии Марьяну.
-Марьян, можно спрошу тебя?
-Охохонюшки, все о том же?
-Извини. О том же. Ты мне на этот месяц стала близким человеком, ты рядом все время. Кого мне еще спросить?
-Знаешь, давай так, как в русской сказке говорится: - Сперва напои-накорми, баньку истопи, а потом и спрашивай! Чай поставь, пожалуйста, я устала очень!
Вика кивнула и отправилась к окну, где стояла поллитровая банка с водой, в которую опускали привезенный из Москвы кипятильник, чтобы сделать разом два стакана чаю.
Включила кипятильник в сеть, насыпала заварки в стаканы.
Пока вода в банке вскипала, достала пачку юбилейного печенья: -Последняя из привезенных запасов.
-Ничего, - кивнула Марьяна.- скоро домой уезжать.  С голоду не умрем, в крайнем случае, съедим подаренный тебе шоколад!
Вика, промолчав  на это, вынула кипятильник из взбурлившей воды, прихватив банку полотенцем, аккуратно разлила по стаканам, донесла до столика, села.
Марьяна поставила локти на журнальный столик, разделявший пространство между двумя кроватями: -Ну? Чего опять?
-Марьяна, почему он прячется от меня?
-Прячется? Это кажется тебе! Все по-другому: возможно,  что он тебя избегает. Но стараться избегать и прятаться - это разные вещи. Поверь, он не сделал ничего такого, чтобы прятаться от тебя!
- А зачем меня надо избегать?
-Вероятно, он опасается своих чувств к тебе, которые могут вспыхнуть, если не держаться на расстоянии.
-Чего меня опасаться? Я, что, страшный зверь? Я что ему сделать могу?
- Не тебя он, дуреха, опасается, а своих чувств! Какой там страшный зверь? Наоборот - хорошенькая, вот как тут парню устоять!?
Вика расстроенно шлепнула руками по коленям: -Тем более, не понимаю - и все тут! Сперва подарки эти, внимание, а потом - носа не кажет!
Марьяна потянулась к пачке печенья, открыла, взяла сразу две штуки, обмакнула в чай.
- Подарки - знак уважения к тебе! Это ж здорово, когда уважение! Ценят тебя высоко, вот…  И потом, это ведь не один Фархад придумал, это тебя вся семья поздравила, такой вот символ дружелюбия…Ты извини, если это прозвучит грубо, но лезть тебе под юбку после таких подарков никто не станет! И это чудесно, уж поверь мне, я девочка взрослая, любой символический жест понимаю правильно!
-То есть, подарочки прими, милая Вика, а ни на что другое не рассчитывай!
-  А на что ты рассчитывала, интересно, - на предложение руки и сердца? Да не надо рассчитывать, не надо обольщаться! Хочешь, честно?
- Ну?
- Когда я оформляла документы для поездки, я вообще, не понимала, зачем тебя берут? Но не мое дело, раз так решили режиссер и оператор. Значит, надо так! Видимо, царапнула ты его, Фархада, там еще, в Москве. Потому он и настоял тебя взять,
-Думаешь, это он настоял? Не Байрам?
- Тут и думать нечего! Привез, рассмотрел поближе и решил, что ты рядом с ним - это большой риск. И дал задний ход, вот так.
- Господи, да почему?
- Ты мне сказала, что напоминаешь его бывшую любовь. Ну, что он тебе это сказал!
- Да, сказал -и что?
- Плохо это!
- Почему плохо? Для кого?
- Для тебя, дурочка! Ты своим сходством будишь в нем прежнюю боль, зачем ему это надо? Если б ты никого не напоминала, а была сама по себе, просто ты, Вика, и все! - было бы совсем другое дело!
- И что ж теперь, раз все так, а не иначе?
- Как раньше ему родители не позволили серьезно в это нырнуть, так и сейчас будут возражать, если увидят, что интерес у него к тебе нешутейный!
Да и сам, скорей всего, не отважится на такое повторение…Раз, говоришь, избегает тебя! Ты ж это видишь, понимаешь и чувствуешь! Тут ты со своей точки зрения на это смотришь, а он - со своей…
- И какая у него точка зрения?
- Мешаешь ты ему своим присутствием, если он себе позволит отношения с тобой, это от дела будет отвлекать…Да, какое там отвлекать? Ты, что, не понимаешь - влюбленный человек ни о чем думать не может, кроме, как о своем предмете! А ему снимать надо, фильм сделать к фестивалю, это же не шутки - дипломная работа!  А закружит любовь,  не до дела будет! Его опасения понятны. Их можно легко объяснить! А ты ждала от этой поездки чудес, решила, что вот оно, пришло счастье, волшебная, счастливая встреча! Ты влюбилась - и разве ты можешь думать о чем-то еще, кроме этого?
- Ну, тогда объясни, зачем? Зачем они настаивали, чтобы я тоже поехала? Зачем они это придумали, когда ты, говоришь, совсем не понимала этой затеи?
- Только тут, на месте расклад стал понятен. Не сердись на него,  Фархад не мерзавец, он поступает вполне порядочно.
- Не мерзавец, конечно. Просто трус. Завлек и не подходит, это порядочно?
- Он не виноват, что ты влюбилась. Сама говоришь, не трогал он тебя! Было б ужасно, если б он потешил себя близостью с тобой и слинял, как, вон, многие делают! Если он сдерживает себя и ты, будь добра, не сходи с ума! Все цивилизованные люди так поступают. Потерпи, что тут осталось-то? Я говорила уже тебе, если это - твое, оно никуда от тебя не денется! А выдержанные временем чувства - самые крепкие!
- Ладно! Что ты мне сейчас посоветуешь? Объясниться с ним?
 -Лучше не надо. Если он сам уходит от  разговора, не стоит тебе с ним объясняться. Мужчина делает шаги навстречу, а женщина думает, принять эти шаги или отвергнуть. Не заводи сама таких разговоров, раз он молчит и шагов не делает. Не дешевись.
- Ох…что ж делать, что?
- Я тебе много сказала, вполне достаточно. Ничего не делать. Вон, пройдись по городу с Вели, ему приятно и сама отвлечешься!
- Да ну его к черту!
Марьяна засмеялась: -Поставь - ка еще чаю! От любви пока никто не умирал!
-А Джульетта?
- Вот, разве что, Джульетта! Но у нее был яд и кинжал, а тебе придется за кинжалом к тому же Вели обращаться!
Тут уж рассмеялась и Вика.
-Ладно, - сказала она, закругляя этот непростой разговор. - Будет невмоготу, обращусь к Вели. За кинжалом. Или за чем другим. Думаю, он не откажет!