Несчастливое число

На экране монитора загорелся генератор чисел, и Соколова замерла. «Только бы семь, пять или три», — прошептала она, сложила руки в замок и прижала к себе. Замелькали цифры: сначала быстро, затем медленнее. Соколова зажмурилась, превратилась в слух. В наушниках слышалось щелканье метронома, отчего страх только рос.
Ещё вчера она обожала смотреть на выпадающие в окошке числа, любила розыгрыши. Удалось пару раз выиграть билеты в кино и ненужную чесалку для кошки. После чего Соколова уверовала: удача в кармане.
Когда перед экзаменом сообщили, что выбор билетов на дистанте будет проходить по новейшим технологиям, и показали знакомую программу, Соколова расслабилась. Стоит загадать число, и готово. Получите, распишитесь. Она настроилась на Вселенную и выучила билет под номером семь. Потом решила подстраховаться и два раза прочитала ответы на пятый и третий. «Из пятидесяти билетов один да выпадет», — решила она и повеселела.
Сбой случился неожиданно и в самый неподходящий момент. Чёртов генератор жил своей жизнью и на волны желаний от Соколовой не реагировал. Выкинул двадцать два. Первый раз ей удалось отвертеться. Всё-таки две двойки в номере, а для студента это сто процентов несчастливое число, но билетов-то пятьдесят. Шансы стремительно падали.
- Семнадцать! – заорали наушники.
- Как семнадцать? – зашептала в микрофон Соколова. – Это, знаете ли, тоже несчастливое число. Семь плюс один будет восемь, — пришла на помощь нумерология. - Там же одни двойки в кубе. Можно ещё один раз генератор крутануть. Бог троицу любит.
- Соколова, бог не дурак, любит и пятак. Вы экзамен сдавать собираетесь? – грозно зазвучал в наушниках голос преподавателя.
- Да, но семнадцать…
- Озвучьте вопрос и пишите. Не воруйте время у одногруппников.
Петрова посмотрела в потолок, затем на экран и вслух произнесла:
- Пётр III.
- Пишите, Соколова.
«Надо же. – заворчала про себя Соколова. - Ради экзамена из дома выходить не надо, а списать невозможно. Заставили обвешаться камерами: и профиль, и анфас. Шпору не достать, с компьютера не скатать. Всё на виду».
Делать нечего, пришлось взять ручку и рассуждать: «Пётр III. Если был третий, то был и второй. Всяко по порядку идут. Включим логику: папашу Петра тоже Петром звали, и имеем мы Петра Петровича. Если родился, то и мама была, и не абы какая — императрица».
Мысли перенесли Соколову в недавно просмотренную киношку с историческим уклоном (подготовку к экзамену никто не отменял). В голове зазвучал знакомый мотивчик:
«И там шальная императрица
В объятьях юных кавалеров забывает обо всём,
Как будто вечно ночь будет длиться»
«Так и запишем, — покрутила ручку Петрова. – изменяла мужу. Вот парадокс: по паспорту был Пётр Петрович, а кто там папаня — неизвестно. Жарко. Квасу бы. Квас «Петрович», квас «Никола». От колы бы я тоже не отказалась. Вернёмся к истории. Никола – Николай, сиди дома, не гуляй. Нет. Дома должен был Пётр сидеть, а Николай как раз с императрицей гулял. Вот так и запишем. Пётр III Николаевич. Россию любил. Здесь сто процентов. Балы и танцы я в кине видела. Следовательно, культура у них была. Песни пели, дворцы строили. Жили люди. Слуги за них все делали, и посуду Пётр III сам не мыл».
Соколова вспомнила про собственную мойку с грязной кастрюлей, про то, что надо полить огород. И выходило, что не барышня она, а крестьянка. Ответ сам попросился на бумагу: «Слуги у Петра III из крестьян. И жилось крестьянам плохо. Кому хорошо будет, если огород и посуда? Ух. Половина листа исписана».
- Время, Соколова, отвечайте, — оживились наушники.
- Пётр III, — начала читать с листа студентка. – хоть и был по паспорту Петрович, на деле оказался Николаевичем. Про квас я здесь зачеркнула. А! Вот же, изменяла его маменька папеньке. Крестьян он любил, а они ему посуду мыли, отчего жили плохо и по балам не катались. Бескультурщина, одним словом.
- Два.
- Как два? Я же вот, — затрясла Соколова листом перед камерами. – Всё сама, всё своими мозгами. А можно перетянуть? Я вам сразу говорила: «Семнадцать - несчастливое число».