Атланта. Глава 3. 11

Первое, что он увидел, слегка приоткрыв глаза из-за солнца, чьи лучи били ему прямо в лицо, была надпись на одной из могильных плит.

«Dulce et decorum est»… Строчки заплясали у него перед глазами. Где-то он её уже видел, но когда и при каких обстоятельствах это произошло, вспомнить у него не получилось.

«Пропади оно все пропадом» — мысленно выругавшись, Глеб почувствовал резкую головную боль, опять проваливались в глубокий сон.

Латынь никогда не была его любимой дисциплиной. За время обучения в Гарвардской школе медицины ему удалось обойти её стороной. Но даже если бы эта фраза была ему понятна, её смысл вряд ли бы вызвал у него приступ сентиментальности. Лишь когда в десять утра солнце начало нестерпимо припекать, Глеб проснулся окончательно.

Прикрываясь рукой от слепящих лучей, молодой человек привстал с повозки. Привыкший  довольствоваться комфортабельными условиями, он не переставал удивляться, как ему вообще удалось заснуть на обычных досках.


Все тело его ныло от перенапряжения физических сил, горло пересохло от жажды, а о муках голода не хотелось даже вспоминать. По правде сказать, он слабо помнил, когда вообще ел в последний раз, но сейчас его куда больше интересовало, где они с Чеховой вообще находились, —  вокруг царила такая странная тишина… Однако стоило ему оглянуться по сторонам, как слова проклятия, готовые сорваться с его уст, застыли в безмолвии.

Вокруг них раскинулось заброшенное кладбище, разросшееся за время войны до такой степени, что его ряды уходили до самого горизонта.

Чудом избежав столкновения с отступающей армии, в кромешной тьме Лобов не сразу заметил смену окружающей обстановки.

После того как Гера, испугавшись ехать дальше, вернулся обратно в Атланту, он долго гнал лошадь по пашне, огибая расположение войск, пока огни лагеря не скрылись из глаз, а потом, окончательно заплутав в темноте, ещё долго не мог выехать на знакомую дорогу.

Сбившись с пути, они так и ездили кругами, пока окончательно не выбившись из сил, кляча стала на месте. И сколько он не тянул её потом под уздцы, исхлестав бедное животное до крови, мужественно терпя физическую боль, оно отказывалось двигаться дальше.

Смирившись с напрасностью собственных усилий, парень тогда распряг лошадь и, забравшись снова в повозку, провалился в сон, а когда открыл глаза, лишь при свете дня осознал, куда их занесло накануне. 

— Мир, тишина, и самое главное, никаких людей, — мрачно усмехнувшись,парень взъерошил челку.

Казалось, ему самому было невдомек, как это у него получилось пригнать сюда лошадь. От мысли, что кляча может пасть в оглоблях раньше, нежели им удастся покинуть эту территорию, населенную призраками погибших солдат, у него вся душа уходила в пятки. Но впадать в отчаяние было некогда.

Щурясь от солнца, он посмотрел на сводную сестру. Валерия лежала настолько неподвижно, что на мгновение ему показалась, будто она умерла, а он обнаружил это только сейчас.

Бросившись к ней, Глеб потряс её за плечо. Девушка не подавала никаких признаков жизни. Испугавшись теперь уже не на шутку, он убрал локон с её лица и стал хлестать по щекам, да так сильно, что Чеховой слегка ударилась головой о деревянный борт.
Подхватив беспомощно повисшую руку, он попытался нащупать её слабый, ускользающий пульс.

— Лера, ты слышишь меня?!

«Не надо было вывозить её из Атланты! — внезапно его озарила новая догадка. — Она не выдержала  поездки и умерла. Какого черта надо было тащиться с ней в такую даль? И хватило же ума додуматься! Как же мне смотреть теперь в глаза отцу?»

Словно не веря самому себе, Глеб продолжал всматриваться в её бледное лицо с заострившимися чертами, не понимая, как могло с ним такое произойти.

Нет, не для того он спасал её из осажденного города, чтобы потерять прямо здесь, под открытым небом, за пару десятков миль от родного поместья. 

Сейчас он был готов сделать что угодно, лишь бы не видеть эту синеву, залегшую под её  глазами и бледный цвет лица. Неоднократно возвращаясь к этому эпизоду, у него не было достаточно ясного представления о том, что же, собственно говоря, произошло с ним тогда, когда вообразив, что потерял её навсегда, он испугался так, что переживать что-то подобное второй раз ему не хотелось.

Растирая ей виски, Глеб бил её по щекам, но все было тщетно. Девушка лежала неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. Надо было во что бы то ни стало вернуть её к жизни. И происходило это теперь отнюдь не по наитию отцовской просьбы.

Что-то шевельнулось в глубине его души, и чувство более сильное, чем тщеславие и своеволие эгоизма, начало пробиваться сквозь его уязвленное самолюбие и холодный расчет. Чувство, о существовании которого в своем сердце он ранее и не подозревал.

«Я никогда не прощу себе, если потеряю её навсегда...», —  уразумев всю безнадежность приложенных усилий, но не до конца осознавая, что творит, он внезапно наклонился к ней и, прижав её к себе, заговорил с Чеховой так, как не разговаривал ещё никогда.

На мгновение черты его лица осветились нежностью. Сейчас ему было все равно, что говорить, лишь бы эти слова, достигнув её сознания, заставили её очнуться. Продолжая теребить девушку за руку, прислушиваясь к слабому биению пульса, он отказывался верить в её смерть.

Вдруг веки Валерии дрогнули. Слегка приоткрыв глаза, она еле слышно прошептала:

— Мы уже дома?

Дома… Молодой человек горько усмехнулся. Нет у них больше никакого дома. Прежний уклад мира рухнул, и возвращаться им попросту некуда. 

Закрыв глаза, Чехова вскоре заснула, а Глеб, устыдившись своей мимолетной вспышки нежности, принял решение впредь тщательней себя контролировать и больше не допускать подобной эмоциональности.

С трудом превозмогая брезгливость, он заставил себя вновь прикоснуться к лошади, чтобы впрячь её в повозку, после чего взобравшись на сиденье, хлестнул животное веткой. Засопев, кляча нехотя тронулась с места.

Пройдет наверное не один час, прежде чем они доберутся до поместья, где его ждут родители. А пока что им придется немного потрястись под палящим сентябрьским солнцем среди могильных плит, по местности, наполненной гнетущей тишиной.

Пешком он дошел бы туда намного быстрее — так медленно тащилось это загнанное ночным побегом животное.
Навстречу им то и дело показывались миражи с ровным, переливающимся, волнообразным движением воздуха, струившегося над раскаленной землей, и тут же пропадали. Только сейчас он вспомнил, что помимо денег надо было захватить с собой ещё какой-нибудь снеди.

Он мог ругаться сколько угодно, проклиная в глубине души собственную рассеянность, но лучше им от этого не становилось. Миру не было дела до его страданий.

Всего пару недель назад обаятельный и блистательный юноша, сын одного из богатейших плантаторов в графстве, привыкший к изысканной еде, дорогой одежде, и развлечениям, был вынужден теперь тащиться со скоростью улитки в самый солнцепек по кладбищу, в трещащей по швам колымаге, запряженной подыхающей клячей, — в старом запыленном тряпье, да ещё и голодный как собака.

Мог ли он представить себе когда-нибудь, что однажды попадет в подобную передрягу? Разумеется, нет, ведь он же всегда находился под защитой родительских денег. А если бы кто-то и предсказал ему такой поворот судьбы, он ни за что бы в это не поверил.

У него просто не укладывалось в голове, что весь этот ужас происходил именно с ним, а не с другим человеком. И пока он бредет так по дороге, мучаясь от нестерпимой жажды, кто-то в этот момент за тысячи километров ждет гостей на веранде, окруженный прохладой фонтанов, и открывает дорогое вино.

Подхватив вожжи, Лобов снова стегнул лошадь. Изнеженная кожа на ладонях его рук, не привыкших к тяжелому физическому труду, была стерта до крови, но выпускать вожжи парень не спешил.

Захвати он с собою перчатки, его рукам не пришлось бы сейчас так страдать. Раньше ему никогда не приходилось управлять лошадьми на правах извозчика, и словно чувствуя неопытность этого молодого человека, кляча отказывалась подчиняться его приказам, часто останавливаясь в пути.

Через некоторое время парню и вовсе начало казаться, что сколько бы он её не бил, заставляя продвигаться дальше, животное предпочитало действовать по собственному наитию, останавливаясь, когда ему хотелось, и шагая вперед, когда считало это нужным, пока окончательно не вышло из-под его управления, взбунтовавшись.

Стегнув измученную лошадь, Лобов принялся раздумывать о том, что же произошло с ним каких-то пару минут назад, когда он пытался привести в чувство Чехову.

Растерявшись, он с перепугу наговорил ей столько ласковых слов, что если бы она их не услышала, а то и вовсе приняла за отголосок собственного бреда, он был бы только рад такому повороту событий, будучи сам в шоке от своей чувственности.

Что же толкнуло его на этот безумный шаг? Зачем, вопреки здравому смыслу, он потащил Чехову в такую дорогу? Куда лучшие было бы для неё умереть в Атланте, нежели промучившись весь день в тряской повозке, найти смерть среди безмолвных руин поместья. Но отец поручил эту девушку его заботам, а он, вопреки здравому смыслу, пообещал, что в тяжелую минуту будет рядом с ней.

Не подумав, он связал себя мимолетным обещанием, и теперь Валерия Чехова стала неотторжима от него самого, и вопреки собственной воле, он должен был теперь бороться за её жизнь до последнего вздоха.

Конечно, ему ничего не стоило оставить её в Атланте, сунув в ближайший госпиталь, а потом сбежать в Техас, но узнай об этой новости отец, то оказался бы не в восторге от его проделки.

Интересно, что бы тогда он ему сказал? Наверное ничего хорошего. Да и существовало ли ещё в этом мире поместье его родителей? 

Они уже целый день тащатся по кладбищу, которому нет ни конца, ни края, и которое в лучах клонившегося к закату солнца нагоняло на него суеверный страх, постепенно вытеснивший остальные впечатления.

За все это время им не попалось в пути ни одного живого существа — ни человека, ни животного, — и выглядело это довольно странным. Скоро совсем стемнеет, а они так и будут тащиться по этой пустыни, где витает смерть.

К вечеру измученное животное настолько выбилось из сил, что не отзывалось больше ни на вожжи, ни на хворостину, ни громкую брань. И когда повозка, свернув с проселка, граничившего с кладбищем, выехала на большую дорогу, случилось то, что и должно было произойти, — не выдержав над собой издевательств, кляча пала в оглоблях.

Выругавшись, Лобов соскочил с повозки. До поместья оставалась миля пути, а тут такое! Ничего не поделаешь, придется добираться до дома пешком. Провести ещё одну ночь под открытым небом у него не было ни малейшего желания.

Подхватив Чехову на руки, Глеб медленно побрел по дороге. Добравшись до ближайшего полуразвалившегося поместья, в которой он опознал усадьбу отца Рудаковского, и окончательно выбившись из сил, Глеб решил сделать здесь привал, чтобы немного перевести дух.

Интересно, где болтается сейчас сам Рудаковский, пока он тащится с Чеховой по этой темной и населенной призраками, дороге?! Да и жив ли их приятель вообще?

Осторожно уложив девушку возле изгороди, Лобов подошел к крыльцу, точнее к тому, что от него осталось после пожара и, собрав остатки последних сил, прокричал в сторону темных окон:

— Есть здесь кто-нибудь?

Так и не услышав ничего в ответ, спустя время он пожалел о своем поступке. В конце концов, мало ли что могло оттуда показаться! Не следовало подходить к этим руинам, и уж тем более кого-то звать. Нет там никого.

Вновь оказавшись во власти суеверного ужаса, парень поспешил покинуть пепелище, еле волоча ноги.

Теплившийся в его душе с утра огонек надежды теперь окончательно угас. Как знать, может, поместье его родителей тоже сровняли с землей и, добравшись до дома, вместо добротного жилища, он наткнется на такую же груду обгорелых кирпичей, и мерцающие над обвалившейся кровлей звезды?

Вновь подхватив Чехову на руки, он вышел на знакомую аллею, которая прямиком вела к родному дому.

Воспоминания детства и юности вновь обступили его со всех сторон.

Всматриваясь в сумерки, Глеб тщетно пытался разглядеть в просвете ветвей малейший огонек. Везде царил такой непроницаемый мрак и тишина, что на мгновение ему стало не по себе.
Аллее казалось, не было ни конца, ни края.

Наконец ему удалось разглядеть вдалеке туманные очертания стен. Нет, зрение его не обмануло.

Это действительно были стены, отчетливо вырисовавшиеся сквозь темноту. Не обугленные и не опаленные огнем. Это означало, что родной дом уцелел.

Ускорив шаг, несмотря на обременявшую его ношу, Лобов ринулся вперед, но стоило ему добраться до крыльца, как завидев на пороге чью-то безмолвную тень, он так и застыл на полпути, не решаясь ступить дальше.

Дом был странно темен и тих. Здесь однозначно было что-то не так.

Подойдя поближе и продолжая всматриваться в темноту, он узнал в фигуре растрепанного, с прохудившейся шляпой на голове, Джейка. Небритое лицо «юродивого» выглядело печальным, но следов привычного уныния на нем не наблюдалось.

— Я ЗНАЛ, что вы вернетесь, — отозвался тот, первым нарушив тишину.

Молодой человек заметно удивился, услышав его «пророчество». И вообще, было странно услышать в ответ, что его здесь ждали.

Нет, Глеб подозревал, что этот тип обладает даром ясновидения, но он и подумать не мог, что его предположение окажется настолько очевидными. Казалось, Джейк и вправду обрадовался его возвращению, но радость эта напоминала скорее радость собаки, дождавшейся своего хозяина после долгой разлуки.

Поднявшись на крыльцо с Чеховой на руках, Лобов тотчас подмигнул ему:

— Сейчас я отнесу её в дом, а ты захвати пока лампу. Мне надо, чтобы кто-то осветил лестницу.

Джейк послушно потащился за ним, охотно выполняя все его требования, только вместо привычной лампы он воспользовался лучиной. Уложив девушку в комнате, Лобов снова спустился в гостиную.

Удивившись безмолвию, царившему в доме, он перевел взгляд на ободранного слугу, чей внешний вид ни капли не изменился ещё со времен войны.

— А где остальные, Джейк? Где наши слуги? Где родители? Почему меня никто не встречает?

— С вашей матерью все в порядке, — простодушно отозвался слуга, с недоумением почесывая затылок, — а вот ваш отец…

И тут словно задумавшись, говорить ему правду или нет, запнулся на полуслове. Глеб насторожился:

— Что с ним?

— Вам действительно не терпится с ним увидеться?!

— Да. Мне надо срочно перед ним извиниться.

— Боюсь, ваши извинения ему больше ни к чему, — покачав головой, скептически отозвался Джейк.

— Вот как? Но почему?

— Он скончался неделю назад.

Глава 3.12

http://proza.ru/2024/06/23/821