Сама выбирала свою судьбу
Независимо от того, бывал отец дома или не бывал, у нас часто останавливались его кунаки из соседних районов да из отдаленных сел нашего района. Иногда с ними бывал перегоняемый с места на место крупный или мелкий рогатый скот. Потому, наверное, на первом этаже нашего дома были большие открытые и крытые помещения для скота. Там легко помещалась отара овец или стадо коров.
И в тот осенний день вместе с отцом к нашему дому подъехали два всадника. На первой лошади сидела женщина сорока лет. Своей одеждой она немного отличалась от наших женщин. Правда, я теперь не могу сказать, чем именно, но отличалась. Я еще не могу сказать, была ли она красивая или очень красивая: я ведь был совсем маленький и, наверное, в таких вопросах плохо разбирался.
Но одно я могу сказать уверенно: эта женщина была красива совсем другой, неземной красотой. Вот эту ее другую красоту я и постараюсь показать в своем рассказе. Если я смогу это сделать, значит, я неплохой рассказчик.
Командным голосом она остановила лошадь у ворот нашего дома, как бывалый кавалерист сошла с лошади и, передав конец уздечки моему отцу, подошла к другой лошади, на которой сидел мужчина 40-45 лет. Он как акробат спрыгнул с лошади. Тогда только я заметил, что он был довольно высокого роста, и у него не было рук. Высокий мужчина без единой руки. Я такого раньше не видел.
Лошадей загнали в крытый двор, привязали к стойлу, а сами поднялись на второй этаж. Моя бабушка с выкриком «С приездом, Гули!» бросилась обнимать гостью. Я решил, что Гули имя нашей гостьи (другого ее имени я уже не помню). После бабушки к гостье подошла моя мать и тоже обняла ее. Мне показалось, что мать моя и гостья были ровесницами. Может быть даже, мать была немного старше гостьи.
Отец мой и безрукий кунак наш сели на полу на подушки и принялись беседовать. В их речи я улавливал даргинские, русские и еще какого-то непонятного мне языка слова. Скоро женщины принялись готовить ужин. На ужин у нас в тот вечер, почти как всегда в горах, был хинкал с жирным сушеным мясом с чесночной приправой. Чего-чего, а мяса и овечьего сыра у нас всегда хватало. Мы на зиму резали 5-7 баранов и сушили их разделанные туши. И бурдюк, полный сыра, всегда выглядывал из-под железной кровати в задней комнате.
Моя сестра принялась помогать матери, два младших брата играли во дворе с соседскими мальчиками, я же пристроился в углу комнаты, где скоро должны были ужинать. Не потому, что был голоден и собирался есть. Нет же. Мне интересно было видеть, как безрукий человек будет есть.
Но, как я очень скоро убедился, ничего интересного в том не было. Женщина рядом кормила его. Нанизывала на вилку хинкал и клала в его открытый рот, правой рукой она отрезала кусок мяса и опять же - ему в рот. Она туда же опрокидывала ложку с бульоном. Это было похоже на то, как птица-мать кормит своих птенчиков. Я это много раз видел. И решил я, что в том ничего интересного нет, вышел из дому и пошел играть. Я просто потерял к кунакам интерес. Откуда мне, десятилетнему мальчику, дано было знать, что у взрослого мужчины есть еще много работ, для которых ему обязательно нужны руки…
Эти кунаки приезжали в наше село и тогда, когда я повзрослел. Если мой отец бывал дома, они, как всегда, останавливались у нас. А когда умерла моя бабушка, и не бывало дома отца, они гостили у близкого друга моего отца Бабала Омара. Его жена Омарла Хамисаба славилась гостеприимством, да и сам Омар почти всегда бывал дома.
Когда накануне праздника 8-го Марта о Зугуме и его жене я напомнил одному моему товарищу, он и говорит: «Написал бы ты об этой золотой женщине хорошую статью и поместил в своей газете: пусть она будет примером для других женщин». И решился я написать об их семье все, что знаю. Спрашивал о них у всех, кто их знал в жизни. Предлагаю вашему вниманию то, что из этого вышло.
Как рассказывают, в голодные послевоенные годы Зугум и Гули с детьми в поисках места, где можно было бы жить не голодая, оказались в селении Ираки Дахадаевского района. Село это вместе с соседними селами Дибгаши и Калкни в то время входило в довольно богатый колхоз имени Кирова. Как рассказывают, в этих селениях жило много переселенцев из других мест. В Дибгаши в годы войны жило несколько семей из Украины. Там до сих пор стоят каменные дома, построенные украинскими мастерами.
«Если кормим украинцев, можно ли не кормить своих», - наверное, решило правление колхоза, принимая на место жительства всех желающих. Так семья из селения Гельхен Курахского района оказалась в селении Ираки Дахадаевского района. Видимо, нелегко было Зугуму и Гули кормить многодетную семью, но, как рассказывают, они много старались и кормили своих детей не хуже других.
Здесь у них родился сын, которого нарекли именем Зейдулах, в восьмидесятые годы ставший первым секретарем Курахского райкома КПСС и с любовью отзывающийся о жителях селения Ираки. О том, как он хотел побывать в Ираки, мне рассказывал Раджаб Магомедов, в 80-е годы работавший первым секретарем райкома КПСС в нашем районе.
В Курахском районе, рядом с селением Гельхен, были летние пастбища нашего колхоза, и я, семнадцатилетний юноша, после окончания педучилища два летних месяца провел там, помогая колхозным чабанам. По дороге туда в конце двухдневного конного пути мы с одним чабаном остановились в селении Гельхен у кунаков. Это были Зугум и Гули, уже давно вернувшиеся в свое село.
Как рассказывали гельхенцы, Зугум лишился рук еще в молодые годы, когда он работал на нефтяных промыслах в Баку. Вернувшийся без рук домой молодой парень ни в чем не уступал своим ровесникам. Рассказывали, как однажды он на спор принес с другого берега реки огромную овцу. Он, как волк, схватил ее зубами и перекинул на плечо. Безрукий человек принес овцу с одного склона горы на другой склон другой горы!
И еще рассказывают, что он никому из своих сверстников и в драке не уступал: чуть что, сразу бил головой. Вот такой был наш Зугум в молодые годы. Наверное, тогда и заметила его красавица-горянка Гули, иначе не выбрала бы его из десятка молодцов, сватавшихся за нее. Так она выбрала свою судьбу: вышла замуж за безрукого мужчину и взяла на себя непосильную ношу на всю жизнь. На то она была горянка, чтобы смочь, выдюжить. Может быть, это так Всевышний устроил. Не знаю. Как бы там ни было, создали Зугум и Кули хорошую семью, воспитали отличных детей.
Рассказывал мне один мой родственник из селения Калкни, который в восьмидесятые годы ездил на наши летние пастбища в Курахском районе, чтобы заменить больного брата-чабана, как помог ему Зейдула Гамидов, первый секретарь Курахского райкома КПСС. В районном центре Курах Алибек (так звали калкнинца) вышел из автобуса и спрашивает у встречных, как попасть в селение Гельхен. Через некоторое время перед ним останавливается грузовая машина, и водитель велит ему сесть в кабину. Это первый секретарь райкома повелел доставить чабана в свое село и оттуда к чабанам.
На этом божьи добродетели того дня для Алибека не кончились. Когда доехал до Гельхена, он решил купить в сельмаге водку: не пойдешь же к чабанам с пустыми руками. «Каково было мое удивление, - говорил Алибек, - когда женщина-завмаг отказалась брать с меня деньги. Она сказала, что с кунаков денег не возьмет. Потом я узнал, что она была дочерью безрукого Зугума и Гули». Вот так воспитали наши кунаки своих детей.
Надеюсь я, что кто-нибудь из их семьи прочтет мой рассказ и откликнется.
Свидетельство о публикации №224062301084