Дельвиг. Из моих записей 1992 г. Часть 10
Франция, назови мне их имена!
Я их не вижу на этом печальном памятнике:
Они победили так скоро,
Что ты стала свободной прежде, чем успела их узнать.
30 октября шеф корпуса жандармов А.Х. Бенкендорф отправил запрос министру народного просвещения князю Карлу Андреевичу Ливену по поводу четверостишия Делавиня, где указал на «неприличие» содержания стихов, могущих подать повод «к различным неблаговидным толкам и суждениям». Из воспоминаний двоюродного брата Дельвига А.И. Дельвига: «8 ноября Бенкендорф потребовал к себе Дельвига, который введён был к нему в кабинет в присутствии жандармов. Бенкендорф самым грубым образом обратился к Дельвигу с вопросом: «Что ты опять печатаешь недозволенное?» Выражение «ты» вместо общеупотребительного «вы» не могло с самого начала этой сцены не подействовать весьма неприятно на Дельвига. Последний отвечал, что о сделанном распоряжении не печатать ничего, относящегося до последней французской революции, он не знал и что в напечатанном четверостишии, за которое он подвергся гневу, нет ничего недозволительного для печати. Бенкендорф объяснил, что он газеты, издаваемой Дельвигом, не читает, и когда последний, в доказательство своих слов, вынув из кармана номер последней газеты, хотел прочесть четверостишие, Бенкендорф его до этого не допустил, сказав, что ему всё равно, что бы ни было напечатано, и что он троих друзей: Дельвига, Пушкина и Вяземского уже упрячет, если не теперь, то вскоре в Сибирь. Тогда Дельвиг спросил, в чём же он и двое других названных Бенкендорфом могли провиниться до такой степени, что должны подвергнуться ссылке, и кто может делать такие ложные доносы, Бенкендорф отвечал, что Дельвиг собирает у себя молодых людей, причём происходят разговоры, которые восстанавливают их против правительства, и что на Дельвига донёс человек, хорошо ему знакомый. Когда Дельвиг возразил, что б;льшая часть собирающихся у него посетителей или старее его, или одних с ним лет, а ему 32 года от роду, и что он между знакомыми своими не находит никого, кто мог бы решиться на ложные доносы, Бенкендорф сказал, что доносит Булгарин и, если он знаком с Бенкендорфом, то может быть знаком с Дельвигом. На возражение последнего, что Булгарин у него никогда не бывает, а потому он его не считает своим знакомым и полагает, что Бенкендорф считает Булгарина своим агентом, а не знакомым, Бенкендорф раскричался и выгнал Дельвига со словами: «Вон, вон, я упрячу тебя с твоими друзьями в Сибирь!». Из письма А.Х. Бенкендорфа министру народного просвещения К.А. Ливену: «Личный мой разговор по сему предмету с бароном Дельвигом и самонадеянный, несколько дерзкий образ его извинений меня ещё более убедил в моём заключении». 13 ноября последовала следующая резолюция императора Николая I: «Цензору «Литературной газеты» Семёнову сделать строгий выговор, а Дельвигу запретить издание газеты».
Репрессии против «Литературной газеты» вызвали в обществе нежелательную для правительства реакцию. Дельвигу сочувствовали многие влиятельные лица. Бенкендорф был вынужден принести извинения за резкость и разрешить газету, но уже с другим редактором. 9 декабря «Литературная газета» была возобновлена под редакцией О.М. Сомова. Из письма Пушкина П.А. Плетнёву: «Скажи Дельвигу, чтоб он крепился, что я к нему явлюсь непременно на подмогу». Из письма Пушкина своей знакомой Елизавете Михайловне Хитрово (дочери фельдмаршала М.И. Кутузова): «Мне обидно за Дельвига, человека спокойного, достойного отца семейства, которому, тем не менее, минутная глупость или оплошность могут повредить в глазах правительства».
Из писем баронессы С.М. Дельвиг подруге А.Н. Карелиной (1830 г.): «Моя маленькая Лиза становится очень миленькой, она прекрасно знает нас – отца и меня, – она очень живая, любит, когда её подбрасывают; мой муж делает это лучше, чем я, потому что он сильнее меня, а она немножко тяжела; поэтому она вся приходит в оживление от удовольствия, видя, как он подходит к ней»; «Мне кажется, что в настоящее время Лиза похожа на моего мужа. Она доставляет мне минуты и дни истинного наслаждения, так же, как и своему отцу, который – нежнейший отец, какого я когда-либо видела, – как и лучший из мужей»; «Мой муж – очень нежный отец; до сих пор я думала, что ребёнок такого возраста не может интересовать мужчину или, по крайней мере, интересовать до такой степени, – почти как жену или мать, но он очаровательным образом доказывает мне обратное, и ты понимаешь, как я этим довольна».
24 декабря 1830 г. вышли в свет «Северные цветы» на 1831 год. Дельвиг в этом номере альманаха не напечатал ни одного своего произведения, кроме небольшого редакционного примечания, так как под влиянием неприятностей, обрушившихся на него в 1830 г. (история с Бенкендорфом, семейные проблемы), впал в депрессию. Один из биографов В.К. Кюхельбекера Юрий Николаевич Тынянов писал, что в последние годы жизни Дельвиг сильно выпивал, но других упоминаний об этом мне не встречалось (Е.С.).
В начале января 1831 г. Дельвиг написал одну статью и одно стихотворение. Также вместе с молодым поэтом М.Д. Деларю он издал сборник стихотворений последнего «Сон и смерть» в пользу одной бедствующей вдовы.
4 января баронесса С.М. Дельвиг отправила подруге А.Н. Карелиной очень мирное письмо, в котором сообщала: «Моё маленькое семейство здравствует. Лиза занимает меня день ото дня всё больше. Альманах моего мужа появился».
Примерно 6 января 1831 г. появились первые признаки последней болезни Дельвига (тиф?). Из воспоминаний двоюродного брата Дельвига А.И. Дельвига: «11 января он почувствовал себя нехорошо. Однако утром ещё пел с аккомпанементом на фортепьяно. Когда в этот день Дельвигу сделалось хуже, послали за доктором Саломоном, а я поехал за лейб-медиком Арендтом. Доктора эти приехали вечером, нашли Дельвига в гнилой горячке и подающим мало надежды к выздоровлению». 12 и 13 января болезнь прогрессировала. Возле Дельвига в эти дни постоянно находились жена, брат жены Михаил Михайлович Салтыков, М.Д. Деларю, О.М. Сомов, одноклассник по Лицею М.Л. Яковлев.
Мой одр в мечтах я окружал
Судьбой отнятыми друзьями,
В последний раз им руки жал,
Молил последними словами
Мой бедный гроб не провожать
Не орошать его слезами...
Дельвиг скончался 14 января 1831 г. в восемь часов вечера в Петербурге в возрасте тридцати двух лет.
Из письма П.А. Плетнёва А.С. Пушкину: «Я не могу откладывать, хотя бы не хотел об этом писать к тебе. По себе чувствую, что должен перенести ты. Пока ещё были со мною добрые друзья мои и его друзья, нам всем как-то легче чувствовать всю тяжесть положения своего. Теперь я остался один. Расскажу тебе всё, как это случилось. Знаешь ли ты, что я говорю о нашем добром Дельвиге, который уже не наш? Ещё в нынешнее воскресенье он говорил мне, что теперь он, по крайней мере, совсем спокоен. Начало его болезни случилось во вторник, за неделю, т.е. 6-го числа. Но эта болезнь, простуда, очень казалась обыкновенною. 9-го числа он говорил со мною обо всём, нисколько не подозревая себя опасным. В воскресенье показались на нём пятна. Его успокоили, уверив, что это лихорадочная сыпь и потому-то он принял меня так весело, сказав, что теперь он спокоен. Понедельник и вторник, т.е. 12-го и 13-го он был в беспамятстве горячки. В среду в седьмом часу вечера Пётр Степанович (Молчанов – друг П.А. Плетнева. – Е.С.) приехав ко мне, сказал, что он, по признанию докторов, в опасности. За ним вскоре приехали Гнедич с Лобановым, которые заезжали туда и слышали, что он близок к разрушению. В девятом часу я отправил туда человека, который возвратился с ужасною вестью, что ровно в восемь часов его не стало. Итак, в три дня явная болезнь его уничтожила. Милый мой, что же такое жизнь?». Из писем А.С. Пушкина П.А. Плетнёву: «Ужасное известие получил я в воскресенье. На другой день оно подтвердилось. Вчера ездил я к Салтыкову (отцу баронессы С.М. Дельвиг, жившему в Москве. – Е.С.) объявить ему всё – и не имел духу. Вечером получил твоё письмо. Вот первая смерть, мною оплаканная. Никто на свете не был мне ближе Дельвига. Из всех связей детства он один оставался на виду – около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели».
17 января 1831 г. Дельвиг был похоронен на Волковом кладбище в Петербурге. 18 января в газете «Санкт-Петербургский Вестник» появилось сообщение: «В субботу, 17 января, родные, знакомые и почти все живущие в Петербурге литераторы отдали последний долг почтенному поэту нашему барону Антону Антоновичу Дельвигу: бренные останки его преданы земле на Волковском кладбище». Спустя сто с лишним лет, в 1937 г., его могила была перенесена в некрополь Александро-Невской лавры. Рядом находятся также перенесённые с разных ленинградских кладбищ могилы его одноклассников по Лицею Ф.Ф. Матюшкина и К.К. Данзаса. Во время работ по переносу могилы надгробный памятник Дельвига был разбит рабочими, поэтому нынешний памятник является лишь приблизительным подобием прежнего.
А.С. Пушкин в 1831 г. написал такие строки:
Чем чаще празднует Лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,
Тем реже он; тем праздник наш
В своём веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш
И наши песни тем грустнее.
Шесть мест упраздненных стоят,
Шести друзей не ;зрим боле,
Они разбросанные спят –
Кто здесь, кто там на ратном поле,
Кто дома, кто в земле чужой,
Кого недуг, кого печали
Свели во мрак земли сырой,
И надо всеми мы рыдали.
И мнится, очередь за мной,
Зовёт меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.
А в 1936 г., незадолго до своей трагической смерти, Пушкин записал в тетради следующие слова: «Я посетил твою могилу – но там тесно: мёртвые отвлекают моё внимание. Теперь иду на поклонение в Царское Село. Царское Село! Лицейские игры, наши уроки... Дельвиг и Кюхельбекер...».
Из писем баронессы С.М. Дельвиг подруге А.Н. Карелиной (1831 г.): «Всё кончилось и навек! Стараюсь не роптать, но как это трудно! Для Лизы надобно жить. Она похожа на него очень. Как он любил её, – и она никогда не будет знать его! Моё горе делается с каждым днём всё глубже. Я испытала такое глубокое счастье в продолжение пяти лет – только пяти лет! Можно ли когда-нибудь забыть его! Он был человек необыкновенный и муж необыкновенный. Наше дитя было для него источником наслаждений, которые лишь немногие мужчины умеют ценить так, как он, – и он был вырван из этих наслаждений в 32 года. У меня даже нет права желать себе смерти. Если он меня видит, если он меня слышит, он упрекнёт меня за то, что я слаба и покидаю его дорогую Лизу»; «Я ещё держусь, Лиза здорова, но каково моё существование! После пяти лет несказанного счастья быть поверженной в бездну зол! Потерять существо, видеть которое один раз было достаточно для того, чтобы обожать его. О, ты его не знала! Ты ещё не знала, какой это был человек! И в отношении ко мне, что он был? Боже мой! Как я ещё живу, как я не сошла с ума!»; «Своей дочери я обязана тою священною сокровищницею, которую оставил мне мой обожаемый друг, и всё перенесу ради неё. Она здорова, у неё три зуба, она говорит «папа», «мама» («папа» – чаще) и узнаёт его портрет. Она очень на него похожа!»; «Может быть, страдая здесь, моя душа очистится и станет достойной пойти и соединиться с прекрасною душою того, кого я никогда не перестану оплакивать»; «Проси небо, чтобы оно сохранило мою Лизу, моё единственное утешение, портрет её несравненного отца, единственное сокровище, которым я владею и которым дорожу, так как я имею его от него!».
Но уже в марте 1831 г. лицейский друг Дельвига М.Л. Яковлев сделал брачное предложение баронессе С.М. Дельвиг. Это предложение было отклонено. В мае 1831 г. в Петербург из Тамбовской губернии приехал молодой врач С.А. Баратынский – давний поклонник баронессы Дельвиг. Он стал умолять её выйти за него замуж и вскоре добился своего. В июне 1831 г. С.М. Дельвиг тайно обвенчалась с ним. В церковной книге было записано: «1831-го года. Июня __ дня. Желающие вступить в брак жених – доктор Сергей Абрамович Баратынский и его невеста – господина Михаила Александровича Салтыкова дочь-вдова баронесса София Михайловна Дельвиг православную веру исповедуют; между ними плотского, кровного и духовного родства, т.е. кумовства, сватовства и крестного братства по установлению святой церкви не имеется; состоят они в целом уме и к сочетанию браком согласие имеют вольное, жених первым браком, а невеста – вторым; лета их правильны: жених и невеста имеют от роду по 24 года». Так баронесса Софья Дельвиг стала Софьей Баратынской.
Из письма С.М. Баратынской подруге: «Нет, никогда не забуду я этого человека, поистине совершенного, столь достойного общих сожалений, а в особенности – моих, потому что я ему обязана пятью годами счастья более чем земного, счастья, которое больше не вернётся для меня, которое он унёс с собою в могилу. И в то же время я вновь вышла замуж через пять месяцев после его смерти. Этим я подвергла себя общей хуле, быть может, я потеряла уважение многих честных людей, которые обладают полным моим уважением. Я умерла для всех, так как все, конечно, меня презирают. Но я не в состоянии буду любить этого так, как любила того. Никогда!».
После тайного замужества С.М. Баратынская с годовалой дочерью Лизой поселилась у матери Дельвига – баронессы Л.М. Дельвиг – в её тульском имении. Вскоре выяснилось, что С.М. Баратынская беременна. Ей пришлось объявить родственникам первого мужа о своём новом замужестве. Сразу после этого Софья Михайловна уехала в родовое имение Баратынских – в селение Мара Тамбовской губернии. 6 марта 1832 г. она родила дочь Сашу. В Маре прошла вся остальная жизнь С.М. Баратынской (она умерла в 1888 г. в возрасте 82 лет). Её муж – доктор С.А. Баратынский – безвозмездно лечил почти всю Тамбовскую и Саратовскую губернии. У С.М. и С.А. Баратынских было четверо детей: Александра (1832 г.р.), Михаил (1833 г.р.), Софья (1834 г.р.) и Анастасия (1836 г.р.). С ними воспитывалась и дочь С.М. Баратынской от первого брака – баронесса Елизавета Антоновна Дельвиг, которая, по воспоминаниям всех знакомых, резко отличалась и внешностью, и характером от своих сестёр и брата (дети Баратынских были черноволосые и смуглые в отца, Елизавета Дельвиг – в своего отца, блондинка с большими светлыми глазами, Баратынские были живые, импульсивные, баронесса Дельвиг – спокойная, степенная). Софья Михайловна прожила со вторым мужем 35 лет. С.А. Баратынский умер в 1866 г. в возрасте 59 лет (следовательно, жена пережила его на 22 года). О супружеской жизни С.М. и С.А. Баратынских сохранились противоречивые сведения. О.С. Павлищева (урождённая Пушкина, сестра А.С. Пушкина) в 1935 г. в письме своему мужу Н.И. Павлищеву сообщала о С.М. Баратынской следующее: «Она живёт с мужем, как собака с волком. Он под предлогом посещения больных, целыми месяцами не бывает дома». Но, например, сосед Баратынских по имению – композитор Юрий Карлович Арнольд – вспоминал совсем по-другому: «Баратынские производили впечатление дружной, сплочённой семьи».
С.М. Баратынская пережила и своего единственного сына Михаила Сергеевича Баратынского, который, как и его отец, был врачом. Четыре дочери Софьи Михайловны – Елизавета Антоновна Дельвиг, Александра Сергеевна, Софья Сергеевна и Анастасия Сергеевна Баратынские – прожили очень долгую жизнь. Из пятерых детей Софьи Михайловны собственные семьи создали лишь двое: сын Михаил и дочь Софья (в замужестве Чичерина).
***
Из воспоминаний друзей Дельвига:
Поэт Николай Михайлович Коншин: «Дельвиг почти не умел смеяться, но милая, добрая улыбка его никогда не забудется. Он был росту выше чем среднего; лицо имел открытое, лоб высокий, прекрасный, всегда спокойный; голубые глаза его, вечно вооружённые очками, высказывали невообразимую доброту, ум и мысль».
Алексей Николаевич Вульф: «Я не встречал человека, который так всеми был бы любим, и столько бы оную любовь заслуживал, как он. Его приветливое добродушие имеет неизъяснимую прелесть; он так прост и сердечен в своём обращении со всеми, что невозможно его не любить».
Писатель Василий Андреевич Эртель: «Это был молодой человек, высокий, довольно полный. Большие, густыми тёмными бровями осенённые голубые глаза блистали сквозь очки в чёрной оправе; на бледном лице его была написана мрачная важность и необыкновенное в его летах равнодушие. Я не понимал, как могли согласовываться глубокое чувство, весёлое добродушие и неподдельная русская оригинальность, которые так привлекали меня в его стихотворениях, с его холодною наружностью и германским именем».
Поэт Егор Фёдорович Розен: «Дельвиг – классическое античное явление, неожиданное в наше время и будто бы взятое прямо из школы Платона! Такой целости человеческой, такого единства личности я дотоле и после того не встречал. Только в залах Ватикана древние статуи античною особенностью своего выражения невольно напоминали мне Дельвига. В самом деле, я уверен, что если б они ожили, то их античный быт не мог бы выражаться в девятнадцатом веке иначе, как в образе жизни и в характере нашего Дельвига!».
Поэт Пётр Александрович Плетнёв: «Ум его от природы был более глубок, нежели остр. Оттого иногда заметна была в нём неговорливость. Но по характеру своему он расположен был к самой счастливой весёлости и беспечности, так что от одного присутствия одушевлялось целое общество».
А.С. Пушкин: «Независимо от его прекрасного таланта, это была отлично устроенная голова и незаурядная душа».
***
За свою недолгую жизнь Дельвиг успел сделать немало: написал том прекрасных стихотворений, был боевым журналистом и тонким критиком, основал «Литературную газету» и альманах «Северные цветы» – издания влиятельные и образцовые (они выходят до сих пор). Для всего этого мало было бы одного природного вкуса, необходим был упорный труд, умение преодолевать неизбежные препятствия, и больше того, – та собирательная, объединяющая сила личности, которая, важнее и, вероятно, тяжелее простого усердия по затратам внутренней энергии.
Написано в 1992 г. в г. Санкт-Петербурге
Свидетельство о публикации №224062301274