Загадка бытия... , часть 2. 2
4
Молодость!.. Быть молодым, подвижным, полным задора и вечных поисков разных сторон жизни, быть заряженным на поиски совершенства в жизни, не думая, что многое на таком пути может оказаться не таким, каким ожидается. Молодость идёт вперёд и ищет во многом смысл жизни, это ли не восхищает нас в ней, это ли не достойно слов в адрес молодости: «да! иди, ищи, ошибайся, но возвращайся на ту же дорогу, с которой начала путь, заправленная опытом, иногда ошибок, но с правильными выводами...». На пути поисков будет встречаться множество миражей, но они способны успокаивать только убогое, однобокое мышление. У молодости два пути, делая ошибки, продолжать поиски, или подобно старикам сдаться миражам и дать духу поникнуть. Нет в жизни половинчатых путей, либо устремление, полное радости от осознания самого пути жизненного, либо плыть по течению, подобно бревну трухлявому...
Заряжаясь высокой идеей, молодость создаёт в пространстве области энергии, созвучные духу устремления, его духовному, нравственному и моральному уровню. Молодость источает энергию, равную устремлению. Она сама источник энергии, и приёмник, и магнит соответствующий, который притягивает из пространственных областей такие же жизненные энергии... Они создают вокруг носителя творческую атмосферу, творческий огонь, творческие вибрации, а они уже выливаются в мысли, образы и произведения, которыми восхищается человечество, особенно в искусстве, философии, науке. Удивительная лаборатория творческого человека, а закладывается не только генетическим кодом при рождением, но многое в молодые годы. Молодость!.. Мы уже сожалели, что не можем проникнуть во внутренний мир творческого человека, на поверхности не видим, как рождаются шедевры и проникают в мир физический... Но может дело времени?.. Будем надеяться, что человечество когда-нибудь сможет увидеть невооружённым глазом процессы, происходящие в момент творения и, как отражается этот процесс на всю энерго-информационную оболочку человека, его ауру и окрашивает её в соответствующие цвета...
А ещё молодость – пора любви!.. Пора первой любви!.. Редко кого минует новизна ощущений и странного чувства первой любви, да и есть ли такие? Не миновало оно и нашего Фёдора Ивановича... Ему девятнадцать лет – он влюбляется!.. Влюбляется с жаром, всем своим существом и со всей своей поэтической страстью. Ей четырнадцать, она прекрасна, слывёт неотразимой красавицей, оформлена, выглядит совсем молодой девушкой, не подростком. Мог ли устоять перед величием будущей женской красоты будущий великий поэт? Ответ простой, конечно нет!.. На страсть его, Амалия[1], так звали объект его обожания, отвечает взаимным чувством - они влюблены друг в друга... Поэт разглядел в юной девушке одну из будущих первых красавиц Европы, которая в свои зрелые годы, по свидетельствам отдельных мемуаристов, будет пленять Пушкина, Вяземского, царя Николая I. Баварский король Людвиг I заказывает портрет Амалии для собираемой им во дворце Нимфенбург галереи красавиц. Молодые люди много бродят вместе по улицам Мюнхена, совершают в экипаже прогулки на Дунай. Девушка знакомит своего друга с городом...
И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и с замком, и с тобой...
Здесь надо бы поднять бокалы за их счастье, провозгласить тост и сказать добрые напутствия на жизнь долгую в «любви и согласии...», как мечтал Феденька совсем ещё юным. Влюблённые обмениваются цепочками. Старый слуга Тютчева Николай Хлопов ворчит: «Так вы отдали свою золотую в обмен на дешёвую?», потом сердито сообщает родителям Тютчева, что Фёдор получил от Амалии за свою золотую цепочку простой шнурок из шёлка. Но... Как часто в жизни встречается противительный союз «но». За ним стоит разочарованность, а иногда трагедии случаются. Им не суждено быть вместе: родители Тютчева против его брака с «особой непонятного происхождения», но и для родителей юной графини такой брак является мезальянсом - сын надворного советника Федор Тютчев, происходивший из русской помещичьей семьи среднего достатка, совершенно неприемлем в качестве зятя.
Девушку выдают замуж за секретаря русской дипломатической миссии барона Александра Сергеевича Крюденера, близкого знакомого и приятеля Тютчева, по возрасту старше Амалии на целых двадцать два года. С годами увлечение Амалией перешло в дружбу, а в ней, как мы видим по посвящённым ей стихам, хорошо прослеживался флёр лёгкой влюбленности, а порою и огонь вспыхивал с новой силой. Да и как для поэта, забыть напрочь свои чувства к кому бы то ни было?..
Спустя много лет поэт, встретив в очередной раз Амалию, напишет потрясающее по силе слова и передачи чувства стихотворение, которое многие знают по романсу: «Я встретил вас, и всё былое…», его Фёдор Иванович написал в довольно преклонном возрасте, той, которой было на то время уже шестьдесят два года.
Я встретил вас — и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас,[2]
------------------------------------
Последняя, трогательная встреча с Амалией состоялась за два месяца до смерти поэта, когда она приехала навестить больного Тютчева. В письме своей дочери Даше, он напишет: «Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюденер, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и проститься со мной. В её лице прошлое лучших моих лет явилось дать мне прощальный поцелуй».[3]
5
Как ни тяжела была «трагедия» расставания с Амалией, вокруг Тютчева всегда был свет со множеством красивых женщин. Он увлекался, увлекался на первых порах легко, но лёгкое «увлечение» переходило в серьёзные отношения и..., в любовь. Опять же нельзя забывать, что для такого характера не было полумер, всё только страстно, всё только с надрывом, чтобы потом настрадавшись, бросать на подвернувшихся листках бумаги запечатанные в слова свои чувства...
В марте 1826 года Фёдор Иванович женится на графине Элеоноре Петерсон, урождённой графине Ботмер. «Род Ботмеров принадлежал к наиболее старинным аристократическим родам Баварии. Первый муж Э. Ботмер Александр Петерсон был русским дипломатом, занимавшим пост поверенного в делах в Веймаре».[4]
Поначалу брак был тайным или женитьба долго не оглашалась, но неудивительно, он православный христианин, она лютеранского вероисповедания... Гейне в письме своему другу пишет: «... Одна уже не очень молодая, но бесконечно очаровательная, состоящая в тайном браке с молодым русским дипломатом и моим лучшим другом Тютчевым...».[5] Значит многие знали и совместная жизнь Фёдора Ивановича и Элеоноры была не тайной, так почему считали их союз тайным? не были в чести гражданские браки...
Был он почти на четыре года моложе жены. Надо ли говорить о красоте Элеоноры, лучше просто посмотреть на её портреты той поры, они скажут всё. И всё-таки она была обворожительно мила, в ней чувствовалась любящая, чуткая женщина. Её письма к родителям мужа Теодора, так она звала Тютчева, говорят об обожании его, для неё он был как взрослый ребёнок. Биографы утверждают: «по-видимому, серьезные умственные запросы были ей чужды. Деловая и хозяйственная сторона семейной жизни Тютчевых лежала всецело на ней».[6] Не единожды приходилось ей выступать в нелегкой роли заботливой няни своего мужа, и всегда с неизменным успехом. Кем и чем была для Тютчева его жена, судите по его признанию в одном из писем к родителям: «... я хочу, чтобы вы знали, что никогда человек не был столь любим другим человеком, сколь я любим ею. Я могу сказать, удостоверившись в этом почти на опыте, что в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня. Это нечто весьма возвышенное и весьма редкое, когда оно не фраза».[7]
Спустя тридцать с лишком лет, в часы, когда сдавливало душу, катком проходили по нему переживания, он вспоминал о ней и в сознании его являлась Элеонора солнечным лучиком «милым, благодатным», озарившим стены комнаты:
Вдруг солнца луч приветный
Войдет украдкой к нам
И брызнет огнецветной
Струею по стенам:
---------------------------
Так мило-благодатна,
Воздушна и светла,
Душе моей стократно
Любовь твоя была.
Семейная жизнь складывается, как нельзя лучше: любящая, преданная жена, домашний уют и атмосфера взаимного согласия. Рядом живут друзья... Семьи Крюденеров и Тютчевых жили в Мюнхене недалеко друг от друга. Они сохранили близкие дружеские отношения и часто встречаются. На службе в консульстве также благополучно складывается. Его добрые покровители стараются обустроить его служение в более удобных условиях, а для этого пишут в инстанции письма-ходатайства об юноше, уже обременённом семейными узами. Супруга Александра Ивановича Остерман-Толстого, которая проживала в Мюнхене настоятельно просила о присвоении Тютчеву придворного звания камер-юнкер. Она обращалась к Воронцову-Дашкову[8] поспособствовать перед Коллегией иностранных дел. Прошение было принято. Для карьерной службы не имело большого значения, и всё же..., чин открывал двери в высшие аристократические общества и доступ к Королевскому двору.
«Этот чиновник, наделенный незаурядными способностями, не потерял понапрасну те три года, что находился при моей Миссии. Употребив это время с большой пользой для себя, он вполне успешно выполнял и свои обязанности по службе, что побудило меня склониться к просьбам Графини Остерман «...» я попросил Ваше Превосходительство ходатайствовать перед Государем Императором о даровании г-ну Тютчеву придворного звания. «...» настоятельно просит и отец молодого человека, немощный старец, который настойчиво домогается, чтобы эта честь была оказана его сыну.»[9]
Эти строки из письма говорят, что молодой человек был деятельным и ответственным, а не плыл по течению жизни, как предполагают окружающие его люди, в том числе и близкие. Не было в его натуре, характере «ничегонеделания». Шла внутренняя, кропотливая работа, которая совсем не видна окружающим, далёким от творческой работы поэта...
«... Вы сами знаете — если Теодор чем-либо задет или предубежден, он уже сам не свой; его натянутый и обиженный вид, его колкие фразы или хмурое молчание — все искажает его обычное обхождение, и я понимаю, что он производит неприятное впечатление...»[10]
«... это не только меланхолия, отвращение ко всему, невероятная разочарованность в мире и, главное, в самом себе, это — что пугает меня больше всего — то, что сам он называет навязчивой идеей. Самая нелепая, самая абсурдная идея, которую можно себе представить, мучает его до лихорадки, до слез... «...» он так занят своим ничегонеделанием» [11]
Мечты маменьки сбывались, дипломатическая карьера службы её сына проявила себя в краткие сроки и показала свои преимущества. По прибытии в Мюнхен Феденька значился всего-навсего секретарём, а спустя три года уже получил чин коллежского секретаря, конечно, благодаря протекции влиятельных особ, а уже через два года был назначен вторым секретарём миссии. Вряд ли подобный рост случился бы на родине.
Если дела касались службы, здесь срабатывали знания, опыт и холодный ум, чувствительность к происходящим политическим процессам. В нём, Тютчеве, уже в молодые годы срабатывал быстрый переключатель с поэтического лада, на расчётливый дипломатический камертон... Когда же в нём рождались стихи, то открывалась душа навстречу той мысли, какая давлела над ним в эту минуту. Открывались надземные чувствования, воображение высших образов. Они-то и требовали реализации... Поэт в эти минуты находился в созерцании образов и образов высоких таких, каких требовало открытое сердце, именно открытое... По-другому было нельзя создать такие строки, требующие откровения...
Как верим верою живою,
Как сердцу радостно, светло!
Как бы эфирною струею
По жилам небо протекло.
Но, ах, не нам его судили;
Мы в небе скоро устаем, -
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.[12]
«По жилам небо протекло...» Понять, каким образом юноше двадцати двух лет от роду могли придти такие слова!.. Это ли не божественное провидение, это ли не высокие образы? Он весь принадлежал чувству, какое выливалось в поэзию и здесь он не принадлежал себе, только мысли, только складывающимся стихам. Они как будто сами складывались в гениальные строки, в изречения, часто тут же подхватываемые светом, в экспромты краткие, ёмкие, хлёсткие... Возможно, по этой причине Фёдор Иванович почти никогда не поправлял того, что было написано им. Восприимчивая натура Тютчева слишком чутко реагировала на слова извне, которые словно врывались в его мир гармонии энергией хаоса. Что делать? Поэт!.. А сам он «никогда не становился ни в какую позу, не рисовался, был всегда сам собой, каков он есть, прост, независим, произволен».[13] Он писал: «...К стихам я питаю отвращение, в особенности к своим. Ничего легче нет испортить мне настроение, это прочитать при мне мои стихи....», повторял не раз и поступал с ними как с бумажным мусором... Однажды наводя у себя в канцелярии порядок, просто взял ворох бумаг, где были стихи накопившиеся за 10 лет и бросил в огонь. Что это? Что с русскими гениями, кто так просто относился к своим творениям и мы знаем такие имена... Это поза кокетливого графомана или бездушного бумагомарателя? Тютчев не был ни первым ни последним. Он был самим собою и не перед кем не становился в позу, был «прост, независим, произволен»... Таким он был!..Он не знал кому писал свою поэзию, не знал кто будет читать, он уподоблялся женщинам несущим воду, потому что они не знали чью жажду будут утолять... Он нёс свои гениальные стихи своему поколению, более позднему и всем, кто будет жить в грядущие века. А культура, искусство девятнадцатого века, особенно первая половина, были палимы жаждой нового, прогрессивного, гениального творчества. Какие имена дал век, какие шедевры выпустил в мир во всех областях, как искусства, так и философии, и науки!..
Иллюстрация: Амалия фон Крюденер
--------------------------------
[1] Баронесса Амалия фон Крюденер, в девичестве Лерхенфельд (1808—1888) родилась от внебрачной связи баварского дипломата графа Максимилиана Лерхенфельда с княгиней Терезой Турн-и-Таксис, урождённой принцессой Мекленбург-Стрелицкой.
[2] Строки из стихотворения «Я встретил вас...»
[3] Из письма Тютчева Фёдора Ивановича Тютчевой Дарье Фёдоровне от 1 апреля 1873 года (перевод с французского)
[4] Пигарёв Кирилл Васильевич (1911-1984). «Жизнь и творчество Тютчева». Правнук Ф.И.Тютчева и биограф
[5] Пигарёв Кирилл Васильевич (1911-1984). «Жизнь и творчество Тютчева». Правнук Ф.И.Тютчева и биограф
[6] Пигарёв Кирилл Васильевич (1911-1984). «Жизнь и творчество Тютчева». Правнук Ф.И.Тютчева и биограф
[7] Из письма Тютчева родителям от 15 апреля 1837 года
[8] Граф Ива;н Илларио;нович Воронцо;в-Да;шков (1790 -1854) — русский дипломат, действительный тайный советник из рода Воронцовых. Родоначальник ветви Воронцовых-Дашковых.
[9] Динесман Татьяна Георгиевна. «Тютчев в Мюнхене»
[10] Из письма Элеоноры Тютчевой к Николаю Ивановичу Тютчеву, брату поэта
[11] Из письма Элеоноры Тютчевой к Николаю Ивановичу Тютчеву, брату поэта от 10 сентября 1833 г.
[12] Строки из стихотворения Тютчева Фёдора Ивановича «Проблеск». 1825 г.
[13] Аксаков Иван Сергеевич «Фёдор Иванович Тютчев», часть 2
Свидетельство о публикации №224062300179