Всадники дня и ночи

вариант народной сказки о Василисе Прекрасной

В  некотором царстве жил-был купец. В супружестве своём прижил  он только одну дочь, Василису, а когда овдовел, девочке было девять лет. Прожили они с дочкой несколько лет вдвоем.
 Вот однажды купцу понуждилось уехать из дому на долгое время по большим торговым делам. И призадумался он, как дочку одну, без присмотра, дома оставит. Надумал купец опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, а через месяц-другой отправился в дальнюю дорогу.
Только обманулся отец, не нашел он в новой жене доброй матери для своей любимой дочки. В первый же день оглядела мачеха Василису, какая она ладная да пригожая, вздохнула и насупилась.  Василису не зря все уже называли Прекрасной, была она первая на всё село красавица. Две дочки-то мачехины были не в пример дурнее, как говорят, без тоски не взглянешь.
Мачеха и сестры сразу позавидовали Василисиной  красоте, стали досаждать ей всевозможными работами, чтоб та от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела!
Василиса всё переносила безропотно и с каждым днем лишь лицом хорошела и телом наливалась. А между тем сестры ее всё худели и дурнели от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни.
И лишь уехал купец далеко и надолго, как мачеха объявила:
- Не могу жить одна, без мужа, в его пустом домище. Переселимся-ка  мы  пока в домик моей покойной матушки Варварушки.
Так и сделали. Домик, хоть и был неплох, стоял он подле дремучего леса. А вокруг, на полсотни вёрст, ни одной живой души: луга, буераки да перелески. Но всё-таки поселились, и жить до поры было можно. Припасов с собой привезли, сколько на возу уместилось. Вот только, как видно, не всё захватить догадались.
День прошёл, другой, третий, и говорит за обедом одна из мачехиных дочек:
- Ну и варево у нас! Кушать не станешь. Вот перчику бы в него добавить!
- Где ж его теперь найдёшь, - отвечает ей мать. – Разве, что в лес, до Бабы-яги сбегать. Она ведь тут обитает, совсем неподалёку.  А что? Ступай-ка к ней, Василиса, завтра спозаранку. Тебе сподручнее, ты на ногу самая резвая. Как дойдёшь до Яги, скажи, что от Варвары-кружевницы, матушки моей. Она у неё одно время в работницах жила. Крепко ее Баба-яга хвалила, и тебе не откажет.
Испугалась Василиса:
- Да как же я ее найду в лесу таком, дремучем да страшном.
- Найти просто. Как увидишь, что вверх идешь, так и поднимайся, не сворачивая. Взойдёшь на горушку, она здесь в лесу одна, а на ней и сама Баба-яга проживает.
Видит Василиса, деваться ей некуда. Уж к Яге ли, не к Яге, но в лес идти придётся.  А мачехе невтерпёж. Подняла ее спозаранку и спровадила в лес в сумерки поутру, еще до свету.
Вот идёт Василиса уже по лесу, идёт и дрожит. Развиднелось понемногу, а дорога и впрямь вверх пошла. И вдруг смотрит девушка – впереди, поперёк её пути, проехал невиданный всадник: сам красный, одет в красном, конь под ним красный, и сбруя на коне красная. Минута-другая и скрылся всадник. А затем и солнце показалось, стало всходить над лесом.
Хоть и проглянуло всё вокруг, да побоялась Василиса идти дальше. Уж больно диковинным показался ей этот всадник. Повернула она назад, а к полудню и на опушку вышла. Возвратившись к мачехе,  всё ей обсказала, как шла, какого всадника увидела. Думала Василиса, осерчает мачеха.
 Но та – нет. Головой только кивнула и поворчала немного, мол, если так,  и без перца обойдёмся.
Прошло сколько-то деньков, распривередничалась другая дочка. Мол, кушанье почти не солёно, и на столе солонки нет. Развела мачеха руками: взяли, де, с собой соли, да видно мало. А потом и говорит:
- Уж соль – не перец. Придётся, видно, тебе, Василиса, всё-таки сходить к Бабе-яге. Попросишь отсыпать соли для дочери Варвары-кружевницы.
- Но почему опять я?
- Потому и ты, коль дорогу теперь знаешь.
- А как же всадник красный? Как бы снова не преградил мне путь.
Мачеха только рукой махнула:
- Значит не спозаранку, а  позже ступай, по дневному свету. И припозднишься если– не беда. Там,  у Бабы-яги и заночуешь.
И тут же, не откладывая, спровадила Василису в лес. Котомку за плечи, и поспешай – не мешкай!
Пошла опять Василиса лесом, всё также в горку поднимается. Хоть и боязно девушке, но спешит, день-то уже к закату клонится. И вдруг видит, опять поперёк её пути всадник проехал, но уже другой – чёрный. И конь чёрный, и сам он весь в чёрном.
Не успела Василиса опомниться, темнеть  в лесу начало. Ночь надвигается, а далеко ли ещё идти – неведомо. Да и как идти ночью незнамо куда? Повернула назад Василиса, под горку идти стало легче. Но как не спешила, до домика их добралась девушка  только под утро. Постучалась она, в окошко выглянула мачеха.
- Никак ты опять? А мы уж решили, пропала совсем наша Василиса. Неужто снова до Бабы-яги не добралась?
- Нет, матушка! Опять мне дорогу всадник переехал. Только не красный он был, а чёрный. Вот и вернулась я без соли.
- Да соль-то ладно. Нашла я тут немного в чулане от старых запасов. Чёрный, говоришь, всадник? Ну хорошо, мы тоже подумаем, как дальше быть, как теперь в лес ходить. Заходи уж в дом-то, птаха неразумная.
Прошёл день, наступил вечер. Василиса, что отдохнуть прилегла от такой-то дальней дороги, едва пробудилась, и никак не поймёт: почему и в доме у них темно. Подходит к ней мачеха.
- Вставай, Василиса. Остались мы без огня. Ни печку растопить, ни лучину засветить. А огонь-то, он - не соль и не перец, без него уж точно не проживёшь!  Отправляйся-ка сейчас же за огнём к Бабе-яге! И на этот раз смотри, без огня не возвращайся.
- Как? Ночью? – взмолилась несчастная девушка.
- И хорошо, что ночью. Уж теперь никакие всадники тебе не помешают.
- Но как же мне в темноте дорогу разбирать?
- Есть тут в доме одна вещица. Так уж и быть, держи. Это посох моей матушки. Где она его добыла – не знаю. Сказывала она только, что он не простой. Матушка Варвара с ним и в дождь, и в буран верную дорогу находила. Если уж ты сама пути к Бабе-яге найти не сумела, отправляйся с посохом. Мне для тебя ничего не жалко.
И снова пошла в лес Василиса Прекрасная. А посох Варварушкин, что правда – то правда, не только дорогу кажет, но и сам её словно силой тянет. Не успела оглянуться, поднялась Василиса на горку.  Ни   кусты, ни чаща  ей не помешали.
И здесь замерла Василиса как вкопанная, обомлевши от ужаса. Стоит  перед ней дом Бабы-яги; и не забор вокруг него, а тын из человечьих костей, а поверх него торчат черепа людские с глазами.  Вместо дверей у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот с острыми зубами.
Кругом в лесу ночь, а здесь светло, как среди дня. У всех черепов на заборе глаза светятся.  Дрожит Василиса со страху, не зная, бежать прочь, или уж на месте оставаться.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещат, сухие листья хрустят; выехала из лесу сама Баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
- Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом, низко поклонясь, и отвечала:
- Это я, бабушка,  отцова дочка Василиса! Пришла к тебе за огнём для Варвары-кружевницы, а вернее, так для ее дочери. Мне же она доброй мачехой доводится.
- Вот оно как? - сказала Баба-яга, - Помню, помню я эту Варвару. Вот уж плести-заплетать была мастерица.  А с огнем мы ещё поглядим. Его  - заслужить надо! Тогда и видно будет, дать тебе, Василиса, моего огня, или взять да съесть тебя!
Василиса ещё раз поклонилась:
- Как тебе угодно, бабушка.
Баба-яга только фыркнула, потом еще раз носом повела.
- А что это, скажи-ка мне, в руках у тебя?
Не успела Василиса ответить, как посох в ее руке вдруг задёргался, заплясал на месте.
- Так вот он где, мой посох путеводный! – закричала Баба-яга. – Ай да Варварушка! А ну-ка, давай-ка его сюда. Не всё же мне только в ступе ездить!
Баба-яга чуть повела рукой,  скрючила сухие пальцы. Посох тут же перескочил в ее руку. Выбралась Баба-яга из ступы, на посох оперлась, подбоченилась, костяной ногой притопнула.
 - Так уж и быть, на радости такой, я тебя помилую. Мало того – награжу. Говоришь, огонь нужен мачехе твоей? Бери у меня любой, уж будет гореть – не погаснет!
Тут одна из жердин с нанизанным черепом соскочила с тына и ткнулась прямо в руку Василисы. Пустые глаза черепа снова пыхнули жарким пламенем.
- Вот тебе огонь для доброй мачехи, да и всей прочей родни Варвариной. Забирай его; тебя ведь сюда за этим и прислали. Так и неси его домой поскорее. Да не вздумай по дороге бросить! Прямо в лесу сгоришь на месте, и лес мой подпалишь. Поняла ли?
- Поняла, бабушка.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который поугас только с приближением утра. Не успела она и глазом моргнуть, как уже выбралась из леса, и прямо у самого дома. Взглянула Василиса на дом мачехи, не увидела  в окнах ни одного огонька, и  вошла во двор прямо с черепом. Мачеха с дочками сами ей навстречу из дома выскочили. Встретили  ее ласково, в доме и впрямь у них огня не было: сами, сколь ни бились, высечь его не смогли.
Сестры, как глянули на череп с глазами – только ахнули. А мачеха – ничего, покряхтела, усмехнулась невесело.
- Вижу, вижу Василисушка, побывала ты у Яги-бабы. Одно дивно, как быстро она тебя на волю выпустила. Любая беда тебе нипочём! Знать не просто так всадники тебе дорогу заступали.
Василиса изумилась.
- Почему же ты молчала, матушка? Кто они, всадники эти? Они у Бабы-яги слуги?
- Нет, что ты, глупая. Они сами по себе, но и с Ягой не враждуют. Вот только людям они редко кажутся, разве что в этом лесу их и увидеть можно.
- Молви же всю правду, всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой? - не удержалась Василиса.
- Это солнце красное! – отвечает мачеха.
- А кто тогда черный всадник?
- Это ночь темная! Есть ещё всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде. Это - день ясный.
Василиса только головой покачала от удивления.
- Ну, довольно, пошли в дом. Авось твой огонь будет держаться! - сказала мачеха. Внесла череп в горницу; а глаза из черепа сразу жаром пыхнули, так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; а пламя весь дом охватило. 
Одной Василисе посчастливилось из дома выскочить, потому, как входила последняя. Но и на подворье ей показалось не слаще: дым, огонь кругом. Все сараи, все постройки их разом заполыхали.
И вдруг видит Василиса,  у самого края леса – всадник. Сам белый, одет в белом, конь под ним белый, сбруя на коне - тоже белая.  И как раз ко времени. Небо ночное уже посветлело - на дворе стало рассветать. Только не шагом едет белый всадник, во весь скач мчится. Проскакал через горящий двор, подхватил Василису и умчался прочь.
Пришла в себя Василиса  на широкой дороге. Стоит одна, вокруг никого, и ночь уже позади, светлый день занимается. Подумала немного девушка, да и пошла по этой дороге. Долго ли, коротко ли, видит Василиса, катит ей навстречу тройка. А на тройке той – ее родной батюшка. Увидал дочку честной купец, обрадовался.
- Я – говорит, - уже который день тебя разыскиваю. А где же сёстры твои, где матушка.
- Про то, - отвечает Василиса, - лишь Баба-яга ведает.
Расплакалась и всё отцу рассказала. Покачал головой купец:
- Экая беда, сразу  и поверить не легко. Ну, что сделано – того не воротишь. Поехали домой, дочка. И есть у тебя теперь приданное – царицам впору. Еще поглядим, за какого принца-царевича тебя замуж выдавать будем.
- Мне и того довольно, батюшка, что сам ты жив-здоров, невредим, - едва слышно прошептала в ответ Василиса.
На том и порешили.