Идущие впереди... Глава 25. Пусть побелели его вол

Август 1923 г.

- Красиво-то как! - восхищенно прошептал маленький Гринька.

На чёрном бархате неба золотом светили звёзды. Были они разные — мельче, крупнее, ярче, тусклее, отличались друг от друга оттенком, мерцали и пульсировали, и у смотрящих на них ребятишек складывалось ощущение, что несутся они к этим огонькам на неведомой, не придуманной ещё машине.

- Полетела, полетела! Звезда упала!

- А вон ещё одна!

- Желание загадывайте!

- Душа, видно, чья-то…

- Это, ребята, метеоры! - Василий проводил взглядом очередной светящийся штрих. - Разные объекты, например камешки, попадая в атмосферу Земли, вызывают вспышки.

- Ух ты… А куда эти камешки потом деваются?

- Одни сгорают в атмосфере, не успев долететь до земли, другие падают на землю, а есть и такие, которые снова улетают в космическое пространство. А вот там, видите, три звезды рядышком?

- От Стожар недалёко? Видим!

- Это пояс Ориона. А если приглядеться, то звёзды с обеих сторон от пояса будто бы фигуру человека образуют, - голос Василий звучал загадочно, словно рассказывал он какую-то волшебную сказку.

- Ага… - шёпотом отозвался кто-то.

- Это созвездие Ориона. Древнегреческие мифы утверждают, что Орион был сыном самого Посейдона и обладал невероятными способностями. Говорят, что мог он ходить по воде, как по земле.

- Аки посуху… - прошептал кто-то.

- Мифы рассказывают, что Орион семь лет преследовал сестёр Плеяд. Помогали ему Большой и Малый псы. Боги сжалились над сёстрами и забрали их на небо. Звёздное скопление Плеяды на Руси называют Стожарами. Прах Ориона после его гибели тоже перенесли на небеса, и теперь он вынужден вечно гоняться за сёстрами в виде созвездия.

- Так он святой что ли? - удивлённо спросил Мишка. - На небеса ведь вознёсся…

- Какой же святой, ежели покою ему нету? - возразила Клаша.

- И вообще, это мифы. Сказки, - вступила в разговор пионерка Вера. - И про святых тоже сказки, верно, Василь Прохорыч?

- Правильно говоришь, Вера, - ответил Василий.

Не сразу ответил, поколебался. Не лежала душа его к этим словам. Однако сеять в умах детских раздор и смятение не стал. Что ж — пусть хотя бы в новой вере, атеистической, тверды будут.

- Это звёзды. И настанет день, когда люди смогут отправиться к ним! - продолжала Верка. - Я читала, есть такой человек в Калуге. Циолковский его фамилия. Он конструирует специальную ракету.

- Вот здорово! - восхищённо прошептал кто-то. - Я бы хотел полететь!

- Может быть, кто-то из вас и полетит!

Миланья сидела на дерюжке рядом с Василием и заворожённо смотрела на небо. Сколько раз она видела эти звёзды, сколько раз взирала на них то с тоскою, то с надеждою, пытаясь разглядеть Того, кто управляет судьбами людскими, а сейчас оно открылось ей совсем с другой стороны. Теперь россыпь ярких точек вдруг стала осмысленной, созвездия обрели свои очертания, и благодарность за это чудо переполняла её.

Рядом с Василием вся жизнь её стала другой, и не пугали теперь ни трудности, ни голод, ни холод. Всё радовало её — и забота о новом жилище, и мысли о запасах на предстоящую зиму, и возня с ребятишками. Учебный год не наступил, а дети вились возле учителя, то песню новую разучивали, то стихи про советскую жизнь придумывали.

- Василь Прохорыч, а что нужно, чтобы к звёздам полететь, а? Вдруг пока мы вырастем, тот человек ракету свою сделает, а тут мы — пожалте-с, мы готовы!

- Во-первых, учиться нужно хорошо, - Василий спрятал улыбку. - Ракета — штука умная. Лошадью управлять умеючи нужно, а тут тебе целая ракета! Во-вторых, крепким и сильным человеком стать. Хлипкого или больного не пошлют. В третьих, человеком достойным быть.

- А разве недостойный не может полететь? Если он умный и сильный? - с сомнением спросил Мишка.

- Отчего же, вполне может! Но только представь себе, слетает советский человек в космос. Весь мир станет им восхищаться, весь мир будет смотреть на него. О нём начнут писать в газетах и рассказывать по радио. А он вдруг окажется подлецом.

- По нему ведь будут судить обо всех советских людях! - ахнула Клашка.

- Правильно говоришь, Клаша. Вот именно поэтому первый человек, полетевший к звёздам, должен быть достойным. И не только он. Каждому советскому человеку нужно стать образцом и примером для всего мира.

- А дед Стёпка выпивает и вчера бабку Нюшу поколотил. Вот тебе и пример, - горестно сказал Гринька.

- Деда Стёпку уже не изменить, а вот вы — новое поколение. Вам знамя страны Советов в свои руки брать. И каждый день вы должны об этом помнить.

- Смотрите, а ведь звёзды сдвинулись! - воскликнул кто-то из девочек. - Ручка ковша Большой Медведицы смотрела вон на то дерево, а теперь совсем в сторону направлена!

- Верно. Звёздное небо движется… - Василий снова стал рассказывать, а дети, затаив дыхание, слушали его, лишь изредка прерывая вопросами.

А потом край неба за дальним холмом чуть посветлел, и голоса детей вдруг стали тише и утомлённее, и кто-то стыдливо подавил зевок.

- Вот что, ребята, рассвет скоро, - сказал Василий. - ложитесь-ка спать. Часок да успеете вздремнуть.

Он поворошил золу давно остывшего костра и, найдя тлеющий уголёк, раздул его, подложил хвороста, чтобы разгоревшийся огонь не дал озябнуть детям от предрассветного холода. Приближалась осень, и, хотя дни ещё были знойными, однако ночами земля остывала, а по утрам выпадала холодная роса.

Ребятишки улеглись на дерюжках и, сморенные сном, скоро засопели носами. Легли рядом и Василий с Миланьей. Ей всё не спалось, она смотрела на искорки, отлетающие от потрескивающего костра, вспоминая свои скитания, а он уснул коротким, но спокойным сном. Снился ему Анисим — маленький ещё, в том же возрасте, что и нынешние его ученики. Снился таким же хрупким и тоненьким мальчонкой с чистыми и добрыми глазами. Он сидел среди ребятишек и с интересом слушал рассказ отца о далёких звёздах.

- Что, Анисим, разве впервой слышишь?

- Нет, не впервой, - улыбнулся сын. - А всё занятно.

- Верно ли я делаю?

- Верно, батяшка, всё верно!

И вот уже не Анисим это, а следователь Фёдор, который просит своего старого учителя:

- Подарите им сказку! Пусть она живёт в их душах всю оставшуюся жизнь!

Открыл глаза — сереет уже кругом, где-то далеко бабы галдят, скотину со дворов выгоняют, щёлкнул кнутом пастух. Миланья рядом с ним дремлет, ребятишки вповалку лежат. Поднялся Василий тихонько, спустился к реке, умылся, воды в котелок набрал — детям завтрак положен.

Но тут взметнулся над головой детский крик. Истошный, перепуганный. Выскочил Василий на крутой берег — руки дрожат от у жаса. Там уже Миланья хлопочет, ребятишки повскакали, спросонок понять ничего не могут.

- Чего стряслось-то?!

Клашка от страха трясётся, зуб на зуб не попадает:

- Там… - ручонкой в сторону куда-то машет. - Там ведьма!

- Какая ведьма? Где ты ведьму увидала?

- Я по нужде в кусточки… А там… она… Страшно…

- Эх ты, - осуждающе сказала Верка. - А ещё пионеркой хочешь быть. Нет никаких ведьм. Или приснилось тебе, или врёшь.

- Не вру. Ей Богу, не вру!

- А вот пойдём вместе и поглядим, есть там кто-нибудь или нет! - предложил Мишуня.

Ребятишки гурьбой кинулись к кустам и, не найдя там никого, последовали дальше, обследуя окрестности:

- Видишь, Клаша, нет тут ведьмы!

- Значит, правда она колдунья, - прошептала Клашка, сжавшись. - Была и пропала.

- Может быть, тебе померещилось? - Миланья обняла девочку. - Траву ветром качнуло, к примеру, а тебе человеком показалось? Я, знаешь, в детстве тоже однова испугалась. Так испугалась… Показалось мне, что мep твяк в саване стоит и руками машет. А это маманя рубаху браткину на ветках яблони раскинула, чтобы ветерком скорее просушило. Вот смеху-то потом было!

- Я её видела, - прошептала Клашка. - Платок у ней чёрный с мелким белым горошком. Сама маленькая и скрюченная, и пальцы костлявые. А на подбородке бородавка, и волосы из неё торчат. Не вру, вот те кре…

Клашка подняла было руку, чтобы перекреститься, однако осеклась, замерла, бросила испуганный взгляд на учителя.

Вернулись, не найдя никого, ребята. Весело переговариваясь, стали собирать дерюжки.

- Ну-ка, постойте! - весело сказал Василий. - Сначала завтрак!

Он выкатил из золы припрятанные с вечера картофелины:

- Разбирайте! Сейчас чай вскипит.

Ребятишки с веселым визгом стали выхватывать почерневшие, полопавшиеся от жара клубни, и Гринька вдруг запел:

- Ах, картошка объеденье!

- ...денье-денье-денье, - подхватили остальные, - пионеров идеал-ал-ал…

- Тот не знает наслажденья-денья-денья-денья, - поддержала Милаша.

- Кто картошки не едал-дал-дал…

- Не наскучило тебе с ребятами, Милаша? - спросил Василий вечером, когда уставшие от дневных забот, они укладывались спать. - Прошлую ночь не спала, днём вертелась, будто белка в колесе.

- Совсем не наскучило. Разве можно скучать с ними? - засмеялась Миланья, ложась на руку мужа. - Я об одном жалкую.

- О чём же?

- Об том, что когда мои росли, я вот так же с ними не была. Теперь вспоминаю и думаю — на Дон бы с имя, костры жечь да картошку печь. На звёзды глядеть. Да всё в бегах была. То в поле пораешься*, то на базах. Хлеб испечь надо, постирать, свёкра со свекровью обиходить. Где уж тут с ребятишками возиться — накормлены, одеты, и ладно.

--------

* хлопочешь

--------

- Удел всех трудящихся женщин.

- Э, нет. Матушка моя тоже трудилась, не покладая рук, а с нами поговорить да песни попеть не прочь была. Я когда к Стебновым попала, думала, грешным делом, - может, оттого мы и жили беднее их, что впустую время тратили. Старалась обстоятельнее быть, как у свёкра со свекровью заведено. Чтобы дети мои сытее жили, чем я сама. А теперь жаль мне. Самое главное мимо прошло.

- Все так жили, Милаша. И сейчас живут. Потому и стараюсь я, чтобы ребятишкам веселее было, чтобы получили они от меня то, чего в доме родном найти не могут.

- Всех не осчастливишь.

- Я-то ведь не один. В каждой школе сейчас учителя так же работают. Школа теперь другая стала, не то, что при царе. Трудовая школа. Для каждого советского ребёнка она.

Тут вспомнил Василий то, что давно тревожило его, крякнул от досады.

- Чего? - Милаша подняла на него глаза.

- Да видишь… Должен я учеников обучать труду. Молотком да топором орудовать я их учу, тут разговора нет. И будь в школе одни мальчишки, тем дело и обернулось бы. Однако у меня ведь и девочки есть. Ну, научил я их гвозди забивать. Научу напильником работать. А ведь они будущие женщины! Им бы уроки шитья да вязания давать, да не моё ведь это!

- Я бы взялась наставлять их. Всякая казачка к рукоделью с детства приучена, научила бы всему, что сама знаю. Да только…

- Возьмёшься?! - Василий даже подскочил на постели. - Эх, как было бы хорошо!

- Да разрешат ли мне? Я ведь не учительница, сама один год только в школу ходила, куда мне…

- Нынче не царское время, аттестаты не главное! Обскажу в Губоно всё как есть. Ах, Милаша, какой камень ты с души моей сняла!

- Да что там… - засмущалась Миланья.

- Нет, Милаша, ты себе даже не представляешь, какое огромной важности дело ты делать будешь! Растить советского человека. Понимаешь, рукодельничать девушки должны не ради приданого, не ради сундуков мещанских. Тут по-другому подходить требуется. Надо сделать так, чтобы они красоту ценили, чтобы жизнь вокруг себя облагородить умели. Вот как ты — пришла в мою берлогу холостяцкую, и сразу она светлее стала.

- Да ну, перестань! - засмеялась Миланья. - У меня ещё думка есть — может, посадим весной огород для школы? Двух зайцев поймаем — и ребят огородным премудростям научим, и их подкормим. Хорошая будет прибавка к обедам. Представь — картошечка своя, морковка. Капусту осенью заквасим. Зимой на обед им в буфете будут щи подавать.

- А ведь это дело, Милаша! Это ты хорошо придумала! А нынче осенью мы сад заложим. В поместье возьмём вишни и сливу. Сирень можно, там красивая сирень…

- Хорошо, Вася… - Миланья улыбалась сквозь пелену слёз. Ах, если бы так с юности — вместе! Сколько бы дел они важных вместе сделали! Однако и за то Богу благодарение, что на старости свёл их. Хотя… какая же старость? Ну и пусть седина в её косе сверкает, пусть побелели его волосы, а всё же до старости ещё далеко. Ещё полон он сил и энергии, ещё в ней огонь не погас!

Продолжение следует...