Солнце и Луна - 25

***

Велия появилась к обеду, поднялась к капитану на корму, приветственно улыбнулась и ушла навестить мужа.
 Господин Агамемнон бледнее смерти лежал в своей каюте с мокрой тряпкой на голове, казалось, его организм совсем отказывался приспосабливаться к качке, у него не было сил даже стонать. Он попросил Велию оставить его сразу, как она пришла, сказал, что стесняется своей немощи и обещал встать на ноги через пару дней. Он был болен тем, что случилось между его женой и капитаном, и с каким-то унизительным наслаждением вновь хотел видеть и слышать то, что видел и слышал минувшей ночью.
Велия и Мхотеп встретились за ужином. Она смотрела на него с приятием, и он не мог понять, что это означает.
- Я рада тому, что было вчера. Ты открыл мне новый мир, да и старый стал яснее. Теперь отпали многие вопросы, которые беспокоили раньше. Вопросы об отношениях мужчин и женщин.
- Что это значит для меня, госпожа?
- Госпожа? Не знаю. А что это значит обычно?
- По-разному бывает…
- Не знаю, что это значит для тебя или для меня, Мхотеп. Я чувствую интерес и радость.
Он опустил взгляд, подумал и тихо согласился:
- Пусть будет так.
До конца ужина они не разговаривали, вернее, не пользовались словами. Их взгляды были красноречивы: ими они целовали друг друга, касались, молча он просил ее опустить платье и показать ему плечо, грудь, бедро, сам был послушен ей и обнажал чресла, откидывался на подушки, выставляя себя ей на любование.
Защитная темнота вновь погрузила их в негу, влагу, трепет, жадность.
В унисон их сердцам гулко ухало еще одно – сердце старика, в сладострастной немощи припавшего к их каюте.
Так было еще две ночи.

***

Днем усилилась качка, солнце как-то вдруг исчезло, и небо как-то слишком быстро затянуло темными тучами. Ветер заметно окреп, усиливал порывистость, и Мхотеп обеспокоенно всматривался в береговую линию, как нарочно сплошь негодную для укрытия. Он все тянул полностью поднять парус, надеялся присмотреть подходящее место, и вся команда была на палубе, внимательно изучая берег. Высота волн росла, Велии было приказано не покидать каюту. По резко вздымающимся бурунам воды капитан понимал, что под килем близкое дно. Это было крайне опасно. В конце концов судно стало швырять так, что решили отойти дальше в море, где исключался риск сесть на мель. Однако не успели, огромный вал подхватил их, высоко поднял и с силой бросил вниз, прямо на гребень рифа или скалы: кораблик раскололся надвое, матросы горохом посыпались в воду. Мхотеп, управлявший рулевым веслом на корме, увидел в обнаженном чреве носовой каюты как господина Агамемнона с ложа смывает волна. Капитан бросился в каюту Велии, которая находилась в той части судна, на которой был он. На палубе он схватил сетку с небольшим бочонком из-под воды и, вытащив из каюты перепуганную Велию, всучил ей его.
- Прыгай и плыви до берега!
Она в ужасе уставилась на него.
- Прыгай и не отпускай бочонок! Держись за сетку!
Он подтащил ее к краю уже погрузившейся в воду кормы и толкнул в воду.
- Туда! – показал в сторону берега.
Сам бросился к трюму искать кока, которого не видел на палубе. Однако мощный удар волны о неустойчивый останок кораблика откинул его к борту, о который он сильно ударился головой. Преодолевая накатившее помутнение и силясь встать Мхотеп услышал громкий треск и грохот – мачта с так и не убранным парусом переломилась, рухнула, вздымая палубу шквалом мелкой щепки. Он инстинктивно прикрыл лицо рукой, но страшная боль пронзила его тело силой тысячи молний, в глазах полыхнуло белым солнцем, и он потерял сознание.