Восхождение на бугор

(так в народе называют курган, на котором находится областная студия телевидения.)

Как водится, собрались, сгоняли, приняли и договорились. Все, завтра с утра пораньше идем на бугор искать работу, хватит уже, замучило безденежье и безделье...

Поскольку самое ценное в нашем телевизионном наследии, оставшееся от развалин кабельного телевидения, где мы с друзьями из последних сил до конца 90 годов пропагандировали разумное, доброе и вечное – это музыкальная программа по заявкам , то именно ею и следует попробовать поразить бугорное начальство. Быть не может, чтобы они отказались от столь очевидного шедевра, у самих-то такие плохие передачи, даже удивительно.

Вот и все. Ближе к ночи идея показалась совсем блестящей, разошлись в полном бреду и как, не помню.

Коллега мой, ведущий той программы, Веня Кабазнов, зачем-то подошел к делу излишне ответственно и позвонил на следующий день в десять утра. Эмоции и мысли, что вызвал у меня этот звонок, описывать не стану, они недостойны человека. Но что ж поделаешь, надо идти, тащиться, ползти, я же договорился, сколько же можно, сегодня-то зачем, ну ладно, ну какая разница, вставай уже, все это переживаемо, как-нибудь, к обеду вернусь, и все. Вот и все.

Выхожу из теплого дома, встречаемся, где договорились. Темень жуткая, погода адская, холод собачий, на ветру летает какой-то гнусный мелкий лед, в трамвае топят только летом. Трясемся, однако, вдоль великой русской реки по набережной в сторону "бугра", любуемся на ледяные поля до горизонта, наконец, простуженный динамик сипит ‘Мамаев кр хрр’

Надо выходить, а жаль, только стал немного согреваться. Выпадаем из вагона и начинаем перебирать ногами в сторону бугра. Надо (если надо) осилить немереное количество мелких обледеневших ступенек вверх мимо цементных людей, корявых стен и замерзших бассейнов до самой большой фигуры с мечом и далее вперед и уже слегка вниз, где будет бетонный забор и будка-проходная.

Поднимаемся понемногу, туристов никого, аборигенов тоже, обмороженные бетонные автоматчики и санитарки хмуро смотрят вслед, шальной фотограф, сжигаемый алчностью и безумием, предлагает сняться на память, а апокалипсический траурный марш из громкоговорителей, расставленных вдоль дороги, предрекает скорую гибель и ему, и всем, кто остановится возле него хоть на мгновение. Мы ускоряем шаги. Спасибо, я и так этого никогда не забуду.

- Как думаешь, к кому там обращаться, - спрашивает Веня.

Да кто его знает, - я пробую собраться с мыслями. – На десятый канал соваться, скорее всего, не стоит. Какой-то он дурацкий совсем. Надо, наверное, к Халдееву, который "Добрый вечер, Волгоград". Мы как-то раз встречались с ним в кинотеатре “Волга”. Сначала Халдеев речь произнес, вступительную, перед премьерой патриотического кино русско-белорусского производства, потом актер из Минска говорил, как он любит Советский Союз, а после смотрели само это кино.

И не пошел бы я туда никогда в жизни, да вот сюжет надо было снимать по наводке старшего редактора для "Новостей культуры". Ну а потом - банкет, то есть фуршет. Приняли на грудь за дружбу, за Союз, потом я его, то есть Халдеева, аккуратно так спрашиваю, как вам все это мероприятие, а он отвечает уклончиво, что все бы оно ничего, фуршет опять же, а сам он все-таки кинокритик, публичная фигура, короче, мне он тогда не показался полным говном.

- Ну к нему и пойдем, если он будет на месте, конечно.

                СТОЛКНОВЕНИЕ С БУГРОМ
(так в народе называется курган, где находится областная студия телевидения).

Вот, наконец, и проходная, розовая кирпичная будка, табличка рядом с дверью, “Волгоград-ТРВ”, то есть Волгоград-телевидение, радио Волгограда... Из алюминиевых букв.
 Вахтерша проявляет бдительность и не пускает без пропуска. Топчемся с полчаса на ледяном ветру, пока кто-то из знакомых, пробегая мимо, не обещает выписать этот самый пропуск, и еще через каких-то минут двадцать мы оказываемся во внутреннем дворе перед трехэтажным фасадом желтого цвета с коричневым портретом изобретателя радио на фронтоне.

Приятель, принесший пропуск, сообщает, что Халдеев сидит на втором этаже слева от центрального входа. Дверь между бухгалтерией и туалетом называется “Главный редактор канала “Добрый вечер, Волгоград”.

Халдеев, энергичный розовощекий толстячок с блестящими глазками, сочувственно выслушал мою скорбную исповедь про рухнувшее кабельное телевидение "Юг России", про творческие планы и стремление нести в народ свет истины, добра и просвещения при помощи музыкальной программы по заявкам.
- А вот на этой кассете старые программы, можно посмотреть просто для сведения - Я скромно вынул кассету из внутреннего кармана брезентовой операторской жилетки, купленной на Мосфильме за огромные двадцать долларов.
Понятно же, что стоит  раз глянуть на наше гениальное творение понимающему человеку, такому, как главный редактор канала, и дело, естественно, в шляпе, мы при работе и вообще все прекрасно и замечательно.

- Посмотрим…- Халдеев бросил пугливый взгляд сквозь полуоткрытую дверь. – Только у нас тут…здесь у нас…- Он отвел взгляд и не продолжил. - Сейчас я все узнаю.- Подождите секундочку.
Халдеев вышел из-за стола и выскочил в коридор.
- Что же такого тут у них здесь? Какая сложность в том, чтобы просто посмотреть? Ну ладно, ждем,- бормочу я ему в спину.
Ждем пять минут, десять… Наконец Халдеев возвращается и просит еще немного подождать:
- Сейчас они там…Скоро…
Опять выбежал, через какое-то время вернулся и сообщил, что они вот-вот, а вообще, наверное, можно и уже.

Заинтригованные подобным началом предполагаемого творчества, мы с некоторым напряжением следуем за Халдеевым, оглядываясь на всякий случай по сторонам. Входим в дверь с надписью “Центральная аппаратная”, видим двух неопасных на первый взгляд женщин в белых халатах за длинным пультом с множеством кнопок перед мониторами в три ряда, проходим в плохо освещенную комнатку налево, где на стойке стоит видеомагнитофон и телевизор. Рядом – совсем уж не страшная древняя миниатюрная бабулька. Халдеев дает ей кассету, бабуля сует ее в магнитофон. Кассета не лезет.
- Вы какой стороной ее суете?
- А вы такой стороной ее даете.
- Ну вот…- Халдеев пустился в пространные объяснения насчет ТОЙ стороны у кассеты, наконец она вставилась, после чего бабушка некоторое время путалась в кнопках, нажимая их все скопом, потом возникло изображение, и бабуля попыталась удалиться.
- А звук?- немного нервничая, спросил Халдеев.
- Звук?- задумалась старушка. Она, конечно, знала, что означает само слово “звук”, просто плохо представляла, откуда бы он взялся в данной трудной ситуации. Как итог очередной возни с кнопками и проводами звук через пару минут появился, долгожданный просмотр стартовал и почти сразу же окончился.
Пропуская то единственно стоящее, что было в нашей программе, то есть профанированные попсовые клипы, Халдеев бегло глянул на ведущего, на неумытых рок-перцев, сидящих в студии и неохотно что-то сообщающих друг другу, сказал, что все, в общем, ясно, вынул кассету и выключил аппаратуру.
- Ну пошли…

Пошли так пошли. Возвращаемся в халдеевский кабинет.
- Садитесь…
Сели. Смотрим на работодателя. Халдеев молчит. Минуту молчит, другую…
- У нас телевидение областное. Нас область смотрит. У нас в студии свет должен быть.
Пытаюсь возразить, что никто вас не смотрит, ни город ни область, но не успеваю.
- Но вообще-то вы вроде как мужчины…Пошли к председателю.
Смущенные гендерным подходом, заходим за лакированную дверь без опознавательных знаков и видим сидящего боком ко входу за единственным столом, а точнее, небольшим столиком, маленького высохшего человечка, который после мучительной паузы говорит «Проходите».

Кабинетик крошечный, ясно, что используется он крайне редко. Напротив председателя с трудом помещается три дешевых фанерных казенных стула с прямыми спинками. Чтобы на них сесть, нужно протискиваться лицом к начальству, заглядывая ему в глаза и чувствуя себя  дураком, опоздавшим на спектакль: действие которого уже идет вовсю, а место твое в середине ряда и каждый, кому ты загородил сцену, смотрит на тебя с ненавистью.
Садимся, упираясь коленями в председательский стол. Дружно молчим.
- Вообще-то телевидение у нас феминизированное…- председатель начинает собеседование.
- М-м-м.
- Вот вы, значит… (это ко мне).
- Режиссер
- А вы…
- Звукорежиссер. Ведущий.
- М-м. Это хорошо. А то у нас тут без конца в командировки ездят…
Отвечаю, что ненавижу командировки и клянусь, что не поеду никуда даже под страхом смертной казни, а только по прямому приказу руководства. Лицо руководства разглаживается.
- Вы (Кабазнову) идите в звукоцех, а вы (ко мне) обратно к Георгию Николаевичу. Пусть он подумает.

Благодарим и выходим в коридор. Нечто феминизированное любезно и подробно объясняет Вене, как пройти в звукоцех. Я возвращаюсь к Халдееву. Он начинает думать.
- У нас, знаете ли, специфика…Вы бабулю видели?
- Мм.
- Она работала еще на черно-белой кинопленке. Монтировала "битвы за урожай". Знаете фильм «Прибытие поезда»?
- Да.
- Ну вот. И так тут везде. Все такое.
Понимаю, что он подумал и на работу меня брать почему-то не хочет...