Гл. 2. Семья. Прозрение

Начало http://proza.ru/2024/06/24/626
Моего выхода из отпуска на работу с нетерпением ждал новый сотрудник нашего предприятия — отставной морской офицер. Знакомство с новым для него делом мужчина начал с изучения отраслевых научных журналов и сборников. Интерес вызвали у него опубликованные в них мои статьи. В день моего выхода на работу он позвонил в отдел и предложил встретиться в вестибюле. Гонимая любопытством, я примчалась к месту встречи первой. Вскоре ко мне подошёл мужчина на вид лет пятидесяти несколько странной наружности: высокий, худой, с прямыми русыми волосами до плеч и военной выправкой.
— Маленький философ, — с вежливым поклоном представился мужчина. — Ваши научные статьи меня заинтересовали, но в них нет изюминки, — сказал он с оттенком печальной серьёзности и глубокого убеждения.
— Что вы хотите, — дружелюбно спросила я без вопросительной интонации, чтобы хоть что-то сказать; молчание выглядело бы невежливо.
– Хочу сделать вам подарок, — с этими словами мужчина протянул мне небольшую книгу в красном переплёте.
— Норберт Винер. «Кибернетика», — прочла я на обложке.
— Книга, провозгласившая рождение новой науки, — добавил собеседник, чуть наклонив голову набок, словно предлагал взглянуть на проблему моих исследований под несколько иным углом.
— Чем буду обязана за подарок? — поинтересовалась я.
— Перестройкой мышления.
Недоумение заполнило мой взгляд, направленный на него.
— На основе кибернетики, — с дружеской улыбкой тут же добавил он.
На этом закончилась наша первая встреча. Я вернулась в свой отдел и с интересом принялась за чтение подаренной мне книги.
Кибернетика, зародившаяся в сороковых годах в США, долгое время в СССР была непризнанной наукой. Как могут действовать одни и те же законы управления в машинах, в живой природе и в обществе? Тем более в нашем особом социалистическом обществе!
В конце шестидесятых кибернетические идеи стали проникать в научные работы и в Советском Союзе. Самоорганизующаяся система — та изюминка, которую хотел видеть философ в моих трудах. Мы стали часто встречаться. Философ давал мне книги, брошюры, статьи. Я перерабатывала материал, делала свои наработки, показывала ему.
— Неубедительно, — комментировал он.
Приносила другие варианты.
— Не то, — хладнокровно перечеркивал он мои труды.
Я упорно продолжала исследования.
— А теперь? Так?
— Опять не так, — разочарованно вздыхал философ и предлагал мне новую партию литературы.
Книги он выписывал для меня даже из Центральной столичной библиотеки по межбиблиотечному обмену. Я прорабатывала их и представляла на его суд очередные варианты.
— Не так, — кривился он, доводя меня до слез.
— Научите, как, — просила я.
— Всему можно научиться, но ничему нельзя научить, — философствовал он. — Знания — это то, что достигается собственным пониманием.
Его серо-голубые глаза улыбались снисходительно и лениво. Однако эта улыбка действовала на меня успокаивающе и вызывала доверие. Времена года сменялись, а захвативший нас поединок продолжался.
— Не могу! — отчаивалась я.
— Можете! — ободрял он меня терпеливо и доброжелательно.
Что можно сказать о философе? Человек он неординарный, сочетающий в своём характере холодный практический ум с поразительной эксцентричностью. Любил бросить вызов общественному мнению какой-нибудь необыкновенной выходкой. Это подчеркивал и своей внешностью. Отпустил волосы до плеч в наше строгое советское время, словно хотел выделиться из общей массы. Призывал быть личностью, а не единицей толпы. Имел свое обоснованное мнение по всем вопросам, высказывал его прямо и откровенно, но не навязывал другим. Его отвлечённый, рассеянный, блуждающий взгляд как бы подчёркивал, что в нём кроются мистические знания того, что другим недоступно, но не кичился этим. По мнению многих он чудак, а мне с ним было интересно.
Что я знала о его семье? Немногое. Меня это мало интересовало. Просто я относилась к философу с пониманием, а он вознаграждал меня порой необычайной откровенностью и кое-что успел мне поведать. Родился в Ленинграде. Его отец — историк — собрал богатую домашнюю библиотеку. Мальчик с детства зачитывался книгами. Когда началась война, был школьником. Отец ушёл добровольцем на фронт и вскоре погиб. Пережили с матерью блокаду. От домашней библиотеки ничего не осталось. Война наложила свой отпечаток, разбудив в мальчике упорство, страстную тягу к познанию мира, в то же время сделав его замкнутым, одиноким. Высшее военно-морское училище, служба на флоте. В память об отце создавал свою библиотеку. Страсть к чтению заставляла набирать в морские походы уйму книг. Когда возраст его перевалил за тридцать, а он всё ещё оставался целомудренным, над ним стали подшучивать: «Спать надо не с книгой, а с женщиной». Рекомендовали прислушаться к совету, который дал древний философ Сократ своему ученику: «Женись, несмотря ни на что. Если попадётся хорошая жена, будешь счастливым, а если плохая — станешь философом».
Человеку, столь увлечённо познающему устройство мира, в возрасте за тридцать действительно пора бы уже постичь и что такое страсть, супружество, тот особый таинственный мир, скрытый от него, непознанный. Поддался на глупый спор. После возвращения из похода выберет на танцплощадке самую красивую девушку, и она, не успев глазом моргнуть, согласится выйти за него замуж. Девушку выбирали компанией. Спор выиграл! Красивая девушка, только что окончившая школу, согласилась выйти замуж за высокого стройного офицера приятной наружности с благородными чертами лица, светлыми глазами и ясным взором. Так одной семейной парой стало больше на свете, богатом разными парами, но весьма бедном любовью и уважением.
Началась совместная жизнь. Родился сын. Жена посвятила себя уходу за ребёнком, ожиданию мужа из походов и учений. А муж оказался представителем той группы мужчин, которые не любят, когда их стесняют определёнными обязательствами. Женившись, он тут же загрустил по установленному ранее образу жизни. Он свободолюбив и любит всё, что ещё не распознано, что заключено за семью замками. Ему нужна жена, с которой можно говорить не только о любви, но и (предпочтительнее!) обо всех мировых проблемах. Его жена подобные разговоры не поддерживала, и он увлёкся философией.
Так шло время. Прошло двадцать лет семейной жизни. Вырос сын. Тоже поступил в Высшее военно-морское училище, но чтением не увлекся. Философ вышел в отставку. В домашнем уюте он томился. Встреча со мной и стала для него отдушиной. Наконец-то он мог излить всю широту своих нестандартных взглядов и непопулярных идей. Обращались мы друг к другу уважительно на «вы», называя по имени и отчеству. Никакой фамильярности в отношениях друг к другу не допускали. Мы работали!
Прозрение пришло ко мне спустя год. Я знаю, как! Я могу моделировать поведение живых объектов на основе законов кибернетики! Получен долгожданный результат творческого труда! Достижение! То, что даёт новые силы, ни с чем не сравнимое чувство радости и морального удовлетворения. Да, можно сказать, и счастья. Впервые подобную радость я ощутила ещё в детстве, когда мне удалось раскрыть секрет домашней игры. Она, как уверяла бабушка, много лет передавалась из поколения в поколение. Бабушка и мама знали секрет и удивляли нас, детей. Мы загадывали слово, сообщали его бабушке, та перечисляла разные слова, среди которых было и загаданное. В определённый момент мама говорила: «Стоп!» и произносила загаданное слово. При этом она могла находиться даже в другой комнате. Как она могла узнать загаданное слово? Меня вдруг осенило! Секрет в тех словах, которые бабушка произносила перед загаданным словом! Ими оказывались то стол, то лошадь, то корова, то стул, то ещё что-то. Что же у них общего? Четыре ножки! Бабушка произносила слово с четырьмя ножками, а за ним — загаданное! Его-то мама и отгадывала. Так просто! А какая радость прозрения! Тогда я впервые столкнулась с великой тайной безраздельной сосредоточенности, создающей и истинного мудреца, и безумца — с трагедией и счастьем одержимых. Тогда и проснулся во мне будущий исследователь.
В научных сборниках появились мои новые статьи. Специалисты, прибывшие с Дальнего Востока ознакомиться с работами, удивились: «Автор — женщина?» Получила похвалу от философа:
— Молодец! Дом построен на прочном фундаменте!
Подарок — фолиант с надписью: «Сцеволе!»
— Почему «Сцеволе»? — интересуюсь я.
— Несгибаемой, — поясняет он и тут же добавляет: — Подробности в истории Древнего Рима.
Пришлось пополнить свои знания и по этому вопросу. Сцевола — прозвище Левша, а почему римский патриций получил его, есть легенда. «Конец VI века до н. э. Этрусский царь Порсена готовит нападение на Рим. Из Рима в лагерь противника направлен патриций Гай Муций. Он долго отговаривает Порсену от намерения. Тот непреклонен: «Рим должен пасть!» Исчерпав все доводы, Муций протянул правую руку в огонь, разведённый на алтаре, и держал её там, пока она не обуглилась. Несгибаемость Муция так поразила этрусского царя, что тот отпустил патриция, а с Римом заключил мир. Гай Муций стал легендарным Сцеволой».
Философ, довольный результатом, отправился в санаторий, а наша совместная работа повлекла за собой несколько неожиданное последствие.
Летний вечер. Муж приходит с работы уставший и сердитый.
— Сама кашу заварила, сама и расхлебывай, — заявляет он с порога.
— Какую кашу? — спрашиваю я, скорее заинтересованная, чем встревоженная.
— Тебе лучше знать.
— Не понимаю. Что случилось?
— Приходила ко мне на работу скандальная женщина. Её муж отдыхает в санатории. Дома в рабочем столе мужа она нашла тетрадь, а в ней рукопись любовного романа.
— Ну и что? — подчеркиваю я равнодушие к событию.
В таких случаях обычно пожимают плечами, пожимаю плечами и я.
— А то, что имя героини — Макдей.
«Весьма любопытно! Похоже, что приходила жена философа», — отмечаю я про себя, ибо первый слог имени героини — начало его фамилии, второй — начало моей. Спокойно спрашиваю:
— Я-то тут при чём?
— При том. Искать ответ на вопрос, кто героиня романа, женщина сначала отправилась на работу своего мужа. Там-то ей и разъяснили, с кем тот жарко спорил в вестибюле, оставался после работы. Оказалось, что с тобой. Вот и разберись, ты ли эта героиня — красавица с родинкой на груди.
Пытаюсь сменить тему:
— Ну, во-первых, я вовсе не красавица.
— Но довольно симпатичная, — смягчает тон муж.
— А, во-вторых, родинки на груди у меня нет. Персонаж выдуман! — заключаю я. — Не бери ерунду в голову. Пошли ужинать, — успокаиваю я мужа, а сама мысленно оцениваю ситуацию.
Легенда «Пигмалион», да и только! Как поступить? Можно ничего не предпринимать до возвращения философа из санатория, и с точки зрения здравого смысла — самый подходящий вариант; а можно пойти к его жене, объясниться. Решаю подумать об этом завтра. А завтра, в субботу, я проснулась с ясным планом. Возбуждение, вызванное вечерним событием, улеглось. Будь я постарше, отнеслась бы к визиту скандальной (по оценке моего мужа) женщины несколько иначе. Не обратила бы на него внимания и отправилась бы на пляж. Но тогда по молодости я ещё не научилась взвешивать обстоятельства и была уверена в необходимости объяснений с женой философа.
Описывать, как я разыскивала адрес, нужный мне дом, считаю излишним. Сущность начинается с того момента, когда я позвонила в нужную мне квартиру. На мой звонок дверь открыла ухоженная женщина. Роскошный антураж. Некоторое время мы молча уставились друг на друга. Любопытство неистребимо! Секунды две длилось молчание, но показалось длинным, как зимняя ночь. Передо мной стояла располневшая женщина с недовольным выражением лица. Я невольно задалась вопросом: «Где же былая красота?». Затем несколько оправилась, торопливо улыбнулась, давая понять, что не враг стоит, поздоровалась, представилась и начала объяснение прямо у порога:
— Выслушайте меня, пожалуйста. У меня с вашим мужем только умственные отношения, — нелепо звучали мои слова, но ничего лучшего я не смогла придумать.
Мои доводы женщина слушать не желала, и они разбились о каменную стену её миропонимания.
— Красавица! С родинкой на груди, — обиженно процедила она, явно считая меня красавицей в кавычках.
— Да нет у меня никакой родинки! Это же фантазия! Поймите…
Она прервала меня голосом холодного презрения и усталого разочарования:
— Вернётся муж, я ему устрою фантазию!
— Разве же вы не понимаете?..
— Куда уж мне понять! — передо мной захлопнулась дверь.
Женщина уже не могла себя сдерживать. Просто не могла себя сдерживать. Взгляд, подобный пощёчине, и срыв в хлопнувшую дверь… «Уф-ф-ф!» — перевела я дух, тоскуя от бессмысленности своего визита. Вздыхать — единственное, что оставалось в моей ситуации. Ничего хорошего не вышло. Для семейного скандала женщине надо сохранить воинственный настрой. Может, это и не так, но мне так хотелось думать!
«С таким мужем следует постоянно быть готовой ко всяким неожиданностям, но семье он никогда не изменит, и это факт», — заключила я и пошла прочь. Мне стало жаль и философа, и его жену. Оба они не приняли друг друга такими, как они есть; не поняты и одиноки. За его мыслями ей не угнаться, но она и не стремилась к этому. А он не оценил по достоинству доставшуюся ему природную красоту, и та со временем увяла, не принеся счастья.
Не знаю, как встретила жена отдохнувшего философа. Мы с ним больше не общались. По его просьбе. Без объяснений. Что касается наших отношений, то философ пробудил во мне творческий потенциал (за что я ему благодарна), а сам, как оказалось, считая меня своим творением, сочинил фантастический любовный роман с героиней, имя которой соединило обе наши фамилии без моего на то согласия. Но я не держу на него обиды. «Лучшее средство от обиды — прощение», — советовал философ Сенека ещё во времена Древнего Рима. И это верно! Сожалею я лишь о том (отчасти из любопытства, а более из любви ко всему таинственному), что мне не удалось ознакомиться с романом, сочинённым философом. Что же он там накрутил? У него такое богатое воображение, что придумать что-нибудь, тем более невероятное, пожалуй, не составило особого труда. Фантазёр!
Продолжение http://proza.ru/2024/06/23/591