Солнце и Луна. Часть вторая - 38
Славик работал споро, умело, с азартом, будто на спор. Он все так делал, жил так. Его веселило и вдохновляло собственное бьющее энергией тело, упругое, звенящее внутренней силой, будто новенький резиновый мяч. Оно его никогда не подводило. Если Славик и болел, то связано это было исключительно с травмами – переломами, вывихами, сотрясениями и прочими мелочами, коими беспокойная натура снабжала его с завидной регулярностью лет до девятнадцати. Затем он то ли проказить стал меньше, то ли драться аккуратнее, но дальше синяков и ссадин не шло. А к двадцати двум годам он вообще заявил:
- Не, пацаны, я свое отмахал!
И пацаны его не подначивали, то ли не желали вызвать всплеск эмоций в свою сторону, то ли, действительно, понимали, что рано или поздно со всяким может случиться такое, что пропадает охота весело махать кулаками.
В остальном все в Славике осталось без изменений.
Вот уже тридцать восемь лет с утра его толчком подбрасывало с постели накопившейся за сон силой и до самой ночи, пока усталость не опрокидывала его на кровать, он не умел посидеть. Замереть для него было невозможно, электричество, бродившее в его мышцах, не давало ему спокойно постоять хоть самую малость. Даже ел Славик со сверхзвуковой скоростью. Пока другие еще только приноравливали ложки в руках, он успевал все умять подчистую, парадно отрыгнуть и провозгласить, хлопая себя по животу:
- Электромясорубка, …ять!
Глаз радовался видеть, как Славик ест и работает, непременно кто-нибудь да вспоминал какую-нибудь пословицу-поговорку про то, что по едоку видно работника, а тем умникам, которые возражали и говорили про пользу тщательного пережевывания пищи, быстро затыкали рот, мол, это для бездельников хорошо и для дамочек. В общем, в работе Славик успевал много больше других и начальство его любило. Начальством он называл заказчиков.
Славик строил дома.
После школы он твердо решил не оставаться в родном колхозе, потому что ему в нем стало тесно: уже передрался со всеми, с кем можно было, и дошел до того, что со всеми перемирился и жить с кем-то в контрах стало мировоззренчески неинтересно. От всех девчат, коих имелось с десяток-другой, уже получил все, что было ими позволено: кого перецеловал, кому залез под платье. Батин огород и матушкины кролики давно встали поперек горла. Вечерами он не знал, куда себя деть, от компаний отказывался, потому что органически не выносил пьяных, не пил и не курил. Сказать короче, Славика поманил большой мир большого города, и он в него поехал.
Прощался с осторожными оговорками, потому что был малый предусмотрительный и не исключал, что ему вожделенная новизна может не понравиться.
- Я кто? – рассудил он перед друзьями. – Бык колхозный! – Появившиеся на лицах несогласие он отверг энергичным жестом. - И вы быки колхозные! – Несогласие сменилось философским киванием: от друга принять нелицеприятную характеристику можно, другим бы этого не спустили. – Тут мы короли. А там я кто? – Дальше Славик выразился нелитературными эпитетами, из которых следовало, что он оценивает свое образование и общий уровень культурного развития сильно ниже среднего.
Думая, куда податься, он решил не размениваться и сразу ехать в Москву.
Кто-то где-то кому-то позвонил и через десятых знакомых свел его с такими же уехавшими ребятами, вскладчину снимающими квартиру за каким-то там МКАД ом и согласившихся по-братски приютить его, пока он не устроится. Обещали помочь и с работой.
Москва захватила Славика сразу, как только он покинул платформу вокзала и спустился в метро. Поток людей, быстрые поезда, постоянно сменяющиеся картинки перед глазами – все, что так утомляет многих, оказалось в его темпе, в так нужной ему скорости. Зажатый в вагоне, словно огурец в банке, он смеялся вслух, смотрел на всех влюбленно и готов был кричать, как же все здесь здорово!
Это было почти двадцать лет назад. Москву Славик так и не узнал, потому что на следующий же день по прибытии оказался вместе с ребятами на стройке загородного дома и с тех пор в основном жил то в бытовках, то в съемных квартирах областных городков или дачных поселков, по-спартански радуясь, что ему достаточно минимальных условий, за которые можно не платить или платить совсем мало.
Он не боялся никакого труда, с детства привычные к работе руки и природная сметливость позволили ему быстро овладеть всеми видами строительных профессий. Веселый юркий Славик с удовольствием мотался по строительным рынкам, отчаянно торговался, завел тысячу полезных знакомств и через несколько лет стал работником на вес золота. Заказчики его любили за честность и желание сберечь всякую их копеечку, поэтому в рекомендациях Славик не знал дефицита и без работы не сидел. Зарабатывал он больше, чем хорошо, много выше среднего по Московской области, но ничего не копил.
Натура Славика требовала жить легко и по потребностям. Потребность была одна, одуряющая и все подавляющая – сексуальная. Много, много быстрых связей, случайных контактов. Ограничиваясь фаст-фудом, любым «подножным кормом», бытовками, минимумом дешевой одеждой, он все деньги спускал на клубы, сауны, кафе, гудеж, где придется, хоть в машинах, хоть в кустах. Здоровый организм не знал устали, бьющая через край энергия позволяла обходиться без регулярного сна. Ночь в придорожной сауне с возможностью устроить секс-конвейер и сменить нескольких партнерш была пределом счастья. От ощущения собственной мужской силы, возможностей своего безотказного тела Славик, казалось, мог взлететь и чувствовал себя героем, победителем, бессмертным. Женщин он обожал, они были альфой и омегой его мыслей и устремлений. Сам вид, смех, запах, фигуры, манеры женщин делали его счастливым и составляли смысл всей жизни. Ему достаточно было переброситься парой слов с продавщицей с автолавки или позубоскалить с заправщицей на заправке, чтобы впасть в любовное упоение. Он выкрикивал из окна автомобиля комплименты всем попадавшимся девушкам, в очередях и на улице все у него были сплошь красотками и похитительницами сердец. Женщины чувствовали, что он на их стороне и никогда не обидит и были к нему благосклонны. Он внушал им чувство безопасности и удовольствия без последствий. Сказать короче, проблем со знакомствами и быстрыми отношениями у Славика не возникало. И от каждой самой мимолетной связи силы его лишь возрастали.
Через три года он почувствовал, что нужно обзавестись личным автомобилем, иногда приходилось работать в глуши и выбираться на поиски приключений было проблематично. Славик взял свой первый отпуск и отправился в родной колхоз быстренько выхлопотать себе права. Еще за год он скопил на подержанную Тойоту, любовно нарек ее Танечкой и следующие несколько лет вновь провел в угаре упорного труда и разнузданного веселья. Любого другого подобная жизнь давно бы подкосила, но энергоисточник Славика был неиссякаем, а сексуальные победы дарили ему такое довольство собой, которое действовало как допинг, женщины его натурально питали.
Потом Славик, глядя на других, купил смартфон, открыл для себя социальные сети и крепко подсел на пикап. Кадрить, раскручивать на секс незнакомых девушек стало спортом. Наличие Танечки автоматом делало его главным по снабжению, он много ездил по рынкам и строймаркетам, во время пути умудряясь засыпать письменными комплиментами с десяток девушек. Тысячи раз он мысленно благодарил разработчиков функции Т9, которая исправляла его грамматику, потому что школьные науки прошли мимо Славика, а отпугивать красоток безграмотностью не хотелось. Довольно скоро им было сделано удивившее его открытие: в сетях на него велись красивые, образованные девушки, далеко не чета его обычным пассиям. Поначалу все встречали его сообщения в штыки, но Славик считал это нормой для приличных девушек (другая реакция его бы просто разочаровала) и не думал отступать. Он искренне любил женщин, все их существо, чувства, которые они вызывают, поэтому строчить комплименты и мечтательно предполагать о знойности или нежности своих оппоненток для него было лишь в радость. И девушки сдавались! Соглашались на свидания. Так Славик открыл для себя целый мир отношений, никак не связанный с быстрым соитием в придорожной душевой, деревенской бане, заброшенном курятнике или сарае. Осторожность в общении, благоухание и чистое белье его новых знакомых возвысили его в собственных глазах. Дорожные проститутки, отношения с которыми никогда его никак не оскорбляли и не унижали, и к которым он ничего плохого не испытывал, считая, что «как им карта легла, так они и устроились, свое отрабатывают, не дурят», как-то сами собой перешли в категорию «да не!»
Обнаружив, что есть девушки не пьющие, не курящие и не матерящиеся Славик затрепетал от
нежности и упоения. Внимание каждой такой особы, даже если оно ограничивалось лишь перепиской, возвышало его в собственных глазах, а их обращение к нему на Вы переворачивало ему всю душу. Это было что-то! И хотелось соответствовать. Он поблагодарил себя за присущую ему чистоплотность: Славик всегда пользовался презервативами и отмывался после секса до скрипа. Отсутствие каких-либо заболеваний позволило ему считать себя достойным малым, достойного самой прекрасной принцессы.
За следующие несколько лет Славик трижды влюблялся. В любви он не знал удержу. В жизни его возлюбленных было все самое трогательное и обезоруживающее: надписи на дороге под окнами, внезапные приезды среди ночи или дня с горящими глазами и выдохом «Боялся, умру, если не увижу тебя прямо сейчас!» Конфеты, угощения, цветы, подарки и километры комплиментов и ласковостей. С полгода-год каждая из его пассий летала и пребывала в уверенности, что ей повстречался необыкновенный и страстный мужчина. Со страстностью у Славика было все в порядке, всякая его женщина была зацелована, затискана, зашептана, заласкана до тумана в голове. Потом он срывался и, как изголодавшееся животное, вступал в одну, вторую, третью случайную связь в леске дачного поселка, на складе рынка стройматериалов, в подсобке сельмага. Всякий раз он пьянел от счастья, чуть ли не взлетал от избытка энергии и обожал весь мир. Но с возлюбленными все рушилось. С каждой новой случайной и разовой пассией, так радующей Славика, что-то менялось в его отношениях с возлюбленными. Они будто ощущали изменение в его энергетике, вскидывали брови, улавливая иной окрас его интонаций или зигзаги в обычно прямом взгляде. В не ведающих об его изменах девушках появлялось напряжение, постепенно улетучивалась радость и улыбчивость. Славик был честен с собой и понимал, что обкрадывает и обманывает их. И в какой-то момент, положа руку на сердце, признавался, что не тянет честные отношения и не может заедать чужую жизнь, уходил. Правда, уйти раз и навсегда не получалось: оба срывались, иногда встречались и предавались бурным ласкам в машине или еще где по случаю.
Такие срывы лишь вдохновляли Славика как поэта любви и стимулировали к новым знакомствам. За годы бурной личной жизни он поднаторел в общении с дамами всех возрастов и социальных групп, придя к немудрящему выводу: все хотят любви или как минимум секса, а упаковано все должно быть в розовую обертку из слов любви и восторгов либо в правду. Розовая обертка была обязательна для «приличных» девушек, им всегда требовалось оправдать секс чем-то возвышенным, к чему они сами не всегда были способны. Эти ожидания легко воплощались ввиду личной потребности Славика восхищаться и буквально проорать свое восхищение. Дамы постарше ценили честность: секс - отлично, любовь – ну ее, одна морока, просто не ври и не втаптывай в грязь. Это тоже давалось ему легко, потому что он терпеть не мог обмана, считая, что правда освобождает от надуманных проблем – это была исключительно отцова заслуга, который все детство вбивал ремнем незамысловатую истину в проказливого сына. Свою правду Славик озвучивал сразу: волк-одиночка, жениться-обременяться не хочу. Кто-то сразу отсеивался, не желая терять времени, но большинство состояло из тех, кто еще не дорос до детей или уже их имел, такие откликались. Славик любил всех, все такие разные, как можно их не любить, и как любовное упоение может надоесть? Так бы он и жил, не строя планов дальше предстоящих выходных, если бы не случилось то, что сам он обозначил весьма сказочно:
- Все, …ять, укатали Сивку крутые горки!
Свидетельство о публикации №224062300605