Штрихи к биографиям потомков художника - 2

Приступая к очередной миниатюре, посвященной исследователю Арктики, капитану Александру Ивановичу Варнеку (1858 – 1930), решил рассказать в ней о его плаваниях в северных морях – Белом, Баренцовом и Карском, окружающих остров «Вайгач». Об этих плаваниях он сам опубликовал в начале 1900-х годов несколько научных отчетов и очерков, перечень которых приводится в нашей с братом Александром уже давно изданной и практически недоступной сейчас небольшой книге [1]. 

Ниже я приведу несколько страниц  одного из очерков Александра Ивановича [2], из которого удалил его значительную часть, посвященную различным измерениям  и замерам, малоинтересным широкому читателю, и сохранил  лишь те фрагменты текста, которые, как мне думается, могут заинтересовать  школьников и читателей, интересующихся историей освоения севера нашей страны.

Пароход «Пахтусов» плавал минувшим летом, как и в предшествующие годы, в составе гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Попутно с главною целью экспедиции – съемкой берегов и гидрографическим исследованием морей -  пароходу «Пахтусов» была поручена охрана морских промыслов у северных берегов Европейской России. Для выполнения последнего поручения пароход обошел в начале лета становища Мурманского берега и 3-го июля вышел из Александровска на Мурман, направляясь на восток. Через три дня встретили в первый раз разбитый лед к востоку от острова Колгуев.

Обойдя лед, пароход вошел в тот же день в Печорский залив, где произошла встреча с обеими партиями экспедиции. Одна из них, находившаяся под начальством мичмана А.Н. Новосильцева, еще в марте выехала из Петербурга через Архангельск зимним путем к устью Печоры, чтобы раннею весной, не дожидаясь открытия навигации, приступить к съемке берегов Печорского залива. Другая партия капитана Сергеева точно так же уже давно работала у устья реки, приехав сюда береговым путем, и двигалась дальше вниз по течению реки сначала в лодках, а потом - на речном пароходе.

20-го июля, приняв береговую партию мичмана Новосильцева, «Пахтусов» вышел снова в океан, направляясь на север. Через два дня, миль на 25 к югу от пролива Маточкин Шар встретили густой полярный лед, преграждавший дальнейший путь к проливу. Идти дальше было невозможно, вследствие чего зашли в бухту Грибовую в 25–30 милях от Маточкиного Шара.

Здесь пришлось испытать в первый раз характерный для Новой Земли ветер, дующий с большой силой из восточной половины компаса на западной стороне Новой Земли и, наоборот, из западной половины на Карской стороне, то есть с берега, в море. Этот ветер не распространяется далеко в море, тогда как у берега порывы с гор достигают страшной силы. При первых признаках такого ветра парусные суда должны без замедления уходить в море, так как при таких обстоятельствах ни на какие якоря надеяться нельзя. А паровое судно должно иметь все время машину в полной готовности и, кроме того, становиться на якорь так, чтобы под ветром не было близко берега. Иначе, если лопнут канаты, паровое судно не избежит гибели.

Как только стали на якорь у входа в бухту, ветер стал свежеть и около полудня дул со страшной силой. Водяная пыль неслась по морю, и вода как бы кипела кругом; иногда точно взрывом подымало целые столбы водяной пыли, которые быстро неслись по ветру. Стоянка стала очень беспокойной, из-за чего мы снялись с якоря и перешли дальше, в глубину бухты. Но и здесь скоро стало плохо, так как ветер из горного ущелья дул с еще большею силой.

В результате опять снялись с якоря, перешли в самую глубину бухты и отдали оба якоря под берегом с таким расчетом, чтобы за кормой было достаточно свободного места Здесь стоянка оказалась более спокойной; якоря держали кое-как, и только при порывах ветра пароход понемногу тащило назад. По анемометрическому определению, средняя скорость ветра доходила до 19 метров в секунду. Но это определение не дает понятия о страшной силе отдельных порывов, которые следовали один за другим. Достаточно сказать, что этим ветром перекатило  саженей на 12-ть тяжелый 8-ми весельный карбас, стоявший на берегу у селения самоедов в Маточкином Шаре.

25-го июля сделали снова попытку пройти к Маточкиному Шару. На этот раз встрети-ли лишь небольшое количество льда и к вечеру отдали якорь у селения самоедов в Поморской бухте, в западном устье Маточкиного Шара. Здесь мы рассчитывали получить известия об экспедиции художника А.А. Борисова, зимовавшей в Маточкином Шаре. Через полчаса все немногочисленное местное население, состоящее из двух семейств самоедов, обрадованное после долгой зимовки появлением парохода, было на «Пахтусове».

Приехал и А.А. Борисов с помощником, кандидатом Харьковского университета Т. Е. Тимофеевым. Несколько часов подряд мы слушали их любопытные рассказы о зимовке, которая окончилась совершенно благополучно для всех участников этой экспедиции, несмотря на перенесенные лишения и бедствия.

Экспедиция А.А. Борисова находилась в большой опасности поздней осенью 1900 года, когда она должна была бросить свое судно во льдах Карского моря и добираться то пешком, то на маленькой шлюпке до берегов Новой Земли. И только через семь дней после страшных лишений и бедствий Борисов с товарищами добрался благополучно до берега, потеряв свое судно и все, что на нем было.

1-го августа, оставив партию мичмана А.Н. Новосильцева в Маточкином Шаре, паро-ход перешел в Малые Кармакулы и потом – к устью Печоры. По выходе из пролива встретили снова лед, который долго не могли обойти, пока не нашли свободного широкого канала под самым берегом Новой Земли.

От устья Печоры предполагалось пройти к Медынскому Завороту для обследования подхода к этому заливу, лежащему на расстоянии около 90 миль к востоку от бара реки. Задача эта оказалась невыполнимой, так как 9-го августа в пятидесяти милях от Медынского Заворота был встречен непроходимый лед, преграждавший дальнейший путь к заливу.
   
Обследование подхода к Медынскому Завороту представляет большой интерес по той причине, что некоторые предприниматели избрали этот залив для устройства порта, к которому должна подойти железная дорога, проектируемая для соединения устья Оби с доступной для мореплавания частью Ледовитого океана.

Опыт этого лета вновь подтверждает мои выводы, напечатанные в статье, озаглавленной «Образование льдов и условия плавания на морском пути в Сибирь», и помещенной в «Морском Сборнике» № 3 за 1901 год. В этой статье было указано, что условия плавания к Медынскому Завороту и дальше к востоку в Хайпудырскую губу несравненно хуже, чем к устью Печоры. 

Подход к Медынскому Завороту освобождается в иные годы лишь позднею осенью, когда плавание в полярных странах становится особенно затруднительным вследствие продолжительных темных ночей и штормовых погод. Насколько велика разница в продолжительности навигации для Печоры и Медынского Заворота, может служить пример этого года: первый пароход пришел в Печору 30-го июня, а путь к Медынскому Завороту еще 9-го августа был загроможден льдом. 

Всякий плававший у наших северных берегов хорошо знает, что с каждою милей на восток плавание становится тяжелее; вероятность встретить лед, который заставит повернуть назад, увеличивается с каждым часом, а за меридианом Печоры лед в более или менее значительных количествах представляет обычное явление до самого конца лета даже в нормальные годы.

Считаю, что из-за таких особенных условий плавания в этих водах выбор Медынского Заворота для конечного пункта железной дороги является неудачным. Остаюсь при своем прежнем мнении, что железная дорога в обход льдов Ледовитого океана должна идти до устья Печоры, чтобы подойти к такому морю, где навигация возможна ежегод-но в течение хотя бы двух – трех месяцев.

10-го августа «Пахтусов» снова вышел из Печорского залива, прошел в Карские Ворота и стал на якорь в бухте Долгой, где до нас еще не бывало ни одно из военных судов. Единственное сведение, которое я имел об этой бухте, – только то, что в 1897 году здесь был Henry J. Pearson на зафрахтованной им яхте Laura. 

Совершенное отсутствие льда в Карских Воротах благоприятствовало плаванию. С другой стороны, туманы, неимение карт, которыми можно было бы руководствоваться при подходе к берегам, и никем не проверенные слухи о существующих в Карских Во-ротах подводных камнях, делали это плавание особенно беспокойным. Тем более что NW-й берег острова Вайгач носит скверный характер, он изрезан заливами и окружен многочисленными островами, обозначенными весьма неопределенным образом на генеральной карте в виде нескольких точек. Четырехдневная стоянка в бухте Долгой дала возможность произвести съемку части острова Вайгач и нанести на карту наиболее типичные из расположенных здесь островов.

14-го августа возвратились к устью Печоры, а через четыре дня «Пахтусов» снова шел на север – к Маточкиному Шару. До самого пролива льда нигде не встретили и 20-го августа отдали якорь в Поморской губе, у западного устья пролива. На другой день, пользуясь прекрасным солнечным днем, пошли дальше в пролив, и пароход вступил в такие воды, которые посещаются далеко не каждый год.

В 1876 году этим проливом прошел пароход «Царица», возвращаясь с Енисея, а после этого ни одно русское паровое судно не проходило Маточкиным Шаром. Длина Ма-точкиного Шара равняется 55 милям, а его ширина – от полумили до двух. Пролив очень извилист, иногда настолько узок, что производит впечатление реки, и чрезвычайно живописен, благодаря высоким берегам, подымающимся иногда почти отвесно, до 5000 футов. Далее в глубину острова есть и более высокие горы, но их высоты еще никем не определены.

Вечный снег, покрывающий большинство окрестных вершин, и многочисленные глет-черы, спускающееся иногда почти к самому проливу, производят впечатление какой-то особенной, дикой обстановки, совершенно отличной от всего того, что приходится видеть нам, жителям умеренного климата. Самый вход в Маточкин Шар чрезвычайно красив, а дальше вглубь, в более узкой части пролива, где горы Вильчика круто обрываются к берегу, где глетчеры, спускаясь с этих высот, почти омываются морскою водой, обстановка становится грандиозной.

Особенно хорошо любоваться видами с палубы парохода. Береговые прогулки не так заманчивы: большинство горных склонов представляют собою каменистые, лишенные растительности осыпи, прогулку по которым можно сравнить с хождением по острым ножам, разложенным в большом числе лезвиями кверху.

22-го августа после полудня вышли в Карское море, и пошли на север. От N0 шла большая зыбь, и это обстоятельство давало уверенность, что льда бояться нечего. Кроме того, я имел сведения, что на Карской стороне Новой Земли уже с начала мая не видали льда. К сожалению, погода начала портиться, беспрестанно находили шквалы со снегом, закрывавшие незнакомые берега. К вечеру, однако, удалось рассмотреть вход в Медвежий залив, и мы пошли с осторожностью в глубину залива, длина которого достигает 30 миль. 

Единственным руководством для плавания нам служила маршрутная карта, составлен-ная Тимофеевым, который посетил Медвежий залив вместе с Борисовым в мае прошлого года, проехав туда из Маточкиного Шара на собаках. По проверке, произведенной с парохода «Пахтусов», карта Тимофеева дает очень верное понятие о берегах Медвежьего залива. Относительно глубин я имел лишь одно сведение из описания путешествия Henry J. Pearson на яхте Laura в 1897 году, согласно которому залив глубок.
 
Впрочем, из предосторожности, за корму парохода на глубину 25 саженей был опущен лот Джемса – прибор незаменимый при плавании в малоисследованных местах. Его назначение, как известно, – предупреждать командира, когда глубина уменьшится до того числа саженей, на которое поставлен прибор. В данном случае, я знал, например, что пароход идет по глубине более 25 саженей. И если бы глубина уменьшилась до 25 саженей, лот всплыл бы на поверхность воды, а звонок, приспособленный к лоту, дал бы знать, что глубина уменьшилась.

Уже смеркалось, когда в глубине залива показался грандиозный глетчер. За темнотою, скоро скрылись ближайшие берега, а белоснежный глетчер, до которого оставалось еще верст 25, был виден прекрасно, и возникало такое впечатление, что до него не больше двух-трех верст. 

Около 10 часов вечера стали попадаться льдины, сначала маленькие, а потом и крупнее. Они блестели в полумраке, и по их голубоватому цвету было не трудно распознать, что это лед не морской, а глетчерный, т. е. берегового происхождения.

Глетчеры зарождаются, как известно, на возвышенностях, подымающихся в область вечных снегов, то есть в таких местах, где выпадающий ежегодно снег не успевает растаять летом. Накопляющиеся из года в год массы снега образуют обширные залежи. В теплое время года с поверхности начинается таяние снега, а образовавшаяся вода просачивается вниз. Здесь она встречает температуры ниже нуля, замерзает и спекает нижние слои снега, которые превращаются, мало-помалу, в крепкий лед; снег спекается и в верхних слоях, благодаря наступающим ночным морозам, после дневного солнца, и таким образом вся масса снега превращается мало-помалу в лед. 

Если этот лед залегает по склону горы или в долине, имеющей уклон, то под влиянием огромного давления льда, находящегося в верхней части долины, весь лед приходит в движение и начинает медленно ползти вниз. Скорость этого сползания зависит от многих причин и, главным образом, от величины уклона долины, от времени года и пр.  Летом, в период наибольшего таяния льда, движение быстрее и достигает по наблюдениям германской экспедиции под начальством Дригальского над гренландскими глетчерами до одного метра в сутки. Альпийские, кавказские и другие глетчеры умеренного климата, медленно сползая, не выходят из области гор.
Совсем другая картина получается в полярных странах, где глетчеры распространяются иногда как, например, в Гренландии, на севере Новой Земли и на других полярных островах, на большие пространства, и опускаются нередко не только до самого моря, но и распространяются даже дальше в море на некоторое расстояние от берега.

Глетчерный лед ползет в сторону моря до тех пор, пока давление воды на подводную часть глетчера не преодолеет прочности льда и тогда лед с громом обламывается, всплывает в виде ледяной горы, которая, под влиянием течения, медленно отходит от родного глетчера и предпринимает свой далекий путь по водам полярного моря.

Глетчерное происхождение встреченного льда заставило меня предположить, что скоро мы минуем этот лед и дальше будет снова свободная вода, так как глетчер не может давать лед непрерывно: известное количество льда отделилось и в глетчере должен наступить покой на более или менее продолжительное время.

Однако, к моему удивлению, эти расчеты не оправдались: льда становилось больше и размеры льдин стали колоссальны: вот показалась огромная ледяная гора, потом другая, еще и еще, и пароход очутился в какой-то хаотической обстановке ледяных громад; взошла луна и я увидел, что мы окружены ледяными горами; они казались страшными во мраке, как-то подозрительно потрескивали, и, казалось, сговаривались, как бы поглотить невиданных гостей. Было ясно, что идти дальше невозможно; надо было повернуть назад и искать якорное место. Следуя обратным курсом, скоро прошли последние льдины, подошли под берег.  Глубина оказалась небольшая, и мы отдали якорь.

На другой день был мороз около градуса, но погода стояла прекрасная, и я решил попробовать пройти дальше в глубину Медвежьего залива. Снялись с якоря и скоро вошли в царство ледяных гор; между ними попадались кое-где мелкие льдины, которые шли к выходу из залива, но горы были недвижимы почти все; они стояли на мели. 

Я подошел на пароходе к одной из гор средней величины, стоявшей на мели; ее высота, по измерению, произведенному с парохода, оказалась 35 футов, а глубина у подножия горы – 44 саженей; высота другой горы, «сидевшей» на мели, на глубине 73 саженей, была 39 футов. Эти горы чистейшего льда, иногда совершенно синие, иногда изумрудные или чисто хрустальные, блестели при ярком солнце, как драгоценные камни и представляли грандиозное и великолепное зрелище, настолько необычайное, что даже люди обыкновенно равнодушные к явлениям природы, не сходили с палубы и любовались редкою картиной. 

Причина происхождения большого количества ледяных гор, таким образом, объясни-лась: многие из них могли сидеть на мели уже несколько недель, а может быть и месяцев, и, таким образом, тот лед, который отделялся от глетчера мало-помалу, мог собираться на более мелких местах в течение продолжительного времени. Днем было нетрудно лавировать между ледяными горами, и в полдень мы стали на якорь в небольшой бухточке у боковой морены глетчера. В 150 или 200 саженей от нас начиналась величественная ледяная стена глетчера, которая тянулась через весь залив на протяжении 5 верст. Вертикальные отвесы стены были изрезаны повсюду расщелинами и великолепными лазурными гротами.

Пользуясь прекрасною погодой, как только отдали якорь, я поехал на берег с целью подняться на глетчер. Со мною отправились на ледник врач экспедиции А.М. Полилов и Т.Е. Тимофеев, которого я пригласил на пароход на время плавания в Маточкином Шаре, как человека, знакомого с проливом. Кроме того, я взял с собою на глетчер трех человек из команды парохода. Мы шли сначала вдоль боковой морены ледника, представляющей собою нагромождение земли и камней, переслоенных иногда пластами грязного льда, вероятно очень давнего происхождения. 

На расстоянии около 1,5 версты от берега мы поднялись по довольно пологому склону на глетчер, и пошли по льду, подымаясь в гору; лед был довольно ровный и совершенно свободный от снежного покрова, благодаря чему все трещины были прекрасно видны, и прогулка не представляла никакой опасности. 

В средней части глетчера множество трещин, достигавших иногда несколько саженей в ширину, беспрестанно преграждали путь, и мы должны были делать большие обходы, чтобы идти вперед. Эти трещины, в которых иногда обнажались на значительную глубину ледяные разрезы ледника с причудливым разнообразным строением чистого льда, были необыкновенно красивы. В огромных ледяных впадинах встречались чистые, как хрусталь озера, а по поверхности льда струились ручьи, особенно обильные водою на склонах ледника, где таяние льда, благодаря яркому солнцу, было довольно энергичное.

Чем выше мы поднимались, тем вид на величественный глетчер и море, усеянное ледяными горами, блестевшими вдали, как изумруды и алмазы, становился великолепнее. Мы отошли около четырех верст от моря, и я видел дальше все тот же глетчер, подымавшийся легким склоном к середине острова. 

Художник А.Н. Борисов и его помощник Т.Е. Тимофеев первые из русских посетили глетчер Медвежьего залива прошлою зимою и дали ему название «глетчер Витте».
Место зарождения глетчера, как и всех других ледников на севере Новой Земли, никем еще не исследовано. Вблизи него нет никаких типичных и, в то же время, обширных возвышенностей, которые могли бы дать достаточный материал для образования ледника такого большого протяжения и мощности. Весьма вероятно, что этот глетчер представляет собою ответвление от срединного обледенелого пространства, распространяющегося, может быть, до северной оконечности Новой Земли.

Некоторое понятие о мощности льда дает измеренная с парохода высота ледяной стены, которая оказалась 57 футов. Погруженная часть льда в морской воде составляет около 90% его надводной части, и поэтому вся толща льда у нижнего края ледника должна составить около 570 футов, или иначе 82 саженей; толщина льда на некотором расстоянии от моря, на большей высоте, должна быть, конечно, значительно больше. Ледник Медвежьего залива находится в период отступания, на что указываете ряд древних морен к северу от глетчера, идущих вдоль его теперешней боковой морены.

На севере в обычае ставить кресты, как знаки посещения того или иного места. Так русские промышленники всегда ставят крест в том месте, где они остановились для промыслов на более или менее продолжительное время. Так как до нас ни одно из русских судов еще не бывало в Медвежьем заливе, то и мы поставили в память нашего посещения этого места крест близ якорной стоянки с надписью: «пароход «Пахтусов» 23-го августа 1901 года».

В ночь на 24-е августа мороз доходил до минус 3,5°, и море вокруг парохода покрылось тонкою пленкой льда. К 6 часам утра снялись с якоря, и в это самое время что-то загремело как сильный раскат грома. Часть ледяной стены отломилась и с шумом обрушилась в море; вся ледяная масса скрылась под водою на несколько секунд, потом, уже в виде ледяной горы, всплыла снова на поверхность и стала медленно отходить от глетчера.

Следом за этой горой из образовавшегося отверстия страшным потоком с громом понеслись другие льдины меньших размеров, выталкиваемые из недр ледника какой-то невидимой страшной силой. Огромный столб воды поднялся, обрушившись в море вслед за первою льдиной, образовавшиеся волны своими сильными ударами о ледяную стену произвели еще несколько обвалов, но уже меньших размеров, и смолкло все на несколько секунд; потом шум возобновился снова – это волны дошли до берегов и разбивались о скалы. Громовые раскаты почти не прекращались и ночью. Ночным морозом после хорошего дневного солнца, очевидно, рвало ледник. Оторвавшиеся горы уплывали, а те из; них, для которых было слишком мелко, становились на мель. 

Прежде чем идти в море, я подошел на пароходе к самой высокой части стены для измерения ее высоты. Глубина моря на расстоянии около 70 саженей от стены, сверх ожидания, оказалась всего 35 саженей; возможно, что в этом месте был какой-то уступ на дне. К сожалению, больше не удалось измерить ни одной глубины в ближайшем расстоянии от ледяной стены, так как пребывание около нее было небезопасно. Этим закончилось наше обозрение таких глетчерных явлений, которые приходилось наблюдать немногим.

Помимо обозрения глетчера, посещение Медвежьего залива было весьма плодотворно и в других отношениях. Капитану Морозову удалось определить здесь астрономический пункт, имеющий особенный интерес в виду того, что на Карской стороне Новой Земли к северу от Маточкиного Шара нет ни одного определения долготы места, и имеется лишь несколько определений широт, произведенных Пахтусовым в 1835 году.

Лейтенант Янов определил магнитное склонение и наклонение, произведена с парохода опись берегов и определены острова, лежащие у входа в залив; произведен ряд драгировок в Медвежьем заливе и в Карском море; в то же время определялась температура и удельный вес морской воды на разных глубинах.

Между нашим прибытием в залив и уходом прошло около 36 часов, и за это время ледяные горы успели распространиться значительно дальше в сторону моря. Это обстоятельство дает основание предполагать, что время нашего посещения ледника совпало с периодом его особенно сильного, возможно, наибольшего разрушения. Еще за два дня до нашего ухода весь лед группировался в 10 милях от глетчера, а в день ухода он уже распространялся миль на 30 в сторону моря, а глетчер, как мы наблюдали, прибавлял ежечасно новый материал.
При выходе из Медвежьего залива встретили очень слабый, легко проходимый лед, и после этого, до самого возвращения в Архангельск, льда не видали.

Уже темнело, когда мы были у входа в Маточкин Шар, и поэтому, дойдя до ближайше-го закрытия в проливе, отдали якорь. На этот раз Маточкин Шар нас встретил негостеприимно: на другой день начался легкий W, задувший скоро с силой урагана, и нам еще раз пришлось бороться с этим страшным ветром. 

День 25-го августа был самый беспокойный за все время плавания; в этот день пароход «Пахтусов», стоявший на двух якорях, несколько раз срывало с якорей и выносило на средину пролива. Благодаря постоянной готовности машины каждый раз все обходилось благополучно, якоря убирали и подходили снова к якорному месту. К вечеру ветер ревел, казалось, еще с большею силой. Было ясно, что пароход не удержится на своих якорях, и я решил сделать еще один опыт: стать на гусек. Для этой цели был приготовлен стоп-анкер, к нему привязан 5-д. перлин, другой конец перлина был взят к левому становому якорю. Стоп-анкер отдали у самого берега на глубине 20 футов и левый якорь – на глубине 11 саженей, на расстоянии 50 саженей от стоп-анкера. Но и эта работа ни к чему не привела, так как в 10 часов вечера лопнул перлин, соединявший положенные один за другим якоря, становой якорь не сдержал, и пароход был снова вынесен на середину пролива.

 Ветер дул в это время с силой урагана, однако скорость его не удалось, к сожалению, измерить. Все внимание было обращено на работу по уборке якоря, который на этот раз задевал за дно, так как мы имели 75 саженей на клюзе, и от якоря еще гусек (глубина пролива в этом месте составляла от 65 до 80 саженей). Несмотря на полный ход, управление было весьма затруднительно и лишь с трудом удавалось удерживать пароход против ветра. А в темноте казалось, что мы приближались слишком близко, то к одному, то к другому берегу, о скалы которого зловеще разбивались волны. Якорная машинка не брала, так как помимо тяжести каната и якоря всю систему оттягивало, то в какую-нибудь сторону, то под пароход волочившимся за якорем перлинем. Канат беспрестанно срывался с барабана брашпиля, летели искры во все стороны, а якорь за бортом оставался почти в том же положении.

Работа была особенно тяжела из-за того, что ветер был так силен, что нельзя было работать, не держась; к тому же приходилось прикрываться от снега, который до боли бил в лицо. Лишь через три часа при помощи разных приспособлений, удалось поднять якорь, а потом и часть оборванного перлиня. В 2 часа ночи подошли снова к якорному месту (у мыса Поперечного) и отдали два якоря еще ближе к берегу. На этот раз якоря хорошо забрали, и удалось благополучно простоять до следующего дня, когда ветер стал уже заметно тише. Но снег шел, не переставая, берега приняли зимний вид, а на пароходе приходилось беспрестанно сгребать снег лопатами.

27-го августа мы перешли в Тюлений залив, где в 1768 году зимовала экспедиция Розмыслова. Следы этой зимовки сохранились и поныне: еще видны остатки избы с развалившимся очагом. Большая часть людей этой экспедиции, как известно, погибла, и неподалеку от места зимовки видны груды камней над могилами умерших здесь 134 года назад тружеников. Под одним из каменных холмиков виден хорошо сохранившийся деревянный гроб. Здесь вместо обломков старого креста мы поставили в память погибших товарищей Розмыслова большой деревянный крест. В тот же день продолжали плавание дальше на запад, и 28-го августа стали на якорь в Поморской бухте на западной стороне Маточкиного Шара.

Относительно описи берегов пролива Маточкин Шар следует сказать, что она исполнена прежними исследователями вполне удовлетворительно. Карта, составленная в 1835 году по описи Пахтусова и Циволки, служит прекрасным руководством для плавания. Идя проливом, я пользовался картой все время и не нашел ни одного мыска или значительного изгиба берега, которые бы не были показаны на карте; обозначенные на карте глубины точно так же согласуются с действительностью. Старая опись берегов Карского моря к северу от Маточкиного Шара, по крайней мере, до 74° широты, также весьма удовлетворительна, за исключением мыса Канкрина, который неверен.

Плавание в Маточкином Шаре не представляет затруднений, когда нет льда. Пролив глубок на всем протяжении, и если держаться его середины, то малых глубин не будет. Удобных якорных мест очень много; за каждою песчаною косой, которые встречаются через 3 – 4 мили, можно становиться на якорь, но при этом надо всегда иметь косу на ветре, так как, по причине приглубых берегов, приходится отдавать якорь близко к берегу; точно также можно становиться на якорь всюду, где позволяет глубина.

Губа Поморская, в которой расположено селение самоедов, и куда два раза за лето заходит обыкновенно срочный пароход, представляет собою наиболее беспокойную стоянку во всем проливе; сюда заходит океанская зыбь и сообщение с берегом возможно только в хорошую погоду. Всего в четырех милях отсюда, за Бараньим мысом, дальше в глубину пролива, якорная стоянка прекрасная, и здесь не бывает зыби.

Зимняя погода с постоянным снегом продолжалась, температура воздуха колебалась от -1 до -2,6°, а температура моря дошла к 30-му августа до -1,2°; уже пять дней дули свежие NW-e и N-e ветры. При таких обстоятельствах надо было ежедневно ожидать появления полярного льда, который по всем признакам был очень недалеко от западного устья Маточкиного Шара, и поэтому дальнейшее пребывание парохода в этих негостеприимных местах было несколько рискованно.

В Маточкином Шаре еще оставалась в это время экспедиция А.А. Борисова. Ее по-ложение мне казалось очень беспокойным ввиду наступивших зимних погод. Вторая зимовка в Маточкином Шаре не входила в расчеты этой экспедиции, вследствие чего я предложил А.А. Борисову воспользоваться нашим пароходом для возвращения в Ар-хангельск. Предложение было принято с благодарностью, и вся экспедиция художника Борисова перебралась на пароход.

30-го августа, взявши береговую партию А.Н. Новосильцева, работавшую над съемкой берегов пролива, вышли в море, а через четыре дня подошли к пристани Соловецкого монастыря, где вошли в док для окраски парохода.               

Капитан 2-го ранга А.И. Варнек.

ПРИМЕЧАНИЯ 
1. Владимир Варнек.  Штрихи к биографиям потомков художника -1. Проза. ру
А.И. Варнек. Краткий очерк плавания парохода «Пахтусов» в ледовитом океане летом 1901 года. Морской сборник, 1902, №5, с.127–142.