Глава 18. Учения

Учения, как всегда, начались неожиданно и мы, танкисты усиленного танкового батальона в пехотном полку, лежали в кроватях в танковых комбезах, именно в эту ночь, исключительно случайно.

Случайно у каждого под кроватью находилось необходимое для  выноса имущество. Исключением была моя кровать. Я выносил сейф с пистолетами на весь свой взвод - 16 штук.

Сейф до урочного времени находился в оружейке под охраной дежурной смены.
Так уж случилось, что в моем взводе не было офицера и я, как замкомвзвода, командовал 4 танками и 16-ю танкистами, включая меня.

Наконец завыли сирены, дежурный проорал: «Рота в ружье! Тревога!».

Активно изображающие сон бойцы вскочили с кроватей и, схватив, что кому нужно из под кроватей, помчались к выходу из казармы.

Расположение было похоже на взъерошенный муравейник.

По лестницам стояли важные наблюдатели, с блокнотами и шариковыми ручками в руках. Они оценивали нашу организованность, порядок действий и соответствие происходящего уставным нормативам.

Забежав в оружейку, я схватил железный ящик с пистолетами и, взвалив его на  плечо, побежал в парк, где механики уже заводили наши танки.

Надо ли  говорить, что механики сидели в танках задолго до того, как наблюдатели приперлись в казарму.

Все вышло быстро и слаженно.

Забросив через люки в танк все наше «тревожное имущество», мы заняли свои места и рванули на танках из ангаров за территорию части.

Это самый главный показатель - «время оставления места дислокации». Враг наносит удар по нашим ангарам, а нас там нет!

Тут у врага наступает досадное психологическое расстройство…

А у нас второй этап - «прибытие в район сосредоточения».

Это условное место среди сопок и болот, где мы скрытно собираем свой батальон, спокойно разбираем всё, что гамузом свалили в танк, раскладываем по местам штатное имущество и ждём команд на выполнение поставленных задач.

Мой взвод расположился на полянке между низкой хвойной растительностью, переходящей в болото и  метровым орешником, покрывающим пологую сопку.

Нужно сказать, что экипаж мой был интернациональным, впрочем, как и вся рота, как и весь батальон, как и наш полк… Да что там полк?! Как и вся наша страна! Хорошо сказал… )))

Механик-водитель - узбек, Абдулла. Это не его имя. В армии вообще по именам редкого кого зовут. Клички прилипают сразу и непонятно порой, что явилось причиной для того или иного погоняла.

Но с Абдуллой все было просто - вылитый басмач из революционного кино, который таскал с собой огромный кривой садовый нож и демонстрировал его где надо и не надо.

Весь он был какой-то круглый, смуглый, как старый футбольный мяч. Шеи у него не было вообще, большая бритая голова была прибита к телу без просвета под огромными щеками, лежащими прямо на плечах.

Наводчиком был поволжский немец - кличка Нос. Прозвали его так за огромный нос, которым он медленно водил туда-сюда.

Вообще, он всё делал медленно. Прямо ленивец! Ходил, думал, ел, стоял… всё, как в замедленной съёмке. Сам был похож на большую коалу в мешковатом хб.

Заряжающим был сухой, похожий на сгоревшую спичку башкирин. 

С ним, вообще, всё получилось просто. Звали его Башкирин. Никто не заморачивался с его кличкой. Сразу совпали паспортные данные с визуализацией…

Расслабившись под летним солнышком, мы вытащили все тревожное имущество  из танка и принялись наводить порядок.
Разомлев после бессонной ночи я на какое-то время потерял из вида свой экипаж.

Побродив по полянке, напинал своим бойцам поджопников, чтобы не засыпали и занимались наведением порядка в боевых машинах, я солидно зашёл за свой танк с намерением восстановить отрицательный водный баланс или по-простому - отлить.

Только я в блаженстве прикрыл глаза, ловя удовольствие от возникающего облегчения внизу живота, как сзади, на некотором удалении, раздался странный треск очень похожий, как если бы кто-то на мотоцикле проламывался через штакетник из сухих палок.

В тот же миг мимо меня стрелой пролетел мой экипаж. Впереди бежал Нос. Голову он вытянул вперед на короткой шее, руки оттопырил назад, как крылья цапли при атаке - ну вылитый Боинг на посадке.

Я такой прыти от него не видел никогда. За ним ядром из мортиры летел Абдулла. Замыкал этот десант Башкирин, бежавший, отклонившись назад, и потешно выбрасывая вперед свои худые кривые ноги.

Молча, не проронив ни единого звука, они взлетели на танк, юркнули внутрь, как перепуганные  мыши в норы и задраили люки!!!

Я,  удерживая своего «генерала» в руках, повернул назад голову и чуть не умер со страха.

Прямо на меня, через сосновник, разметая сухие ветки и стволы засохших елок, летел огромный кабан. Его маленькие глазки были налиты кровью, о по бокам мерзкого рыла торчали полуметровые (как мне тогда показалось) клыки из пасти.

Не знаю как, но через секунду, не меняя позы, с расстегнутыми штанами я уже стоял на самом верху башни, одной ракой продолжая удерживать член, второй схватившись за антенну.

Сердце остановилось, тело свело какой-то железобетонной судорогой… я не дышал! Круглыми от ужаса глазами я смотрел сверху на этого «носорога», который с остервенением кидался на танк, высекая искры (как мне тогда показалось) ударами клыков о гусеницы и катки.

Отдышавшись я заметил, что поляна была абсолютно пустой. Бойцов моих, как ветром сдуло, только валялись там-сям ящики с патронами и гранатами, скатки ОЗК, сумки с противогазами и тп.

Кабан бесновался ещё минут 15 но, потеряв цель, остыл, отодрал от катка кусок резины!! и, удовлетворившись нанесённым ущербом,  удалился туда откуда пришел.

Мне показалось, что все произошло в считанные секунды.

Я еле разжал сведенные судорогами пальцы рук.
Кое-как застегнув штаны, я на негнущихся ногах слез с танка и, врезав подвернувшейся железякой из шансового инструмента по башне, заорал во все горло:
- к машине!

Из приоткрытых на два пальца люков заблестели глаза  моего перепуганного экипажа.

- Кабан ушёл?! - заикаясь спросил Башкирин.

Мое лицо перекосилось от злости:
- К машине! - проорал я ещё раз, добавив к команде
длинную триаду отборных матов.

Бойцы кубарём скатились с брони выстроились в ряд.
Из своих танков вылезали остальные танкисты и, опасливо озираясь, сползали на землю.

Я в бешенстве смотрел прямо в глаза моим «братьям по оружию».
- То, что вы, бандерлоги, испугались дикой твари, ещё понять можно! - шипел сквозь зубы я.
- Но то, что вы не предупредили об опасности своего командира, бросили его на верную погибель от клыков какой-то свиньи, позорно лишили своего боевого товарища шанса на спасение, задраив спасительные люки, говорит о том, какие вы козлы !!! - очередная трель трехэтажного мата эхом прокатилась по поляне.               

Взвод, понимая, что опасность миновала, с интересом наблюдал, за развивающейся драмой, предполагающей в конце смертоубийство предателей.

Проведенное на месте расследование показало, что цепь трагических событий началась с желания моих доблестных танкистов облегчиться на природе, после трудного начала учений.

С этой целью они обнявшись направились в зеленку демонстрируя по-ходу друг-другу величину естественного желания своего организма,  посредством раскатистых  залпов из задней части своих комбезов и дикого гогота на этот гром.

Спустив штаны танковых комбинезонов, троица расселась на краю болота среди сухих ёлок, отражая солнечные лучи, пробивающиеся через редкие кроны деревьев, своими белоснежными задницами. 

Внеся достойный вклад в биологическую цепочку обмена всего живого в природе, они вдруг обнаружили метрах в 10 от себя большую кучу грязи из дальнего конца которой, бульбами хлопали пузыри воздуха.

Основательно и не торопясь, бдительные танкисты вытерли лопухами жопы и впялились зоркими глазами в эту загадочную кучу.

Наконец, пытливый коллективный ум бойцов сложил пазлы в их трёх головах и родил образ забурившегося  в болотную тину кабана, который лежал к ним задом, оставив на поверхности огромные яйца  с одной стороны и хлюпающее рыло с другой.

Первым встрепенулся Башкирин и обьявил, что в нем бурлит вековая кровь охотника! Что его предки ещё триста лет назад ходили с рогатиной на медведя и с пикой на тигра. 

Поэтому справиться с какой-то свиньей он сможет и елочным дрыном. С этими словами Башкирин поднял длинную сухую палку и, задрав ее над головой, проскакав пару метров на одной ноге изображая опытного метателя копья, метнул дрын в вонючую кучу.

То ли, действительно, навыки охотника  передавались в роду Башкирина с генами, то ли просто повезло, но дрын, описав плавную дугу, своим толстым концом с острыми щербатыми пиками на изломе, воткнулся прямо в яйца кабану.

Нужно сказать, что бескрайние территории  в огромном Приморском крае - это места дикие, безлюдные. Дичь тут не пуганая.

Когда-никогда солдаты побеспокоят местную фауну, играя в войнушку. А так, всё тихо и спокойно. Кабан и в мыслях не имел, что в организованном им себе местном Куяльнике, кто-то решится нарушить порядок приема им грязевых ванн.

Издав рёв тысячи боевых труб, он сначала прорыл траншею вглубь болота глубиной в метр и длиной в десять метров, а потом развернулся и выставив метровые (как тогда показалось моим бойцам) бивни рванулся в атаку на храбрую троицу.

Бойцов сдуло в секунду. Бежали они молча, обгоняя друг-друга, подгоняемые треском разлетающихся ёлок и сухостоя за спиной.

Остальное вы уже знаете.
Спасла от немедленного сурового наказания мой доблестный экипаж тройная красная ракета.

Это означало, что условный противник выбил нас из района сосредоточения и нам следует немедленно провести передислокацию.

Быстро подобрав все, что ещё лежало на поляне, мы загрузились в танки и заняли своё место в танковой колоне.

Искусно попав в глубокую колею, накатанную сотнями танков за десятки лет бесконечных учений, мы благополучно дремали, упершись танковыми шлемами в резинки триплексов.

Вот что нельзя  отнять у солдата срочной службы, так это способности спать в любой ситуации и любом положении, если тебя никто не видит.

Совершив 20-ти километровый марш, мы благополучно прибыли к участку нашей линии обороны и получили команду закапывать танки.

Вырыть танковый окоп, размером 5 на 4 метра, глубиной 1 метр, аппарелью - 2,5 метра и бруствером  в 50 см, экипаж из четырёх человек должен был меньше, чем за 8 часов.

Почва в месте нашей службы была рыжей, с множеством мелких и крупных камней. Мы ее звали дрысвой. Копать ее без кирки невозможно. Рыть танковый окоп - это ещё то наказание.

Не смотря на то, что карты полевых учений не менялись годами, танковых окопов в местах проведения учений было накопано десятки, если не сотни, окопы нас заставляли рыть каждый раз новые.

Кто-то  наверху считал, что это самый действенный способ научить танкистов выносливости и выживаемости.

Быстро выбрав место для окопов, мой взвод с кислыми рожами принялся вгрызаться в землю.
Я же получил по рации приказ прибыть к командиру батальона на рекогносцировку.

Бодро выскочив из танка, я неожиданно подумал, что чего-то мне не хватает. Все как-то легко. А должно быть тяжело! И тут я вспомнил про сейф с пистолетами. Где сейф?!! Нету сейфа!

Забыли на поляне после стресса с кабаном.
Мысленно я уже представлял трибунал и свой расстрел за потерю боевого оружия (да ещё и на весь взвод) в условиях учений, максимально приближенных к боевым.

Нужно сказать, что в то время, пропавший ствол искал весь Советский Союз, без преувеличения. Все силовые  службы получали оповещения с подробным описанием похищенного или потерянного оружия и тут же брали его в оперативную разработку.

Никто не успокаивался, пока не находили потерю. А тут не один ствол - шестнадцать пистолетов!!!

Не зная, что делать я бегом метнулся к ротному. Тот, вникнув в проблему, мысленно попрощался с погонами и плюхнулся на подкошенных ногах прямо на сухую болотную кочку.

Несколько секунд он судорожно открывал и закрывал рот, а потом проорал, обильно поминая меня, моих родственников и заодно всю красную армию, выражениями интимного характера:

- Бегом назад!!! … тебя в … , … тебе в … , …твою…

Типа, товарищ старший сержант, поезжайте,  пожалуйста, туда, откуда мы приехали и привезите то, что вы там так неосторожно оставили…

- А рекогносцировка? - стоя по стойке смирно, спросил я.
- Какая в пи@ду рекогносцировка?!! Да я тебя… да меня с тобой… да нас всех вместе… да без вазелина…

Я бегом метнулся к танку.
Проорав Абдуле «заводи», я зло глянув на Башкирина с Носом скомандовал им, чтобы к нашему возвращению окоп был готов!!!

Они,  бестолково вращая глазами, спросили:
- А мы что не едем?!
- Вы, не едите! Вы копаете!

Мы с Абдуллой поднимая в дрысве клубы цементной пыли рванули назад.
Батальон, закапываясь среди сопок, провожал наш отъезд  долгим непонимающим взглядом.

Безлюдный край. Брось на поляне сейф с пистолетами и пол-дня о нем не вспоминай, приедешь - никто не тронет! Некому трогать! Нет никого… одни кабаны по болотам храпят, да дикие козлы с козочками пасутся.

Им пистолеты - без интереса, а нам - в радость.
Нашли мы наш сейф, прямо под тем кустом, где и оставили. Счастливые рванули назад.

Катались мы часа 4. Прибыли к месту дислокации батальона как раз вовремя. Батальон заканчивал окапываться.

Наш окоп,ожидаемо, был в два раза меньше остальных. На Башкирина с Носом было жалко смотреть. Мокрые, в желтой цементной пыли, они жалостно смотрели на меня.

Но жалости в моем сердце не было. Сначала эти уроды чуть не убили меня кабаном, потом  эта история с пистолетами, в которой,  без всякого сомнения, были виноваты они же! А кто ещё?!

Но, все-таки - мы один экипаж. Быстро схватив лопаты мы с Абдулой бросились рыть дрысву.
Доложив ротному о благополучном возвращении и получив многообещающую гарантию, что к этой истории мы ещё вернёмся, я изнеможённо упал на траву.

Окопы дорыли, танки закопали… нужно срочно передохнуть .
Но не тут-то было! Тройная красная ракета!
Условный  противник выбил нас с высоты.

Закрепив лопаты на броне, мы снова выстроились в колону и дали деру, утешая себя мыслью, что наши стратеги, наконец переломят ход войны и мы победим.

Не буду скрывать, коварный «условный противник», падла!, выбивал нас с наших отрытых окопов ещё два раза за эти сутки.

Глубокой ночью, отступая  на очередные позиции, мы теряли сознание в нашем танке от усталости и желания поспать.

Мы уже не понимали где находимся. Трескотня в эфире из команд, уточнений, повторений, матов и криков, глюков и звуков атмосферных помех, превратилась в сплошной «белый шум», напрочь лишавший  мозг  способности оценивать  происходящее.

Где свои, где чужие уже было все-равно. Ночь, без луны - хоть глаз выколи.  Мы куда-то ехали в кромешной темноте выполнять боевую задачу… Куда? А кто его знает!

Слегка взбодриться помог одинокий боец-связист, который случайно оказался впереди нашего танка в колее. На спине у него висела  огромная катушка с полевым телефонным кабелем, которую он придерживал рукой.

Во второй руке у него был фонарик-жучок, которым он, бешеною «вжикая», освещал  себе дорогу. Были у связистов такие фонарики, которые работали без батареек. 

Нажимаешь на скобу в ручке, как будто сжимаешь эспандер, приводишь в действие мини динамомашину и получаешь немножко тока, который заставляет лампочку чуть-чуть засветиться.

Чтобы лампочка засветилась сильно, «вжикать» нужно было без остановки со скоростью опытного анониста.

Связисты были опытными «вжикальщиками».
Свет впереди бегущего тусклым пятном не давал ему сбиться с дороги.

Тут нужно пояснить радость Абдуллы, который первым увидел связиста и криком «шайтан-майтан» по внутренней связи, привёл экипаж в сознание.

Прильнув к триплексам, мы как в кинотеатре наблюдали следующую картину: Абдулла наехал гусеницей на телефонный кабель, который тянул связист и притормаживая, чтобы не раздавить последнего, перегазовывал двигателем, создавая за спиной у несчастного рёв взлетающего самолета.

Нам в приборы ночного видения было видно все до мельчайших подробностей, только в зелёном цвете.

Ночные приборы в боевом танке - это сила. На верху  башни была закреплена «Луна» - огромный инфракрасный излучатель, бьющий на 800 метров, плюс два излучателя поменьше:  у наводчика и механика водителя, совместно, обеспечивали такой инфракрасный поток, что в перископах было видно, как комары летают.

Связист, конечно, ничего не видел. Он слышал!
Лязг и грохот за спиной, в кромешной темноте, дёргающаяся катушка на спине от рывков разматывающегося провода, должны были вызвать у него не просто страх, а ужас, поднимающий волосы в подмышках и вызывающий галоп мурашек от копчика к затылку и обратно…

Со связистами у танкистов в нашем полку была вековая вражда. Никто не знал, когда это началось и точно не представлял, когда это закончится.

Мы ненавидели друг-друга ни за что! Ни национальность, ни цвет кожи или рожи, ни вероисповедание не имели никакого значения в этой вражде. Просто связисты ненавидели танкистов, а танкисты ненавидели связистов.

Наши казармы располагались рядом, параллельно друг-другу на расстоянии не больше 20 м. Между ними стояла курилка, построенная ещё пленными японцами лет тридцать назад, как, впрочем, и сами казармы.

Сидя в курилке в обеденный перерыв, можно было наблюдать удивительную картину: открытые окна обоих казарм в которых торчали десятки разъярённых солдатски голов, хором орущих друг-другу речевки!

- Пока связист мотал катушку, танкист @бал его подружку!!! - летело с одной стороны.

- Пока танкист чистил пушку, связист @бал его подружку!!! - гордо неслось в ответ.

Это могло продолжаться бесконечно долго и самое главное - без снижения темпа и понижения громкости.

Время шло. Приходило новое пополнение, увольнялись отслужившее своё бойцы, но святое противостояние двух родов войск передавалось  из поколения в поколение.

И никто не знал зачем. Просто так было надо! Не мы это начали, не нам и заканчивать!
- «@бал подружку» - эхом неслось через бесконечность вселенной!

Но вернёмся к нашему связисту. Не выдержав психологического давления, связист сбросил прямо под гусеницу танка свою катушку и прыгнул прочь в кусты с дороги.

Прочавкав под гусеницей, катушка превратилась в блинчик и уныло осталась лежать в дорожной пыли. Абдула издал победный крик, представлявший собой рёв портового буксира, разбавленного бульканьем лечебных гейзеров камчатских долин и довольный продолжил наш ночной вояж.

Случилось то, что на бескрайнем дальнем востоке происходило нередко - мы потеряли своих!
Радиосвязь на нашей волне выдавал аж ничего.
Это значило, что мы так удалились от своего батальона, что потеряли прямой контакт.

Но нам было все-равно. Перспектива очередного рытья танкового окопа напрочь убила переживания от последствий потери ориентации.

Впереди замаячила пехота. Я приказал Абдуле остановиться и мы внимательно начали оценивать обстановку, глядя в приборы ночного видения.

Куча пехотных бойцов рыла окоп для своей БМПешки. Затаившись в сплошной темноте, мы наблюдали за процессом.  БМП (боевая машина пехоты) размерами меньше, чем танк. Но, глядя на яму выкапываемую пехотой, мы думали об одном и том же - влезем или нет?!

По внутренней связи я спросил Абдулу:
- Сможешь лечь в этот окоп?!
- Как рыть новый - умру, но лягу! - сквозь зубы прорычал Абдулла.

Пехота дорыла окоп и побежала за своей БМПешкой.
В это момент Абдула, взревев двигателем, накатился на вырытый окоп. Танк завис над ямой, цепляясь за края гусеницами.

- И что?!!! - прокричал я, зажав клавишу тангентума.
- Подожди! - ответил Абдула и принялся елозить танком вправо-влево.

Как громадная свинья, забуривающася в в спасительную грязь, танк, ерзая гусеницами туда-сюда, стал разрывать края окопа и медленно погружаться вниз. 

Ещё минута и мы достигли дна.
Конечно, это были не наш метр в глубину и полметра бруствера, но тоже хорошо.

Довольные захватом мы заглушили двигатель и затаились внутри. Тут подлетела БМПэшка и, резко затормозив, закачалась на амортизаторах.

Удивительные машины эти БМП!
Носятся по пересечённой местности, как болиды на формуле один. Быстрые, юркие и управление у них не рычагами, а рулём похожим на штурвал, как на автомобиле или на самолёте.

Единственная проблема, что гусеницы у них узкие. В условиях болотистой местности они быстро прорезали дёрн и машина садилась на пузо в самый неподходящий момент.

Из БМП высыпала пехота во главе со своим сержантом. Подсветив себе фонарем, сержант упёрся взглядом в танк и в недоумении обернулся к своим бойцам.
- Ну и где наш окоп?!

Бойцы ошарашено крутили головами.
- Был окоп, товарищ сержант! Точно был! Может не туда приехали…

Сержант схватил свой автомат и затарахтел прикладом по броне.
- Эй, в танке! Есть кто живой?!! - прокричал он и эхо понесло его вопрос в зловещую темноту.

Мы сидели тихо, как мыши.  Потарахтев ещё минут пять, дико ругаясь на своих бойцов, на наш танк, на свою несчастливую судьбу, пославшую ему сплошной пидарастизм вокруг, сержант залез со своим подразделением в БМПншку и умчался в темноту.

Мы расслабились и тут же заснули прямо на своих местах, уронив головы на тримплексы.  Хотя нет, голову на триплекс уронил только я, потому как в командирской башне куда не повернись, одни тримплексы.

Нос-наводчик, сидел ниже, впереди у меня между ног. Он откинулся назад и тут же захрапел, застряв головой между моих колен. У Башкирина-заряжающего места было больше всех. Он поднял своё сидение и растянулся прямо на полу.

Но комфортнее всех было механику-водителю. Сидя в мягком кресле, Абдулла мог откинуть назад спинку, получив полноценную лежанку.

Это предусмотрено на случай эвакуации через драп-люк, который располагался прямо у Абдуллы за спиной.

Проснулись мы часов в шесть утра. Солнце уже взошло. Мы открыли люки, вылезли на броню и стали осматриваться.

Увиденное позабавило нас. Справа и слева  с интервалом метров в 15-20 были закопаны БМП, а перед ними нарыты пехотные окопчики в виде буквы «Г».

Это была линия обороны какого-то пехотного полка!  Наш танк смотрелся в этой линии как жук в муравейнике.

Перед танком на расстоянии пяти метров в окопе сидели два бойца, похожие на грибы в своих огромных касках и во все глаза перепугано смотрели на наш ствол, который на порядок был больше пушечки из БМП.

Абдулла радостно поймал волну и принялся, с садисткой усмешкой, стращать пехоту:

- Зачем так близко окоп копал?!  Ты что?! Глупый?!
Сейчас стрелять будем, головы вам оторвёт сразу!
Даже встать не успеешь! Так и будешь сидеть без головы в своём окопе! - веселился он, доводя пехотинцев до потери сознания своим смехом, похожим на завывания выпи посреди болота.

Веселились мы не долго. Пехоте прозвучала команда получать еду. Старшины потянулись к полевой кухне с термосами для каши. Все достали котелки и стали есть. Мы сидели на броне и урчали животами.

Только сейчас пришло понимание, что, потеряв свой батальон, мы потеряли и возможность правильно питаться. Слезли с брони и уселись на траву прямо возле закопанной гусеницы.

Смотреть, как пехота ест свою кашу не было сил. Тут пришла очередь издеваться над нами. Пехотный старшина, как бы проходя мимо, с издевкой спросил, а чего, мол, доблестные танкисты не принимают пищу? 

Или у них спецрежим со спецпайками?! Тада да-а!  Можно только позавидовать.
- Не гони! - Проблеял Абдулла.
- Дай лучше чего захавать. Мы же все-таки в вашей обороне стоим. Значит свои!
- А кто вас в нашу оборону звал?! - зло огрызнулся старшина.
- Из-за вас третий взвод второй окоп всю ночь рыл!

Еды нам  взять было негде. Хотя нет, в танке был продовольственный НЗ в виде десятка маленьких баночек, на которых было написано «Каша гречневая или рисовая с бараниной».

Их выдавали нам перед каждыми учениями, но вскрывать их мы не могли! Нужно было после учений сдавать их на склад, где они хранились до следующего раза.

Этот процесс, наверняка, приносил кому-то навар из баранины. Так сказать, круговорот еды в природе. Только нам, в этой пищевой цепочке, отводилась роль статистов.

- Старшина! - громко позвал я вставая.
- Мы тут не хером груши поставлены околачивать, а усиливаем вашу линию обороны. То, что наши не прислали нам еды, наверняка, вызвано каким-то ЧП. Ты же понимаешь: ты нас сейчас кинул на жратву, но завтра кинут тебя… нельзя заводить таких правил. Карма, она догонит. Хорошо, если просто голодным останешься. А если чего хуже?! Не боишься?

Старшина задумался и решил, что испытывать судьбу не стоит. Покряхтев, он куда-то сходил и принёс два крафтовых мешка.

Прямо на траву перед нами он отсыпал из одного мешка чёрных сухарей, сделанных из недоеденного солдатами хлеба. На некоторых кусках виднелись следы зубов.

Черный хлеб в армии был ужасным. Из чего его пекли - неизвестно, но есть его было невозможно: ни вкуса, ни запаха, одна изжога. Поэтому сухари были все чёрные.

А вот белый армейский хлеб - это было что-то! Душистый, с хрустящей корочкой… Ничего вкуснее нет! Но сухарей из белого хлеба не бывает. Нет отходов.

Из второго мешка, старшина отсыпал нам засохшего сала в кусках. Похвалив себя за щедрость, он важно и намеренно медленно подался восвояси.

Пехота, наблюдая за этим унижением, сполна возвращала хохотом нам долги по издевательствам.
Голод - не тетка. Сухари еще можно было как-то грызть. А вот с салом было вообще грустно.

Оно было просто каменным. Не гнулось, не кусалось, даже не царапалось. Мы сосали его по очереди. Кто бы мне сказал на гражданке, что я буду сосать кусок окаменевшего сала и получать от этого удовольствие.

Пошёл дождь. Точнее, резко сменилась погода, налетел шквал с тропическим ливнем. Мы быстро спрятались в танке и смотрели в тримлексы, как пехоту заливает дождем. 

Опять пришла наша очередь  радоваться.  Бойцы сидели по шею в воде, мы - в сухом танке. Маленькие окопчики наполнились водой, как ванные.

При этом у бойцов были плащ-палатки. Бестолковость заключалась в том, что палаткой можно было легко накрыть окопчик и вода ушла бы в сторону.

Но бойцы  заматывались в эти плащ-палатки и сидели в них в воде, одни головы в касках торчали на поверхности.

Дождь закончился так же резко, как и начался. Вышло солнце и все запарило. Пехота принялась касками вычерпывать воду из окопов, а мы стали сканировать эфир. Нас уже должны были искать свои.

В таких случаях на сопку выкатывают командирский БТР, выгоняют высокую раздвижную антенну и начинают собирать своих, отбившихся от батальона в ходе ночных марш-бросков и манёвров.
Связь появилась ближе к полудню. Нам дали координаты места сбора и мы, провожаемые пехотными взглядами рванули, разбрасывая вокруг себя комья грязи и мокрой травы.
Учения продолжались.