Лемминг

Тяжёлая туча навалилась на строительный кран. Он как будто разделял небо на чёрное сверху и белое снизу. Лемминг уже минут пять наблюдал это странное явление, стоя у окна и заложив тощие руки за спину. Рыжий спаниель Уго тяжело недовольно проурчал из-под стола:

— Уууууу...

Лемминг не оглянулся, но ответил:

– Сейчас, сейчас.

Туча начала сползать с крана, как зловещая медуза. И тогда Лемминг решительно прикрыл окно. Позвал:

– Ну, пошли!

Уго, скользя когтями по паркету, не поспевая за своими мыслями, суетливо выбрался наружу и принялся кружить по комнате то слегка подпрыгивая, то подобострастно юля. Лемминг на ходу глянул в зеркало, поправил длинные волосы, нацепил шляпу. Привычно подумал о своём отражении – да, грызун, как есть. Что-то неуловимо, но безоговорочно в его внешности говорило – грызун.

В лифте Уго смотрел на хозяина снизу вверх, улыбаясь и повиливал хвостом. Лемминг улыбнулся в ответ:

– Да, дружище, да, тебе вот всё равно.

Уго перестал вилять и бодро тявкнул.

Они шли по тротуару в сторону сквера. Спаниель обнюхивал свежую траву. Фырчал, сладострастно хрюкал, торчащий хвост его выглядел победоносно, лишь кончик подрагивал от возбуждения. А Лемминг продолжал свой монолог:

– А она так насмешливо говорит "Лемминг"... сразу понятно, думает – грызун. И почему я не добавил букву "Ф" к своей фамилии? Флемминг звучит иначе. Был какой-то актёр что ли? Или президент?

Туча-медуза сорвалась со стрелы крана и кинулась в сторону Лемминга. Ветер сдул с него шляпу, Уго в тот же миг выдернул из рук хозяина поводок-рулетку и помчался прочь, скребыхая, гремя по асфальту пластмассовой рулеткой. Лемминг от неожиданности пару секунд помедлил, посмотрел на летящую шляпу, убегающего в другую сторону пса и ринулся за ним, смешно переставляя длиннющие ноги.

Мимо них проносились сгибающиеся под порывами ветра деревья, льнущие к земле кусты. Но они не видели ничего. Не видели и старушку, что пригнувшись  пробиралась против ветра к двери парадного.

Пёс бежал, бежал. Обычно такой спокойный, сейчас он как с цепи сорвался. Лемминг рвался вперёд. Он ведь мог потерять единственного друга.

Спаниель летел в проулок. Лемминг спешил следом. И тут сквозь воющий ветер прорвался оглушительный женский крик. Лемминг свернул и увидел... её. Его обожаемая, насмешливая, идеальная, обворожительная, его богиня напоминала сейчас Пизанскую башню, едва держась на ногах от ветра. Золотистые волосы стояли почти дыбом, круглые очочки угрожающе блестели. А Уго пристраивался к её ливретке. Полил дождь как из ведра. Ноги богини были обкручены струной рулетки. Она схватила струну свободной рукой, другой держала поводок своей собаки и не переставала кричать, срываясь на визг. Порывы ветра разносили по округе:

– Аааих... ииииии... это вы... несносный! Аааа... сейчас же распутайте... меня, уберите свою собаку! У Рози течка! Негодные... свиньи! Болван! Я упаду.... упаду!

Лемминг схватил рулетку. Чтобы распутать богиню ему пришлось встать на колени и обхватить её ноги. Дождь стоял стеной. Юбка промокла до нитки, колготки тоже, ноги оказались на удивление гладкими и холодными, словно гипсовые. Только в самых смелых снах Леммингу могло присниться такое. Но сейчас он не испытывал ничего, кроме животного ужаса. Струна ритмично дёргалась и дёргала гипсовые ноги. Лемминг с обречённостью приговорённого понял, что у собак всё сладилось, отгонять Уго было поздно. Струна запуталась, и Лемминг никак не мог освободить эти проклятые холодные ноги. Он посмотрел на богиню, спросил:

– Майя Эдуардовна, замолчите на минуту. У вас нет ножничек, или чего-нибудь?

– Ножничек? Вы бредите?

Наконец всё получилось. Её ноги обрели свободу и ринулись дубасить Уго. Собаки уже стояли в замке. Страх отпустил Лемминга в одну секунду. В эту же секунду Майя перестала быть богиней. Он схватил её за плечи, оттащил, заорал что было сил:

– Вы что, не понимаете, курица ощипанная! Вы их искалечите!

Она сразу успокоилась. Жалобно хлюпнула, хмыкнула, отвела с лица мокрые пряди. Стала сразу похожа на обиженную девочку. Дрожащим голосом прошептала:

– И что теперь делать? Чудовище вы! Что делать? Топить щенков?

– Я пристрою щенков. Идите под козырёк. Я постою тут. И... Майя Эдуардовна, мне очень жаль...

Эти последние слова были ошибкой. Дождь почти стих, а Майя пошла по второму кругу и явно не собиралась прятаться под козырёк. Снова начала кричать:

– Вам жаль! Вы... вы посмешище всего отдела. Все ваши начальники младше вас. Зачем вам эти патлы, Лемминг, где вы одеваетесь? Почему так нелепо себя ведёте? Только с вами могло такое произойти! Только ваш паршивый пёс мог убежать в самый неподходящий момент. И я на беду связалась. Давно надо было вас сократить.

Тут Лемминг неожиданно ответил:

– Майя Эдуардовна, во-первых он не паршивый. Во-вторых, я бы давно ушёл, если бы не вы. Я понимаю, что я человек не на своём месте, но так получилось, что я вас люблю. Думаю, для вас это не секрет. Я хожу в контору только чтобы видеть вас. Я даже решил сменить фамилию. На Флемминг. Что бы не быть грызуном. И собирался отпустить бороду.

– Грызун и грызуном останетесь. Не нужна мне ваша любовь! Даже наоборот, — злобно огрызнулась Майя, опустила глаза и потом бросила быстрый виноватый взгляд на мокрое растерянное лицо Лемминга. Весь её пыл снова утих. Она напоминала сейчас стеклянную сосульку с новогодней ёлки, маленькая голова, прилипшая к телу одежда. Еле слышно добавила – Вы меня выдумали. Зачем? – Он молчал. Майя тоже испуганно примолкла.

Крупные капли падали в лужу, и вокруг каждой вырастал и лопался пузырь. Пузырей делалось всё больше. Над строительным краном поднялась огромная двойная радуга. Под нижней дугой светлел проход в другой мир. После долгого молчания Лемминг тихо промолвил:

– Я уволюсь. Завтра же.

– Нет, пожалуйста, не увольняйтесь. Пожалуйста. И простите меня. Вы совсем не грызун. А я сорвалась. Простите.

Собаки наконец разделились, как ни в чём не бывало отряхивались и обнюхивали окрестности.

– Ладно, всё. Майя Эдуардовна. В общем, не топите щенков. Я разберусь.

– Вы хороший человек, Лемминг. Простите.
 
– Это вы простите. Ладно, всё. Если ветеринар нужен будет я заплачу. И щенков обязательно пристрою. До свидания.

– До свидания, Лемминг. Радуга вон, смотрите.

Лемминг открыл дверь квартиры. Уго весело вбежал, отряхнулся, устроил ритуальный хоровод на подстилке, повалился и сразу заснул.

Лемминг оставался у двери. Мокрая одежда липла, тянула вниз, но он не в силах был её снять. Он вспомнил богиню, обмотанную рулеткой, мечущую взглядом громы и молнии. Улыбнулся самому себе, отражающемуся в зеркале. Может ракурс был такой, но Леммингу в ответ улыбался совсем не грызун, а симпатичный, обаятельный двойник с немного растрёпанной шевелюрой. Такой мог бы быть саксофонистом в джаз-бэнде или чудаком фотографом. Саксофонист сказал из зеркала:

– Ты хороший человек, Лемминг. Зачем ты выдумал её?