Свет в окошке

Сгущающаяся тьма постепенно размыла все очертания. Всё отступило, спряталось, затаилось. Остался только светящийся квадрат окна на пятом этаже дома, похожего на «Титаник». Только погружался в ледяную пучину не дом, а он. Сколько минут, часов, лет он уже стоял так, привязанный невидимыми нитями к этому источнику света? Само понятие времени исчезло. Потеряло смысл, как впрочем, и всё остальное. Какой может быть смысл, если она там, а он здесь, выброшенный, как старая изношенная надоевшая вещь? Он сам виноват. Не ценил, не понимал, даже ненавидел, проклинал. Своими руками разрушил всё! Он был бы там, рядом, вдыхал ее запах, слышал ее голос, мог коснуться… Всё потерял!
Внутри квартиры угадывалось какое-то движение, тень промелькнула. Он напрягся… Неожиданно свет в окне погас. Невидимые нити, на которых он держался, оборвались… Колени подогнулись. Холода земли он даже не почувствовал.
— Господи!!! — боль вырвалась из груди с хрипом и стоном — Верни мне её!!! Или забери мою жизнь! Зачем мне жить? Это невыносимо!!!
Холод и темень снаружи, холод и темень внутри. Хорошо бы раствориться, исчезнуть, покинуть это несчастное тело. Нельзя. Нельзя, чтобы его нашли здесь, возле ее дома. Он представил ее лицо с таким знакомым презрительным выражением. «Слабак!». Надо идти. Забраться в свою конуру. Если уж сдохнуть, то там, вдали от людских глаз.
***
Поздно уже. И холодно. Двор опустел. Все друзья давно уже разбежались по домам. Сидят сейчас, ужинают или телек смотрят. А он не может… ноги не идут. Остаётся сидеть здесь, под железной горкой, на дощатом ящике среди вороха жухлых листьев. Слушать, как скрежещет под напором ветра полуоторванная металлическая обшивка. Ёжиться от промозглой сырости, тоски и одиночества.
Вон оно, окно его квартиры. Его хорошо видно отсюда, из укрытия. И отца видел. Как тот вышел из светящегося проёма подъезда.  Слышал, как кричал в темноту его имя. Сердце сжималось от отчаяния, слёзы застилали глаза. Но он не мог. Не мог отозваться. Заставить себя идти домой. Дом перестал быть домом. Ничего страшнее и придумать нельзя. Всплыл кошмар прошлой ночи. Крики мамы и папы за стеной. И несколько раз повторенное отцом слово «развод», как удары ножом. Утром мама уехала, по словам папы, в больницу. Мир рухнул, похоронив под обломками его детство.  Его жизнь уже никогда не будет такой, как раньше. Когда он по воскресеньям просыпался от запаха свежеиспеченных булочек и бежал босиком на кухню, и мама давала самую румяненькую, ещё тепленькую. А потом они шли гулять в парк. Мама держала его за одну руку, папа — за другую. А иногда папа сажал его на шею, а мама шла рядом и смеялась. Ничего этого не будет. И как жить теперь - непонятно.
***
Он проснулся в слезах. Светящийся квадрат окна мерцал и пульсировал на закрытых веках, отдаваясь болью в голове. Окна родителей? Её окна? Всё повторяется. Почему я опять остался один? Осознание катастрофы опять обрушилось с новой силой. Руки онемели. В груди стал собираться вязкий тяжелый комок. Подкатывает к горлу. Невозможно дышать… Наконец он прорвался наружу криком:
— Я не могу без неё!!! Не могуууу!
Собачий вой в унисон выдернул его в реальность. Что это? Галлюцинация? Наверно, схожу с ума. Вот сейчас какой-то звук из-за двери. Скребется вроде кто-то. Смерть что ли?
Он распахнул дверь и увидел пса, лежащего на дверном коврике. Грязного, со свалявшейся шерстью непонятно какого цвета. Одна лапа как-то неестественно подвернута. Пёс поднял морду, посмотрел мутным взглядом и тихонько заскулил.
— Ты не ту дверь выбрал. Я тебе не могу помочь. Я сам в беде.
Он присел на корточки перед собакой.
— Что же мне с тобой делать? Ночь ведь. И откуда ты взялся? Ладно, заходи!
Пёс махнул хвостом, поднялся и ковыляя зашёл в коридор.
Пришлось мыть его, перевязывать больную лапу. Пёс не сопротивлялся и даже не скулил, только преданно смотрел в глаза.
— Как тебя звать-то? Ничего в голову не приходит. Буду просто Пёс звать.
Пёс кивнул.
Тусклый серый рассвет проник в спальню. Он посмотрел на смятую холодную постель, впитавшую столько слез и страданий, и поплёлся в коридор. Примостившись рядом с псом на старом одеяле, брошенном на пол у двери, зарылся руками в густую собачью шерсть и почувствовал пульсирующее мягкое тепло. Пришло успокоение…
***
Блики на воде. Солнечная дорожка колышется, вспыхивая искрами. «Наверно, это красиво. Это должно приносить удовольствие. Должно… но почему-то в груди опять собирается вязкий липкий комок. Перед глазами Она. На берегу. Ну да, в такой же солнечный день мы сидели на берегу. На ней был синий в белый горошек купальник. Мы тогда спорили. Она говорила, что нормальные мужья в отпуск вывозят жён на тёплое море. Я, дурак, обиделся, распсиховался, сказал, вот и ищи себе нормального. Дурак, трижды дурак. Она и нашла…».
Пёс прибежал с палкой в зубах, положил ее возле ног и стал скакать вокруг.
— Зачем ты меня сюда привёл? Не мог найти место, где ничего не напоминает о ней?
Пёс виновато уткнулся в ноги.
— Прости. Ты не виноват. Нет в этом городе такого места.
Неожиданно из-за мыса выплыла… гондола. Настоящая, как на картинке. Изящная узкая лодка с загнутым кверху носом, увенчанным железной пластиной, напоминающей гребенку. А на корме, тоже приподнятой, как и положено, стоит гондольер с веслом. Правда, по виду гондольер-то не совсем соответствовал классическому образу. Точнее совсем не соответствовал. Лысоватый мужик с седой окладистой бородой, в мешковатых штанах, камуфляжной куртке и резиновых сапогах. Но веслом управлял лихо. Лодка быстро приближалась к берегу.
— Это Вы как из Венеции-то? Северным морским путём что ли? — спросил и сам удивился — оказывается, чувство юмора ещё не исчезло, как и любопытство.
— А чо нам Венеция? Мы и сами могем. Руки откуда надо растут!
Лодка ткнулась носом в песчаную отмель. Гондольер соскочил на берег.
— Подмоги затащить.
— Вы сами что ли такую красоту изваяли?
— Ага, этими самыми руками — мужик поднял кряжистые ладони и сам с удивлением посмотрел на них — Нашёл, хоть и непросто было, чертежи. Смухлевал, конечно. Настоящая-то гондола из девяти пород дерева строится. Я из композита сварганил. Но все размеры, параметры соблюл. Внешне ничем не отличается, даже металлические гребенки мне под заказ сделали.
— А зачем, простите? Не проще ли было обычную лодку построить?
— Ну ты спросил! Проще, конечно. Только разве ж сравнишь? Полюбуйся! Красавица! Чёрная лебедь! Скоро потеплеет, перевезу ее на городской пруд. Ребятишек там катаю каждое лето. Бесплатно. Мне самому в радость. Видел бы ты их глазёнки!
— А я всегда яхтами бредил. С детства. Изучил их досконально по книжкам да по интернету. Мидель, кокпит, румпель, балер, форшлаг, гик — для меня это, как музыка. Все про яхты знаю. Мечтал школу шкиперов закончить. Но судьба так распорядилась, что ни разу даже на борт не поднялся.
— Ну дак самое время мечту-то воплотить! Жизнь - она, сука, короткая. Сколько —тебе осталось? Я ж смог вот на старости лет. И ты сможешь.
— Нет у меня денег.
— Сам построй!
— Где её строить? Как? Да и зачем? Плавать по реке? Это ж просто детская фантазия — лететь по гребням океанских волн под белым парусом. Не случилось. И уже точно не случится. Поздно что-то менять в своей жизни.
Гондольер усмехнулся.
— Десять лет назад я себе говорил примерно то же самое. Когда остался один. Совсем один. Со страшным диагнозом. И пытался найти хоть какой-то смысл в своей жизни. Невмоготу было. Бога молил, чтобы прибрал меня. Потом продал всё - квартиру, машину, гараж. Купил домик. Обернись. Вон он. Видишь на пригорке? Решил, что в нём и доживу, сколько там мне отпущено. Ну так вот. Однажды приснился мне сон. Увидел, как будто стою я на корме гондолы с веслом, гребу. А она слушается, легко так скользит по воде. И так хорошо мне! Прямо распирает от радости! Проснулся и думаю: к чему бы это? Может, в прошлой жизни был гондольером. А может, это про будущую жизнь. И пришло мне в голову построить гондолу. Понимал, что мысль это бредовая. Что вряд ли получится. И времени мне совсем немного осталось. Но ведь какая разница-то — получится или нет? Всё лучше, чем о смерти думать.
Он помолчал немного, посмотрел на гондолу и продолжил:
— Она и спасла меня, лодочка моя. Жить захотелось. И болезнь растворилась... Я ж вижу, ты на таком же дне оказался, как я тогда. Не зря тебя ко мне привело. Давай попробуем с тобой яхту соорудить. Мне самому интересно. Приходи. Что ты теряешь? У меня в пристройке мастерская. Там от гондолы осталось столько материала, что ещё на три лодки хватит! Если что надо будет — купим. Деньги — не проблема. У меня есть, и тратить мне их не на что.
— Но это же, простите, Ваша яхта будет. Ваша мастерская, Ваши материалы. А я тут причём?
— Не знаю, как тебе объяснить. Поверишь ли. Я до одной простой вещи допёр. «Туда» ничего с собой не возьмешь. Единственная по-настоящему стоящая вещь — это радость, которую я могу кому-то принести. Это то, почему я еще здесь… И давай на «ты». Ну что - по рукам? Завтра приходишь?
«Как глупо!» промелькнуло в голове, но игнорировать протянутую ему открытую ладонь просто не смог. Рука сама потянулась и соединилась в рукопожатии.
***
Звонок в дверь удивил. Кто бы это мог быть? Никого не ждал, а для случайных визитов вроде поздновато.
В распахнутом проеме двери Она. Откуда? Её не должно быть в этой жизни. Это фантом?
— А я шла мимо. Вижу, в твоём окне свет горит. Вот решила зайти. Давно не виделись.
Ааа, вот так это, значит, можно сформулировать — не встреча случайно выживших после катастрофы, а «давно не виделись»?
— Ну так ты меня впустишь?
— А, конечно. Проходи. Ты извини меня. Ничем угостить не могу. Холодильник пустой. Я завтра на Бали улетаю.
— На Бали? Ты??? У тебя что — деньги завелись? Или подружку богатенькую нашел?
— Я никогда Альфонсом не был, что бы ты там обо мне не думала. Меня поработать пригласили. Помощником на яхте. Им русскоязычный шкипер нужен.
— Бред какой-то. Какое отношение ты имеешь к яхтам? И откуда у тебя знакомые на Бали?
— В интернете познакомился…. Почему и как — долго рассказывать. А ты как оказалась тут? Вернулась что ли? Ты же эмигрировала вроде? Новая страна, новый муж, новая обеспеченная жизнь. Что ты тут делаешь?
— Всё не так оказалось. Знаешь, я поняла, деньги — вообще не главное. И секс. Мы же с тобой, как два попугайчика-неразлучника были! Помнишь?
Господи, как это у нее получается? Так мгновенно переключаться? От язвительной стервы к кроткой любящей женщине. Прерывистое дыхание, умоляющий взгляд. Слёзы на глазах. Настоящие?
— Так это же ты меня бросила! И не в первый раз, между прочим. Я после первой твоей измены три года на таблетках жил. В этот раз вообще думал не выкарабкаюсь.
— А что ты сделал, чтобы я осталась с тобой? Ты всегда думал только о себе! Ты никогда меня не поддерживал! Я сколько тебе предлагала сменить работу, чтобы ты, наконец, смог зарабатывать! Купить дом на море! Я вынуждена была тащить на себе всё! А тебе плевать было!
— Неправда! Я ….
«Я опять оправдываюсь! Она «зацепила» меня! Опять эти эмоциональные качели от «люблю больше жизни», «ты - единственный» до «ты - ничтожество», «испортил мне всю жизнь». Бесконечные вина, страх, зависимость. Краткий миг эйфории, и по-новой. Она какие-то курсы манипуляции заканчивала или это врожденное? Если я снова поддамся и пойду на третий круг — я не выживу».
— Прости, я не вижу смысла в этом разговоре. Что ты хочешь?
— Ты меня выгоняешь?!!! Ты меня никогда не любил!
— Это уже неважно. Ты ушла. Я это пережил. А теперь у меня другая жизнь.
Всё! За закрытой дверью только стук каблучков. Он прислонился к двери затылком. Тело содрогалось от бушующего внутри урагана.
«Я ее больше не увижу. Можно еще догнать. Вернуть.  Она же любовь всей моей жизни! Нет! Нельзя! Даже если это и есть настоящая любовь, она какая-то «больная». Она убивает. У меня может быть другая жизнь! Она у меня уже есть!»
***
Солнце в иллюминаторе. Оно заполнило все. Пространство завибрировало, стало живым, дышащим, вспыхивающим маленькими искорками. Перед глазами вдруг стали возникать образы. Мама, папа, он сам, еще маленький, друзья, которых растерял, Она, его бывшая жена, гондольер… Волна благодарности окатила, пройдясь от макушки до пяток. За стеклом внизу проплывали города, поля, горы, огромный темно-синий океан… Бесконечно прекрасная планета! И он был ее частью!!!