На долгую память от сестер Пташковских
- Замерли! Кадр! Снято!
- Девочки, вы можете представить: когда-то наши лица станут далёким прошлым? Кто-то будет разглядывать фотографию, искать схожие с собой черты, думать о нас…
- А я фотографируюсь для себя.
- А я не уверена, что эта фотография сохранится. Но на всякий случай подпишем: «На долгую память от сестер Пташковских».
Поздним вечером, когда домочадцы разбредаются по комнатам, когда свет ночника дает сигнал остановить дневную гонку, я достаю желтый ворсистый альбом с фотографиями. В нем аккуратно оформлены только первые страницы. Дальше - неразбериха.
В куче снимков перемешаны годы и страны, перетасованы события и люди. Руины семейного прошлого. В последний разворот альбома вложен конверт с обратным адресом: «Одесса, Колодезный переулок, дом 7, квартира 10. Внутри старинная фотография. На снимке три девушки. В центре – моя бабушка. Выпятила вперед подбородок, руки спрятала за спину.
В воспоминаниях о ней остался вкус вареников, сочный виноград «Лидия» - тезка моей бабушки, красно-коричневый арбуз на ужин, стрекотание в глубине ночного сада, а утром бодрый голос из радиоприемника: «Здоровеньки були, товарищи слухачи».
По левую сторону от бабушки - ее сестра Кира. Скрестила руки на груди, смотрит снисходительно. В семье рассказывают: было в ней что-то артистичное. Работала простым курьером в морском порту, всем знакомым сообщала: «Прошу извинить, сегодня я на службе!» Наряжалась в черное, а в руках, для важности - папка или книга. Успела закончить четыре класса гимназии, но до последних дней представлялась образованной, солидной дамой с греческими корнями.
Профиль у нее на самом деле был говорящий, чуть в могилу не свел. Во время оккупации попала в облаву. Люди стонут, простят о помощи, а Кира в драку бросилась. На польском ор такой устроила, что не обратить на нее внимание было нельзя. Ее вытащили из толпы. Ночь до окончания караульного часа провела в компании с румынами. Выиграла у них в покер зеркало.
- Кира, сильно испугались? - спрашивали соседи.
- Я вас умоляю. Это был мой триумф.
Справа – старшая из сестер, Ксения. Высокая, полноватая, тёмные волнистые волосы скручены в валик на затылке. Сдержанный фасон платья с белым воротником обтягивает грудь и крупные бедра. В посадке головы, прямой спине чувствуется сильный характер. И неожиданно -маленькие руки. Они застенчиво слегка дотрагиваются до перил.
Не знаю, когда сестры фотографировались. Фасоны платьев, интерьер ателье, подсказывают, что съемка проходила перед революцией.
Лица на фото потускнели. Четко видна только надпись на обороте. Кто-то энергичным движением оставил росчерк фиолетовыми чернилами: «На долгую память от сестер Пташковских». Строчка из прошлого не дает покоя. И чем старше становлюсь, тем сильнее она тянет меня к себе.
***
- Куда тебя несет?! Только «идиёт» в такую жару станет шарахаться по городу в поисках незнамо чего! Всё равно, что найти под столом осколок от разбитой чашки и надеяться по нему понять, как выглядит сервиз. Не глупи, - кричит вдогонку племянница, - это всего лишь фотография. Я сбегаю по чугунной лестнице искать прошлое на улицах Одессы: где пахнет сыростью, кофе, шоколадом, свежими булками, вишневым сиропом; где горячий воздух разносит по мостовой беспечный смех, ироничный взгляд, мудрую философию оптимизма; где есть шанс найти хоть намек на правду.
- Подскажите, как пройти к Колодезному переулку?
- Мадам, вы бы еще спросили, какого цвета штаны у Дюка Ришелье!
Низенький старичок: соломенная шляпа, авоська на локте - ехидно смотрит в упор.
- Слушай меня сюда. Идешь тудой, - авоська на руке закачалась у моих глаз, - Упрешься в русский театр, считай, ты и попала в Колодезный. На табличку не зыркай. Переулок уже лет шестьдесят обзывают адмиралом Жуковым, не путать с маршалом. О Колодезном кто теперь помнит, а ведь с него начиналась Одесса! А твой какой интерес?
- В седьмом доме родственники жили.
- Ой вей, таки дома нет. Снесли. Остался только фасад, но это ужо не тот коленкор.
Разглядываю старичка. Лицо крупное, загорелое, руки в рыжих веснушках. Старичок в светлой, давно не стиранной рубахе пахнет рыбой, чесноком, специями, еще чем-то, что и не скажешь сразу. Прекрасен, как шумные, замызганные ряды Привоза.
- Что-то подсказывает, вы, мадам, желаете со мной пройтись, - старичок выставил вперед локоть. На сгибе руки по-прежнему колыхается авоська. - Для кого стесняться? Берите меня всего и идемте скорее на ту сторону. Я вам расскажу за всю Колодезную. Любой уважающий двор имеет ворота, и чем вычурнее узор, тем солиднее фамилии его жильцов. Скажу я вам, во дворе моего детства ворота были дрековские, но мы жили с шиком. Без тайн. Тётя Фира всегда осведомлена, чем Соня кормит на ужин мужа. Все знают, кто приходит к Василисе по пятницам. Спектакль «Степан приехал» выходил слушать весь дом.
- И где это наша попа? – слышали из Василисиного окна к сумеркам.
- Вася, найдите же, наконец, эту задницу. Сколько можно! - немедля подключались к поискам и в других квартирах. Представление заканчивается радостным смехом: «Ша, сказала. Завидуйте молча».
- Ви обратили внимание, у нас в Одессочке особенные коты. Подозреваю, рождены от одной влиятельной мамаши с Молдаванки. С черными спинами на белых лапах, по крышам сараев вышагивают поступью генералов. В нашей квартире соседствовали пятеро женщин. Кубок лучшей хозяйки, хотя состязание длилось три десятка лет, ни одна из них не получила. В ход шли подколки, шантаж и даже запрещенные методы. Моя маман на кастрюлю ставила стеклянную банку.
- Спросите же, и к чему? – старичок подталкивает меня в бок. - Я вам отвечаю на этот шикарный вопрос. Вася баловалась пургенчиком. Подкрадется к плите с зельем, а там хоп - капканчик.
Я смеюсь, вставляю междометья: «Да! Надо же!». Другого не надо в беседе.
- Так вот, про котов. Первой принесла в дом котенка Роза. На следующий день в квартире появилось еще четыре твари. Шо удивляет, всех назвали «зайками».
В уютном дворике с развесистыми листьями папоротника и фонтаном старичок продолжает излагать: что имею сказать за нашу интересную беседу. Вот, к примеру, двор. Красивый! Обустроен по высшему разряду. На итальянской плитке распихали глиняных теток с тазами, на воротах дикие рисунки, так сказать, приобщают к истории Одессы. Врут как дышат. Всё ложь и химеры, мадам. Не доверяйте памяти. Праведен только творчеcкий вымысел. Наши предки не те, о ком мы вспоминаем. В гробах лежат совершенно другие люди. Напишите что-нибудь семейно-лирическое. Литературный сюжет сближает времена.
Свидетельство о публикации №224062400436