Гл. 1. Становление. Жизнь налаживается

Начало http://proza.ru/2024/06/24/626

Летом 1947 года отец демобилизуется, и наша семья переезжает в Краснодар. Почему в этот город? Да потому, что бабушка и мама родом с Кубани, и, по их мнению, это лучшее место на Земле. В Краснодаре мы поселяемся в двух просторных комнатах с балконом в коммуналке на семь семей. Город в руинах. Ещё не разобраны груды развалин даже на главной городской улице. Мама после нервных потрясений военного времени страдает сердечным недугом. У бабушки мизерная пенсия. Отец, чтобы обеспечить семью, устраивается работать экспедитором с надбавкой к заработной плате за командировки. С продуктами туго. Их выдают по карточкам.
Из того периода в память врезался довольно грустный эпизод. Начало декабря. Раннее морозное утро. Длинная очередь за хлебом. Мне уже шесть лет. Доверили хлебную карточку. Я крепко держала её одеревеневшей от холода рукой в варежке, а когда подошла моя очередь, карточки в руке не оказалось. Хлеб — небольшой тёмный кирпичик, а сколько пролито слёз… Благо вскоре, а точнее, уже 14 декабря 1947 года, согласно постановлению Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б), в стране отменилась карточная система на продовольственные товары. Как писали газеты и сообщало радио, это означало ликвидацию жёсткого режима распределения продуктов питания и демонстрировало силу и выносливость советской экономики.
Постепенно жизнь налаживалась. В нашей семье появилась швейная машинка. Мама шила, перешивала. Подготовила меня к школе. Портфель смастерила из куска брезента. Школьную форму сшила из коричневого кашемира, длинную, на вырост.
С осени 1948 года началась моя школьная жизнь. Школа женская. В классе тридцать шесть девочек. Все в коричневой форме. Учительницы тоже в строгих форменных платьях с белыми воротничками. Регулярные обязательные проверки на вшивость. Головы для предупреждения этого болезненного явления вымыты керосином. Полы в классах в целях гигиены смазаны чем-то чёрным, похожим на мазут, — «смерть упавшей тетрадке». В школу надо носить с собой «чернильницы-непроливайки», а руки, тетради, учебники — всё перемазано чернилами.
С первого школьного дня я рьяно взялась за учёбу. На то была причина. Моя старшая сестра удалась в маму — женщину красивую, с изящной фигурой, правильными чертами лица, волнистыми светло-русыми волосами, голубыми глазами. Сестру и назвали Светлана. Я же пошла в отца — кареглазая, с тёмными прямыми волосами. От отца унаследовала черты характера и неуёмную энергию. В семье мне была уготована роль младшей, у которой и проблемы не такие важные, и которая должна знать своё место. А мне так хотелось хоть в чём-то превзойти сестру! Я добросовестно выполняла задания, на уроках постоянно тянула руку. Получила прозвище «выскочка». Ну, мне очень нужны были пятёрки! Высший балл!
Грамоту за отличное окончание первого класса в рамочке со стеклом повесили дома на видном месте. Так, закабалив себя с первого дня учёбы, я и в последующие годы вынуждена была поддерживать образ отличницы. Если я приносила домой четвёрку, меня отчитывали: «Галина! Почему ты не постаралась? Ты же можешь учиться отлично!». И я старалась изо всех сил и последующие классы заканчивать на «отлично». Мои успехи ставили сестре в пример. А та, будучи умнее меня, не занималась зубрёжкой, а много читала, гуляла и время от времени отпускала мне тумаки. Оно и понятно. Вот уж от кого обидно терпеть поражение, так это от младшей сестры!
Тянуть на уроках руку меня отучил случившийся конфуз. Во втором классе нас готовили к вступлению в пионерскую организацию. Вожатая принесла в класс горн, спросила: «Кто будет горнистом?». Увидела мою поднятую руку, подошла ко мне и протянула инструмент. Набрав в себя воздуха, я выдохнула его в горн. Тот издал неприличный звук. Все дружно рассмеялись. Мне же было не до смеха. Оказалось, что «не все мне горы по плечо».
Школьная жизнь мне нравилась. Постоянно проводились интересные мероприятия. Во время летних школьных каникул в больших дворах (а наш двор был таким) работали детские площадки. Утром нас будил горн бодрящей мелодией: «Вставай, вставай, постели заправляй!» Детвора выбегала во двор на зарядку. После домашнего завтрака дети снова спешили на площадку. Воспитательница выдавала настольные игры, организовывала походы, проводила конкурсы, руководила дворовым театром. Зрители смотрели наши представления из окон, с балконов, дружно аплодировали. Мы, артисты, наслаждались минутами славы. Послевоенное детство оказалось весёлым, занимательным, радостным, и я сознательно вместе с другими детьми скандировала на торжественных линейках: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
Росла я ребёнком слабым, болезненным. Внезапно температура тела поднималась под сорок градусов, и я впадала в беспамятство. Когда сознание возвращалось, видела заплаканную маму и молящуюся бабушку, не утратившую в наш атеистический век веру в Бога. Выходившие меня крошкой в военное лихолетье, они тряслись надо мной, боясь потерять в мирное время. Меня вылечивали, кутали, я снова простужалась и заболевала. Это был заколдованный круг. Своей болезненностью я даже гордилась, зная, что страх за меня усиливает внимание ко мне в семье. Как все болезненные дети, которые проводят много времени со взрослыми, я была не по возрасту развита и отличалась обострённой чувствительностью.
Так бежали дни, недели, месяцы. А жизнь в стране на глазах становилась всё краше и краше. Исчезали следы войны, следы разрухи. Город восстанавливался, строился заново. Благоустраивались парки, скверы. Уже в начале пятидесятых в гастрономах появилось много продуктов. Витрины прилавков украшали разные виды колбас, рыбных балыков. В эмалированных ванночках предлагалась икра, красная и чёрная. Хлеб — без очереди! А какие вкусные слоеные булочки! Так приятно было раздирать их на тончайшие прозрачные слои и съедать с наслаждением. Портфели настоящие! Купить можно уже и красивые ткани. К праздникам мама шила нам наряды. Обучала и меня портновскому мастерству.
Я рано стала развиваться физически. В одиннадцать лет уже стояла на рубеже своего детства. И грудки начали набухать, как весенние почки, и природа заговорила о себе, страшно напугав меня, вызывая боли и стоны по ночам.
А в стране с уходом Сталина начались преобразования. Они коснулись и детей. Ввели совместное обучение. Смешали нас с мальчиками в седьмом классе, а это возраст первой любви. Меня почему-то одноклассники сразу же стали называть «сестрёнка». Носили мой портфель, делились переживаниями, посвящали в свои тайны.
Продолжение http://proza.ru/2024/06/24/614