Джон Синглтон. Являются ли деньги бесплодными?

ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ДЕНЬГИ БЕСПЛОДНЫМИ?
Джон Синглтон (2009)

1.Введение

Мартин Лютер занимает любопытное место в экономической истории. С одной стороны, знаменитый тезис Макса Вебера утверждает, что протестантская Реформация, инициированная Лютером, способствовала развитию капитализма. С другой стороны, повествования об истории экономической мысли обычно обходят реформаторов, переходя непосредственно от схоластики к мыслителям-меркантилистам. К сожалению,
результатом такого пренебрежения является ошибочное впечатление, что экономическая мысль этих исторически важных деятелей незначительна.1
Хотя историки экономической мысли уделяют внимание мысли Лютера, его идеи идентифицируются как полностью средневековые, отсталые и реакционные. Например, в очень кратком обзоре Роджера Бэкхауса делается вывод, что Лютер, считая деньги бесплодными, «строго поддерживал запрет ростовщичества и доктрину справедливой цены, даже отвергая некоторые из исключений, которые стали общепринятыми» (Backhouse 2002, 55). Мюррей Ротбард менее милосерден, написав, что «Лютер имеет тенденцию возвращаться к средневековому меньшинству», считая, что справедливая цена - это не рыночная цена… В частности, в отношении ростовщичества Лютер был склонен вернуться к резкому запрету, который католическая церковь уже давно оставила позади» (Ротбард 2006, 140). Ричард Тоуни даже, как известно, сравнивает Лютера с дикарем, полагая, что «бесполезно искать в [его «высказываниях»]  связной или последовательной доктрины» (Tawney 2000, 88).
Хотя утверждая, что, наоборот, Лютер предлагает вдумчивую, убедительную и систематическую защиту ростовщичества, можно зайти слишком далеко, это мнение было бы столь же неверным, как и те, которые суммированы выше. Одд Лэнгхольм (2009)
недавно внес свой вклад в необходимое восстановление репутации Лютера в экономических вопросах. 1 Это мнение по крайней мере одного учёного. Керридж утверждает: «Реформация не внесла реальных или существенных изменений ни в
фундаментальное христианское учение о ростовщичестве, ни в какое-либо христианское отношение к нему, средствам борьбы с ним или законам против него» (Kerridge 2002, 23) 3. Справедливости ради, однако, такие оценки не лишены поддержки сочинений Лютера;
Отношение Лютера к финансам, торговле и коммерции ни в коем случае не является благоприятным . Но при этом возникает вопрос: если Лютер выступал против католической доктрины, не является ли он непоследовательным в поддержке церковного запрета на ростовщичество?
Этот парадокс еще больше усугубляется утверждением, что Лютер считал, что «деньги бесплодны», одновременно направляя большую часть своей самой яростной критики в адрес аристотелевской естественной теологии. Конечно, если историк экономической мысли с самого начала убедится в мнении Тоуни, это исследование окажется бесполезным. Однако тщательное изучение сочинений Лютера и их контекста показывает, что противоречие лишь кажущееся. Вместо этого наблюдается явное отсутствие телеологического понимания денег, центрального для схоластического анализа, факт, согласующийся как с номиналистическим влиянием на Лютера, так и с его более широкой богословской программой. Это указывает на растущую степень независимости между позитивным анализом ростовщичества и нормативными причинами его аморальности.
Таким образом, важность Лютера не в том, что его выводы относительно морали ростовщичества по существу отличаются от средневековой схоластики. Это не; он выступает против практик, одобряемых каноническим правом и современными немецкими богословами-схоластами, особенно Конрадом Сумменхартом
и Иоганнесом Экком.2 Хотя это, безусловно, делает Лютера сравнительно консервативной фигурой, разница заключается в степени того, какие контракты, включающие проценты, являются ростовщическими.3
Настоящее значение Лютера заключается в том, как он радикально меняет посылки и, тем самым, условия, при которых этот вывод справедлив. Чтобы доказать аморальность
договора о переписи, Лютер восстанавливает этот аргумент. Например, Лютер не придает никакого значения святоотеческим учениям или утверждению «деньги бесплодны». Таким образом, причины, по которым Лютер считает ростовщичество аморальным, означают очевидный разрыв, не оцененный во вторичной литературе, с предыдущей схоластической мыслью. Однако, в отличие от средневековых схоластических аргументов, посылки Лютера не обязательно обязывают вывод и тем самым открывают дверь для личной
интерпретации. Впоследствии успех Реформации Лютера фатально подорвал богословский фундамент, на котором был построен средневековый запрет на ростовщичество, даже если сам Лютер не смог открыто признать этот факт.

2. Равенство преимуществ.

Историки экономической мысли подчеркивают преемственность между схоластикой и Лютером в экономических вопросах.4 Как показывает Лангхольм (2009), «литературный контекст» экономической мысли Лютера по существу является схоластическим. Показательным примером является общий принцип, согласно которому
труд заслуживает справедливого вознаграждения.5 Однако одним из уникальных аспектов Лютера является особая популистская язвительность, направленная против ростовщиков. Действительно, масштабы бедствий, которые Лютер приписывает ростовщичеству,
особенно «торговле аннуитетами», значительны: оно просуществовало не более ста лет и уже привело почти всех князей, города, богатые учреждения, знать и их наследников к бедности, нищете и разорению; если так будет продолжаться еще сто лет, у Германии не
останется ни гроша, и нам наверняка придется сожрать друг друга" .  Ростовщиков неоднократно осуждали как злых, жадных и особенно скупых. Кроме того, «после дьявола нет большего врага человека на земле», чем ростовщик, потому что, по мнению Лютера, отрицательным внешним эффектом этого греха является всеобщее обнищание: Но ростовщик и скупой живот желает, чтобы весь мир был разрушен, чтобы
были голод, жажда, нищета и нужда, чтобы он мог иметь все и чтобы каждый зависел от него и был его рабом, как если бы он был богом. (Линдберг 2003, 173)
Первичными объектами обвинений Лютера являются монополистические банковские предприятия, такие как Фуггеры, которых он часто называет по имени.6 Однако даже здесь Лютер зависит от схоластической связи между монополией и экономическим принуждением.7 Таким образом, понятие «равенства преимуществ», аналогичное аристотелевской парадигме обмена, очевидно в трудах Лютера о ростовщичестве. Он риторически спрашивает: «Кто поверит, что в этом бизнесе кто-то покупает zinss8 (если он ему абсолютно не нужен) с целью дать своему соседу – продавцу – прибыль и преимущество, равное его собственному?» Сам факт того, что кредитор
стремится заключить такой ростовщический контракт, указывает на то, что кредитор имеет асимметричное преимущество. По мнению Лютера, обмен наличными или бартер с большей вероятностью обеспечит равенство обмена, а не  пагубная продажа в кредит. 9. Неравенство преимуществ формирует основу этического неприятия Лютером ростовщичества. Он использует фразу «Вы не можете зарабатывать деньги только с помощью денег» в "Торговле и ростовщичестве" 10, чтобы продемонстрировать асимметрию риска (LW11 45, 299). Это неравенство приносит ростовщику богатство за счет должника.
Тем не менее, можно сделать вывод, что, несмотря на то, что Лютер приписывал страдания Германии ростовщичеству, он не считает все кредиты под проценты
нулевой суммой, учитывая его готовность разрешить рост до 6%.12 Более того, как
сообщает Рой Паскаль: «Когда получив 500 гульденов в качестве пожертвования для бедных ученых в Виттенберге, [Лютер] без колебаний спросил, как лучше всего он мог бы потратить их под проценты» (Pascal 1971, 190). Это предполагает возможное влияние теории обмена немецкого номиналиста Габриэля Биля, согласно которой торговля, включая контракты с процентами, происходит только на взаимовыгодных условиях. Ключевым моментом для Лютера является то, что эта выгода не всегда одинакова, особенно когда процентная ставка очень высока, в условиях монополии или когда обман и мошенничество «обманывают» одну сторону, но при отсутствии этих условий различия в преимуществах имеют тенденцию уравновешиваться. 13

3. Стерильность денег

То, что Лютер считал деньги бесплодными, повсеместно отмечается во вторичной литературе. В сочетании с краткостью взглядов историков на экономику Лютера
создается ложное впечатление, что это положение является центральным в его анализе и что  использование денег эквивалентно использованию  времени 9, поэтому ростовщики могут получить на этом большую прибыль. Заметьте, что такой образ действий – который противоречит Слову Божьему, противоречит разуму и всякому чувству справедливости
и проистекает из чистого распутства и жадности – является грехом против ближнего» (LW 45, 261).  Биограф Роланд Бейнтон, например, посвятил один из трех абзацев
экономической теории Лютера обсуждению ростовщичества и явно связывает его с «аристотелевской теорией бесплодия денег» (Bainton 1950, 237). Редакторы его собрания сочинений утверждают, что «он придерживался давней схоластической традиции, которая, следуя Аристотелю, учила, что деньги не производят денег» (LW 45, 233).14 Поэтому несколько удивительно, что во всем его трактате 1524 года «Торговля и ростовщичество, лишь однажды, в уже отмеченном примере, Лютер заявляет, что
«нельзя делать деньги только деньгами» (LW 45, 299).
Фактически, несмотря на яростное осуждение этой практики Лютером, за всю его обширную карьеру в публикациях он редко использовал именно эту линию рассуждений. Ее нет в трактате «О евреях и их лжи», изобилующем ядовитыми обвинениями в адрес ростовщиков. Тем не менее, он заявляет, что «деньги - это бесплодная вещь, которую я не могу продать должным образом» в своем «Наставлении духовенству 1540 года, что они проповедуют против ростовщичества» (Pascal 1971, 190)15, и повторяет схоластическое положение «деньги - бесплодная вещь». в застольной беседе 1542 года (Лютер 1955, 254).16 Однако эта идея вообще не появляется в его комментариях к Второзаконию,
из которых вытекает то, что Бенджамин Нельсон (1969) называет первоначальной «заповедью Второзакония», запрещающей ростовщичество. Фактически, Нельсон пишет: «Второзаконие с аннотациями представляет собой резкий разрыв с прошлым. В отличие от средневековых писателей, [Лютер] использует этот отрывок, чтобы дать
волю своему ультраноминалистскому антиномизму…» (Нельсон 1969, 54). Это предлагает убедительное объяснение явного отказа Лютера от идеи бесплодия денег.
Яростное сопротивление Лютера аристотелевской натурфилософии совершенно очевидно В тезисе 41 его «Диспутов против схоластического богословия» 1517 года говорится, что «вкратце, Аристотель для богословия то же, что тьма для света» (LW 31, 12). Вместо того, что «никто не может стать богословом без Аристотеля, - утверждает Лютер, - никто не может стать богословом, если не станет им без Аристотеля» (LW 31, 12). Более того, его возражение не ограничивается только использованием Аристотеля в богословских вопросах: «В этом отношении я бы посоветовал полностью отказаться от
«Физики», «Метафизики», «О душе», «Этики» Аристотеля, которые до сих пор считались его лучшими книгами., вместе с остальными его книгами, которые хвалятся тем, что рассматривают вещи природы, хотя из них нельзя ничему научиться ни о вещах природы, ни о вещах Духа» (Лютер 1960, 93). В ответ на возможные возражения он взывает: «Пусть никто не обвиняет меня в преувеличении или осуждении того, чего я не понимаю!» потому что «я знаю этого Аристотеля так же хорошо, как ты или подобные тебе. Я читал о нем лекции и понимаю его лучше, чем святой Фома или Скот» (Лютер 1960, 94). Его знание средневековой традиции делает отсутствие использования его темы о бесплодии денег более заметным. Точно так же его яростное отвержение Аристотеля привело бы к недоумению, используй Лютер это положение таким же образом и с тем же смыслом..
Влияние номинализма на мысль Лютера, через учение Биля в Эрфурте,
также указывает на отход от аристотелевской метафизики.17 Действительно, Хейко А. Оберман (1989) утверждает, что Лютер идентифицировал себя как оккамист.18 Хотя это так и есть. правда, что Лютер отверг конкретные учения Оккама, касающиеся теологических вопросов, в отличие от своего неприятия Аристотеля, Лютер никогда не отказывается от номиналистической эпистемологии и метафизики. Как отмечает Оберман: «Даже когда Лютер уже дистанцировался от теологии, которую ему преподавали17,
два магистерских курса Лютера в Эрфурте читал Биль, и он по-прежнему рекомендовал Биля как прекрасного наставника для священников, слушающих исповедь» (Oberman 1989, 138).19.
 Аристотелевская телеология денег утверждает существование универсальной субстанции, метафизической природы денег. Номинализм, в отличие от реализма Аристотеля и Фомы Аквинского, утверждает, что такие универсалии не существуют отдельно от субъективных мыслей. По объяснению Хагглунда , «...метафизика должна была быть отменена» (Hagglund 1968, 198)20. Однако католические номиналисты, в отличие от Лютера, поддерживали абсолютный авторитет Церкви во всех вопросах доктрины. К отношениям между Лютером и немецкими номиналистами Билем, Сумменхартом и Экком по экономическим вопросам мы вернемся позже. Несмотря на это, влияние номинализма на Лютер согласен с тем, что он меньше доверяет утверждению «деньги бесплодны». Однако проследить философскую направленность мысли Лютера недостаточно, чтобы продемонстрировать разрыв с традицией в отношении ростовщичества. В этой связи примечательно, что его положительное описание ростовщичества лишено аристотелевского метафизического багажа, который несли писатели-схоласты.
Рассмотрим отрывок из «Вавилонского пленения Церкви», который часто перефразируют в поддержку использования Лютером положения о бесплодии. Лютер риторически спрашивает: как возможно, что при жизни одного человека
можно накопить такие огромные владения, достойные короля, и при этом все сделать законно и по воле Божией? Я не математик, но я не понимаю, как человек, имеющий сто гульденов, может получить прибыль в двадцать гульденов в год, более того,
как с помощью одного гульдена он может заработать другой; и это тоже другим способом, чемземледелие или скотоводство, в котором увеличение богатства зависит не от человеческих постановлений, а от благословения Божия, я рекомендую это людям деловым. Я богослов и не нахожу в этом ничего порицаемого, кроме злого и оскорбительного внешнего вида, о котором апостол Павел говорит: «Избегайте всякого явления и проявления зла»(Лютер 1960, 108)
Производство денег из денег не представляется метафизическим, как невозможное
размножение двух представителей разных видов, как это понимали Аристотель и схоласты, а представляет собой техническую глубину. Позорным является не извращение природы денег, а просто видимость практики. Как будет сказано позже, нарушается Золотое Правило. Признание Лютером своего невежества предполагает, что он не может обоснованно сделать вывод об универсальной природе денег. из его эпистемологических положений. Тем не менее, это в лучшем случае согласуется с оппозицией аристотелевской
натурфилософии и влиянию номиналистов. Если гипотеза состоит в том, что приверженность Лютера номинализму препятствовала принятию телеологического понимания денег, то сочинения Лютера по этому вопросу не смогут ни доказать, ни опровергнуть ее. То, что Лютер верил в бесплодность денег, не особенно примечательно. Примечательно то, что, хотя он и принял эту позицию, в его многочисленных
работах о ростовщичестве это положение редко используется, и есть веские основания полагать, что это было сделано намеренно.

4. Аргумент Реформы

Именно аргумент Лютера в пользу безнравственности ростовщичества демонстрирует наибольшее противоречие со схоластикой и наименее оценен. Джон Т. Нунан (1957) называет святоотеческие учения основным источником церковного запрета на ростовщичество. Аристотелевское телеологическое понимание денег было заимствовано Фомой Аквинским позднее, после того как уже была установлена значительная каноническая традиция. Однако по богословским принципам Лютер и реформаторы полностью отвергают отцов церкви и каноническое право как источники авторитетной истины . Соответственно, Лютер никогда не делал никаких ссылок на святоотеческие учения о ростовщичестве . Он ссылается на каноническое право только для того, чтобы указать на его лицемерие. Священное Писание, истолкованное лично, является единственным авторитетом для апелляции.
Таким образом, Лютер выводит определение ростовщичества, соответствующее традиционному значению, исключительно на основе утверждения Христа в Лк. 6:35: «Давай взаймы, не ожидая ничего взамен». Лютер поясняет: « Согласно Евангелию, таким образом, существует только одно различие между даянием и предоставлением взаймы, а именно: дар не забирается обратно, а заем берется обратно… Тот, кто дает взаймы, рассчитывая получить обратно что-то большее или лучшее, чем он дал взаймы, есть не что иное, как открытый и осужденный ростовщик… (LW 45, 257) В то время как законы Ветхого Завета предлагали Лютеру возможности осуждать ростовщиков в его комментариях, «человек-христианин, восклицал Лютер, был свободен и не обязан соблюдать мертвые постановления Моисея» (Нельсон 1969, 29). В своих «Лекциях по Второзаконию» Лютер уточняет значение Лк. 6:35 в свете закона Моисея: Христос обращается к христианам, которые стоят выше всякого закона и делают больше, чем предписывают законы; но Моисей дает законы для людей гражданского общества, которые подчиняются правительству и мечу... Здесь, следовательно, закон должен применяться так, чтобы тот, кто получил заем, возвращал его, хотя христианин перенес бы это со хладнокровием, если бы такой закон не пришел ему на помощь и заем не был бы погашен. (LW 9, 144-5)
Эта интерпретация приводит Лютера в прямой конфликт с радикальными реформаторами в Германии, особенно с Якобом Штраусом, который выступал за отмену частной собственности, введение юбилейного года и полный запрет ростовщичества.21  Просто неверно утверждать, что Лютер добивался такого запрета – что он не указал радикалам, что он предался.22 Следуя своим тонким богословским положениям, сочинения Лютера четко различают, какие гражданские постановления следует
принять, а какие этические практики христианина должны быть приняты.
Таким образом, весомость аргументов Лютера в пользу безнравственности ростовщичества основывается на Золотом правиле, этической максиме, данной Христом в Евангелиях.24 В «Торгове и ростовщичестве» Лютер пишет, что «взимание платы за ссуду противоречит естественному закону» (LW 45, 292). Вместо того, чтобы иметь
коннотации аристотелевской натурфилософии, Лютер указывает, что нарушенный естественный закон - это просто «закон христианской любви» (LW 45, 296). Ростовщичество безнравственно, потому что «очевидно, что ростовщики поступают против природы, виновны в смертном грехе, являясь ростовщиками, и ищут для своей
выгоды убытков ближнего; они не хотят, чтобы другие обращались с ними подобным образом, и поэтому поступают несправедливо со своим соседом »(LW 45, 292). «Коварная» деловая практика, которую Лютер осуждает в книге «Торговля и ростовщичество», состоит из мошеннических транзакций, в которых одна сторона получает асимметричное преимущество. Таким образом, его совет демонстрирует сходство с его сочинениями о справедливой цене.25 В застольной беседе 1540 года Лютер заключает: Но проповеднику не подобает предписывать меры и говорить, по какой цене
следует продавать и оценивать хлеб, мясо и т. д. В общем, пастыри должны наставлять
каждого человека относительно его призвания, чтобы он мог старательно и верно выполнять то, что повелел Бог, и чтобы он не мог воровать, прелюбодействовать, обдирать, обманывать или использовать в своих целях своего ближнего. . (Лютер 1955,336)
Ростовщичество, вообще говоря, нарушает условия Лютера для справедливых сделок; это в равной степени повод согрешить против ближнего. Для Лютера христианская мораль, воплощенная в учении Христа , является этическим руководством . По отношению к ближнему должно помнить следующие заповеди: «Что хочешь, чтобы другой делал тебе, так поступай с ним» и «Возлюби ближнего своего, как самого себя»; каждому  следует дополнительно подумать, что бы он хотел иметь для себя, если бы был на месте ближнего своего. Если бы он сделал это, он бы открыл для себя все, что ему нужно знать. Не было бы необходимости ни в сводах законов, ни в судах, ни в жалобах; все дела решались бы быстро и просто, так как сердце и совесть каждого подсказывали бы ему, как бы он хотел, чтобы с ним поступили, что он хотел бы дать, а что простить. Из этого ему пришлось бы заключить, что он должен сделать то же самое, что и все остальные. (LW 45, 293) 14
Контраст между Лютером и немецкими номиналистами в экономических вопросах подчеркивает разрыв между Лютером и схоластической традицией. Однако если серьезно отнестись к влиянию Биля на мышление Лютера, то неизбежно следует вопрос: «Почему же тогда Лютер не принимает его экономические выводы?» .26 Однако, как предполагалось ранее, здесь существуют некоторые свидетельства влияния. Лангхольм (2009) отмечает, что аргумент Лютера относительно «правильной и справедливой» цены в торговле и ростовщичестве «основан на позднем схоластическом трактате Конрада Самменхарта о контрактах» (Langholm 2009, 96). Точно так же намерение является неотъемлемой частью установления справедливости в обмен на Лютера, как это было и для Биля: Поскольку ваша продажа - это действие, совершаемое по отношению к ближнему, то она должна скорее регулироваться законом и совестью, чтобы вы делали это без ущерба и вреда   для него, ваша забота должна быть направлена больше на то, чтобы не причинить ему вреда, чем на получение прибыли для себя. (LW 45, 248). И в другом месте, определяя «правильную меру прибыли», «достаточно того, что вы с чистой совестью прилагаете усилия, чтобы прийти к тому, что правильно…» (LW 45, 250). Более того, ростовщиков неоднократно осуждают за их жадность и стремление нажиться за чужой счет. И наоборот, тот факт, что Лютер был знаком с анализом Биля, Сумменхарта и Экка , который исходил из телеологии денег, позволяет предположить, что Лютер, никогда не оспаривая их аргументы, хотел обосновать безнравственность ростовщичества совершенно другим основанием.27
Утверждение о том, что «деньги бесплодны», могло бы призвать не только
католическую традицию, от которой Лютер намеревался отделиться, но и ее логическое продолжение через Сумменхарта, который одобрял договоры о переписи, и Экка, богословского оппонента Лютера.28. Лютер не утверждает, будь то по философским или стратегическим причинам, что аргументы немецких номиналистов ошибочны и что договоры о переписи тем самым нарушают положение о бесплодии. На самом деле
он соглашается с логикой: «Все это кажется настолько красивым, что никто ни в каком месте не может придраться к нему» (LW 45, 299). Вместо этого он утверждает, что эти дела имеют «оскорбительный вид» и нарушают христианскую мораль, в то время как их пособия «выполняют то же самое, что и ростовщичество» (LW 45, 298-9). В результате подчеркивается, что Лютер обосновывает свои доводы в пользу безнравственности ростовщических практик главным образом на том же основании, что проституция и азартные игры считаются греховными.

5. Заключение

Ротбард (2006) поддерживает идеи Биля и Сумменхарта по экономическим вопросам, особенно ростовщичеству, как предвестникам современного экономического анализа.29 Конечно, здесь есть над чем поработать. Многие ценят их в своих сочинениях и многим пренебрегают в сочинениях Лютера. Что касается экономического развития раннего финансового капитализма, экономические доктрины немецких номиналистов гораздо более благоприятны, чем популистский консерватизм Лютера, который является противоположностью обычного повествования. Однако именно Лютер и Кальвин, а не Биль, Сумменхарт или Эк, являются неотъемлемыми участниками тезиса Вебера и, благодаря протестантской Реформации, значительными фигурами в истории
западной цивилизации. Подразумеваемая невысказанная посылка письма Жана Кальвина 1545 года Клоду де Сакинусу гласит: «деньги - это то, что делает деньги».30 Это утверждение нельзя найти в трудах какого-либо схоласта, и Лютер не дает его явным образом. Но безразличие Лютера к нему - факт, и об этом свидетельствует телеология денег31. В то время как Биль и Самменхарт вошли через парадную дверь, реформаторы прибыли через заднюю. Поучительно, хотя и иронично, что Лютер в конечном
итоге оправдывает уровень интереса, равный тому, который защищает Экк.
Таким образом, можно выделить два момента, касающихся значения Лютера в истории экономической мысли.32 Во-первых, существует определенная степень независимости в работах Лютера между позитивным анализом ростовщичества, с одной стороны, и причинами, почему ростовщичество аморально, с другой. Это не относится к схоластическому анализу: то, какие контракты являются моральными, следует из того, нарушают ли они телеологию денег или нет. Хотя Лютер и считал, что «деньги бесплодны», его аргумент не зависит от этого утверждения. Даже без утверждения
схоластов о бесплодии ростовщичество является неправильным как нарушение христианской морали. Это позволяет просто отбросить всю линию рассуждений, заимствованную у Аристотеля, без каких-либо последствий для протестантской доктрины по этому вопросу.
Во-вторых, аргументы Лютера в пользу аморальности ростовщичества сравнительно слабее, чем аргументы схоластов. Это неизбежно следует из схоластических предпосылок авторитета святоотеческих писаний и канонического права, анализа Аристотеля и Священного Писания – ибо в интерпретации Церкви и Отцов ростовщичество аморально. Хотя Лютер с этим и согласился, его предпосылки  не являются обязательными для этого вывода. Вместо этого арбитрами остаются индивидуальная совесть и личное толкование Евангелия . Французский богослов мог бы, например, рассмотреть христианскую мораль, изучить те же отрывки из Священного Писания и заключить: «Я не считаю, что давать деньги в долг под проценты — это хорошл 31 Об отношении Лютера к Кальвину в вопросе ростовщичества известно: «Однако Кальвин пошел дальше, чем Лютер. , в его опровержении аристотелевского изречения о том, что деньги бесплодны, в его интерпретации закона Моисея, который запрещал взыскание процентов по займам брату, и в его более систематическом подходе к капиталу» (Гримм 1967, 580). Влияние Лютера на Кальвина оказывалось в первую очередь через Мартина Бусера.
 Третий момент, заслуживающий рассмотрения, но требующий чрезвычайно большого бремени доказывания, заключается в том, что отказ от предположения о бесплодности денег позволил провести эмпирически обоснованное, «научное» исследование денег, подобное тому, которое было найдено у Бэкона, но. совершенно запрещено у нас» (Джонс 2004, 73).33 Лютер предваряет «Торговлю и ростовщичество» замечанием: «Я предполагаю, что мои сочинения будут совершенно напрасны, потому что… те, кто понимает Евангелие, вероятно, способны на такие простые, внешние вещи, чтобы самим судить, что справедливо, а что нет, на основании своей совести »(LW 45, 245). Напротив, сочинение Лютера на эту тему решительно не напрасно, как и не незначительно именно по этой причине.

1
2 Эти немецкие номиналисты были схоластами, католическими богословами, но отличались от других умеренными последователями Уильяма Оккама. Глава Уильяма Куртенэ «Номинализм и религия позднего средневековья» из книги «В погоне за святостью в религии позднего средневековья и Ренессанса» раскрывает более тонкие различия между
схоластическими богословами.
3 Консерватизм Лютера неоднозначно согласуется с характеристикой, согласно Экелунду и др. (2002), «религиозного предпринимателя», предлагающего дифференцированный продукт для входа на религиозный рынок. Его консерватизм изначально отличал его от католических практик, но, вероятно, нанес бы ущерб привлекательности лютеранства и ограничил его распространение. Дэвид В. Джонс (2002) и Паскаль (1971) полагают, что Лютер умерил свой экономический радикализм и позицию в отношении ответственности светской власти за регулирование ростовщичества по корыстным причинам. Обратная связь между убеждениями Лютера и политико-экономической средой созрела для дальнейшего изучения.
4 Например: «Он может нападать на Каноническое право в целом. Но когда он говорит об экономических вопросах… доктрина, к которой он апеллирует, представляет собой строжайшую интерпретацию Канонического права и ничего больше» (Tawney 1923, 648). изобрел эту практику, и папа, подтвердив ее, нанес ущерб всему миру.(Лютер 1960, 108)
5 Как и схоласты, Лютер ссылается на Луки 10:7. См. LW 45, с. 252 и Лангхольм 2009, с. 96-7.
6 В книге «О евреях и их жизни» евреи названы ростовщиками. Отношения между ростовщичеством и евреями у Лютера выходят далеко за рамки этого эссе.
7 Объяснение этого вопроса Лэнгхольмом (2009) невозможно улучшить.
8 Zinss - это то же самое, что договор о переписи, и именно это Лютер имел в виду под «торговлей аннуитетами».
10 В книге «Торговля и ростовщичество» упоминаются как опубликованная в 1524 году длинная проповедь Лютера о ростовщичестве, так и дополнение к ней.
11 LW ссылается на «Сочинения Лютера», американское издание, соответствующий том и номер страницы.
12 «Мы готовы разрешить процент в размере 5-6% при условии, что будет обеспечено обеспечение и будет соблюдено соглашение, согласно которому капитал не может быть отозван кредитором… но выкуплен заемщиком» (Лютер 1955, 254). «Мы» относится к Лютеру и его бывшему коллеге, скотисту Джеймсу Пробсту. Далее они заявляют: «Но дьявольское ростовщичество и быстрое обращение пожирают все. Сам император разрешает 12 % в своей стране. Какой позор!» (Лютер 1955, 254).
13 По словам Эдда Ноэля, «очевидно, что Лютер более скептически, чем схоласты, относился к способности необузданной рыночной деятельности обеспечить равенство для каждого участника» (Ноэль 2001, 477).
14 В сноске редактора утверждается, что «согласно Аристотелю, деньги - это просто условное средство измерения спроса, используемое для обеспечения равенства обмена» (LW 45, 233). . Как ни странно, метафизический аспект денег у Аристотеля даже не признается. Подробную трактовку Аристотеля о ростовщичестве см. в Langholm (1984).
15 В настоящее время английского перевода «Увещевания» не существует. В отношении ее содержания я полагаюсь на вторичные источники.
16 Об этой встрече со скотистом Джеймсом Пробстом упоминалось ранее. Возникает вопрос, сыграло ли присутствие Пробста важную роль в получении этого заявления.
17
18 «Мартин Лютер был номиналистом, в этом нет никаких сомнений» (Оберман 1989, 122).
19. Кроме того, «Филипп Меланхтон позже вспоминал, что Лютер так интенсивно изучал своего Биля, что реформатор мог цитировать по памяти целые страницы [из комментария Биля к «Сговорам» Питера Ломбардса]» (Oberman 1989, 138)
20 Хагглунд преувеличивает. Куртенэ исправляет эту редукцию Оккама и номинализма: «Пропозициональное знание, хотя и представляет собой ментальное творение, озабоченное скорее универсальностью, чем частностью, напрямую связано с внешней реальностью и зависит от нее через чувственный опыт» (Тринкаус и Оберман 1974, 37). Суть остается в том, что утверждение о бесплодии не может быть должным образом выведено из номиналистической эпистемологии. Объясняя последствия номинализма Биля, Оберман уточняет: «Метафизик должен осознавать, что его выводы никогда не являются абсолютными, никогда не являются научно достоверными, а только «более разумными»» (Оберман 1963, 56).
21 Отношения между радикальными реформаторами и Лютером по этим вопросам подробно описаны Нельсоном (1969).
22 Для Паскаля это также свидетельствует о том, что Лютер защищал «экономические интересы своего класса» (Pascal 1971, 192).
23 Подробнее см. Лютера «Свобода христианина» и «О светской власти».
24 Это третий и наименее требовательный способ Лютера «справедливо и праведно обращаться с временными благами» (LW 45, 273).Первые два, также следуя учению Христа, заключаются в том, чтобы «дать им грабить и красть наше имущество» и «дать даром всякому,
кто в нем нуждается» (LW 45, 256).
25 Паскаль (1971) утверждает, что естественный закон, о котором говорит Лютер, — это трудовая теория стоимости. Точно так же Ротбард (2006) заявляет, что Лютер придерживается теории справедливой цены, основанной на издержках производства. Однако, как показывают последующий отрывок и аргумент Лэнгхольма (2009), эти авторы вкладывают в анализ свои собственные цели. Напротив, Лютер полагает, что эти вопросы «не могут быть решены каким-либо определенным правилом из-за больших различий во времени, месте, людях, обстоятельствах и случаях. Следовательно, этот вопрос должен быть оставлен на усмотрение индивидуальной
совести…» (Лютер 1955, 137).
26 Биль, вместе со своим учеником Сумменхартом, примечателен тем, что защищал перепись и тройные контракты. Нунан называет Тюбингенский университет, где оба были профессорами, «центром либеральной экономики» (Noonan 1957, 206).
27 Анализ Биля и Сумменхарта состоит в том, чтобы с впечатляющей строгостью продемонстрировать, как и почему такие процентные контракты не нарушают телеологию денег. В результате Нунан (1957) предполагает, что Сумменхарт по существу сводит утверждение о стерильности к полной неуместности. О хвалебном прочтении см. Rothbard 2006, p. 90-3.
28 Лангхольму отмечает, что комментарий Биля к «Сентенциям» Питера Ломбарда в значительной степени опирался на «Summa Angelica» Анджело Карлетти, книгу, которую Лютер сжег вместе с папской буллой (Langholm 2009, 99).
29 Что касается теории обмена Биля, он комментирует: «Не было никакого реального улучшения ситуации с Билем до появления австрийской школы в конце XIX века» (Ротбард 2006, 89).
30 Или, в интерпретации Нунана, «основное теоретическое» понимание Кальвина состоит в том, что он предполагает, что «деньги отождествляются с товарами, которые на них покупаются» (Нунан 1957, 367).

Backhouse, Roger E. The Ordinary Business of Life. Princeton: Princeton University Press,2002.
Ekelund, Jr, Robert B., Robert F. Hebert, and Robert D. Tollison. "An Economic Analysis of the
Protestant Reformation." Journal of Political Economy 110, no. 3 (2002): 646-671.
Grimm, Harold J. The Reformation Era: 1500-1650. New York: Macmillian Company, 1967.
Hagglund, Bengt. History of Theology. Translated by Gene J. Lund. Saint Louis and London:
Concordia Publishing House, 1968.
Jones, David W. Reforming the Morality of Usury. Lanham, Md.: University Press of America, 2004.
Kerridge, Eric. Usury, Interest and the Reformation. Aldershot: Ashgate, 2002.
Langholm, Odd. “Martin Luther’s Doctrine on Trade and Price in Its Literary Context.” History
of Political Economy 41, no. 1 (2009): 89-107.
33 From Calvin’s letter to Claude de Sachinus. He also writes that “by no testimony of the Scriptures is lending at interest completely condemned.”
---. The Aristotelian Analysis of Usury. Oslo: Universitetsforlaget AS, 1984.
Lindberg, Carter. "Luther's struggle with social-ethical issues." In The Cambridge Companion to
Martin Luther, ed. Donald K. McKim, 165-178. Cambridge: Cambridge University Press,2003.
Luther, Martin. Luther: Letters of Spiritual Counsel, Edited by Theodore G. Tappert, vol. XVIII,
Philadelphia: The Westminster Press, 1955.
Luther, Martin. Luther's Works, Edited by Jaroslav Pelikan and Helmut T. Lehman, American
Edition, 55 vols., Philadelphia: Muhlenberg Press and Fortress, and St. Louis: Concordia,1955-86.
Luther, Martin. Three Treatises. Philadelphia: Fortress Press, 1960.
Nelson, Benjamin N. The Idea of Usury: From Tribal Brotherhood to Universal Otherhood. 2nd
ed. Chicago: University of Chicago Press, 1969.
Noell, Edd S. "In Pursuit of the Just Wage: A Comparison of Reformation and Counter-
Reformation Economic Thought." Journal of the History of Economic Thought 23, no. 4
(2001): 467-489.
Noonan, Jr, John T. The Scholastic Analysis of Usury. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1957.
Oberman, Heiko A. The Harvest of Medieval Theology. . Cambridge: Harvard University Press,1963.
Oberman, Heiko A. Luther: Man between God and the Devil. New Haven and London: Yale
University Press, 1989.
Pascal, Roy. The Social Basis of the German Reformation. New York: Augustus M. Kelley, 1971.
Rothbard, Murray N. Economic Thought Before Adam Smith. Vol. 1. Auburn, AL: Ludwig von
Mises Institute, 2006.
Tawney, R.H. Religion and the Rise of Capitalism. New Brunswick, N.J.: Transaction Publishers, 2000.
---. "Religious Thought on Social and Economic Questions in the Sixteenth and Seventeenth
Centuries: II." Journal of Political Economy 31, no. 5 (1923): 637-674.
Trinkaus, Charles, and Heiko A. Oberman. The Pursuit of Holiness in Late Medieval and
Renaissance Religion. Leiden: E.J. Brill, 1974.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn