Сказка об Ионушке...
А матери Ионушкиной всё неймётся. Вроде и рукоделить девчоночка выучилась, весь дом обшила, соседи вышивальщинки покупать стали, каши в доме вдоволь, да и масло нет-нет да в горшочек заплывает, а злой матери всё недостаток.
— Вот ещё что, дочка, чего я надумала, — говорила мать. — Ты уж всю деревню своими кружевами закидала — никто боле не берёт, не покупает. Надо бы тебе что поспособнее для хозяйства мастерить. Вот теперь весна, пойди в лесок, наруби ивушки и плети корзинки. Это всем в хозяйстве надобно.
— Хорошо, мамушка, сполню ваше приказание, — отвечала Ионушка.
— Да смотри, с Ивашкой и говорить не смей, а то люди сказывали! Всё знаю! Смотри, косы повыдергаю!
Молча собиралась Ионушка в лесок, не перечила матери. А Иванушка, молодой кузнец, уж выглядывает свою ненаглядную: "Ай-да, за водицей пойдёт, али ещё чего..." Стук-стук молоточком по наковаленке, да и высунет свою белозубую улыбку из окошечка: "Не идёт ли милая?"
— Ионушка-иконушка, моя! — вскликнул Иван. — Куда же это собралась?
— Матушка в лесок послала. Корзинки плести буду. Всё говорит, денег нет, есть нечего.
— Всё ей, ведьме, мало, ест она их, что ли... Ушла бы ты от неё, свадебку сыграли бы... Вся жизнь веселяя была.
— Да как же без благословения? Грешно ведь это, Иванушка. Не по-людски... Упрошу её, умилостивлю... Дай срок.
Дальше шагает белоголовушка босая по весенней земельке, по холодным тропинкам. Вот уж и ивнячок её своими руками обнимает, а прутики сами в руки даются. Легко ей дышится в весеннем лесочке: птицы поют, солнышко на веточках посиживает- её спинку греет, а ветерок волосы гребешком чешет.
— Ионушка... Ионушка... — раздался вдруг голос, далёкий, но такой родной.
— Кто меня кличет? — спрашивает девонька.
— Это я, твой батюшка.
— Где же ты, батюшка? Я тебя и не вижу вовсе. Выйди, покажись!
— Не могу, земля тяжёлая, не поднять уж тепоря.
— Да где же ты, батюшка?
— Здесь, доченька, здесь, милая, — под кривой берёзой лежу.
Подошла Ионушка к кривой берёзке, заплакала.
— Что же ты нас оставил, батюшка, почто ушёл? Как уж без тебя худо стало...
— Не плачь, доченька, что же теперь поделать? Я думал, как лучше будет, а вот видишь, как вышло. Ведь твоя мать говорит: "Поди в лес, нам и самим есть нечего". Вот я и ушёл. Думаю, вам легше будет. Всё ей копеечка надобна. И теперь не изменилась?
— Куда там, ещё хуже стало, батюшка, тебя сгубила, будто силу почувствовала. Всё ей мало...
— Вот что, Ионушка, в другом мире я теперь живу, чудеса знаю. Прислонись к берёзке, обними покрепче, а потом, ровно котёнок, поцапай ноготочками по берёсте. Как царапнёшь пальчиком — монетка золотая, двумя — другая, а всеми пальцами — так сразу с десяток в ладошки из-под ногтей посыплется. Это всё, что для тебя я отсюда сделать могу.
— Спасибо, батюшка! Ты обо мне и оттуда заботишься! Всё сполню, сколько матушке надобно, столько ей денег и нацарапаю. Откуплюсь... Выпрошу её благословение на свадебку с Иванушком.
— Вот и хорошо, вот и ладно, — промолвил отец, и голос его стих.
Обняла Ионушка кривую берёзку, поцарапала своими молочными коготочками по бересте, а монетки так сами из-под ногтей и посыпались. Собрала она их в подол, поблагодарила батюшку и быстрее домой побежала.
"Всё будет! Дорогой мой возлюбленный! Всё будет, счастье наше! Откупимся от матушки! Свадебку сыграем!" — только и пело её сердечко.
Прибежала белоголовушка домой, а мать руки в боки:
— Где корзины?! Почему так скоро возвратилась?
Рассказала всё, что с ней в лесу приключилось, Ионушка, подала матери денежки. Заблестели глаза у спесивой хозяйки:
— Мы теперь с тобой заживём! Ведь не зря тогда твоего отца из дому выгнала! Всё вернулось. Знала ведь! Вот теперь жизнь пойдёт, закипит. Мы с тобой наскребём себе на богатое житьё! Все теперь у меня в холопах ходить будут!
Побродила бабёнка по избе, потопала, деньгой золотой побрякала, принесла судно и говорит:
— Вот тебе лукошко, наскреби денег немножко.
Быстро насыпала монет из-под своих ноготочков девонька. А мать по щекам себя бьёт — своему счастью не верит.
— Мамушка, ты бы нас с Иванушкой благословила, мы бы свадебку сыграли, внучков тебе нарожали...
— Сейчас-сейчас, благословлю... И Иванушку... И внучков... Всем хватит, — и поволокла Ионушку на повить. — Ты, девка, не трепыхайся... Я тебе скоренько... Ты и не почувствуешь... А то замуж выйдешь и не вспомнишь добрую мать... Я же тебя вынянчала, я же тебя выкормила... Я тебе не больно...
Подтащила её к кряжику, мёртвой хваткой запястья держит, на сучок одно за другим положила и отрубила дочернины рученьки — "тяп", да "тяп".
В подол руки положила и в избу побежала, а Ионушка на повити кровью обливается. В глазах всё у девоньки кружится, вертится... На улочку вышла, ноги сами к Иванушке ведут, а за собой красный шлейф оставляет.
Как увидал Иванушка свою ненаглядную, так слёзы и хлынули из глаз его, но не растерялся молодчик.
— Плакать потом, иконушка моя, будем... А сейчас потерпеть надобно, — только и вымолвил.
Перевязал ей верёвками руки, чтобы кровушка не хлестала, и раскалённым железом раны прижёг. А Ионушка в лес рвётся:
— Иванушка, отпусти меня к батюшке, чует моё сердечко, туда мне надобно...
Понёс он её на своих могучих руках к кривой берёзе,а там уж отец её дожидается.
— Ох, вы дети мои, не думал я, что родная мать ради денег такое со своим дитём сотворить может...
— Благослови нас, батюшка, — тихо молвила Ионушка.
Благословил отец Ионушку с Иванушкой, так она и преставилась — Богу душу отдала.
Только и видел Иванушка, как Ионушкины обрубышки в крылья превратились и вознеслась она со своим батюшкой прямо на небо.
— Не печалься, Иванушка, — с батюшкой моим мы по святым местам теперь паломничать станем. — А ты, где крылья ангельские увидишь, меня поминай.
А злая мать дочериными кистями всё по дубовому сундуку скрежетала, почти полный золотишка насыпала, а потом вдруг "раз" — и не сыплются денежки: рученьки-то остыли. И как уж она потом ни царапала ими, как пальцы Ионушкины ни ломала — не выкатилось ни одной из них монетки. Пропала та гадина из деревни, говорят, в другое место перебралась, нового мужа сыскала... Только вот где она? Не соседка ли ваша?
Свидетельство о публикации №224062400812