Истории для взрослых детей

Сколько  бы нам ни было  лет, в нас всегда продолжает жить та же девочка или тот же мальчик, со своими воспоминаниями и опытом вхождения в эту большую, многообразную  жизнь... И если порой удаётся обратиться к своему внутреннему ребёнку, можно заново пережить впечатления, переживания и ощущения, из  которых по крупицам закладывался  фундамент нашей личности, а в дальнейшем и всей нашей жизни. Сегодня я приглашаю Вас, уважаемый читатель, в свои воспоминания... 
С надеждой, что, возможно, они невольно помогут Вам  вспомнить что-то своё, такое далёкое, забытое в потоке и суете дней.


               
                Кавалер

Тот день рожденья не мог не запомниться Маринке. Впервые он отмечался по всем правилам настоящего торжества.  Были приготовлены всякие вкусности, приглашены в гости подружки, а главное, в гости был приглашен мальчик.

Этим мальчиком был Юрка, с которым Маринка ходила в одну группу детского садика.  А ещё они оказались практически соседями по дому.

После новоселья в новом доме, прогуливаясь во дворе, Маринка встретила Юрку, который не раз третировал её дёрганьем за худенькие косички, пока они три года посещали одну группу в детском садике.   

- Прррривет! - задиристо выкрикнул Юрка, - ты чё возле моего дома делаешь?

- А ты чё к моему пришёл? – не особо ориентируясь в нелогичности возникающего диалога, парировала Маринка.

Они ещё немало попрепирались, пока не выяснилось, что их семьи получили квартиры в одном доме. Только Маринка теперь живёт во втором подъезде, а Юрка в четвёртом.
Правда, он ещё долгое время доказывал, что живёт в первом подъезде.

- С конца, - всякий раз злила его Маринка.

Справедливости ради надо отметить, что Маринка не сильно радовалась такому соседству. Ведь несмотря на то, что Юркина мама работала воспитателем в том же детском саду, который они посещали, рос он довольно-таки хулиганистым пацаном, и его соседства с лихвой хватало на детсадовскую группу. Поэтому перспектива испорченных прогулок во дворе Маринку слегка огорчала.

Тем не менее, когда бабушка предложила: «Мариночка, а почему бы не пригласить на твой день рожденья Юру?!», Маринка почему-то обрадовалась, смущаясь в глубине души этой эмоции.

Накануне дня рожденья совершенно не удавалось уснуть.  Промаявшись половину ночи, Маринка сама не заметила, как Морфей заключил её в свои объятья.

Утром девочку ждал сюрприз. Прямо перед кроватью Маринка увидела придвинутый поближе журнальный столик, на который были высажены её любимые игрушки.

Там сидел и медвежонок Яшка, и кукла Герда,  и кукла - негритянский мальчик  Том, и прочие куклы да зверюшки. Но основная фишка была в том, что им в руки да лапы были вставлены подарочки, которые заботливо к этому дню приготовили мама и папа, бабушки и дедушки, тётя и дядя.

Справившись с первым приливом восторга, Маринка начала разбирать эти несметные богатства. И тут - о чудо! Среди детских игрушек оказалась настоящая комбинация. Как у взрослых тётей, только по размеру как раз на пятилетнюю девочку. Вот это да! Теперь она с мамой на равных.

Либо стянуть её с Маринки, либо заставить надеть поверх комбинации платье родителям не удавалось половину дня. Вдруг кто-нибудь из гостей придёт и не успеет увидеть это чудо. Нет, нет, под любыми предлогами Маринка тянула время.

Гости начали собираться. Девчонки завистливо вздыхали, увидев именинницу в таком убранстве, одна из бабушек суетилась рядом, с платьем в руках, тщетно пытаясь запихать в него внучку, а Маринка вырывалась и тайком поджидала «главного» звонка в дверь.

Звонок прозвенел и в распахнутую дверь не вошёл, а ведомый своим темпераментом, ворвался Юрка.
- Здрасти, поздравляю с днём рождения, на… это от меня, - и только тут он заметил, что приветствует вторую Маринкину бабушку, пока первая удерживает внучку в неглиже за закрытыми дверями комнаты.

- Ой, а это… где… А… Маринка дома?

- Дома, дома, Юрочка, раздевайся и проходи. Мариночка сейчас переоденется и выйдет, - сладенько пропела бабушка.

После этой фразы Маринке удалось вырваться из цепких рук бабушки, которая, почти не надеясь быть услышанной, нашептывала ей что-то о правилах приличия и о поведении дамы в присутствии кавалера. Маринка бросилась к двери - должна же она хоть мельком продемонстрировать единственному кавалеру наглядную принадлежность к женскому полу, свою настоящую комбинацию.

Приоткрыв дверь и вывалив половину своего мелкокалиберного торса в прихожую, Маринка кокетливо протянула:
- Юююра, пройди в ту комнату. Я сейчас.

Подружки установили гробовую тишину: мало того, что здесь такой подарок на имениннице, так ещё и мальчик нарисовался в гости.

Но они рано завидовали.

Мальчик во время застольной церемонии ещё как-то худо-бедно держал при себе пытавшийся вырваться наружу фонтан неуёмной энергии. Но потом, хорошо и вкусно подкрепившись, гости гурьбой рванули в детскую комнату «играть».

Что тут началось!.. Раскрасневшийся пухлячок-боровичок Юрка, с бесноватым восторгом в вытаращенных на круглом лице круглых глазах, просто стоял на ушах, заражая девчонок каким-то безнаказанно вседозволенным настроением.
Дерганье за косы грозило перерасти в массовое вырывание волос. Кто-то уже плакал, поправляя банты. Взрослые тщетно пытались вмешаться с целью остановить вакханалию.

Исчерпав все способы дрессуры, родители приняли рискованное, но единственно  верное решение: отправить гостей во главе с именинницей погулять во дворе.

Девчонки на улице пытались играть в мирные игры типа «испорченного телефона» или «хали-гали», но Юрин «завод» был неисчерпаем. Поэтому он: то выпрыгивал из-за спин девчонок с хриплым: «Гав!», чем благодаря эффекту неожиданности сметал их с насиженной скамейки; то резко подсев с краю, резким движением крепкого бедра буквально сметал девчонок со скамьи; то начинал бегать вокруг стайки подруг с палкой в руках, размахивая ею перед лицами девочек и норовя угодить кому-нибудь из них в глаз.

Потеряв последние капли терпения, Маринка сказала:
- Знала бы, что ты такоооой дурак, никогда не позвала бы тебя на день рожденья!

- Ой, ой, ой! Да знал бы, что ты такааааая дура, никогда бы и не пришёл!

- Вот и проваливай от нас! – почти хором, с надеждой на чудо, послали Юрку девчонки.

Психологию в столь детском возрасте они ещё не знали, поэтому своим заявлением допустили большую оплошность.
Вот если бы они сказали что-нибудь вроде: «Ой, Юрочка, ты нам так нравишься. Побудь с нами, не уходи от нас!», может тут его бы и ветром сдуло, а так… ничего подобного.

Почуяв своё превосходство, Юрка с видом доминантного самца продолжал «доставать» девчонок своими грубоватыми выходками.

И тут Маринку прорвало:
- Знаешь что, я в садике всем про тебя расскажу, я твоей маме пожалуюсь, я своему папе скажу, он тогда тебе как врежет….

Поняв, что терять нечего, семь бед – один ответ, Юрка лихо отоварил Маринку палкой по голове, прервав таким нестандартным способом поток угроз.
Опозоренная наглым выпадом виновница торжества с криком «Ааааааа!» сквозь слёзы неслась домой, перепрыгивая через ступеньки, а девчонки бежали следом со старушечьим негодованием на лицах.
 
- Что такое? - уже предполагая причину рёва, спросила мама.
Узнав о сути «трагедии», после путаных выкриков всей «гвардии», Маринкина мама решила побеседовать с Юриной мамой. И цель-то была не в том, чтобы отомстить Юрке, а как-то упредить со стороны мальчика подобные выходки в дальнейшем. Мало ли чем это может быть чревато в его же будущем.

Юрина мама, как истинная воспитательница детского садика, внимательно выслушала историю о плачевном поведении своего сына и спокойно заключила:
- Ничего страшного! Палка – природный материал.

Полное фиаско расстроило как маму, так и Маринку.
День рожденья был окончательно подпорчен, а навязчивая мысль о том, что ведь и камень природный материал, долго не давала Маринке покоя и какое-то время заставляла обходить Юрку десятой дорогой. Ведь никто не знает, с каким природным материалом в данное время он «дружен».



                Сваха

В первом классе Маринка познакомилась с разными девочками из школы и начала ощущать просто острую нехватку в телефонной связи. Но что поделать?.. Телефоны тогда были у немногих.

И вот как-то раз вечером папа говорит:
- Да! Доча, я забыл тебя предупредить. Завтра придёт монтёр устанавливать телефон. С утра из дому ни ногой! Ясно?

- Уррраааааа! – не стала прятать нахлынувшую радость Маринка.

- На всякий случай я попрошу Таню, чтобы она тоже была дома, как взрослая. Мало ли… - добавила мама.

Дело в том, что с ними в квартире в течение нескольких лет жила родная мамина сестра, Таня.  Знала Маринка только то, что по каким-то там семейным обстоятельствам так надо.

На тот момент Татьяна была девицей 23-х лет от роду.
Высокая, стройная, яркая брюнетка она, впрочем, экспериментировала с окрасом волос на голове с головокружительной смелостью.  Иной раз могла явиться домой с фуксиново-малиновой чёлкой и изумрудно-зелёными хвостиками. Это были издержки часто применяемого к Таниной голове парикмахерского искусства.

И всё же Маринка жутко гордилось тем, что в одной комнате с ней обитает такая завидная красавица. Одних только тюбиков с помадой, тушью и всякой другой дребеденью было на её туалетном столике стооолько, что смело можно было гримировать всю их пятиэтажку.
 
А ещё Таня собирала журнал «Советский экран» с такииими красавицами на обложках, что Маринкины подруги могли только обзавидоваться, а ей только того и надо было.
Танька - «Маринкина гордость» - приходила домой по вечерам поздно. А если случалось пораньше, да если ещё с утра никуда не убегала, то лучшего праздника для племянницы и желать было нельзя. В моменты такого праздного ничегонеделания Таня научила племянницу танцевать самый модный в то время танец «Летку-Еньку», что Маринке добавляло весу, как в собственных глазах, так и в глазах подружек.

Тем утром, когда пришёл монтёр, Таня была дома и спала в их комнатке за закрытой дверью, строго-настрого наказав Маринке: «Не мешать!».

Монтёр пришел вовремя и начал добросовестно исполнять свои профессиональные обязанности. И быть может, делал бы это ещё лучше, если бы не юная хозяйка.
- Дяденька, а как Вас зовут? – через десять минут поднадоевшего ей молчания осведомилась Маринка.

- Толя, - буркнул двадцатилетний дяденька.

- Ааааа…, а я Марина.

Ответное молчание не понравилось Маринке, и она решила продолжить светскую беседу:
- А у Вас дети есть?

- Какие дети? – не понял Толя.

- Ну, как какие?! Мальчик или девочка.

- Ой! Да нет у меня никаких детей. Я не женат, - с досадой отмахнулся Толя.

- Даааааа? Не женаааты?

- А что ты удивляешься? Я же ещё молодой.

Маринка очень заинтересованным взглядом оценивающие осмотрела монтёра и после небольшого колебания изрекла:
- А у меня тётя есть.

- И что? – опять стал буркать Толя.

- Молодая. Хотите, покажу?

Парень чуть не выронил телефонный аппарат. Поймав его на лету, он не без интереса спросил:
- Что значит покажу? А где она?

- В той комнате лежит.

Наконец у буки-Толи на лице появилось подобие улыбки, и нетерпеливо сглотнув слюну, он великодушно разрешил:
- Ну, покажи.

- Пойдёмте. Только тихо, встаньте на цыпочки, - памятуя о Танином наказе «не мешать спать», отдала распоряжение Маринка.

И гуськом, на цыпочках, взявшись за руки, юная сваха с монтёром пошли к дверям комнаты.

Приоткрыв дверь, они увидели разметавшуюся на кровати в сладком сне, вполне созревшую невесту.  Наверное, почувствовав взгляд, Таня перевернулась на бок, свернулась клубочком и натянула до подбородка одеяло.

Маринка вернула к действительности Толю, увлекшегося видом «спящей красавицы», прошептав:
- Ну всё. Посмотрели и пойдём. А то меня ругать будут.

Заметно повеселевший монтёр быстро доделал работу и заверил Маринку, которая была обеспокоена дальнейшим развитием событий:
- Конечно, конечно! Я обязательно зайду. Ну… это… когда она… проснётся.

Маринка облегченно вздохнула, закрыла за ушедшим Толей дверь и тут же услышала из комнаты:
- Марина! Ну-ка иди-ка сюда-ка.

Что-то этот тон не очень-то понравился Маринке, и она робко зашла к Татьяне в комнату.
- Что это было? – сонно протянула тётя.

- А где, что было?

- Не ёрничай!  Кого ты сюда привела?

- Толю. Монтёра, - сдалась Маринка.

Последние признаки сонливости на лице у Татьяны испарились, и она рявкнула:
- Зачем? Ты что, совсем дура?

- Почему же дура? Он молодой, высокий. У него нет детей, потому что он не женат. Я узнавала.

- Господи! Да зачем? Ты что, замуж собралась?

- Да. То есть, нет. Я собралась поженить тебя с ним. Он придёт ещё раз.

- Ну, вот что, подруга, - нешуточно   рассердилась на племянницу Татьяна, - ещё раз выкинешь что-нибудь подобное, я тебе так «всыплю», что потом ори заорись тут до потери пульса.

Давно Маринка не испытывала такого ужаса. Ну, всыпать – это понятно. А орать до потери пульса – это что-то новое. И главное, наверное, очень страшное.

Не раз ещё потом на досуге, коего было немало, Маринка размышляла, чем же может грозить непосредственно ей эта самая «потеря пульса».
И что обидно, хотела ведь доброе дело сделать.
Пришлось о карьере свахи забыть.


                Деда

Маринкин деда, Константин Алексеевич, был личностью неординарной. Интеллигент до мозга костей, остроумный и эрудированный человек с широчайшим и глубочайшим кругозором. Он преподавал математику в вечерней школе и в Дальрыбвтузе, отлично рисовал, музицировал, писал стихи, мог с потрясающей достоверностью сделать из дерева игрушечную мебель для кукол с инкрустацией, да и вообще, мог ну просто всё....

А вот характер у деды был сложный и обидчивый. В какие-то моменты Маринка замечала, что в доме нависала туча и даже её бесстрашная бабуня становилась притихшей и осторожной в речах и поведении, что для её свободолюбивой натуры было несвойственно. В такие моменты Маринка часто слышала: «Тихо! Не шуми, не мешай деде!»

Ага, конечно. Что значит не мешать деде?! А кто ей, Маринке, будет с актёрским мастерством читать её любимые книжки... И Маринка вовсю «мешала».

– Деда, а деда, ну почитааай мне сказку, – канючила, невзирая на бабушкины запреты, Маринка. И деда обычно читал что-то новенькое, в ролях и лицах изображая героев сюжета.

 Любимой была раритетная книга Н. Каразина «Мои сказки», посвященная его внучке Магде. Книга была издана в 1895 году, повествование шло через букву «ять» и в конце всех слов, оканчивающихся на согласную букву, стоял твёрдый знак. Написана она была ещё по дореволюционным правилам русского языка, и шестилетняя Маринка сама и не пыталась освоить это чтение через «ять», потому и просила то бабуню, то деду почитать ей.

В тот день у деды было настроение, когда нужно «тихо» и «не мешать». Внучке он сразу очертил круг претензий и запретов: «Ко мне не подходи, я с тобой больше не разговариваю! Не умеешь себя хорошо вести. Поняла?»

Маринка кивнула, мол, что ж тут непонятного, и снова беззаботно защебетала: «Деда, а расскажи...», на что дед осадил её недовольным взглядом, а бабушка буквально подлетела от буфета к дивану, где возлегал дед, и резко оттащила приютившуюся рядом Маринку к письменному столу с грозным окриком: «Тебе сказано не мешать! Сиди и рисуй. К деде не подходи» и шепотом добавила: «Видишь, он сердится».

С этими словами бабушка пошла на кухню готовить обед, а Маринка решила проверить, как это он сердится и почему, собственно, ему нельзя мешать.

Сначала она искоса наблюдала, как деда, лёжа на диване, с интересом читает газету «Правда», где, как понимала Маринка, можно вычитать обо всём только чистую правду. Потом взяла маленький стульчик, подвинула его к дивану и присела. Деда бросил короткий, недовольный взгляд в её сторону и снова переключился на «поиски правды».

– Деееда, ну деееда... - протяжно зашипела Маринка.

– Я сказал, я с тобой не разговариваю, – дед был непреклонен.

– А сколько? – спросила Маринка, пытаясь заглянуть в дедовы глаза.

– Чего сколько? – от удивления деду пришлось вступить в диалог.

– Нууу... это... Подождать сколько? Сейчас половина двенадцатого. До двенадцати, да?

От такой непосредственной наглости дед опешил и со словами: «Всё, я сплю. Отойди, не мешай» закрыл лицо и верхнюю часть грудной клетки разворотом газеты «Правда».
Маринка, естественно, никуда не отошла, а стала потихоньку, сидя рядом на своём маленьком стульчике, наблюдать за процессом.
 
Сначала послышалось мерное дыхание засыпающего человека, которое стало переходить в лёгкое похрапывание. Потом послышался довольно-таки громкий храп, переходящий в прерывистый рык.

Стало как-то веселее.  Маринка расслабилась под звуковое сопровождение громко спящего деда и тихонько заглянула под газету. Деду это не разбудило.

Тут Маринка обратила внимание, что газета «дышит» вместе с дединым храпом, то поднимаясь выше, то опускаясь на лицо. Стало ещё интереснее. Маринка поднесла ладошку на такое расстояние, чтобы газета, поднимаясь, касалась её ладошки, и в этот момент легким движением руки стала помогать ей опускаться быстрее, чем просто на вздохе и выдохе.

Поупражнявшись таким образом, она быстро заскучала. Ну сколько ещё так можно высидеть... На одном из громких всхрапов с высоким подъёмом газеты от спящего лица, Маринка с каким-то шальным азартом хлопнула по газете что было мОчи. Дед резко подпрыгнул, как от громкого выстрела возле уха, и очутился в сидячем положении. Газета отлетела в сторону, он в злобной растерянности смотрел на внучку, которая с невозмутимым видом сидела рядом, протягивая любимую книжку с невинно-подкупающей просьбой в глазах:
– Дееда, ну почитай...

Это была та ситуация, когда деда понял, что во всех смыслах проще покориться, чем противиться. Он обреченно вздохнул, взял в руки книгу под Маринкино «Только мою любимую!» и стал с театральной выразительностью читать сотни раз читанную сказку «Два пути».

Маринка каждый раз, как впервые, слушала поучительную историю о разных судьбах двух прекрасных лошадей по имени Снежок и Уголёк. Об их разных характерах и разном жизненном пути.

Когда Маринке впервые прочли сказку, её бабуня подытожила:
– Вот видишь, Котонька, эта сказка как раз о том, что «посеешь поступок - пожнёшь привычку, посеешь привычку – пожнёшь характер, а посеешь характер – пожнёшь судьбу».

С тех пор, наверное, у маленькой девочки и стал закладываться интерес к характерам, судьбам и причинно-следственным связям их хитросплетений.

Сказку деда дочитал, потом они поиграли в шашки, потом ещё в карты, а потом, на его счастье, из кухни вернулась бабуня с горячим супом в фарфоровой супнице и бодрым призывом «Готово! Обедать!» даровала деде свободу на некоторое время.

В общем, ни при каких условиях поссориться, обидеться, перестать разговаривать деде с внучкой не удавалось.

В тот год, когда Маринка училась в первом классе, они с мамой и папой приехали поздравить деду с 23 февраля. Он был какой-то грустный, а бабушка встревоженной.

Деду поздравили, но Маринке «расшевелить» его не удалось, так как он стал надрывно кашлять... Маринку мама увела к соседке. Она краем глаза успела увидеть, что бабушка достала из шкафа кислородную подушку, а папа побежал на улицу к телефонной будке вызывать скорую помощь.

Когда собрались домой, деды уже не было на его диване и на Маринкин вопрос, где он, мама ответила: «Деду увезли в больницу. Сердце полечить».
Так как периодически он ложился в больницу и они его часто навещали, Маринка восприняла такой ответ с лёгкостью.

Шло время, а деда не возвращался... На Маринкины вопросы мама отвечала каждый раз одно и то же: «Ещё в больнице. К нему нельзя. Когда вернётся домой, пока неизвестно».

Уже летом, на каникулах, когда Маринка с мамой в очередной раз ехала в трамвае к бабуне, на многократно заданный вопрос мама вдруг сказала:
– Деда не вернётся. Никогда...

– По-по-почемууу? - Маринкины глаза стали наполняться влагой.

– Потому что он умер – мамин голос прозвучал, как взрыв.

– Нееет, я не хооочууу, – захлёбываясь плачем, уже и не стесняясь пассажиров в трамвае, заголосила Маринка и тут же добавила: – А что значит умер? Его больше не будет, и мы не увидимся?

– Да, доча, больше вы не увидитесь. А умер он в тот день...

– Мама, ну почему я не знала, зачем ты меня обманывала?

– Понимаешь, котятка, я боялась за тебя, - как-то беззащитно произнесла мама.

Почему мама так долго молчала и берегла дочь, а потом вдруг призналась в такой вроде бы неудобный момент, прилюдно в трамвае, Маринке было сложно понять.

Наверное, мамин запас прочности в какой-то момент иссяк, как сопротивление долго зажатой пружины. И момент этот застал маму в трамвае.

Маринка на неё не обиделась, но долго оставалась безутешной по своему деде. По вечерам, ложась в постель, она стала думать: «Как же так? Деда... Был и нет... Это что, потом также и все остальные? Бабуня, мама, папа?». И вдогонку совсем оглушительная мысль: «Значит, что, потом и я? И все, все, все?» Какое-то время эти мысли не отпускали Маринку, пока не пришло понимание и смирение с тем, что всё в этом мире имеет своё окончание.

Когда человек закончил обучение в первом классе, для размышления ещё очень много впереди разных тем и, как правило, более оптимистичных. Маринка, конечно же, утешилась постепенно, но с этого момента у неё осталось ощущение перейденного Рубикона в более взрослую и серьёзную жизнь.


                Инициатива наказуема

Лупили ремнём Маринку нередко. Бывало, за дело, а бывало, что и явный воспитательный перебор наблюдался.
Папа в прелюдии к расправе говорил ей: «Ну-ка быстро неси ремень. Я тебя сейчас отлупцую».

От соприкосновения папиного армейского ремня с её филейной частью стоял истошный крик на весь подъезд.
Маринка, выходя во двор и упираясь взглядом в сочувствие, щедро исходившее от лиц её  малолетних товарок, на их вопрос: «Ну, как ты? Больно было?» –  неизменно отвечала: «Это не меня били!»

Ну не хотелось ей никак признаваться в своей слабости.
Что уж подтолкнуло Маринку к дальнейшим действиям, никто не припомнит.  Факт в том, что по дороге из школы она заявила Оле и Лене:
- Сейчас буду мыть пол в подъезде.

Вдоволь посмеявшись над этой шуткой, подружки по ходу пьесы поняли, что это и не шутка. Конечно, никто из них не захотел пропустить такое шоу. Десятилетняя девочка, драящая полы в подъезде, причем исключительно по доброй воле, зрелище многообещающее.

Но Маринку уже «несло». Не переодев школьную форму, набрала в ведро воды и давай сбрасывать излишки бурлящей энергии.

- Маня, одумайся! – вяло попыталась остановить подругу Ольга.
Не получив адекватного ответа, девчонки расположились на верхней ступеньке лестничного пролёта в ожидании, когда их одержимой «половой жизнью» подружке затея надоест и она уймётся.

  Но не тут-то было. В школьной форме мыть пол было неудобно, поэтому для облегчения процесса Маринка сняла фартук и положила его на подоконник.
После неаккуратного перемещения ведра с водой она замочила край форменного платьица и колготки. Не мудрствуя лукаво, Маринка стянула колготки и разложила для подсушивания на тот же подоконник.

      Ольга с Ленкой оживились. Наблюдать за вошедшей в раж подругой становилось всё интереснее.

Вдруг внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься вверх по лестнице. Это оказалась Ленкина соседка, бабушка по фамилии Хмель.
- Здравствуйте, девочки… - как-то удивленно-нерешительно протянула она.

- Здрасти! - хором гаркнули девчонки.

А Маринка по-хозяйски бойко поторопила:
- Проходите, проходите.

Но бабушка Хмель проходить не спешила, а более того остановилась вовсе и стала демонстративно оглядывать обстановку.

Ольга с Ленкой прямо-таки приподнялись на цыпочках и уже сглатывали слюну в предвкушении кульминации действа.

- Что здесь происходит? – поинтересовалась бабуся.

- Полы моем!  - почему-то во множественном числе отрапортовала Маринка.
- А что, разве у нас уборщицы нет? – не унималась соседка, переводя с интересом взгляд на подоконник.

- Есть, но мы решили ей помочь, - продолжала мыкать Маринка.

В глазах у Ленки и Ольги просто чертята прыгали, и вообще, вид у подружек стал весьма оживленный.

- Ой, а что за вещи? И чьи это штаны? – с каким-то неприличным интересом продолжала вязаться бабушка Хмель.

- Мои! – не стала открещиваться от своего имущества Маринка, - они намокли.

- Н-е-п-о-н-я-т-н-о, - почти с угрозой процедила бабушка и бойко протопала на свой этаж.

Лестница была домыта, настроение у Маринки как-то сквасилось, а Ольга с Ленкой, утратив интерес к происходящему, пошли садиться за уроки.

Вечером в Маринкиной квартире раздался звонок в дверь, и через несколько секунд она с ужасом услышала диалог, состоявшийся между мамой и бабушкой Хмель.

- Здравствуйте. Вы извините за беспокойство. Но ведь Вы наверняка не знаете, что Ваша Марина моет пол на лестнице.

- Какой пол? На какой лестнице?  Когда? Вы о чём? – совершенно ошалело воскликнула мама.

- Вот здесь, на Вашем этаже.

- Марииина! - призывно рявкнула мама.

Последовал допрос с пристрастием.
После Маринкиных доводов и объяснений, аргументов и фактов бабушка Хмель выкатила главный козырь:
- А Вы знаете, что пол она мыла без штанов?!

Мама была в ауте, соседская бабушка праздновала триумф, а заодно через мамино плечо поглядывала на Маринку, как сексуальный   маньяк на жертву.
Естественно, вечер закончился «лупцеванием».
Для профилактики непопулярная воспитательная процедура была закреплена традиционным стоянием в углу, а заключительным аккордом стало вымаливание прощения.

Уснуть Маринке в тот вечер долго не удавалось. Всё-таки был получен первый, но, как потом жизнь показала, не последний урок на тему: «Инициатива наказуема». 


                Пшик

Почему-то уж очень нравилось Маринке наблюдать за тем, как мама гладит постельное белье. И даже не сам этот, довольно нудный, процесс её привлекал, а то, как мама набирала из кружки полный рот воды, смешно надув щёки и на всю длину рук отставив от себя простыню, обильно опрыскивала её водой изо рта. Маринке очень хотелось попробовать так же, но мама её отгоняла от белья, и потому иногда она экспериментировала с пшиканьем водой в ванной комнате.

Она и подружкам своим, Лене с Олей, показывала сей фонтан. Но похоже, кроме неё самой, Маринкины брызги никого не впечатляли. Но… голь на выдумки хитра, и посему сценарий в не обременённой заботами Маринкиной голове созрел быстро.

У Ленки была старшая сестра Галя. Старше девчонок она была всего-то на четыре года, но возомнила о себе бог знает что. Выражалось это в следующем. Ну, во-первых, Галка всё время делала девчонкам замечания как взрослая, во-вторых, могла запросто подзатыльник отвесить, да и вообще жаловалась родителям на их проказы.
В общем, вела себя так, будто бы сама ни разу не была бита родителями за двойки да за позднее возвращение с прогулок.

Ленке, как родной сестре, доставалось больше всех, а Ольге с Маринкой так… рикошетом. Но всё равно надоела она девчонкам своей «дедовщиной» хуже горькой редьки.

Как-то после школы Маринка говорит Ольге и Ленке:
- Слууушайте, а я придумала, как можно над Галкой подшутить!

- Как?! – заинтересовались подружки.

- Сами увидите. Галку нужно возле почтового ящика встретить. Только вы меня не смешите.

Девчонкам оставалось положиться на выдумку подруги.  Почту из своего почтового ящика Ленка в этот день вынимать не стала. И, как было уговорено, девочки «повисли» на подоконнике подъездного окна, на третьем, Маринкином, этаже, чтобы о Галкином появлении в поле зрения быстро предупредить подругу.

Долго ожидать не пришлось, время для «встречи» подгадали правильно.
Дальше, с широко открытыми ртами, Ольга и Ленка наблюдали театр одного актёра, развернутый на подъездных подмостках.

Маринка выскочила из своей квартиры с какими-то смешно раздутыми щеками и мимо подруг сиганула на второй этаж, к почтовым ящикам.

Там нос к носу она встретилась с Галиной, которая с важным видом этакой много познавшей в жизни матроны  неторопливо вытаскивала из ящика газеты. «Матрона» после восьмилетки уже училась на первом курсе судостроительного техникума и при каждом удобном случае называла себя студенткой.

Брезгливо посмотрев на Маринку, которая «гипнотизировала» её со средней ступеньки лестничного пролёта, Галка бросила через плечо:
- Уже не знаешь, чем и заняться? Посмотри, тебя аж раздуло от безделья. Что помалкиваешь?

И тут, пошире выкатив глаза, наверное, для пущего устрашения противницы, Маринка с весёлым азартом выплеснула содержимое своего детского ротика в Галкину физиономию. Не хуже, чем мама на бельё.

После секундного замешательства, обалдев от такой наглости, Галка через три ступеньки помчалась за «обидчицей».
Девчонки, нервно хихикая, на всякий случай сравнялись со стеной, чтобы явно озверевшая Галка по пути следования за Маринкой не сформировала и из них по киевской котлете.

Что успела сделать Маринка, так это заскочить в квартиру, влететь в ванную комнату и запереться там на щеколду.

Двери в квартирах в те годы частенько не закрывали на замки, и поэтому замок на входной двери в Маринкину квартиру стоял на предохранителе.

Галка беспрепятственно проследовала за зарвавшейся обидчицей с грозным окриком:
- Маррриина!

- Что? – вызывающе отозвалась из ванной Маринка.

- Немедленно открой дверь! Хуже будет!

Что уж может быть хуже, чем сейчас открыть дверь, Маринка просто не могла представить. Даже при всей своей буйной фантазии.

Поэтому она без раздумий сказала:
- Нетушки.  Открыть не открою, но посмотреть на меня можешь.

- Что за фокусы? Открывай! - совсем по-взрослому проревела Галина.

- Ты лучше в туалет загляни, Галя!

Не совсем уловив логику, Галка распахнула дверь в туалет. Не увидев там ничего для себя интересного, она уж было хотела закрыть её, как раздался дразнящий голосок:
- Не достанешь, не достанешь!!!

Подняв голову, Галя увидела в окошке, разделявшем ванную и туалет, Маринкину кривляющуюся физиономию.
Девчонка, встав на край ванны, залезла ногами на полотенцесушитель и через окошко корчила рожицы с чувством полной безнаказанности.

- Ну всё, - прошипела Галка, - пеняй на себя!

И она гордо удалилась, не глянув даже в сторону малолетних зрительниц, которые всё это время из-за Галкиной спины наблюдали за спектаклем.

- Что теперь будет? – сочувственно протянула Ленка. - Она ведь не отстанет и наверняка вечером пожалуется родителям.

- А, ничего не будет, - хорохорилась Маринка.

Когда человеку 10 лет от роду, вечер наступает довольно-таки нескоро, и времени до этого самого вечера ещё оставалось предостаточно.
 
Тем не менее вечер наступил, и звонок в дверь прозвучал как нельзя некстати. Как раз по телеку шла любимая передача «Спокойной ночи, малыши!»

Мама открыла дверь и Маринка, не отрывая глаз от телевизора, услышала из прихожей Галкин скорбный монолог о чудовищных проделках маминой дочери.

Оправдываться после Галкиного ухода желания не было. Да и аргументы были слабоваты. Поэтому очередную пилюлю «ременной терапии» Маринке пришлось принять с мужеством Зои Космодемьянской.


                Ликбез (ликвидация безграмотности)

Однажды после уроков Васька и Игорь из 2-го «б» класса буквально затащили Маринку и Ольгу в беседку на территории детского садика, что был вблизи школы, и зачем-то решили устроить им ликбез.

К удивлению девчонок, пацаны стали выкрикивать матерные слова.
Девчонкам было страшно и непонятно: во-первых, что эти слова означают, во-вторых, зачем с таким азартом пацаны их так смело кричат на всю округу, а в-третьих, зачем именно им, Оле и Марине.

Вырваться и убежать практически не было никакой возможности. Цепкие мальчишеские руки держали Ольгу и Маринку за шарфики на шее. Поэтому выбор между добровольным удушением и насильно насаждаемой дворовой наукой был сделан в пользу второй.
В ушах у девчонок звенели эти новые, грубые, вызывающие чувство стыда слова на «Б», на «П», на «Х», на «Е», на «М».

Некоторые из этих слов девчонки уже слышали. Под гастрономами частенько кучковались местные алкаши, вот они-то иной раз просто сотрясали воздух непристойной бранью.

Благочестивые мамаши затыкали своим чадам уши и отводили их в сторонку. Там они им объясняли что-то типа того, что это - маты, за которые можно даже попасть в тюрьму, если их, не приведи Господь, конечно, начать применять в своём лексиконе.
 
Вволю наоравшись, пацаны потребовали никому не рассказывать о своей проделке, для пущего устрашения дали девчонкам по пинку и отпустили их восвояси.

Те, поняв, что опасность миновала, расслабились и решили нагрянуть с визитом к Ленке. Конечно же, повзрослев на такое количество сугубо взрослых слов, девчонки тоже испытывали желание посеять «разумное, доброе, вечное».

Лена вежливо выслушала подруг и сказала, что с этими словами она уже знакома. У неё ведь есть старшая сестра.
Тема так бы и сошла на нет,  но грянул гром…

Раньше был такой вид художественного оформления фотографии, как установка её в пластмассовый шарик с увеличительным стеклом-окошком для просмотра.
Во втором классе у Маринки было уже два таких шарика с фотками, за первый и второй класс.

После школы дома она любила щедро намазюкать маминой помадой губы, начесать волосы в какую-то взрывную причесуху, надеть мамину самую красивую комбинацию и туфли на шпильке.

Но самое главное заключалось в том, что под комбинацию на «штатное место» Маринка вставляла пластмассовые шарики со своей фотомордочкой. И вот в таком виде она могла часами кривляться перед зеркалом, гордо выставив «пышный бюст».

В один из дней, в самый пик дефиле, раздался звонок в дверь. Через дверной глазок Маринкой была опознана подруга Оля. После секундного замешательства «фотомодель» всё-таки рискнула открыть дверь в таком, мягко говоря, экзотическом виде.
На лице у Ольги промелькнула целая гамма чувств:  от удивления до откровенной зависти.

Но… надо было сохранять хорошую мину при плохой игре, поэтому Ольга сначала рассмеялась, потом щёлкнула пальчиком по Маринкиной пластмассовой груди и в заключение предложила:
- Слушай, Мань, а давай будем играть в учителей.

- В каких учителей? - не поняла Маринка.

- Ну смотри, допустим, ты будешь русыней из нашей школы, а я физруком. Я тебя приглашу на свидание в раздевалку, а ты согласишься.

 Глаза у Маринки от удивления стали постепенно выкатываться из орбит, а Ольга продолжала:
- Помнишь те слова, что пацаны нам… ну… это… рассказали?

- Ну?!

- Так я, как физрук, конечно, буду писать тебе записки с этими самыми словами, а ты, как русыня, будешь мне писать ответы.

Предложение показалось заманчивым, а главное, подкупало своей новизной. И Ольга с Маринкой разыграли некий почтовый роман в записках, где, коверкая «под взрослых» почерк, изъяснялись на голимой матерщине.

Связь работала исправно. Сбегала на второй этаж и бросила записку в почтовый ящик, потом в дверь подруге позвонила - та бежит за почтой. Следом другая поступает таким же образом. Интересно, авантюрно и, главное, какой-то незнакомой взрослой жизнью отдаёт.

В очередной раз Маринка, сбросив в почтовый ящик свой ответ с согласием на совершенно непристойное предложение «физрука», поднялась к Ольге просигналить о письме в ящике и, уже отходя от Ольгиной квартиры, столкнулась нос к носу с её отцом.

- Здравствуйте, дя-дя Ви-тя, - немеющими от ужаса губами промямлила Маринка и поспешно ретировалась к себе.

  В его руках была изъятая из почтового ящика корреспонденция.
Покой был утерян, и Маринка как-то внутренне напряглась в ожидании неминуемой расправы, которая и не заставила себя долго ждать.

Буквально в тот же вечер началась нездоровая суета. Родители девчонок бегали друг к другу, шептались на кухне за закрытыми дверями, а потом объявили «большой сбор».

Две семьи собрались в квартире Ольгиных родителей и устроили перекрёстный допрос.
- Кто это писал? – первой взвизгнула Маринкина мама, как самая слабонервная.

- Она, – хором сказали подруги, уверено ткнув друг в друга детскими пальчиками. Записка с одной сторона имела текст «физрука», а с другой «русыни».

- Врёёёшь, - с каким-то рыком издала Маринкина мама, грозно буравя глазами дочь, которую и без этого взгляда колошматило от ужаса.

- Она это, она, - напористо пропиликала Ольга и Маринка поняла, что та позиции не сдаст ни при каких условиях.

- Ну… я, - бесцветным голосом выдавила Маринка.

- Что там написано, Марина? – ничего умнее не придумала спросить Ольгина мама.

- Я не знаааю, - выдохнула Маринка, не материться же при таком скоплении родителей.

- Как не знаешь? Ты что, издеваешься? – не выдержал Маринкин папа, а мама добавила:
- Дядя Витя смог прочитать, что там, - и переведя дыхание, а заодно многозначительно подняв указательный палец, Маринкина мама выдохнула, - Там написан страшный мат!!!

Всем было понятно, что виноватый определился.  Ольга приняла вид человека, над головой которого туча не только уже прошла мимо, а успела свернуть далеко за поворот. Это выдавало её весёлое пританцовывание правой ножкой.

Маринка же буквально кожей чувствовала приближающуюся грозу.
После пережитого позора и после того, как Ольга предательски сквозанула от ответственности, Маринка испытывала полное бессилие.
Что-то подобное, видать, испытывали и её родители, потому как ремнём не размахивали, в угол не ставили и раскаяний не требовали.

Дома мама лишь как-то устало и отрешенно сказала:
- Если дело так и дальше пойдёт, то тебе только и светит, разве что, колония для малолетних преступников.

Прозвучало это как приговор.
И долго ещё Маринка боялась засыпать по вечерам. А вдруг во сне (а во сне она иногда разговаривала) она неосознанно вслух произнесёт какой-нибудь из известных ей «страшных матов».
И что тогда? Тогда одна дорога – в колонию?!   


                Пьеха

Маринка, Ленка и Ольга жили в одном подъезде дома под номером пять, были одного возраста и не подружиться просто не могли. Правда, была ещё одна Оля, из третьего подъезда, но она как-то больше тянулась к Ленке.

Сейчас тягу многих к Лене можно объяснить, а тогда все сверстники о-о-очень хорошо к ней относились просто по какому-то детскому наитию.

Маринка уже тогда считала, что в Лениных нереально широко распахнутых глазах заключена высшая мера правдивости, справедливости и какой-то прямо-таки зрелой порядочности.

Именно поэтому с самого раннего возраста в частых своих спорах с Ольгой она призывала на роль третейского судьи именно Лену. И нравился ей Ленкин вердикт или не нравился, тут уж приходилось мириться.

Кода девчонки учились в третьем классе, Маринка услышала песню в исполнении Эдиты Пьехи «Огромное небо». Песня потрясла своим трагизмом, Пьеха потрясла своей красотой, а её голос потряс своим необычным акцентом и бархатным тембром.
 
Решение было принято. С этого дня Маринка поняла, что она станет Пьехой.
Для начала пришлось обратиться к дяде Коте, маминому брату, у которого был бобинный магнитофон, а к нему имелась запись с полюбившейся песней. Многократно прокручивая запись, дядя с племянницей перенесли текст на листок бумаги.
Слова были выучены, и дома в туалете, для лучшей акустики, Маринка стала «насиловать» соседей своим воем: «Огрооомное небо, огрооомное небо, однооо на двооиих».

В общем, петь она любила, но совершенно не умела.
Ольга же в классических традициях «женской дружбы» подзюкивала подругу как могла, дразнила своим идеально правильным пением и в итоге довела её.
 
Маринка заявила:
- Лена, давай мы по очереди с Олей поднимемся на пятый этаж и пропоём отрывок из песни «Огромное Небо»! А ты встанешь на третьем этаже, послушаешь и скажешь, кто из нас лучше поёт.

- Хорошо, давайте, - сказала Лена.

Они назначили час Х (икс) и вытянули жребий. Первой выпало пропеть Маринке. Она с достоинством эстрадной звезды мирового масштаба продефилировала на пятый этаж, не преминув по пути продемонстрировать Ольге физическое состояние своего языка.

Поклонница Эдиты Пьехи шла и ликовала, что вот сейчас она покажет класс настоящей эстрадной певицы, а Ленка засвидетельствует сей факт, и нос Ольгин будет утёрт раз и навсегда. А то в последнее время уж слишком много сил уходит на споры с ней.

С пятого этажа по всему подъезду раздался низкий, гнусавый, с плохо уловимым Пьехинским акцентом, вой:
- Огрооомное небо, огрооомное небо, однооо на двооиих…

Выглянула удивленная соседка. Для порядка буркнула:
- Чего разоралась? Иди на свой этаж и кричи там под дверью у родителей!

Маринка решила не зацикливаться.  Мало ли невежественных людей, которые не способны оценить высокое искусство.

Второй пошла Оля. Она поднялась и, от Бога хорошо поставленным красивым голоском, без ошибок вывела мелодию песни.
Маринка с жадным нетерпением смотрела в Ленкины правдивые глаза в ожидании приговора.

Лена, поняв возлагаемые на неё Маринкой надежды, сначала опустила глаза, а потом резко их распахнула и спокойно негромко произнесла:
- Марина, не обижайся, но Оля лучше спела.

Маринке пришлось проглотить ком, который застрял в горле и предательски пытался вырваться наружу то ли плачем, то ли скандалом.

Если бы это была не Лена, а кто-то другой, Маринка бы им показала, кто тут поёт, а кто только и может пропищать тоненьким, совсем не Пьехиным голосом.
Но… пришлось смириться с суровой действительностью, а с мечтой стать Пьехой - постепенно расстаться.
 


                День рожденья

Перед тем днём рожденья, когда Маринке исполнялось 9 лет, родители с чего-то вдруг решили его не отмечать. Сказали просто: «Жирно будет каждый год праздновать!»   Как она ни канючила, как ни давила на жалость и совесть родительскую, всё одно - решили просамолётить это дело.

Мама испекла целое блюдо песочного печенья. Маринка накануне заветного дня вертелась возле мамы, помогая перекладывать печенюшки на блюдо, в надежде, что сердце материнское дрогнет и вожделенный праздник пройдёт с помпой.

И вот наступил так долго, целый год, ожидаемый день. Маринку на бегу с утра поздравили, чмокнув в щёку, мама и папа, вручили очередную игрушку в подарок и убежали на работу.

И была бы Маринка не самой собой, если б в её голове не вызрел запасной вариант.
В школе она пригласила на «день рождения» группу товарищей: Таню, Олю, Женю и Лену Паршкову.  Пришли все как одна, только успев быстренько по домам переодеться и прихватить подарки.

Веселье сразу получилось отвязным. Впервые Маринка отмечала свой день рождения без присмотра взрослых. Играли в прятки, в жмурки, в пятнашки, носились по комнатам, сбивая мебель, как угорелые. Да и просто орали какие-то пионерские песни.

В самый разгар веселья почему-то нагрянул никем не приглашенный Танькин старший брат Серёжка. Его впустили. Ага, попробуй не пусти, он потом поймает и пинков надаёт.

Впрочем, дальнейший ход событий показал, что всё едино, хоть пусти, хоть не пусти. Дело в том, что Серёжка, пользуясь своим возрастным и физическим преимуществом, гонял девчонок по квартире так, что они «с лёту» забивались в платяной шкаф и орали оттуда, как резаные. Да и пинки-тычки проскальзывали в общей свалке.

В конечном итоге, сожрали всё печенье всухомятку, набесились, «виновница» была одарена стопкой книг, ошалелые от нежданно свалившегося на их головы веселья, но счастливые, гости разошлись.

 День рожденья удался!!! 

Вечером после работы мама воскликнула:
- Марина, а где всё печенье?!

- Съела, - не моргнув глазом выдала Маринка.

- Самааааа? -  не скрывая удивления протянула мама.

- Ну да, оно как никогда получилось очень вкусное. Я и решила – ты же мне его в подарок ко дню рожденья испекла, значит, могу съесть. Вот и съела.

По маминому лицу промелькнула тень сомнения, но что-то её отвлекло, и вопрос был исчерпан. Короче говоря, буря миновала.

Всё бы ничего, но вскоре состоялось родительское собрание, после которого пришла разъяренная мама и выдала Маринке «по первое число» за самоуправство, враньё и дискредитацию семьи в глазах почтенной публики.

Эта самая «почтенная публика» была представлена в лице бабушки Лены Паршковой.

Как оказалось, после родительского собрания к маме подошла эта самая бабушка и жёстко сказала:
- Вы знаете, если вы отмечаете ребёнку день рождения и собираете гостей, то детей надо накормить, они же после школы голодные. А Вы им сухого печенья!..

Мама маленькой самоуправщицы, очень щепетильная в этих вопросах, сгорала от стыда, ничего не понимая, и что-то лопотала в оправдание.

Вечером в благородном семействе разразился скандал и Маринка была по обыкновению бита ремнём.
С тех пор Маринка держалась подальше от Лены Паршковой как от неблагонадёжной, а день рожденья этот она, там не менее, всегда вспоминает несмотря ни на что с большим теплом.


                БСМ (БЭСЭМЭ)

Очень странное слово, бэсэмэ с ударением на последний слог, доводилось слышать Маринке в детстве, когда она оставалась с ночёвкой у своей бабушки по маминой линии.

- Мааа, сейчас бэсэмэ, такая причипурённая, куда-то направилась мимо нашей Рыбы -  возвестил вернувшийся из института  дядя Котя.

Хотя какой он дядя?! Маринка всегда считала его своим старшим братом и называла, как и вся родня, Котей. Был он младшим братом её мамы, а тётя Таня была маминой младшей сестрой. Все они жили вместе со своей мамой, Маринкиной бабушкой.

- К врачу, наверное, пошла, - отозвалась бабуня.

Непонятная фраза из уст Коти отвлекла Маринку от просмотра мультиков:
- Кооть, а что такое бэсэмэ мимо рыбы? – возбужденно поинтересовалась Маринка.

Бабушка звонко расхохоталась и пояснила, что Рыба – это Дальрыбвтуз, расположенный в двух шагах от дома, хорошо известный Маринке институт, где учился Котя, где когда-то преподавал высшую математику Маринкин деда, где в буфете продавались ириски «Тузик», прозванные в семействе «Тузики из Рыбвтузика».

С Рыбой, по крайней мере, прояснилось.
- А бэсэмэ – это одна знакомая. Котя шутит, когда так говорит, - уклончиво резюмировала бабушка.

А Котя промолчал.
Нельзя сказать, что ответ удовлетворил Маринку, но за неимением другого она вернулась к просмотру мультфильмов по телевизору.

Вечером, когда подошло время ко сну, Маринка никак не могла заснуть и потому невольно подслушала разговор, состоявшийся за вечерним чаем между бабуней и тётей Таней.

- Ты знаешь, мама, по-моему, Шурощка совсем уже, - прихлёбывая чай с сушкой, многозначительно изрекла Таня, - сегодня она на общую кухню забегала и сказала, что врач ей «Олений ум» прописал.

- Ой, катастрофа! – с трудом сдерживая смех, сказала бабуня, - ей бы со своим разобраться, прежде чем олений принимать!

- Как я понимаю, если перевести с Шурощкиного на нормальный язык, речь идёт об успокоительном средстве элениум, - со знанием дела продолжала Таня. Она после школы недолго поработала санитаркой в аптеке и в названиях лекарств худо-бедно разбиралась.

-Тааань, а почему ты говоришь Шурощка, а не Шурочка? - не выдержала Маринка.

- Ты почему до сих пор не спишь?! – возмутилась бабуня. - Ну-ка, на правый бок, глаза закрыть и спать немедленно!

- Ну Тааань… Почему Шурощка? – не сдавалась Маринка.

- Потому что у неё фефект речи, – в своей обычной шутливой манере ответила Таня, - и вместо звука Ч она произносит Щ. Щасы, пощему, щайник, ощки… А потому она, соответственно, Шурощка.

Маринка прыснула смешком в одеяло и изобразила из себя засыпающую, продолжая прислушиваться, теперь уже специально, к показавшемуся ей интересным разговору.

Тем более, Маринка поняла, что речь идёт о тёте Шуре, маленькой кругленькой дружелюбной соседке с «чёрного хода» их старого, некогда барского дома. Тётя Шура жила со своим мужем Толей в маленькой комнатёнке, три на два метра, с низкими потолками, перед выходом на большой чердак, где все жильцы дома сушили бельё.

Толя на корабле ходил в рейсы и Маринке иногда доставалась жевательная резинка из Японии или яркие «газовые» прозрачные косыночки, из которых можно было вплетать в косички сногсшибательные банты. Как себе, так и куклам с длинными волосами.

  Тётя Шура безмерно уважала бабушку, обращаясь к ней только уважительно Вера Алексеевна, и часто заходила посоветоваться. 
Бабушка всегда с готовностью отзывалась.

- Ма, так её Толищка сейчас в рейсе, как я поняла?! - продолжала Таня. - Где она его вообще взяла при таких-то своих особенностях?

Толищка, произнесенное через звук Щ, уже не вызвало удивления, так как алгоритм шуток Маринка уловила слёту.

- Ой, как же, ты не знаешь этой истории? Возвращается бэсэмэ с дежурства своей бригады, а у дверей её комнаты спит пьяное, грязное существо. Она и пройти не может, и разбудить боится. Прибежала с чёрного хода к нам, на общую кухню, попросила мужиков, кто был дома, её сопроводить да пьяницу отпугнуть. Сделали!.. А на утро из её комнаты выходил уже проспавшийся и отмытый субъект. Как ты уже поняла, это был Толищка.

«Ну и дела!» - подумала Маринка. «Значит, бэсэмэ и Шурощка, которой прописали «олений ум» - это один и тот же человек!»

Засыпала Маринка с твёрдой уверенностью, что завтра бабушка от её вопросов не отвертится. Вернулся с вечерней прогулки Котя, чаепитие к тому моменту уже завершилось и все улеглись спать.

Наутро, за завтраком, уплетая свой любимый омлет с белой халой, намазанной сливочным маслом, невзирая на установку «Когда я ем, я глух и нем», Маринка поставила вопрос ребром: «Бабуня, я знаю, что тётя Шура – бэсэмэ! Скажи мне, что это такое?!»

- Кличка, - набитым ртом со своего места за столом выдал Котя.

Клииичка... Маринка-то знала, что клички бывают у кошек и собак. А так, чтобы у людей. Да ещё у знакомых людей, да ещё из уст бабуни и её детей… Неее, Котя шутит.

- Нууу, знаешь, внуконька, не то чтобы кличка, просто такое прозвище прицепилось к тёте Шуре.

- А почему у неё прозвище? – удивленно прожевала, вместе с очередным куском омлета, Маринка.

- Дело в том, что после войны были организованы бригады содействия милиции, БСМ сокращенно. У неё раньше был муж Ваня – милиционер, он помог Шуре туда вступить и автоматически она стала бэсэмэ, – серьёзно разъяснила бабуня под дружное хихиканье Тани и Коти.

- А где Ваня? – Маринке стало казаться, что её затягивает поток новых знаний.

- Ваня утонул на рыбалке, царствие ему небесное. Пил сильно, а когда напивался, мог целую ночь Шуру под мушкой табельного оружия продержать. Намучилась она… - со вздохом, задумчиво ответила бабуня.

Маринка не знала, то ли смеяться над прозвищем, то ли посочувствовать женщине с кличкой… Решила принять как данность.

Зато мир вокруг Маринки как-то невольно расширился, обрёл новые краски, оттенки и акценты. Не говоря уж о том, насколько понятнее стал смысл многих шуток и комментариев из уст членов семьи.

Со временем Маринка уже знала, что Шурощка состоит на учёте в психоневролгическом диспансере и хоть с виду нормальная, но что-то её беспокоит и говорит, действительно, сильно приЩепётывая. Граматёшки ей совсем не хватает, отсюда и визиты за советами к Вере Алексеевне.

И очень Маринку подкупало, как Шурощка уважительно относилась к её бабуне. Прямо с какой-то личной преданностью. Так, по крайней мере, казалось Маринке.

Шло время, Таня вышла замуж и привела своего мужа в дом, Котя окончил Рыбу, женился и ушёл в семью к своей жене. Все были прописаны с бабуней в одной комнате их коммунальной квартиры на шесть семей.
И тут новость! Дом будут расселять, и все жильцы получат новые квартиры согласно жилищным нормам.

Все знали, что бабушкиной семье светит получить две квартиры – на Таню с мужем и на бубуню с Котей по квартире. Но не тут-то было…
При распределении жилья на бабунину долю выпал один ордер, на получение одной трехкомнатной квартиры на всех членов семьи.

После первого шока, разборок и выяснений удалось установить истину.
  Добрейшая Шурощка, неизвестно чем движимая… возможно даже, «оленьим умом», пошла к самому главному по распределению квартир и «настучала», что у Веры Алексеевна, дескать, Котя очень удачно женился и живёт теперь со своей женой, в большой четырёхкомнатной квартире родителей жены. И, дескать, несмотря на то, что он прописан со своей мамой Верой Алексеевной, в жилплощади он, по сути, не нуждается.

Так решила Шурощка и так отблагодарила Веру Алексеевну за годы терпеливого участия в её, Шурощкиных, проблемах.

Сказать, что Маринку такой поворот событий оглоушил, это ничего не сказать. Ей на долгие годы хватило размышлений, что оказало на Шурощкинно мышление большее влияние - психоневрологический диагноз или бригада содействия милиции, а может быть одно помноженное на другое…

В любом случае, отношение к такому явлению, как личная преданность, в Маринкином уме претерпело сильную трансформацию.


                Червона Рута

В тот 1970-й год с триумфом начала своё шествие по стране новая песня под названием «Червона Рута» в исполнении молодой, но уже знаменитой эстрадной певицы Софии Ротару. И стар и млад повсеместно напевали эту бодрую и притом весьма мелодичную песенку.

 «...Червону руту не шукай вечорами, ти у мени едина, тильки ти, повирь...»

Маринкина тётя Таня особенно усердствовала в вокальных упражнениях, находясь в узком кругу домочадцев.
Правда, пела вполголоса, так как коммунальная квартира, рассчитанная на шесть семей, особо «разгуляться» не давала.

С наступлением летних каникул Маринка приехала в своё любимое «гнездо» к бабуне, тёте Тане и дяде Коте, где, как всегда, можно было отвести душу в обеденных беседах с шутками-прибаутками на весёлой волне каникулярного безделья.
Но бабуня в этот раз встретила Маринку строго и по-деловому заявила:
– Так! Проходи аккуратно, не делай резких движений, а если
понадобится в туалет, я провожу.

Немой вопрос застыл в широко распахнутых Маринкиных глазах. На что бабуня дала ответ, мало проясняющий ситуацию:
– У нас тут страшный зверь поселился...

В бабушкиной комнате, куда Маринка прошла в какой-то прострации от услышанного заявления, выяснилось следующее.

Людмила - соседка по коммунальной квартире, жиличка из самой маленькой комнаты, - накануне, прибежав домой на обед, увидела на широком подоконнике своей комнатёнки маленькую мартышку, которая неизвестно откуда проникла через широко открытую форточку третьего этажа.

Маринка не удержалась и перебила бабушкин рассказ вопросом: «Настояяящую?»

– Ну да, вроде тебя. Маленькую и настоящую, – весело отозвался дядя Котя, чем, естественно, вызвал Маринкино недовольство.

– Мне продолжать или вы пока попререкаетесь? – строго осадила бабуня
и продолжила своё повествование.

На Людмилины удивленно-испуганные возгласы сбежались соседки, из тех, кто находились в обеденный перерыв дома, и устроили совещание на тему: «Как быть и что делать?»

Берта Львовна предложила мартышку дрессировать, на что бабушка язвительно уточнила: «А что, у Вас был опыт?»

– Был, Вера Алексеевна, был. У меня и не такой опыт был, – игриво парировала Берта Львовна.

– Ой, да возле входной двери её поселить и пусть «работает» вахтёром, -весело взгоготнув, предложила Валя Рыженко, вечная «соломенная вдова» – жена Вити-моряка, который крайне редко был дома из-за длительных рейсов на китобойной флотилии.

– А что, Валентина, можно сказать, права, - одобрила бабушка и озорно добавила: - Давайте посадим эту макаку на цепочку возле двери Берты Львовны, рядом с дверью в туалетную комнату. Там широкий простенок. Вот и пусть вахту несёт, пока мы не придумаем, куда её пристроить. А Берта Львовна как раз на досуге сможет её дрессировать. Если не передумает.

Весело посмеявшись, на том и порешили. Кого-то из ребят, вернувшихся из школы, послали в ГУМ за цепочкой для собак, освободили тумбу в простенке между дверью Берты Львовны и туалетом, выделили миску для еды и кружку для питья, поставили коробку из-под дамских зимних сапог, положили в неё маленькое детское одеяльце, сложенное под размер коробки, и вечером перешли к эвакуации непрошенной гостьи из Людмилиной комнаты в общий коридор.

 На удивление, гостья оказалась весьма агрессивна... Уверенно подошедшую к ней Маринкину бабушку она буквально «отбросила» в другой конец комнатки резким выпадом своего маленького тельца вперёд, обнаружив при этом устрашающий оскал и издав громкий звук «хххась!». Все вздрогнули, поняв, что вечер перестаёт быть томным.

После повисшей тревожной тишины Валентина уверенно шагнула вперёд, прихватив с рядом стоящей кушетки плед и со словами «Ещё чего! Будет какая-то приматка мне здесь правила игры устанавливать!»  накинула плед на обезьянку, скрутила её и уже с помощью остальных соседей нацепила на шею цепочку, изготовленную для мелких пород сторожевых собак, после чего отнесла её к заботливо оборудованному месту в коридоре на тумбе.

Немного успокоившись и поняв, что угрозы-то как таковой и нет, мартышка изобразила на «морде лица» подобие широкой улыбки и стала слегка пританцовывать.
 
Задумчиво стоявшая рядом Берта Львовна бесцветным голосом тихо произнесла: «М-да... Похоже я погорячилась... Ещё большой вопрос, кто кого здесь будет дрессировать...»  – и медленно вошла в свою комнату.

Мартышке налили воды, дали кусочки сырой свёклы, картошки, морковки и листья капусты. Бананы были в дефиците, а что едят обезьяны, никто толком не знал.
Через полчаса стало понятно, что «борщевой набор» пришелся ей по вкусу, так как миска была пуста. Возможно, с голодухи новая постоялица съела всё подчистую.

Вернувшись с работы, Маринкина тётя Таня после услышанных новостей спросила, как звать новенькую, и узнав, что никак, предложила назвать её Червоной Рутой. Общее собрание жильцов решило, что имечко громоздкое получается, поэтому единогласно сошлись на укороченной версии названия песни и нарекли её Рутой.

Через некоторое время после Рутиного ужина из коридора раздался громкий звук. Что-то упало... Все шесть дверей комнат разом открылись, соседи повыскакивали и увидели картину маслом...

На полу валялась железная кружка для воды, а Рута азартно скакала на своей тумбе, указывая на кружку волосатым пальцем с длинным «маникюром» и издавала звук «У! У! У!».

 Берта Львовна, как ближе всех находившаяся, подняла кружку, налила воды, поставила на тумбу и молча удалилась. Соседи закрыли свои двери.

 Через некоторое время, уже ближе к ночи, в коридоре раздался резкий женский взвизг. Те, кто не спал, отреагировали быстрее, выскочив из своих комнат, а те, кто спал, проснувшись, минутой позже выползли с недоуменными лицами.

На подходе к туалету в ночной сорочке, в позе недавнего отскока стояла испуганная соседка Таня Раухман и виновато смотрела на бдительных соседей.
 
Выяснилось следующее. От скуки ли, или в порыве бдительности, завидев идущую в туалет соседку, Рута при её приближении сделала уже ранее продемонстрированный выпад тельцем вперёд, оскалив зубы и издав своё коронное «хххась!».

Татьяну успокоили, дядя Котя шутливо по-джентльменски предложил в следующий раз всем женщинам при походе в туалет приглашать его для страховки. Обстановка разрядилась, все разошлись, погрозив Руте пальцами. Она радостно попрыгала на тумбе, по-совиному УУхая, и улеглась в коробку.

В три часа ночи в коридоре раздался истошный крик, который выбросил жильцов квартиры из  их кроватей прямиком в коридор, где, забившись в угол и трясясь от страха, стояла Мринкина тётя Таня, пытаясь с соседями поделиться распирающими её эмоциями. Но от стресса у неё толком ничего не получалось.

– Понятно, – сказал заспанный дядя Котя, – Рута открыла охоту на Татьян! Ведь предлагал всем женщинам эскорт в туалет... Тебе же ближе всех меня позвать. Рукой по раскладушке стукнула и все дела, - с этими словами он удалился досыпать.

Соседи стали понимать, что беспокойное соседство становится угрожающим. Решение вопроса оставили на светлое время суток.

В это время Маринка как раз и приехала в самый эпицентр событий. В туалет пошла вместе с бабуней.

 На цепи сидела милая мартышка, которая вроде бы даже обрадовалась, увидев девочку с бабушкой. Сначала Рута запрыгала на месте, потом улыбнулась, далее улыбка трансформировалась в оскал, а следом последовал резкий выпад вперёд с резким звуком «хххась!».

Руту от нападения сдержала цепь, а Маринку от падения в испуге - бабушка.
Стоит ли говорить, что в этот раз надолго задерживаться в гостях Маринка не стала, а поспешила вернуться домой, к родителям, в привычную атмосферу.

Соседи между тем развили бурную деятельность по решению вопроса о пристраивании Руты в добрые, а главное, сверхтерпеливые руки.

Зоопарка в городе не было. Это очень усложняло ситуацию.

Соседи ходили в туалет «по стеночке», отношения между собой стали ещё прочнее, как у бойцов на передовой. В общем, Рута дрессировала квартиру профессионально.

Желающих приютить мартышку и навесить на семью лишний рот не находилось. Квартира жила в состоянии некоторой обреченности...

Так продолжалось в течение двух недель, пока однажды средь бела дня не раздался зычный возглас Вали Рыженко:
– Полундра! Рута с цепи сорвалась!

Действительно, на штатном месте болталась цепь, стоял на тумбе её нехитрый скарб, а самой Руты не было.
Сначала все передвигались по квартире, опасливо озираясь, допуская, что Рута может выскочить из любого угла, а потом убедились, что в квартире её просто-напросто больше нет. Вывод напрашивался один – как пришла, так и ушла. Через открытую форточку...

Следует отметить, никто не тосковал. А тётя Таня строчку популярной песни стала петь в сокращенном виде и интонационно с каким-то двойным подтекстом.

Теперь это звучало как призыв «…Червону руту не шукай вечорами...»
Признание «...ти у мени едина, тильки ти, повирь...» в тёти Танином исполнении просто-напросто исчезло.


                Анютины глазки

Наверное, раньше сложно было найти двор многоквартирного дома, где бы не обитала под опекой детей и их родителей дружно прикормленная и залюбленная дворняга.

В Маринкином дворе на улице Олега Кошевого в какой-то период времени прочно и надолго поселилась добродушная и общительная чёрная короткошерстная псина неопределенной породы. А точнее, беспородная. Её черный окрас разбавляло белое пятно вокруг носа, благодаря которому её сразу нарекли Кнопкой.

Кнопка стала хозяйкой и символом двора, быстро завоевав сердца даже доселе весьма равнодушных соседей.

Собаку кормили, с ней играли. Более мелкие дети умудрялись на ней кататься верхом, а старшие пацаны зимой запрягали её в санки, которые Кнопка пустыми поднимала вверх на горку. Там её распрягали и катились вниз с горы на санках, сопровождаемые радостно сбегающей рядом Кнопкой, а внизу снова «поручали» ей поднять сани на горку. Сами пацаны радостно понимались налегке. Жизнь бурлила, и одним из главных действующих лиц этого кипения была всеми любимая Кнопка.

 – Марина, что ты прячешь за спиной? – уже на выходе из дверей Маринка была остановлена мамой.

– Да... тут... – начала было «блеять» Маринка, но мама успела цепко взять её за руку, заведенную за спину, и здесь, как сказали бы про театральный спектакль, повисла пауза.

В кулачке Маринка сжимала весьма добрую треть тонкой палки колбасы - сухого дефицитного сервелата. А что, собственно, ребёнку оставалось делать, если другого, удобного для выноса, угощения в доме не нашлось.

Мама какое-то время от возмущения молча захлёбывалась воздухом, а потом просто взвизгнула: «Ты в своём уме? Бродячую дворнягу деликатесами прикармливать! Что, на большее фантазии не хватило?»

Слёзы у Маринки полились самостоятельно, как из включенного крана. Во-первых, фантазии действительно на большее не хватило, во-вторых, обидно быть застуканной в неудобный момент, а в–третьих, что ей, жалко какой-то засушенной колбасы...

– Ну мамочка, ну пожалуйста, я и так Кнопку редко кормлю.

– Знаешь что, моя дорогая, – была непреклонна мама, – сострадание к животным похвальное чувство. Но без спроса такие поступки приобретают иной окрас. Я сейчас тебе в баночку налью остатки супа с фрикадельками, перельёшь в её миску. Можешь корочку хлеба туда добавить. Вон в хлебнице есть остатки вчерашнего, – с этими мамиными напутствиями Маринка отправилась кормить всеобщую любимицу.

Квартир в доме было семьдесят, и Кнопка со временем приобрела вид хорошо откормленной собаки, с лоснящейся от удовольствия мордой. А примерно через год она стала мамой. Ещё четыре нахлебника никого не смутили. Кнопкины дети были приняты двором безоговорочно, как данность, которая не подлежит обсуждению.

Собачья семья жила в подвале дома. У всех были картонные лежанки, посуда для еды и питья, а зимой добавились теплые одеяльца. Короче, не жизнь, а «малина».
Ближе к очередному лету, когда уже щенки подросли и разбежались по своим личным собачьим жизням, нависла первая туча. Стало известно, что Кнопка в расположенном рядом частном секторе повадилась кур воровать. Хозяин очередной безвинно павшей курицы громко угрожал добродушной, но слегка обнаглевшей Кнопке, причём громко на всю округу, чтобы её опекуны услышали и приняли меры.

Детская часть населения установила дежурства, чтобы уберечь Кнопку от греха. И кормили посытнее, и из виду не выпускали, но... чему быть, того не миновать.

В субботу, после обеда, девятилетняя Маринка с родителями вернулась домой из кинотеатра и увидела душераздирающее зрелище. Возле подъездов их дома группки из девочек разных возрастов и младших мальчиков как-то наперебой голосили, заливаясь слезами.
– Маааня, где ты ходишь? – подвывая спросила Оля. – Тут Кнопку убили....
Вопрос прозвучал так, как будто жизнь Кнопки была бы в безопасности, если бы не Маринкин поход в кино.

– Как убили? Кто убили? – растерянно бубнила Маринка, плавно переходя на плач.

Как выяснилось, очередная задушенная Кнопкой курица стала причиной меткого выстрела из охотничьего ружья хозяином курятника.
Над двором повисла настоящая вселенская скорбь, страшнее которой дети ещё не видели.

Взрослые и дети занялись организацией похорон. Кнопка была крупной собакой, и потому коробки из-под обуви не подходили. У кого-то на балконе нашлась пустая коробка из-под радиолы Ригонда, куда положили собаку, завернутую в детское одеяло. Практически все дети и часть взрослых из трёх соседствующих пятиэтажек выстроились в траурную процессию и, разве что без духового оркестра, пошли провожать Кнопку в последний путь к оврагу рядом с частным сектором, где жил Кнопкин палач.

Зрелище было впечатляющим... Вой стоял на всю округу... Все переживали тяжёлую утрату, для многих первую в жизни.

Кнопку похоронили по всем правилам. Могилу копали взрослые пацаны и кто-то из отцов. Они же сформировали холмик, сверху поставили жестяную табличку с нацарапанным именем и годами жизни.  Разошлись не сразу. Старшие пацаны придумывали план возмездия, который потом никто, к счастью, не осуществил, все дружно вспоминали случаи из жизни, связанные с Кнопкой, и клялись пронести память о ней через всю жизнь. Ближе к вечеру место последнего пристанища любимой собаки опустело.

В понедельник утром раздался звонок в дверь квартиры и Маринка, открыв её, увидела на пороге Лену с горсткой карамели в руках и Олю с тремя пионами, привезенными её родителями с дачи. Немой вопрос застыл в Маринкиных глазах.

– Ты что, не помнишь, мы же договорились сегодня к Кнопке, – твёрдо произнесла Лена.

– Дааааа, Маня.... Ты что это, с горя память потеряла? – в своей манере съязвила Оля, которую Маринка в отместку за «Маню» прозвала «Фросей».

Моментально оценив обстановку, Маринка спокойно парировала: «Да нет, с памятью у меня нормально. А ты Фрося, похоже запамятовала куда направляешься» – и на удивленный Ольгин взгляд добавила:  «Чего пионов-то три? Чай не на день рождения собралась!»

Не дав Ольге опомниться, Маринка со словами «Девочки, я сейчас» устремилась в сторону балкона, где пышным цветом в прямоугольном деревянном цветочном ящике росли мамины любимые сортовые «Анютины глазки».

Глубоко вздохнув, после секундного замешательства, Маринка сорвала все цветы подчистую и гордо вышла в прихожую с разноцветной охапкой.

– Ой, Маня, ну и будет же тебе сегодня вечером, – то ли радуясь, то ли сочувствуя, выдохнула Оля, но Маринка решила проигнорировать эту ложку дёгтя в бочку мёда своего неординарного поступка.

– Пойдёмте, девочки, – спокойно сказала Лена, соблюдавшая нейтралитет в любой ситуации.

 И девчонки, с чувством сопричастности к какой-то очень взрослой стороне жизни, отправились на могилу Кнопки. Там уже были следы чьих-то посещений за эти дни. Девочки положили принесенные цветы и конфеты, повздыхали, повспоминали, повозмущались произошедшим и вернулись домой, переключившись на свои более интересные и радостные дела.

Маринка тогда ничего вслух не сказала, но вид холмика, покрытого слоем прекрасных Анютиных глазок, скрашивал горечь утраты и придавал особую значимость происходящему.

Тем не менее, ожидание маминого возвращения с работы и её возможная реакция на пустой цветник Маринку как-то будоражили.

Вечером, после ужина, мама, как всегда в летние тёплые дни, вышла на балкон «подышать воздухом». Маринка замерла. Надо сказать, мама долго «дышала», прежде чем раздался истошный крик: «Марина, кто у нас был?!»

Такого вопроса Маринка ожидала меньше всего и почти честно ответила: «Нннииикого...»

– Врёшь, – рявкнула мама, – где мои Анютины глазки?

– Я не вру, это я их сорвала, – и почти шёпотом добавила – Кнопке отнесла.
Узнав причину «облысения» балконного цветника, мама  внимательно и тревожно посмотрела в Маринкины глаза  и, пожалуй, впервые  никак не осудила дочь за  самоуправство.

Всем в этом дворе - и родителям, и детям - история с Кнопкой волей или неволей преподала какой-то важный и возвышенный урок сострадания и милосердия.