Соль гномов

1

Игнат родился больным. И с годами, вопреки надеждам родителей, здоровье мальчика неуклонно ухудшалось. Он мало общался со сверстниками, много времени проводил в больницах, а ещё больше – дома, в трёхкомнатной квартире на третьем этаже, где с утра до вечера смотрел телевизор.

А когда Игнату исполнилось шесть лет, он вместе с матерью на самолёте совершил единственное в своей жизни настоящее путешествие. На исходе лета они побывали в санатории далёкой горной страны. Врачи предполагали, что минеральные воды и чистый воздух пойдут мальчику на пользу, укрепят его и замедлят развитие неизлечимой болезни.

За неделю в здравнице Игнат и вправду почувствовал себя значительно лучше. Дважды в день мама водил его к источнику. Путь туда пролегал через живописный парк, где росли роскошные каштаны, дубы и вязы, а расставленные вдоль каменной дорожки скамейки перемежались беломраморными статуями львов, медведей и орлов. Обитали там и живые звери – юркие рыжие белки, ловко скакавшие по веткам. Белки не боялись людей и охотно брали у них из рук орехи. Забавно трясли угощение в лапках, с треском разгрызали скорлупу и съедали ядра. Бывало, зверьки уносили угощение куда-то в пышные кроны. Наверное, про запас.

Санаторские корпуса представляли собой неказистые кирпичные коробки, по сути, как в любой больнице. Зато строение, возведённое над источником минеральной воды, напоминало древнегреческий храм. Это было бежевое мраморное здание с треугольной крышей, круглыми колоннами и барельефами. Колонны стояли снаружи здания и внутри, в прямоугольном зале. И у каждой внутренней колонны имелось по четыре серебристых крана. Из них любой желающий мог набрать себе целебной воды.

Отведав её в первый раз, Игнат спросил:

- А почему она солёная?

- Потому что поднимается сюда из глубин земли, из её недр, - ответила мама.

- Значит… - Игнат задумчиво посмотрел на пол, сложенный из жёлто-розовых мраморных плит. – Значит, в этих недрах соль?

- Да, - кивнула мама. – Такие залежи, что не вообразишь.

Но мальчик, закрыв глаза, вообразил.


* * *

Со всех сторон, кроме южной, здравницу окружали горы. Игнат буквально влюбился в них, и при ясной погоде часто подолгу разглядывал. Особенно по утрам и вечерам.

Проснувшись, он лежал в кровати и смотрел, как за окном между пиками с неспешностью минутной стрелки поднимается золотисто-розовое солнце. Сначала оно подсвечивало величественные громады, покрывая их каменистые склоны мягкой желтизной. Затем желтизна сменялась чарующим янтарным ореолом. Среди вершин раскрывались веера оранжевых лучей, отчего заснеженные пики вспыхивали ярко-рыжим цветом, будто языки титанического костра, способного поджечь безграничные небеса…

И на закате, когда обитатели здравницы ужинали в общей столовой, Игнат, сидя за столом, глядел не столько на еду, сколько в западные окна, высокие и незанавешенные. Мальчик с восхищением наблюдал, как солнце, теперь уже багряное и вдвое выросшее, опускается за отрог. При этом горы сперва переливчато алели, словно угли, а потом темнели и делались чёрными. Снег на них становился пепельно-серым…


* * *

Во вторник и четверг в горы на экскурсию отправлялись два автобуса. По старинным каменным мостам и замысловатым серпантинам они катились к неразличимым с территории санатория достопримечательностям. К руинам средневековых замков, к древним, неплохо сохранившимся монастырям, к рокочущим водопадам и многочисленным пещерам с рисунками первобытных людей, сталактитами и сталагмитами.

Игнат и так и сяк упрашивал маму поучаствовать в экскурсии, но усилия оказались напрасными. Одна словоохотливая гардеробщица в подробностях рассказала маме о том, что в предыдущем сезоне автобус, битком набитый туристами, врезался в ограждение и сорвался в пропасть ущелья. Виноват был водитель, выпивший бутылку пива. В итоге он и все пассажиры погибли.

Конечно, после этой трагедии водителей экскурсионных автобусов перед поездками непременно проверяли на трезвость, но… Но рассказ гардеробщицы всерьёз напугал маму, и она ни за что не соглашалась ехать в горы.


2

Они провели в здравнице полтора месяца. Им было там хорошо. Они гуляли по садам и паркам, пили целебную воду и плавали в заполненных ею бассейнах. Они встречались с интересными людьми, приехавшими в санаторий из разных стран. Игнату посчастливилось играть с кавказскими, китайскими и даже африканскими детьми, которых он раньше видел только по телевизору…

А за день до возвращения домой, Игнат с мамой, идя вечером по дубовой аллее, заметили складной деревянный столик, уставленный превосходными сувенирами. Здесь были песочные часы в виде полупрозрачных, слившихся воедино сталактита и сталагмита. Мастерски вылепленная и раскрашенная гипсовая пепельница – копия горной долины, где расположилась здравница. Кружки со здешними пейзажами. Медальоны с такими же рисунками. Овальный, как яйцо, янтарь с майским жуком внутри. Пара бронзовых гномов-солонок…

- Купите что-нибудь на память, - по-русски, но с акцентом предложила пожилая седая торговка в длинном цветастом платье.

- Что-нибудь… - повторила мама, скользя взглядом по товарам и ценникам.

Игнату сразу же понравились гномы. Похожие, но неодинаковые, они носили колпаки, камзолы до колен, ремни с пряжками-цветками, узкие штаны и ботинки с острыми загнутыми вверх носами. Каждый гном в левой руке нёс плетёную корзину для соли. На этом сходство заканчивалось. Гномы разнились по возрасту. Один был молодым, с улыбающимся озорным лицом и короткой бородой. В приподнятой правой руке он за кольцо держал древний фонарь. У другого гнома было морщинистое и строгое лицо старика. Бороду он сунул за ремень, а в правой руке вместо фонаря сжимал кирку.

- Давай купим их, - сказал Игнат, указав на гномов.

Спросив у торговки разрешения, мама по очереди взяла и пристально рассмотрела солонки, пепельницу, песочные часы и три кружки.

- Дорогие и тяжёлые, - заключила она. – Денег же осталось мало, зато вещей хоть отбавляй, и обратный путь неблизкий.

- Гномов я понесу сам в своём рюкзаке, - пообещал Игнат. – Понесу много чего.

Мама усмехнулась:

- Они ведь нужны тебе как игрушки, а не для кухонного стола? Верно?

- Верно, - кивнул Игнат. – Но они могут и на столе бывать. Например, в праздники.

Торговка, улыбаясь, поглядывала то на женщину, то на мальчика. Дубы шелестели над ними густой листвой. Мама с минуту подумала и проговорила:

- Давай так: папе купим пепельницу, Денису – часы, а тебе – гнома. Одного.

- Какого?

- Выбирай сам.

Игнат и обрадовался, и огорчился. Но обрадовался всё же больше.

Он долго смотрел на бронзовые статуэтки. Потом сжал в ладонях молодого гнома и спросил:

- А что ты купишь себе?

- А себе это, - сказала мама, беря медальон с изображением горного монастыря, на чьих серебристых куполах золотились три креста.


* * *

В тот же вечер, когда стемнело и настало время ложиться спать, Игнат поставил гнома на тумбочку в изголовье своей кровати и прошептал:

- Наполнить бы корзину солью из недр земли.

- Чего? – не поняла мама.

- Ну, ты говорила, что здесь в недрах земли залежи соли, - напомнил Игнат. – Наверное, она делает воду источника целебной. Вот мне бы и хотелось, чтобы в корзине моего гнома всегда была именно эта соль.


3

Родной город встретил их пронизывающим холодным ветром и колючим серым дождём. В далёкой горной стране ещё продолжалось солнечное лето, а здесь уже заправляла хмурая осень.

Но промозглость – отнюдь не беда. А беда, к сожалению, не заставила себя ждать. Улучшение, которое Игнат почувствовал в санатории, дома сошло на нет за несколько дней, словно его и не бывало. А затем болезнь принялась усиливаться, ослабляя мальчика. Ему стало трудно ходить из-за боли в суставах, голова тоже часто болела и кружилась, накатывала тошнота, поднималась температура…

В добавление к обязательным лекарствам родители покупали Игнату минеральную воду из того самого источника. Но, разлитая по бутылкам на заводе, она почему-то оказалась не такой, как в горах. У неё был не тот вкус, а пользы не было вовсе.

- Явная подделка, - считал отец.

- А может, она несвежая, - предполагала мама.

Однако через полгода из продажи пропала и бесполезная минеральная вода. В далёкой горной стране разразилась война, и здравницу разрушили.

Узнав об этом, Игнат встревожился.

- Белки… Что же теперь с белками? – спрашивал он. – Их убили?

- Конечно, нет, - отвечала мама. – Они ускакали в лес.

- А кто же даст им орехи?

- Они сами соберут их в лесу. Орехов там растёт видимо-невидимо. И не только орехов, но и шишек, и разных ягод… Не беспокойся, уж белки-то выживут.


* * *

Да, болезнь вновь заперла Игната в квартире. Иногда мальчика навещали друзья, но их было всего двое, и слабость не позволяла Игнату играть с ними так, как играют нормальные дети их возраста. Поэтому в дальнейшем друзья появлялись всё реже.

Денис, брат Игната, вообще едва замечал его. Будучи старше на десять лет, брат заканчивал одиннадцатый класс и усердно готовился к поступлению в институт. Первую половину буднего дня он учился в школе, потом полтора часа просиживал у репетитора по английскому языку, а приходя домой, закрывался в своей комнате и зубрил. Вечерами он часа на три-четыре шёл развеяться с приятелями или какой-то Леной. Выходные дни тоже почти целиком тратились на зубрёжку.

Родители работали пять дней в неделю. Они рано уходили, возвращались поздно и, естественно, уставшими. Так что в будни они могли уделить Игнату мало внимания. Зато в субботу и воскресенье читали с ним сказки, играли в настольные игры, клеили пластмассовые модели техники и понемногу готовились к школьным занятиям.

Игнату предстояло начать своё обучение в сентябре следующего года, но ни о каком посещении школы и речи не шло. Было решено, что учителя будут сами посещать его…

Однако Игнат не страдал от одиночества и скуки. Нет, с ними он распростился, обзаведясь бронзовым гномом. Статуэтка сделалась для него не просто игрушкой, а настоящим другом. Третьим и самым лучшим.

Гном не расставался с Игнатом и не отказывался поиграть.

На рассвете и закате мальчик ставил гнома в таких местах, что казалось, будто лучи солнца исходят от его фонаря и указывают путь в некие загадочные края, где путешественников ждут чудесные приключения.

Воображая себя искателем сокровищ, Игнат ползал с гномом под столами и кроватями, забирался в шкафы и тумбочки. И порой он действительно находил драгоценность, вроде завалявшейся пыльной монеты, которая тут же отправлялась в корзину. В неё же мальчик непременно клал таблетки, перед тем как проглотить их. Там они переставали быть опостылевшими лекарствами, а превращались в целительную соль земных недр. Соль, добытую гномом.

Нередко Игнат брал отцовскую пепельницу, ту самую, в виде полюбившейся горной долины, вешал на самый высокий пик мамин медальон с изображением монастыря и помещал всё это на книжную полку рядом с песочными часами брата. Затем Игнат строил из книг лестницу и гном, ступень за ступенью, восходил к заветным горным вершинам, серебристым куполам и золотистым крестам.

Когда же болезнь вынуждала мальчика днями лежать в постели, он то и дело укрывался с головой одеялом, оставляя перед лицом отверстие, подобное входу в пещеру. А у входа укладывал гнома, грезя, что они вдвоём пережидают разбушевавшуюся горную бурю…


* * *

Друзей Игната гном совершенно не заинтересовал. «Вот если бы это был Рэмбо или терминатор…» - сказали они и больше не смотрели на солонку.

Игнат промолчал, но в душе огорчился и даже обиделся.

А потом ему приснилось, как друзья жаловались ему, что еда в их домах теперь всегда пересоленная, хотя соль не растворяется в ней.

«И она крупная! – говорил один, потирая нижнюю челюсть. – Крупная и твёрдая! Чуть зубы ею не поломал!


4

Игната регулярно возили в поликлинику для обследования или процедур, как правило, неприятных, а то и болезненных. Возила обычно мама, ведь отцу было сложнее отлучиться с работы. Денису же младшего, тяжелобольного брата не доверяли. По крайней мере, вне квартиры.

Но случалось, что с Игнатом в поликлинику ехали оба родителя. Например, для того, чтобы обсудить с врачами очередное важное решение, касающееся изменений в лечении.

И однажды, когда родители долго разговаривали с докторами в кабинете, а Игнат ждал их на стуле в коридоре, с мальчиком и вокруг него внезапно начали твориться странные вещи. Сперва он почувствовал противную боль в левой руке. Такую, какой у него ещё не бывало. Она то холодными, то горячими волнами прокатывалась от самой шеи до кончиков пальцев. Игнат хотел немедленно сказать об этом родителям, но, поднявшись со стула, с удивлением заметил, что из коридора куда-то подевались люди. Пациенты, врачи, медсёстры, все… Мальчик остался один.

Потоптавшись на месте, Игнат шагнул к двери с табличкой РЕВМАТОЛОГ. За дверью уже не раздавались приглушённые голоса родителей и докторов. Мальчик попытался открыть её. Она не поддалась. И ручка не повернулась.

Игнат постучался. Раз, другой, третий…

Никто не отозвался, не отпер дверь, не сказал «войдите».

Мальчик сунул правую руку в свой рюкзак, стоявший на стуле, и вынул гнома. Он, к счастью, не исчез.

- Где все? – спросил его Игнат.

Неунывающий бронзовый друг не ответил.

- Ну, тогда идём искать, - сказал мальчик и побрёл по коридору в сторону регистратуры.

Он прислушивался, но не слышал ничего, кроме собственных шагов и учащённого сердцебиения. По пути читал таблички на закрытых белоснежных дверях. Читал, хотя каждое слово внушало ему отвращение и страх: ДЕФЕКТОЛОГ… ГАСТРОЭНТЕРОЛОГ… ЭНДОКРИНОЛОГ… ОНКОЛОГ… ХИРУРГ…

В правой руке Игнат крепко сжимал гнома. Левая болела всё сильнее. А затем он застыл на развилке, где должна была находиться стеклянная будка регистратуры. Но она тоже почему-то пропала. Вместо неё на маленького пациента двумя глубокими тёмными трещинами таращилась квадратная синяя стена. Справа и слева от неё начинались незнакомые косые коридоры без окон и дверей. Правый был серым и потолочные лампы в нём горели тускло. Левый был голубым и светлым, но ламп в нём не имелось.

- Не туда мы пришли, - сказал гному Игнат.

Он собрался развернуться, чтобы идти назад, однако услышал вдалеке голоса родителей. Слова звучали неразборчиво, но определённо доносились из правого коридора.

Обрадовавшись, мальчик поспешил туда. И спустя пару минут, когда голоса стали вполне отчётливыми, он увидел конец коридора. И одну единственную дверь. Приоткрытую, испещренную царапинами и вмятинами.

Путь к двери преграждала громоздкая инвалидная коляска. На ней привалился к подлокотнику большой игрушечный медведь, бурый и без задних лап. Вернее, Игнату с первого взгляда показалось, будто это медведь. Но, приблизившись, мальчик понял, что ошибся. В действительности это была белка с оторванными лапами и хвостом. Из культей клочьями торчала грязная багровая вата. Чёрные глаза-пуговицы покачивались на белых нитках, касаясь рыжего пластмассового носа.

Пол под коляской усыпала скорлупа грецких орехов. Она проколола правое колесо, выпустив из него воздух.

Чересчур пахло лекарствами. Нет, не пахло, а воняло.

За дверью продолжался разговор.

- Вы… вы уверены, что он… не выздоровеет? – запинаясь, спросил голос мамы.

- К сожалению, нет никаких сомнений, - без всякого сожаления ответил мужской голос, явно принадлежащий врачу.

- Но улучшения возможны? – спросил отец.

- Да, - сказал доктор. – Только редкие, незначительные и кратковременные.

- Что же нам делать? – голос мамы стал тише и печальнее.

- Лучше отдать мальчика в специальный интернат больничного типа, - посоветовал врач. – Там ему обеспечат беспрерывный уход, ведь он не будет нормальным.

Левая рука Игната задрожала. Он попятился, развернулся и побежал прочь. На развилке остановился, прислонился к потрескавшейся стене и заплакал…


* * *

Едва слёзы иссякли, Игнат решил вернуться туда, откуда пришёл, и ждать родителей у кабинета ревматолога. Но, глянув на светлый голубой коридор, передумал и побрёл по нему. Взял гнома в левую руку и… она перестала дрожать, а потом и болеть.

- Нет, я не поеду в интернат, - сказал мальчик другу. – И в больницу тоже. Хватит. Хватит…

Голубой коридор оказался длиннее серого. Спустя десять-пятнадцать минут Игнат увидел на стенах рисунки растений, в основном цветущих: одуванчики и ромашки, подорожники и лопухи, чистотел и шиповник, боярышник и хмель… Дальше стены были сплошь украшены подобными изображениями. Кое-где на листьях и цветках мальчик замечал красно-чёрных божьих коровок, алых бабочек и светло-коричневых майских жуков.

И вдруг… Вдруг Игнат встал как вкопанный. Слева от него под разлапистым папоротником на шляпке коренастого боровика сидел… гном. Очень похожий на статуэтку мальчика, но раскрашенный. Колпак у него был красным, камзол – коричневым, пояс – чёрным, штаны лиловыми, а ботинки – жёлтыми.

На коленях нарисованного гнома лежал раскрытый фолиант, посреди которого горел фонарь. Написанное на страницах Игнат прочесть не сумел.

«Наверное, латынь», - подумал мальчик и, оглядываясь на чтеца, медленно продолжил путь.

Шагов через тридцать на правой стене обнаружились сразу три нарисованных гнома в таких же одеждах. Они ехали над самым плинтусом на деревянной телеге. Её тянули четверо майских жуков, и она была загружена золотисто-изумрудными шишками хмеля. На них, утопая, лежали гномы. Двое широко улыбались, а третий широко зевал.

Конечно же, Игнат замер и возле этой картины, чтобы внимательно рассмотреть её. Останавливался и перед всеми следующими изображениями гномов, которые собирали ягоды в корзины и мешки, выкапывали лопатами коренья, плавали на лодках по ручьям и прудам, танцевали и водили хороводы на пнях, мололи зёрна в каменных жерновах и делали ещё много полезного и весёлого.

Превосходные яркие рисунки успокоили, а затем порадовали мальчика. И радость не покинула его, когда коридор закончился тупиком, где изобразили бурую скалу без растений и без гномов. Игнат знал, что прежде не видел её, но ощущал, будто она его давняя знакомая.

Вдобавок он чувствовал – картине нужен, просто необходим гном. И мальчик с удовольствием нарисовал бы его. Если бы умел рисовать. И если бы у него было чем.

Но… существовал и другой способ исправить положение. Сев на корточки, Игнат поставил бронзового гнома перед скалой. Гном покачнулся и легонько стукнул фонарём в стену. За ней тут же раздался более громкий стук и кто-то спросил хриплым голосом:

- Это ты, Альм?

- Да! – звонко ответил бронзовый гном и кивнул.

Игнат отшатнулся и плюхнулся на пол.

- Ты… Ты живой? – прошептал мальчик.

Альм повернул к Игнату довольное улыбающееся лицо.

- А ты считал иначе?

Игнат пожал плечами. За стеной снова застучали. И стучали до тех пор, пока в нарисованной скале не появилась настоящая овальная дыра примерно полтора метра в высоту и чуть меньше в ширину. Вход в пещеру.

- Вы вовремя, - сказал хриплый голос.

Из дыры вышел бронзовый гном с киркой и корзиной. Тот самый, который продавался в здравнице. Правда, теперь на нём взамен колпака и камзола был старинный плащ с капюшоном.

- Но вы же… металлические! – прошептал Игнат.

- Верно подмечено, - усмехнулся Альм и представил мальчику своего старшего сородича: - Это Дверг. Ты с ним встречался.

- Дверь? – переспросил Игнат.

- Дверг, - чеканя звуки, проговорил гном в плаще. – Но нечего рассиживаться. То, что вы вовремя пришли сюда, вовсе не означает, что вы не можете опоздать туда.

И Дверг указал киркой себе за спину.

- Да, - согласился Альм. – Давайте поторопимся.

И он жестом позвал мальчика за собой.

Проводив друзей взглядом, Игнат поднялся и двинулся за ними.


5

Пещера хорошо просматривалась, хотя как и в случае с голубым коридором, источник равномерно рассеянного света оставался загадкой.

Пещера тоже была коридором. Вернее, сводчатым туннелем, который полого тянулся куда-то вниз. Гладкий жёлто-розовый мраморный пол поблёскивал. В бурых гранитных стенах через каждые сто-двести шагов идущих ждали деревянные двери метровой высоты, закруглённые кверху. То есть Игнату казалось, будто они ждут его, ведь ему хотелось заглянуть за них. Однако почти все они были заперты на висячие замки.

- Что там? – полюбопытствовал мальчик, прикоснувшись к одной из дверей.

- Кладовая, - кратко ответил Альм.

Открытой была лишь двенадцатая дверь. Двенадцатая, считая от входа в пещеру. Игнат, конечно же, остановился у порога и вгляделся в помещение за ним, в просторный круглый зал, где на стенах горели десятки факелов, а на полу стояли десятки трёхногих котлов, идеально высеченных из белого мрамора. В них, испуская искрящийся желтоватый пар, булькало варево. Оно кипело, но под котлами вместо пылающих дров или чего-то подобного лежали толстые треугольные зеркала, в которых отражались факелы. Только они.

Между котлами ходили двенадцать гномов и ползало девять майских жуков. Гномы помешивали варево деревянными ложками, пробовали и, если требовалось, бросали в него сушёные растения, беря их из своих корзин. Пахло мятой, мёдом и ещё чем-то вкусным.

- Что они готовят? – спросил Игнат.

- Целебный бальзам, - сказал Дверг. – И, предваряя твой следующий вопрос, утверждаю с полной уверенностью – тебе бальзам уже не понадобится.

Мальчик улыбнулся:

- Почему? Я выздоровел?

- Нет, - проговорил Альм. – Но ты уже и не болен. Идём.

- Странно… - пробормотал Игнат, неохотно отходя от благоухающего зала. – Не выздоровел, но и не болен… А что здесь делают майские жуки?

- Живут, как и мы, - сказал Дверг. – И помогают нам. И они не майские, а мягкие. Мягкие жуки.

- Разве? – удивился мальчик. – Я их трогал и, по-моему, они твёрдые.

- Тут речь об их мягком нраве, - объяснил Альм. – О добром характере.

Какое-то время шли молча. А точнее, до восемнадцатой двери, замурованной чёрными камнями, обтёсанными и глянцевыми. Естественно, Игнат не мог не поинтересоваться, что таиться за ними.

- Увы, за ними – зло, - не останавливаясь, ответил Альм. – Зло из Внешней Тьмы. Давным-давно ему удалось проникнуть в нашу обитель. Мы успели запереть его раньше, нежели оно натворило непоправимых бед.

- А оно не вырвется?

- Нет, но в урочный день его придётся выпустить, дабы вернуть во Внешнюю Тьму навеки.

- А что такое Внешняя Тьма?

Гномы переглянулись.

- Человеческим языком её не опишешь, - сказал Дверг. – Это чрезвычайно плохое место, находящееся бесконечно далеко от Истинного Немеркнущего Света. Место, где нет ничего, кроме всевозможного зла.

Игнат попытался вообразить Внешнюю Тьму, и ему сделалось холодно и страшно. Почему-то представилось, что в упомянутой тьме всегда шумно. Что там кричат, и плачут, и невесело хохочут…

- А я… - Мальчик замедлил шаг. – Я туда не попаду?

Альм покачал головой:

- Нет, не попадёшь, не волнуйся. У тебя иной путь.

И гном, указывая вперёд, вытянул руку с фонарём.

Игнат поднял взгляд и увидел, что туннель, сужаясь, заканчивается. Последняя, двадцать четвёртая дверь была ветхой. К её доскам прикрепили три спиральные морские раковины, крупные и перламутровые. В отличие от предыдущих дверей эту охраняли два гнома в лиловых одеждах. В руках они сжимали тёмно-коричневые шесты, скрестив их перед дверью. На каждом шесте чернело по три острых шипа.

- Ты должен правильно ответить на их вопросы, иначе они тебя не пропустят, - сказал Дверг, посмотрев на Игната. – Отвечай быстро, не задумываясь. Говори первое, что придёт на ум. Понял?

- Да, - кивнул мальчик и вместе с друзьями стал перед лиловыми стражами.

- Что тебе нужно, человек? – в унисон спросили они тихими, спокойными голосами.

- Соль гномов, - без малейшего колебания сказал Игнат.

- Зачем она тебе?

- Хочу исполнить мечту.

- А где она может исполниться?

- На вершинах.

Лиловые стражи подняли шесты, поставив их вертикально. Ветхая дверь беззвучно открылась внутрь.

- Проходи. Ты и твои провожатые.

- Спасибо, - сказал Игнат и, пригнувшись, ступил за порог.


6

Влево и вправо от двери тянулись высокие и бугристые стены пещеры, но где они кончаются, видно не было. Пещера, куда попал Игнат, поражала своими размерами. По сравнению с ней крытый футбольный стадион казался жалкой каморкой. Своды находились высоко-высоко, мальчик не разглядел их. Впрочем, его вниманием прежде всего завладели огромные белые кристаллы, похожие на обелиски. Десятки, а то и сотни кристаллов. Они стояли друг от друга на разном расстоянии. Одни ровно, другие косо. А некоторые лежали на полу. Пол же выглядел как ледяной каток, однако ноги на нём ничуть не скользили. Наоборот, было ощущение, словно идёшь по туго натянутой наждачной бумаге.

- Что это? – спросил Игнат.

Он остановился, но гномы велели ему идти прямо, вглубь пещеры.

- Тысячи лет назад, - начал рассказывать Альм, - здесь простиралось единственное в мире Подземное Море. Животные не обитали в нём, ибо вода была необычайно солёной. Водоросли тоже не росли. Ветры не тревожили морскую гладь. Не шумели волны. Безмолвствовал покой. Царила безмятежность. Царило счастье.

Альм замолчал и грустно вздохнул.

- А потом под Морем пробудился чудовищный вулкан, - сказал Дверг. – Дно содрогнулось, раскалилось от растёкшейся под ним лавы и едва не раскололось. Стены также уцелели. Свод же треснул в двух местах. Вода, закипев, превратилась в пар. Через гигантские трещины он вылетел на поверхность Земли. Именно в то время там разразился Всемирный Потоп.

Дверг вздохнул грустнее сородича и смолк.

Вновь заговорил Альм.

- Правда, морская вода, сделалась пресным паром. Свою соль она оставила на дне.

Игнат завертел головой:

- Значит, это всё – морская соль?

- Совершенно верно, - кивнули гномы.

- И она ваша?

- Да, - сказал Дверг. – Мы – её хранители. Мы будем ими до тех пор, пока вода не вернётся сюда. Пока не возродится Подземное Море.

- А когда это случится? – спросил мальчик.

Гномы снова грустно вздохнули. И снова ответили разом:

- Когда на поверхности Земли настанет Великий Зной и начнётся Всемирная Засуха.

Игнат хотел продолжить расспросы, но почему-то промолчал. Они шли и смотрели на соль. Она не только покрывала дно пещеры да вздымалась обелисками. Вскоре друзьям стали встречаться круглые и овальные углубления, вроде больших чаш. В них искрились и шуршали фонтаны из мельчайших соляных кристаллов. По краям углублений всеми оттенками лилового переливались кристаллы покрупнее. Формы у них были различные, но преимущественно они напоминали жёлуди, дубовые листья и грибы.

Идя мимо, мальчик легонько прикоснулся ногтем к одному из кристаллических листьев и тот издал приятный музыкальный звон.

Затем Игнат и гномы увидели сухую соляную реку, шуршащую громче фонтанов. Кристаллики соли неторопливо текли по широкому, плавно изгибающемуся руслу. Пройдя вдоль него не меньше километра, друзья оказались перед соляной скалой. Из неё с головокружительной высоты в русло низвергался блестящий водопад. Вернее, кристаллопад.

Слева под отвесной стеной скалы стоял сундук, вытесанный из соли и ограненный, словно бриллиант.

- Я сработал его, пока ждал тебя, - сказал Дверг. – Я сработал его для тебя. Это мой дар.

- Спасибо, - улыбаясь, поблагодарил Игнат. – А что мне в нём хранить?

- Конечно же, мой дар, - проговорил Альм, протягивая Игнату фонарь. – Поставь его внутрь.

Мальчик двумя пальцами взял фонарь гнома и… замер. Ему вспомнилось, как он в здравнице любовался солнечными восходами и закатами… Вспомнилось, как он играл с Альмом в квартире, когда в ней, кроме них никого не было. Вспомнилось… и фонарь вдруг зажёгся. В нём заплясал крохотный, но яркий, сильный золотой огонёк.

Гномы счастливо засмеялись.

- Поставь его внутрь, - повторил Альм.

Игнат потянул за серебряное кольцо на крышке и открыл дар Дверга. Бережно опустил фонарь на дно сундука и аккуратно вернул крышку на место. Золотистый свет стал ещё сильнее. Грани сундука разделили его на множество лучей, которые, устремившись к вершине скалы, сложились в подобие спиральной лестницы. И она принялась медленно вращаться по левую сторону от кристаллопада. По бледным стенам скалы закружились жёлто-розовые блики.

Гномы сели на пол пещеры, на дно высохшего Подземного Моря. Игнат опустился между ними, прижал колени к груди и обхватил их руками. Все трое глядели на скалу, кристаллопад и лестницу из лучей.

- На это можно смотреть вечно, - с благоговением проговорил Альм.

- Созерцать, а не смотреть, - поправил его Дверг.

- Вечно… - задумчиво прошептал Игнат. – А мне ведь придётся возвращаться в поликлинику.

Гномы молчали. Не поворачивались к мальчику, не переводили на него взгляд.

Наконец Альм, сказал:

- Ты уже никогда не возвратишься в поликлинику.

- Никогда?! – удивился Игнат.

- Никогда, - подтвердил Дверг.

После этого Игнат и гномы долго не разговаривали, предавшись умиротворяющему созерцанию. Не смолкали только кристаллопад и порождённая им река. Они шептали о вечности, о безмятежности, о счастье…


7

Молчание прервал Игнат. Он поинтересовался, куда ведёт лестница.

- Куда ты пожелаешь, - ответил Альм.

- Так я могу ходить по ней?

- Конечно.

- И могу подняться в горы? В горы, окружающие здравницу?

- Можешь, - кивнул Дверг. – Но зачем тебе туда?

Мальчик отпустил свои колени и распрямил ноги, вытянув их перед собой.

- Мне хочется увидеть пещеры с рисунками первобытных людей. И руины замков. И монастыри.

Альм склонил голову, закрыл глаза и проговорил:

- Те замки были построены для воинов и для войны. И древние битвы обратили их в руины. А битвы, отгремевшие совсем недавно, попросту стёрли руины в прах.

- А пещеры? – спросил Игнат. – Что с ними?

- Многие обрушились, - ответил Дверг, - но три пока пребывают невредимыми. А вот монастырь сохранился лишь один. Тот самый, который запечатлели на медальоне твоей матери. Ему суждено стоять столько же, сколько самим горам.

Альм открыл глаза.

- Теперь спешить не обязательно. Ты успеешь побывать там, - сказал он. – А пока, пожалуйста, посиди с нами. У нас редко бывают такие гости, такие друзья.

- Абсолютно верно, - подтвердил Дверг. – Посидишь?

- С удовольствием, - искренне ответил Игнат. Он обнял бы гномов, но они были слишком маленькими. Поэтому мальчик пальцами осторожно взял их за руки.