Первачок на посошок

1.
- Мир несовершенен! Невозможно быть счастливым в несовершенном мире!
Молодой человек не спеша перемешал сметану в борще.
- Не смеши меня, мир идеален! Человек - посредственное существо. По собственной глупости переделывает мир под себя! И вот, пожалуйста, несовершенный мир готов!
Старик вытянулся на стуле и затянулся сигаретой.
- И как с этим жить? – почесал висок парень.
- Не знаю, всё делается по привычке. Привычки так нужны человеку, что любой шаг в другом направлении пугает и считается вредным. Ведь как ты думаешь: нужно всё взвесить, прикинуть «против и за».
- Получается, весь опыт человечества коту под хвост? – молодой человек подул на ложку.
- Получается! Гуманизм так и не прижился, стали пробовать по-другому. Тоже нехорошо получается!
- Это как?
- Резать по-живому.
- Жутко, если резать войдёт в привычку!
- Вы - молодые, вам и решать, какие вещи войдут в привычку, а какие нет.
В комнату вошла женщина.
- Матвей Дмитриевич, не курите в доме! Идите на крыльцо, а ещё лучше, в беседку. Оттуда уток слышно.
Валя схватила со стола полотенце и распахнула окно.
- Прости, Валя, и спасибо за борщ! Видишь, Василий, привычки - это плохо!
Дед встал, загасил сигарету в столовой ложке и спрятал бычок в карман куртки.
- Мои закончились! – заметил Матвей Дмитриевич, обувая огромные ботинки. Ты со мной уток слушать или пошабашим?
- Пойдём, провожу!
- Возьми самосаду, договорить надо!
Василий кивнул и достал с полки свёрток.

2.
Сразу за беседкой тянулся невысокий забор, за забором просёлочная дорога. За дорогой кустарник и пожухшая осенняя трава. Пруд с утками скрывался от глаз в низине, на дне обрыва.
- Середина сентября, а ночи такие холодные! – заметил, ёжась, Матвей Дмитриевич.
- Утки, наверное, тоже мёрзнут? -засмеялся Василий.
- Не-е-е! Вон, летят, да покрикивают: «Вася не робей! Пока летишь, не мёрзнешь!».
Залаяла соседская собака, к ней присоединилась другая на окраине посёлка.
Приятели уселись на лавку. Василий разорвал газету и скрутил две цигарки.
Матвей Дмитриевич с нетерпением поглядывал на Васю.
- Держи! – протянул цигарку парень.
Старик принял из рук Васи самокрутку.
Василий осветил спичкой морщинистое лицо деда.
- Завтра самогоночку выгоню, - затянулся Вася.
- Доброе дело! – похвалил Матвей Дмитриевич.
- Утки смешно перекрикиваются, - заметил Вася.
Дед Матвей кивнул.
- Им далеко лететь, есть, что обсудить.
- Погляди, какая Луна!
Дед Матвей обернулся и поглядел на выползающий из-за горизонта огромный кровавый блин.
- Не Луна это, Вася, не Луна!
Василий уставился на подозрительный блин.
- Вон Луна, - указал Матвей Дмитриевич на серебристый круг над акациями, - а это, Василий, смитричи!
- Кто? – не понял Вася.
- Персик говорил, что есть такие сущности!
- Это сектант твой, что ли? – нахмурился Василий.
- Персифаль Ильич? Да какой он сектант? Просто умный человек.
Зазвонил мобильник в пропахшем окурками кармане деда.
- Слушаю, Персифаль Ильич!
Матвей Дмитриевич многозначительно поглядел на Василия.
- Я и так во дворе, конечно вижу. Честно говоря, картина жуткая.
Непродолжительное время дед слушал Персика, не перебивая.
- Почему их не остановить? Что вообще никому? Как ураган, говоришь, как землетрясение?
Матвей Дмитриевич покачал головой.
Воцарилась тишина.
- До завтра, Персик! Расскажешь, как было.
Кровавый блин растворился во мраке. На ночном небе привычно сияла Луна в окружении равнодушных звёзд.

3.
Персик до позднего вечера просидел на крыше своего дома попиливая на дедовской скрипке.
Набычившийся горизонт поглотил солнце и затаился в ожидании восхода Луны. Персифаль Ильич, не отрываясь от скрипки, изредка исподлобья поглядывал на едва заметную линию между небом и землёй.
Непроглядная ночь на небосклоне окрасилась оранжевым светом. Опережая Луну где-то на полчаса, из-за горизонта выплывал огромный диск красновато-пурпурного цвета.
Персик опустил скрипку, а затем вновь вскинул на плечо и прижался подбородком.
Скучная пищалка неожиданно зазвучала грамотно и внушительно. Скрип сменился глубокими проникновенными звуками. По скошенному сиротскому полю поплыли возвышенные интонации.
Огненный диск, казалось, застыл, уступая место восходящей Луне. Ртутный круг гордо водрузился на звёздной глади. От гигантского блина то и дело открашивались микроскопические частицы и устраивали феерическое представление. Сливаясь в нечитаемые тексты, огненные частицы носились в ночи. Огненные брызги вдоль и поперёк исполосовали мрачный свод. Скрипка Персика будто сломалась: ныла и скрипела, сопровождая чудовищными звуками небесное безумство. Когда последняя струна лопнула, а лошадиный хвост вырвался из колодки и повис на древке смычка, огненный блин бесследно растворился в ночном небе.

4.
Странности начались с утра. Валя вышла из дома и пошла в курятник.
Вася направился вслед за женой.
Зазвонил мобильник. Василий достал телефон из кармана брюк.
- Привет, Матвей Дмитриевич!
- Здравствуй, Вася! Я только что с Персиком разговаривал. У него отказ по всем статьям.
- Это как? – не понял Вася.
- А так, ничего не работает! За что ни берётся, успеха нет. Что у тебя с самогоном?
- Брага не бродит: перчатка на полшестого, - ответил Василий, - добавил дрожжей.
- И в курятнике ни яйца, - выкрикнула Валя.
- Персик говорит, что это смитричи!
- А кто это?
- Трудно сказать. Это такие силы, которые устанавливают порядки. Особым чередом! Всё что нам кажется естественным и обычным, не само появилось. Так Персифаль Ильич сказал.
В молчании Василия Матвей Дмитриевич усмотрел недоверие.
- А что по телеку говорят? – вынырнул из тишины Вася.
- По телеку молчат. Персик к себе звал. Говорил, что ночью смитричи опять появятся. Пойдёшь?
- Валя не пойдёт, она недолюбливает Персика. Считает его «с приветом».
- Это её право! Пусть не идёт!
- Ворчать будет! - поморщился Василий.
- Плюнь! Сам решай! – раздражённо бросил дед, - если пойдёшь, жду у себя.
Матвей Дмитриевич повесил трубку.

5.
Василий до самого вечера ходил «сам не свой». Работа не спорилась. Валя не покрикивала на Васю, по своему обыкновению. То во двор выйдет без явной цели, то вернётся в дом и присядет на стул с тряпкой в руке. Притихла птица, присмирел на цепи пёс. Только скользили тёмные тучи по глади небесной. Вечерело быстро, в семь почти ночь.
- Ты куда? – негромко спросила Валя.
- К Матвею.
Валя кивнула в ответ.
Вася запахнул куртку и вышел на крыльцо. Пахло сыростью и скошенным хлебом. Подул холодный ветер и ворвался под куртку. Василий застегнулся на все пуговицы и поднял воротник. Из кармана куртки достал измятую кепку и потуже натянул на голову.
Просёлок серел под ногами. Луна время от времени освещала дорогу. Вася полез за сигаретами.
- Забыл-таки купить! – скис парень.
- Интересно, у Матвея есть? Надо было табаку взять.
Через четверть часа Василий подошёл к дому Матвея Дмитриевича.
- Вася, заходи, калитка не заперта! – услышал он голос деда.
Разувшись в коридорчике, Вася прошёл в комнату.
- Дед курил! – обрадовался он.
Из спальни навстречу вышел дед Матвей.
- Спишь? – спросил Василий.
- Бог с тобой! - улыбнулся Матвей Дмитриевич.
- Курить есть?
- А как же? Я у тебя из пакета хорошо отсыпал.
- Делаешь для людей, делаешь для себя! – заметил Вася.
В дверь постучали.
- Заходи без стеснения! – откликнулся дед.
Дверь открылась, и в комнату вошёл Персик со скрипкой в руке.
Василий посмотрел на Персифаля Ильича и не удержался.
- Ты вроде бы на людях не играешь.
- Смитричи не люди! – отрезал Персик.

6.
- Смитричи только издалека напоминают блин. На самом деле это бесформенная масса типа пчелиного роя.
Персифаль Ильич подтянул струны на скрипке.
С большого расстояния смитричи действительно напоминают нечто округлое. Легко трансформируются, исчезают и появляются вновь.
- С чего это смитричи появились вчера ночью? - дед Матвей испытующе посмотрел на Персика.
- Знамение, Матвей Дмитриевич! Знамение! Это больше для нас. Типа: «Вот и мы! Держитесь!».
Персик потренькал на скрипке и остался доволен.
- Опять кто-то учит, а кто-то учится! – грустно улыбнулся Василий.
- А как же? – оживился Персик. В Раю всё было легко, просто и понятно.
В нашем случае рождаемся, учимся, забываем. И так по кругу.
- Бессмыслица, получается, - понюхал самокрутку дед.
- Получается, - согласился Персик, - полночь скоро, пошли!
- На крышу лезть? – нахмурился Матвей Дмитриевич.
- В огород, за дом пойдём, на открытое место, - пояснил Персик.
Лес на горизонте едва виден. Небо холодит чёрно-синим, земля сплошной уголь, кромешный мрак.
Персифаль Ильич вскинул скрипку и негромко скомандовал:
- На лес смотрите!
Затем он опустил смычок на струны и вытянул из скрипки протяжный ноющий звук. Василию показалось, что на горизонте вспыхнула искра.
Он посмотрел в сторону Матвея Дмитриевича.
Персик заложил на полтона выше, и скрипка послушно исполнила приказание.
Горизонт заискрился сильнее. Показался край багрового диска.
- А что будет, если ты прекратишь? – тронул Персика за локоть дед.
Персифаль Ильич дёрнул рукой и продолжил истязать скрипку.
Персик будоражил ночь смычком, и казалось, впал в транс.
Зарево полыхало над огородом. Из ночного мрака соткалась женская фигура. С полминуты повисев в воздухе, она подплыла к Василию и медленно опустилась на сырую траву.
- Самогон готов! – ни с того, ни с сего проговорила девушка.
- Валя? Ты почему не одета?
Василий сорвал с себя куртку и провалился с вытянутыми руками в пустоту.
- Какая бесподобная музыка! Персифаль Ильич, где вы так научились? – сбивчиво произнесла Валентина. Вздрогнула всем телом и упёрлась ногами в землю. Вася набросил на жену куртку.
- Давайте танцевать! Матвей Дмитриевич, присоединяйтесь!
Валя потянула Василия в сторону.
- Я так счастлива! - обняла Валентина мужа за шею. Как жаль, что ты не взял меня с собой!
Персик посылал удар за ударом куда-то вверх, но звуки плавно опускались на землю.
- Ты меня любишь? – Валя опустила голову на плечо Василия.
- Конечно, люблю! – ответил Василий, топча свалявшуюся траву.
Валя посмотрела в глаза мужа.
- Тогда ты пойдёшь со мной!
- Куда? Самогон гнать?
- Говорю тебе, готов самогон! – грустно произнесла Валя.
Матвей Дмитриевич долго смотрел на танцующих, а потом не выдержал и крикнул музыканту в ухо:
- Слышь, кончай дискотеку! Чует моё сердце, хорошим это не кончится.

7.
Огненный шар рассыпался миллиардом искр и растаял в небе.
Персик в изнеможении повалился на засохшую батву. Дед Матвей сидел на сырой земле, схватившись за голову. Василий и Валентина таинственно исчезли.
В небе над огородом сияла Луна. Матвей Дмитриевич тронул Персика за плечо.
- Вставай, Паганини!
Персик молчал.
Дед перевернул Персика на спину. Люминесцентная физиономия скрипача излучала покой и равнодушие.
Неожиданно где-то в конце огорода Матвей Дмитриевич услышал смех.
- Вася, ты где? Валентина!
Смех не смолкал.
Дед Матвей встал на колени, а затем поднялся с земли.
Нетвёрдой походкой побрёл на звук.
Смех сыпался откуда-то сверху.
- Все подряд бери! Перегородки в самогон, а орешки в рот!
Матвей Дмитриевич остановился у высоченного ореха и поглядел вверх.
- Вы чего забрались? До утра подождать нельзя?
Густая крона ночным демоном нависла над дедом Матвеем.
Смех нарастал, доходя до визга.
- Ой, Вася, отстань! Мне щекотно! Давай не здесь!
Василий хохотал, как безумный.
- Ещё десять орехов! – ставила условие Валентина, - только тогда. Вон на той ветке.
- Вот сразу пять, - ржал Василий, протягивая ладони.
- Засунь себе в жопу!
Валентина сходила с ума от хохота.
- Сразу пять и пять после! – торговался парень.
- Договорились, только сначала покажи все десять!
- Я сейчас тебе покажу! – тискал жену Вася.
Матвей Дмитриевич раскрыв рот, ловил пахабные шутки!
- Вы что, с ума посходили?
- Давай ему засунем? – залилась смехом Валя и запустила орехом в деда.
- Все десять! – подхватил Василий.
- А Персик пусть играет свои рапсодии, - прыснула Валентина.
- И тут мы под музыку, на ветке, как две пташки, - гоготал Вася.
- Что же это такое? – испугался Матвей Дмитриевич.
- Смиртичи! - за спиной деда стоял Персифаль Ильич, - пойдём отсюда!

8.
Ранним утром следующего дня Персик обнаружил под деревом бездыханные тела Василия и Валентины. Нижние ветки ореха обломаны и смяты.
- Падение с высоты! - заключил следователь и уселся в машину составлять протокол осмотра.
Хоронили Василия и Валентину всем посёлком.
- Молодые совсем, - сокрушались соседи, - детков завести не успели.
- Самогон Василия в самый срок поспел, - смахнул слезу Матвей Дмитриевич, - зеркала пошёл завесить, смотрю, а в коридоре бутыль стоит, полнехонькая.
Персик не ответил, а только вывел тягучую, полную скорби ноту.
Моросил мелкий дождь. Молчаливая процессия вытянулась на целый квартал.
- Звать смитричей было обязательно? - не выдержал дед.
Персик докончил музыкальную фразу и опустил скрипку.
- Смитричей вызвать невозможно! Всё это досужий вымысел алчных до денег проходимцев.
- А твоя скрипочка? Она что? – Матвей Дмитриевич зло поглядел на Персика.
- Сам не знаю! Не для того она! – ответил Персифаль Ильич, - дед перед смертью наказал, «если в мире душно сделается, смитричей жди. Скрипка на них укажет».
Персик выпятил нижнюю губу и прижал скрипку подбородком.
Унылая мелодия смешалась с дождём и тяжёлым камнем легла на сердце.
Скорбное шествие перевалило через холм, оставляя за собой изрытую ногами грунтовку.
На кладбище всё было готово для похорон. Священник приехал заранее и ждал, когда селяне будут готовы к отпеванию. Люди обступили отвал, на котором громоздились два гроба. Слева от отвала зияла глубокая яма для обоих покойников.
Когда яму засыпали, почудился Матвею Дмитриевичу заливистый девичий смех, как будто бы снизу, со дна ямы. Он осторожно поглядел по сторонам, и понял, что, наверное, ослышался. Струйки липкого пота стекли по позвоночнику. Дед тяжело вздохнул и сглотнул слюну.

9.
Поселковая почтальонша Анька давно «подбивала клинья» под Персика.
Как-то раз, расписываясь за пенсию, порекомендовал Матвей Дмитриевич присмотреться к Персифалю Ильичу, человеку нестарому, видному и смекалистому. Про скрипку промолчал, так как вкусов Персика по части музыки не разделял, и вообще там чертовщиной попахивало.
С тех пор Анька, крутя педали велосипеда, бросала долгий взгляд на тёмные окна Персифаля Ильича. Случай подвернулся сам собой. Поздней осенью, когда погода «ни то, ни сё», сверзилась почтальонша в грязную ледяную лужищу у самой калитки Персика.
- Ты бы кирпичей набросал или покрышку кинул? - проворчала Анька, отряхивая обвисшую от липкой слякоти юбку.
Голова Персика нелепо торчала из-за забора.
- Чего уставился? – прокричала Анька, - видная молодая женщина у него в ногах, можно сказать, вывалялась, а он кол проглотил.
Персик шмыгнул к калитке, провернул ключ и выскочил на улицу. Однако солидного выхода не получилось, так как поскользнулся на поношенных тапках, и въехал ногами в лужу, сбив с ног Аньку.
- Мать твою, Персифаль Ильич! – закричала Анька, становясь на четвереньки, - теперь я вся мокрая! Ты чего это в трусах?
- Анна Сергеевна, простите, на шум выскочил, ну и …
- Понятно! Велосипед бери и в дом пошли! Вон, из-за угла фура выворачивает. Здороваться не будем!
Персик поднял из лужи велосипед и подкатил к распахнутой настежь калитке.
Позади него в облипшей юбке бежала Анька.
- Дай, шину брошу, всё равно стирать! – обшарила глазами двор Анька.
- Нет у меня. У Васьки - покойника возьму. Уж как Валентина с ним из-за этих колёс скандалила, - прикрылся совковой лопатой Персик.
- Чего?
- Цветами засадить хотел.
- Понятно! Городская потому что: они колёс не понимают. Да брось ты лопату, не смотрю я.
- Потом со шланга обдам, - поставил велосипед у входа Персик.
Он пропустил Анну вперёд и плотно закрыл дверь.
- Слышь, Персифаль Ильич, а у тебя прохладно, - сказала Анька, кутаясь в телогрейку.
- Жару не переношу, по мне лучше холод, - заметил Персик.
- Это мы потом обсудим! Иди на кухню, я мокрое сниму.
- Чай или чего покрепче? – осведомился Персик.
- Не, я за рулём, - засмеялась Анька, стягивая с себя мокрую юбку.
Персифаль Ильич разлил кипяток по чашкам и окунул по пакетику.
- Без сахара! - остановила руку Персика Анна, - фигура!
- И я не буду, - согласился Персик, - есть подозрения на диабет.
- Тьфу, на тебя, ты с какого года?
- Возраст тут ни при чём, с 69-го. А ты? Можешь просто намекнуть.
- Нечего тут намякивать, – с 79-го я.
- Обычно женщины не любят…
- Всё равно узнаешь! - засмеялась Анька, - мы скоро поженимся!

10.
Дед Матвей сидел на самодельной скамейке и шуруповёртом выкручивал саморезы из груды досок.
- Шурупы нынче дороги! - ворчал дед, выбирая заскорузлыми пальцами саморезы, - в России всегда так: деньги под ногами валяются, а наклониться лень! Мало ли что на мусорке!
Он поглядел на тачку с деревянными обломками.
- Много ещё! А куда спешить?
- Спешить действительно некуда, Матвей Дмитриевич, это я точно знаю.
Дед поднял глаза, на него лукаво взирали щёлки Василия.
Старик стянул очки и вытаращился на Васю.
- Спокойно, дед Матвей! - Вася прижал указательный палец к губам.
Он присел на корточки и достал из-за уха сигарету.
- Ты ещё и куришь? – ахнул дед.
- Последняя! – сощурился от дыма Василий.
- А огонёк, небось, адский? – с недоверием в голосе произнёс дед Матвей, - ты, как будто, повыше стал!
- Выше, это ты верно подметил, - кивнул Вася.
- Пришёл чего? – насторожился старик.
- Вечером за самогонкой жду. Прощаться стану.
Из-за деревьев показалась женская фигура.
Василий протянул руку.
- Иди, Валентина, с Матвеем Дмитриевичем поздоровайся!

11.
К вечеру все собрались в доме Василия и Валентины.
Персик разлил самогонку в заранее приготовленные красивые бутылки.
Дед Матвей принёс курицу, мочёный арбуз и с десяток багровых помидоров.
Анька - почтальонша накрыла стол.
Персик приладил скрипку и вытянул тягучую ноту.
- Повеселей, Персик! - взмолился дед.
Персик вскинул смычок и в хате Василия посветлело.
- Другое дело! – похвалил Матвей Дмитриевич.
- Заждались? – услыхал за спиной дед Матвей.
- Васенька, друг мой дорогой! Усаживай Валечку скорее!
- А где нам? – не понял Вася.
- Всё вам! - Матвей Дмитриевич провёл над столом рукой.
- Нет, нам по- особенному надо: залей два стакана и хлебушек сверху положи!
Выпили по первой.
- Хороша самогоночка! – крякнул Персик.
- Да, уж хороша! - рассмеялась Валя, - жизнь на неё положила.
- Это как? – не понял дед Матвей.
- Померла я в тот вечер самогонку нацеживая. Когда ты, дедушка, моего Васю к Персифалю Ильичу увёл.
- Как это? От чего? – не поняла Анька.
- От чего умирают? – грустно покачала головой Валентина, - жизнь закончилась, вот от чего. Сначала страшно было, а затем лёгкая такая стала, как ветерок. К Васеньке моему захотелось до смерти. И всё просто оказалось. Сквозняком вытянуло и прямиком к нему. А дальше? Дальше вы всё знаете.
- Зато мы теперь навсегда вместе! - взял жену за руку Василий.
- И кто вы теперь? – вытаращила глаза Анька.
- Смитричи, - объяснила Валя, - вчерашние покойники!
- И позавчерашние люди, - попытался смягчить слова Валентины Персик, - давайте лучше выпьем!
Выпили по второй, а в скорости и по третьей.
А когда нечаянное веселье овладело столом, пьяненькая Анька вдруг закричала:
- А мы с Персифаль Ильичом в феврале поженимся! Всё обговорили, всё перепробовали. Мой он, мой!
Прощание с Василием и Валентиной окончилось в полночь.
Чёрный лес на горизонте слился с пашней. Горели фонари. Подвыпившая компания брела пустынной улицей.
Персик вскинул было скрипку.
- Не надо, Персифаль Ильич, - остановил его Матвей Дмитриевич, - не тревожь. Они и без того помнят о нас.


Рецензии