Чужая игра Глава 15

Андрей шел по улице, не разбирая дороги и не задумываясь куда его ведет судьба. Солнце наполовину исчезло за горизонтом, и синева быстро сгущалась. Зажглись фонари, которые бросали яркий белый свет и было светло, как днем. Прохожие встречались все реже и реже. Никонов еще несколько раз спросил их, где искать Медведя, но все они, как под копирку, отвечали стандартной фразой, мол именно сегодня его не встречали, и ничего не слышали о нем.
Впереди замаячило знакомое здание отеля. Проходя мимо окон ресторана, он отметил про себя, что там, где всего двое суток назад было разбито стекло, все на месте и нет никаких следов беспорядка. Даже мелких осколков не обнаружить, сколько бы не разглядывай землю. По всей вероятности, они не просто вставили стекло, но и как следует навели марафет со стороны улицы. Как будто ни чего и не было. Не зря вчера вечером девушка на ресепшене удивлялась извинениям Никонова.
«- Быть может попытать счастья в третий раз? – подумал он, замерев перед дверью. – Терять мне нечего. Чем черт не шутит, может и вправду неизвестные хозяева планеты не хотят нам ничего плохого. Они просто, как малые дети еще не знают границы добра и зла. И то, что мы воспринимаем как насилие над собой, попытку быть может даже убить нас, на самом деле определяется их непониманием наших поступков. Все, наверное, так. Они хозяева, они и задают нам правила. А наше дело, подчиниться. Предоставляют для нас весь сервис, какой только возможен, флаг им в руки и барабан на шею. Будем пользоваться. Вот начнут препарировать нас, тогда и будем скрываться от их настойчивого гостеприимства. А сейчас, сейчас уже жрать охота. Да и вздремнуть не мешало бы. А там будь, что будет. Медведя мне не найти. По крайней мере сейчас. В конце концов, утро вечера мудренее…»
Решительно толкнув дверь, Андрей вошел в огромный вестибюль отеля. Справа был вход в ресторан, слева лифты и лестница на этажи, а прямо, за стой-кой стояла давешняя миловидная администраторша.
- Добрый вечер, - сказала она, протягивая пластиковую карточку. - Добро пожаловать в наш отель. Ваш номер ждет вас. Как я понимаю, сегодня вы будете одни, без друзей? В любом случае, как только они пожелают присоединится к вам, им незамедлительно будут предоставлены все наши услуги.
Как следует перекусив в ресторане, а выбор был огромен, до такой степени, что он потратил, наверное, минут пятнадцать, прежде чем решить, что попробует сейчас, оставив на потом не менее экзотические и дорогущие блюда, судя по их названию и составу, хотя в меню цены не было. К хорошему быстро привыкаешь. Единственное, что его напрягало, как бы не явились девицы легкого поведения и не испортили ему праздник живота. К счастью, к этому ничего не предрасполагало.
Насытившись, Андрей покинул ресторан. Не успел он забраться в кровать, как усталость прошедшего дня дала о себе знать, и он быстро уснул. Спал он беспокойно и чутко, просыпаясь от любого шума, будь то звук проехавшего невдалеке тяжеловоза, или мерные шаги припозднившегося пешехода под рас-крытым окном. Звуки были привычны для обычного города, но не привычны для этого.
В очередной раз его разбудил звук полицейской сирены. Да не одна, а десяток машин, с разных направлений спешили куда-то, озаряя улицы проблесковыми маячками и сводя с ума от рева сирен, от которых дрожали стекла в окнах. Лежа в кровати, Андрей прислушивался, пытаясь понять куда спешат служивые в столь поздний час. Судя по звуку, машины неслись к зданию, расположенным возможно всего в нескольких домах от отеля, ибо, прибыв на место, сирены они выключили, а сине-красный проблесковый свет играл на стене, напротив окна. Андрей смотрел на стену, а про себя думал: «— Значит цель была рядом, и к всему прочему что-то случилось неординарное и важное. Город, построенный по воспоминаниям людей, не может иметь собственной истории. А это значит, что произошло что-то, затрагивающие меня ли, Медведя или, может быть Жабина. А из всего этого один вывод: то, куда спешат служивые, касается нас, и никого более».
Никонов вскочил с кровати. Сон как рукой сняло. Лихорадочно одеваясь, он глядел в окно, и видел, как буквально в двух домах отсюда, на дороге, частично скрытые листвой деревьев стоит полицейская машина. Остальных не видно, их скрывают близстоящие строения. Разбуженные воем сирен, любопытные жильцы выглядывали из окон, особо нетерпеливые и любопытные, наспех одевшись спешили к месту предполагаемого зрелища. Толпа росла как на дрожжах, вскоре одиноки фигуры сбились в кучки, люди громко переговаривались, передавая из уст в уста об увиденном и услышанном. Тем не менее, судя по коротким недоверчивым возгласам прохожих, больше было предположений, нежели точной ин-формации.
Никонов пробивался сквозь толпу, его пинали, его толкали, ему не давали проходу, но он, работая руками и ногами, продирался сквозь плотный строй недовольных людей, которым самим хотелось во очно увидеть причину кутерьмы.
- Кажется преступника поймали и его ведут, - крикнул один из прохожих, находившийся в третьей шеренге бурлящей толпы.
- Да нет, - вторил ему рядом стоящий. – Это полицейский детектив в гражданке, я его знаю. А рядом его начальник, комиссар округа.
- А что вообще случилось? – вопрошал третий, где-то из середины столпотворения. – Из-за чего вообще весь сыр-бор? Кого-то убили? Или как?
- Ну почему сразу убийство, может быть, задержали грабителя. Полиция, молодцы, сработали быстро и четко, - громко высказал свое предположение еще один гражданин.
- Не знаете, не лезьте с выводами, - недовольный визгливый женский голос раздался среди любопытствующих. – Там убийство, говорю я вам. И убийство очень кровавое. Вон кровищи сколько, ты только погляди.
- Если бы ты не мешала, я и сам увидел, - не соглашался мужской баритон рядом. – Ишь чего захотела, она тут понимаете будет зенки таращить, а другим за ее широкой спиной ничего не видно.
- Хватит, хватит, - вразумлял спорящих кто-то. – Мы не в театре, здесь трагедия, а мы спорим как идиоты, что там случилось. Полиция разберется и, если надо расскажет потом.
- Ты такой умный, а что ты сам делаешь здесь в такой час, - ответила давешняя женщина. – Это же не театр, и билеты тут не нужны. Шел бы ты мил человек домой. Учителей и так хватает на нашу голову. А ты мудло молодое, хватит меня толкать. Стой, где стоишь!
Последнее слова относилось уже непосредственно к Андрею, который в этот момент отталкивал крикливую женщину, чтобы протиснуться вперед. Не обращая внимания на ее протест, он таки пролез в первый ряд и был остановлен молоденьким сержантом с дубинкой в руке.
- Дальше ходу нет, - сказал он, играя дубинкой. – Не велено пущать.
- Хорошо, - сказал Андрей. – Передай старшому, что я хорошо знаю того человека.
- Родственник?
- Нет, но почти. Мы в одной лодке.
С этой точки наблюдения была общая картина, но не было видно деталей: фигуры полицейских мешали обзору. Когда они на секунду отошли в сторону, единственное что мог разглядеть Никонов, это разбитый спереди автомобиль и накинутая на капот темная ткань, скрывающая под собой тело. Брызги крови и осколки лобового стекла автомобиля были щедро разбросаны вокруг.
- Как вы могли его узнать? – спросил майор. Он незаметно подошел к Андрею и встал напротив, с интересом разглядывая молодого человека. – Вы же не видели его лица, ни его самого.
 - Медведь? – обреченно произнес Никонов, жадно разглядывая место трагедии. – Я правильно догадался?
- Все то вы знаете…Сержант, пропусти молодого человека. Только его, остальным там делать нечего.
Майор откинул в сторону отяжелевшую от крови ткань. С тяжелым чувством обреченности, Андрей смотрел на изуродованное тело Нагорного. Тот упал лицом вниз на ветровое стекло, тело примяло капот, руки, с вывернутыми и раздробленными суставами неестественно разведены в стороны, а переломанные ноги свешивались на тротуар. Чуть повернутое набок лицо его было обезображено до состояния кровавого месива, и среди этой жуткой каши из лоскутов кожи, сломанного носа, торчащих обломков лицевых костей, сверкал открытый правый глаз, чудом сохранивший свою форму, который, словно с удивлением разглядывал собравшихся вокруг зевак. И этот мертвый взгляд был куда страшнее всей картины смерти.  Но, фигуру, широкую, атлетическую фигуру Медведя не с чем нельзя было спутать. Тем более, что упакован он был в стандартный серебристый костюм с микроклиматом, в котором были снабжены все пассажиры звездолета «Созвездие Льва».
- Сможете опознать? – майор недоверчиво посмотрел на Андрея. – Лица нет… Может какие-нибудь особые приметы известны? Все знают, что это Дмитрий Николаевич, но простую уверенность к делу не пришьёшь. Нужны факты.
- Почему он это сделал? – вместо ответа спросил Никонов.
- Он не хотел возвращаться в тюрьму.
- Я не о том. Просто мысли вслух. Годы совершенно не изменили его. Он так и остался идеалистом до мозга костей.
- Вы что хотите этим сказать?
- Вам не понять. Сегодня я во очно увидел, что может сделать попранная добродетель, имеющая к тому же не дюжею силу. И почему-то мне кажется, что вы сами еще не видели места трагедии. При этом, я не сомневаюсь, вы прекрасно знаете его подноготную, разбуди вас среди ночи, вы как, отче наш, расскажите, где и в каком положении лежат трупы, откуда наносился удар ножом, совершен-но не задумываясь укажите, где сейчас находится орудие убийства. Тем не менее, я абсолютно уверен, лично вы в его квартире не присутствовали, как не было никого из вашей конторы. Объясните мне, как вы все узнаете?
- А разве это важно? Вот смотрите, - майор указал рукой на мертвеца. – Что вы можете сказать об увиденном? Представьте себе, что вы его не знаете и никогда не встречали на жизненном поприще. Но, однако же, беглого взгляда хватит, чтобы понять каким образом он принял смерть. Этого достаточно на данном этапе. Да, мы в курсе его истории, все, что произошло с ним до момента смерти. А вот дальше… Дальше темный лес.  А откуда мы все это знаем… Интуиция, наверное. Но к делу ее не пришьешь. Все, что я хочу указать в протоколе, должно быть на основании вещественных доказательств и показаний свидетелей. И лишь после можно строить какие-либо предположения. И никак иначе. В жизни я много чего знаю, но ведь этого мало, чтобы посадить преступника. Я должен доказать, что негодяй является негодяем. Презумпция невиновности. Никуда от нее не деться.
- И даже к покойнику?
- К нему в особенности. Ведь он сам не может постоять за себя. Возвращаем-ся к прежнему вопросу: у погибшего есть особые приметы?
- Да, да, конечно…  На груди должна быть татуировка.
- Он ее сделал в тюрьме?
- Нет, на зоне он никогда не следовал традициям. А эту татушку он набил в молодости. Голова медведя. Оттуда и пошло погоняло.
Майор из папочки, что держал в правой руке извлек бланки протоколов до-проса, заполненные мелким, каллиграфическим почерком. Не хватало лишь подписи. Андрей уже не удивлялся, он устал удивляется, чувство отрешённости, нездорового пофигизма охватило его. Размашисто расписавшись, он вернул бумаги полицейскому, а сам, не глядя, побрел прочь. Медведю он помочь уже не чем не мог.
Залитая ярким электрическим светом улица не могла прогнать тьму на душе. Андрей, без сожаления и жалости, в далекой прошлой жизни убивал людей за вознаграждение, никогда, ни при каких обстоятельствах не позволял себе расслабиться, задуматься о бренности бытия, проявить сострадание. Само слово «со-страдание» в его профессии означало выполнить работу без лишней крови и мучений жертвы. А вот сейчас, здесь, в миллиардах километрах от родного дома, находясь во власти неведомых сил и чужого разума, быть может впервые в жизни он со всей отчетливостью ощутил, как незнакомое чувство захлестывает его через край. Смерть Нагорного сама по себе оставила его равнодушным, одним человеком больше, одним меньше, не велика разница, но тревога, нарастающая тревога за будущее, за возможность благополучного окончания экспедиции как никогда встала в полный рост. До этого момента ему и в голову не приходило, что может пойти что-то не так, и под угрозой оказаться сама вероятность возвращения домой. С первого дня он надеялся, что все пойдет по плану, не смотря ни на какие проблемы, надо лишь набраться терпения. Досада, злость, полное непонимание, что же делать дальше, все это захлестнуло Андрея, ненадолго позволив дать самому себе слабину.
Никонов не успел отойти достаточно далеко от места трагедии, как окрик майора заставил его остановиться и резко повернуться.
-  Андрей Васильевич, погодите.
Полицейский не спеша приблизился. Он встал, обмахиваясь кожаной папочкой. Не смотря на поздний час, прохлада в полной мере еще не ощущалась и майору было явно душновато под форменным кителем.
- Помяните его, - неожиданно сказал он. – Он был неплохой человек. Ему не повезло по жизни с людьми. Об остальном не волнуйтесь. Сделаем все в лучшем виде. Просто помяните, он того заслуживает.
- Да, конечно, - растерянно произнес Андрей. Меньше всего он ожидал услышать подобное от служивого. Всем этим полицейским чинушам, следствию и судьям требовалось лишь одно: посадить любой ценой, отчитаться о проделан-ной работе, а там хоть трава не расти…
- Я еще чем-то могу помочь?
- Пожалуй на этом все. – встрепенулся от задумчивости майор. – Я не знаю вашей подноготной, но надеюсь вы неплохой человек. По моим сведениям, Нагорный на дух не переносил, а уж тем более не водил дружбы с скользкими и нелицеприятными типами. Не забудьте, помяните его. – Ни слова больше не говоря, майор вернулся на свое место.
Андрей не чего не видел перед собой. Как слепой котенок, он шел вперед, не разбирая дороги, не пытаясь понять, где находится, и куда он вообще хочет прийти. Неестественное поведение служивого не давало ему покоя. Здесь была какая-то загадка, разгадав которую можно было приблизиться к пониманию таинственного хозяина планеты. Полицейский знал Медведя от рождения и до самой смерти, знал все его тайные и явные помыслы, знал как облупленного, и при этом личность того, с кем бок о бок находился Медведь в последнее время для него была тайна за семью печатями. Размышляя таким образом, Никонов пытался ухватить суть происходящего, путем умозаключений хотя бы подступить к разрешению задачи, что делать дальше и как вернуться на звездолет, не имея ни транспорта, ни понятия, в каком направлении искать базу.
Он шел, не глядя себе под ноги и не заметил, как вновь оказался перед отелем. Ноги сами вынесли его. Андрей взбежал на лестницу, и уже было хотел потянуть ручку двери, как нога запнулась за ступеньку, и он полетел вперед, со всей силы ударившись головой о дверной косяк. Острая боль пронзила все его тело, он инстинктивно схватился за стену чтобы устоять на ногах. Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем Никонов открыл глаза и выпрямился.
Города больше не было. Город сгинул, сгинул как будто его и не бывало. Больше не было домов, не было прямых и ровных улиц, не было искусственного освещения, не было и самих жителей. Перед его взором расстилалась неприглядная пустыня. Все тот же песок, все те же невысокие горы, у подножия одной из которых он и стоял. Больше не было порядка, четких геометрических линий, а лишь размытые волны песчаных дюн.
От головной боли казалось раскалывался череп. Андрей с изумлением разглядывал окружающею действительность. Он стоял на вершине небольшого песчаного бархана, вплотную примыкающего к подножью скалистого островка среди моря песка, больше смахивающий на огромный валун. На востоке уже запылал горизонт, озаряя наступление нового дня. Прохладный ветерок приятно обдувал лицо, принося небольшое облегчение.
Андрей спустился с бархана и вытер рукой лицо. Ладонь была в крови. «Не-плохо я приложился», - подумал он, озираясь. Он уже было хотел присесть и прислониться головой к прохладному камню, чтобы облегчить боль, как мысль, внезапная мысль заставила его встрепенуться. Медведь, он тоже сгинул или как? Может на самом деле он жив, а весь этот концерт был разыгран лично для меня? Надо найти место трагедии. Вот как это сделать, не ориентируясь на местности, хороший вопрос. Андрей напряг мозг, но из-за боли ничего путного придумать не мог. Тогда он, руководствуясь скорее инстинктом, нежели холодным расчетом, решил обойти горушку, перед которой он стоял, благо она была небольшой и там осмотреться. На сколько не изменяла память, все произошло напротив отеля, всего в нескольких сотнях метров.
Увязая по щиколотку в песке, Андрей брел, старательно обходя препятствия. Вот и скалистый массив закончился. Перед его взором была все таже незамысловатая картина, как будто он вообще никуда не ходил. Превозмогая усталость, Никонов упорно продолжал идти вперед пока не увидел, то, что искал.
Медведь лежал на огромном валуне, раскинув руки и ноги. Порывы ветра шевелили вздувшеюся на спине куртку, а единственный уцелевший глаз смотрел все также пронзительно и страшно. Не было участливого майора, как не было и толпы. Ничего, кроме трупа Нагорного. И рядом вздымающееся в небо гора, на высоте метров двадцати которой имелся небольшой выступ с площадкой. Вот оттуда, по всей вероятности и сиганул Медведь. Выступающие то тут, то там каменные неровности позволяли даже не подготовленному человеку забраться достаточно высоко.
Силы оставили Никонова. Он сел прямо в песок, солнце уже начало припекать, но он не замечал всего этого, погруженный в себя. «— Значит Нагорный мертв, теперь в этом нет сомнения. – думал он. – Но город? Куда делся город? Если взять за аксиому, что планета создает все окружающее по нашим воспоминаниям, значит… Значит и Жабин мертв, иначе куда подевался населенный пункт? И эта версия подтверждает почему майор совсем не знал меня. А ведь и вправду, откуда ему знать о посторонних, если сам он живое воплощение памяти Нагорного. Он был создан до смерти человека, но и после трагедии, ранее считанные образы продолжали жить своей жизнью, подчиняясь воле неизвестного нам оператора. И лишь прекращение мозговой деятельности еще одного носите-ля воспоминаний окончательно уничтожила картину наваждения. Что это вообще было? Тщательно возведенная голограмма? Очень точная, подробная, с прорисовкой мельчайших деталей и ко всему прочему передающая каким-то способом физическую основу предмета? Трехмерное изображение с большой точностью накладывается на окружающий пейзаж, передаваемое изображение мы не только видим, но его так-же можно потрогать, ощутить сопротивление, даже наступить на него, и все равно это остается лишь картинка. Не плохое объяснение, многое встает на свои места. Остается главное: возможно ли вообще такое. Н-да, получается что-то сложное и не совсем вразумительное. Но пока не до чего более логического не дошел. И на том спасибо…»
Андрей, обхватив руками колени и уперевшись подбородком в ладони, смотрел на тело Нагорного, словно пытаясь запечатлеть его в своей памяти и не забыть второстепенные детали. Солнце высоко поднялось, дневная жара давала о себе знать. Ветер почти стих, и непривычная тишина окружила Никонова. При-рода будто замерла перед бурей.
Молодой человек встал. Его пошатывало от боли, от усталости, но он, пре-одолевая тошноту и слабость, подошел к покойнику и схватив того за ноги, рывком, как мешок, сбросил тело на землю. Встав на колени, Андрей пытался руками выкопать яму, но на его несчастье, под тонким слоем песка оказалась глина. Одними руками, без инструмента тут делать было нечего. Поняв всю бессмысленность, он, не меняя позы, оглянулся, выискивая подходящее место.
Таким местом оказалась подветренная сторона дюны, возвышающаяся в сотни метрах. Никонов с жаром принялся за работу, ладонями отгребая песок. Вскоре у подножья огромного бархана появилась крошечная ложбинка, готовая в любой момент обвалиться и похоронить непосильные труды человека.
 Тяжело ступая и покачиваясь от перенапряжения, Андрей тащил труп Мед-ведя. Голова мертвеца безвольно болталась из стороны в сторону, и лишь глаз, пронзительный глаз продолжал бессмысленно таращился в небо. Переломанные руки вывернулись назад, оставляя после себя две тоненькие бороздки на песке. Пальцы правой руки мертвеца навеки застыли в скрюченном состоянии, напоминая неплотно сжатый кулак.
Тяжело дыша, часто останавливаясь, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, Андрей доволок-таки мертвеца и затолкал его в заранее вырытую яму. Запихав покойника в импровизированную могилу, он обрушил песок сверху. Сыпучий пласт разом похоронил тело, лишь из места погребения продолжала торчать сжатая в кулак правая рука, словно всем грозя. Никонов пытался засыпать торчащую конечность, но песок, как в насмешку скатывался вниз. Он старался снова и снова, но терпел неудачу.
Молодой человек встал. Все что он мог сделать, он сделал. Дмитрий Нагорный, по кличке «Медведь», пассажир звездолета «Созвездие Льва» первый принял смерть на чужбине, под чужим солнцем, под чужими созвездиями. Его бренное тело навсегда останется на далекой планете, у которой нет даже собственного названия, лишь цифровая и буквенная идентификация.
Последний раз осмотрев могилу, Андрей развернулся и зашагал, не оглядываясь прочь. Огненный диск солнца висел в зените и жара становилась нестерпимой. Костюм все хуже и хуже справлялся с поставленной задачей. Горячий воз-дух обжигал носоглотку при каждом вдохе. Сильные порывы ветра поднимали высоко в воздух тучи песчаной пыли, которая мешала дышать, проникала под одежду, раздражая кожу при любом движении, поскрипывала на зубах, заставляла часто закрывать глаза и стоять спиной к ветру – впрочем это не особо помогало, веки щипало, слезы, вызванные раздражением глаз, текли разве что не ручьем. Не смотря на все трудности, Никонов, низко наклонив голову, упорно двигался вперед.
На душе было тоскливо и тревожно. С каждой минутой силы покидали его. Прошел час или того меньше, а он уже еле тащился, словно за спиной оставил не один десяток километров, да по пересеченной местности, да по болоту, то и дело проваливаясь и выбираясь из ям. И все без отдыха и роздыха, не позволяя себе постоять немного, отдышаться, прийти в себя.
Андрей с усилием воли переставлял непослушные, одеревеневшие ноги. Впереди лишь песок, глина и горы. Куда он идет и зачем, Андрей не задумывал-ся, он, как робот, передвигал нижними конечностями, преодолевая шаг за шагом лежащий перед ним путь. Так бесконечно продолжаться не могло. Он чувствовал, что голову напекло, бейсболка не спасала, и последнее что он помнил, перед глазами внезапно мир взорвался на миллион ярких, блестящих брызг. Никонов перестал воспринимать окружающий мир, ноги его подкосились, и он рухнул на податливый мягкий песок лицом вниз и провалился в темноту.
Сколько он так лежал, едва не задохнувшись от песчаной пыли, лезущей в рот и нос, он не знал. Единственное, что он понимал, солнце светит с прежней яростью, но продолжение ли это сегодняшнего утра, или уже настал следующий день, Андрей не разумел. Горячий песок обжигал щеки и лоб, глаза щипало, но на удивление, констатировал он, головная боль утихла, оставив после себя тяжесть в затылке.
Тяжкий стон вырвался из груди, и судорога прошла по всему телу. Он с трудом подтянул колени и упираясь руками хотел было уже встать, когда до его сознания дошло, что здесь что-то не так. Мысли ворочались, словно неуклюжие гиппопотамы, он до конца не понимал, что происходит вокруг и в частности, с ним. Андрей так и замер, стоя на коленях, с опущенной вниз головой. Поза была неудобной, кровь приливала к лицу и пульсировала в висках, но он боялся от-крыть глаза, чтобы во очно увидеть изменившийся мир. В глубине души он уже начал догадываться, что будет лицезреть, и эта догадка совсем не радовала его, наоборот, пугала, заставляла оттягивать момент встречи с реальностью.
Он так и встал, рывком, с закрытыми глазами. Ноги предательски подкашивались, его штормило, а он, обратив лицо к солнцу, как он думал, судя по обжигающему дыханию светила и ослепляющему даже сквозь тонкую кожу закрытых век, чудом сохраняя равновесие, стоял, до последнего стараясь не открывать глаз. Когда же он их наконец открыл, в первое мгновение он ничего не увидел – режущая боль рванула по глазам, заставляя ладонями прятаться от света. Лишь попривыкнув, Андрей осторожно осмотрелся – пальцы рук теперь держал он козырьком, прислонив к вискам – пока глаза не привыкли к яркому свету. Про-шло несколько томительных секунд, показавшийся ему бесконечностью, прежде чем он смог нормально видеть окружающий мир.
Мир этот не был похож ни на один из знакомых ему до сих пор. Это снова был город, хорошо известный ему, и одновременно совершенно не ведомый. Неестественно прямые линии улиц, правильные геометрические формы домов и придомовой территории не оставляли сомнения, что город вернулся назад, что внеземная цивилизация вновь предоставляет неограниченное количество услуг незваным гостям. И, вместе с тем, город стал полупрозрачным до призрачности, как будто невидимые предметы стали проявляться в тумане. Сквозь стекловидные дома была хорошо видны дюны и горы, даже ветер, поднимая тучи песка, умудрялся переносить его сквозь аллеи и строения, как будто их и не было. Картина была фееричная и не реальная. Как будто кто-то, наложил изображение города на пустыню, причем так ловко, что высота дома всегда была выше и шире той горушки, на месте которой появилась постройка. И так во всем: все полупрозрачные предметы целиком накрывали естественные выступы ландшафта пусты-ни. Ни одна дорога не пролегала через достаточно большие камни, всегда обходила их так, что, двигаясь по тропинке никогда под ногами не окажется непреодолимого препятствия. На месте отдельных огромных валунов, там, где дороги встречались, оказывалась площадь с каким-нибудь памятником или на худой конец, железобетонным строением, пройти сквозь который невозможно. Зыбкий, нереальный призрак города стоял нерушимо, как будто здесь всегда и был, просто по каким-то причинам временно был недоступен.
Все это пронеслось во голове Андрея, пока он с удивлением и ужасом разглядывал открывшийся ему мир. На какое-то время он даже перестал чувствовать боль и усталость, до конца не понимая, что вообще происходит вокруг. Продолжалось это не долго, как новая трансформация привела его в трепет.
Город менялся. Менялся медленно, но заметно. Вначале все полупрозрачное стало уплотнятся, обретать цвет и структуру, окончательно и бесповоротно сформировав бетонные джунгли. Никонов, не заметно для самого себя, обнаружил, что вновь находится в населенном пункте и никаких признаков пустыни отныне не существует. Когда город вновь вступил в права, начали появляется люди – любопытно и страшно одновременно было смотреть как возникают они из ничего, вначале с едва различимыми контурами, но быстро и решительно обретая форму и проходя мимо, как будто и не было их всего мгновение назад в небытие. Люди появлялись по одиночке и небольшими группами, но все они, как ни в чем не бывало занимались своими делами, куда-то шли, с кем-то разговаривали, спорили или даже ругались на всю улицу – создавалось такое впечатление, как будто они всегда здесь были, но по неизвестной причине временно стали невидимыми. И вот сейчас, они вновь приобрели телесность, даже не подозревая, что какое-то время их не было не видно и не слышно.
Андрей стоял на тротуаре, под ногами был вполне твердый и надежный асфальт. Никаких намеков на пустыню больше не существовало. Он вновь оказался в том месте, где в последний раз видел тело Медведя. Помятый, с разбитым ветровым стеклом, забрызганный кровью автомобиль стоял все там же, лишь тела не было, как не было толпы любопытных, как не было полицейских. Из всего из этого, он сделал вывод, что недалеко ушел от места захоронения, и возможно, что вот тот небольшой памятник на высоком пьедестале в виде неизвестного мужика в костюме, на самом деле является последним пристанищем Нагорного. Памятник можно обойти, но невозможно пройти сквозь, как невозможно пройти сквозь дюну. Тем более, что этого архитектурного излишества здесь раньше не было, это Андрей помнил хорошо. Раньше тут располагался въезд на многоярусную автостоянку, но в этой интерпретации реальности места ей не нашлось. Была ли причина в том, что хозяева планеты таким образом дают дань уважения усопшему или в чем-то другом, Никонов однозначный ответ дать не мог, потому, как и сам не знал ответа. При всем том, это был хороший знак, вселяющий надежду на благополучный исход дела. Знак надежды остаться в живых и благополучно вернуться домой. Медведю не позавидуешь, да ему уже все равно, а вот живым надо думать, как быть дальше, что предпринять, как найти дорогу домой, как вообще выжить в этом странном мире, где реальность имеет несколько форм, и какая из них настоящая, сложно разобраться, если вообще возможно…
Доковыляв до скамейки, Андрей устало опустился. Он устал, устал не столь-ко физически, сколько душой. Он устал от чудес, устал от охвативший его раздражающей апатии. Всеми фибрами души он хотел вновь стать тем деятельным человеком, которым всегда являлся, не позволяя себе малодушничать даже наедине с собой. А сейчас чувствовал себя выпотрошенным до основания, до последней капли, словно лишился чего-то бесценного, что не приобретешь ни за какие деньги.
Тень смерти под солнцем отступила, впереди ждала роскошная жизнь, во всяком случае, если ничего не измениться и таинственный разум не передумает помогать, с этой точки зрения ближайшее будущее выглядело неплохо, можно даже сказать хорошо, тем не менее, какой-то червь сомнения точил изнутри, не позволяя наслаждаться сегодняшним моментом по полной. Андрей прекрасно понимал, что так вечно продолжаться не будет, и чем быстрее он вернется на звездолет, тем лучше. Как ни странно, он не думал об остальных пассажирах, для него они сейчас стали более призрачны, чем сам город. А Жабине он вспоминал мельком, как о каком-то недоразумении. Судя по тому, что все вернулось в прежнем виде, значит тот жив и здоров. Что являлось причиной исчезновения городского поселения можно лишь гадать и никогда не приблизится к истине. Будем думать, что это связано с жизнедеятельностью Жабина, точнее сохранившиеся в его мозгу архитектурной молодости. Значит жив сука, так пусть наслаждается этим дальше, а вместе с ним пусть существует и город. С паршивой овцы хоть шерсти клок. И не важно, так это или не так, главное верить, а там, как распорядится судьба. Во всяком случае это согревает душу и помогает двигаться дальше, надеется на лучший исход, на благополучное разрешение трудностей.
Размышляя таким образом, Андрей и не заметил, как незаметно подкрался вечер. Солнце почти скрылось за горизонтом. На небе вспыхнули первые, самые яркие звезды. Дневной зной сменился легкой прохладой.
Никонов встал и медленно побрел в сторону отеля. Безумно хотелось пить, изматывающий день давал о себе знать, горло горело огнем и ему пришлось прибавить шагу, чтобы побыстрее добраться до вожделенной воды. Уже в ресторане, утолив жажду, в ожидании заказа, он критически оглядел себя в огромное, в рост человека, зеркало, расположенного на стене, напротив столика, как будто специально установленного для него. В отражении он увидел безумно уставшего парня, в порванной и грязной куртке, разодранных штанах и запыленных высоких берцах. Спутанные, грязные волосы в беспорядке лежали на голове. Обветренное, потемневшее от загара лицо, заострившиеся скулы, плотно сжатые тонкие губы, холодный блеск глаз придавали серьёзный, суровый вид молодому человеку, судя по виду, прошедшего огонь, воду и медные трубы.
Никонов зевнул. Зевок получился сочным, громким и протяжным, едва не закончившийся вывихом нижней челюсти. Хруст в суставе и резкая режущая боль вовремя заставила его прикрыть рот. Сказывалась бессонная ночь накануне, день, проведенный на пределе физических и моральных возможностей. Глаза предательски слипались, в голове стоял какой-то непонятный шум. Андрей понял, что он устал до такой степени, что даже есть неохота. Подушка и мягкая кровать, все что он мог себе возжелать на данный момент. Жажду он утолил, теперь требовался долгожданный отдых.
Пошатываясь, словно пьяный, Андрей, забыв про заказ, двинулся в номер. Там, скинув ботинки и не раздеваясь плюхнулся во всем грязном на белоснежные хрустящие простыни и провалился в сон, глубокий, без сновидений сон, и ника-кие шумы его не могли побеспокоить, а уж тем более разбудить.