Убийство на 1-й Октябрьской улице

          В архиве областного суда множество уголовных дел. Каждое из них – результат совершённого кем-то преступления. Начатые с постановления о возбуждении уголовного дела, они заканчиваются приговорами. В архивных делах события давно минувших лет, судьбы людей…

          Снимаю с полки уголовное дело под № 2-37 за 1950 год, открываю пожелтевшие от времени страницы…

          В небольшом засыпном доме «крестьянского типа», как указано в протоколе осмотра места происшествия, по 1-й Октябрьской улице (ныне улица Макарова посёлка Сероглазка города Петропавловска-Камчатского), проживала большая семья Шашкиных: глава семейства – сорокалетний Фёдор Игнатьевич, его жена – тридцатипятилетняя Алла Ивановна и их четверо малолетних детей: семилетняя Валентина, четырёхлетняя Даша, трёхлетний Паша и полуторагодовалый Миша.

          Семья жила небогато. Получив на фронте в первый год войны тяжёлое ранение, Фёдор Игнатьевич в 1942 году возвратился домой. Работал плотником в строительной артели, строил людям дома. Он был единственным кормильцем в семье, и всё, что зарабатывал, уходило в основном на детей – они были самое ценное у обоих супругов.

          По хозяйству управлялась Алла Ивановна. В этом ей помогала старшая дочь Валентина. Девочка пошла в первый класс и уже успела порадовать родителей хорошими оценками. В свободное от учёбы время Валентина возилась с двумя братиками и сестрёнкой. Особенно много времени уделяла маленькому Мише, в котором, как говорится, души не чаяла. Полуторагодовалый малыш отвечал взаимной любовью: завидев возвратившуюся из школы сестрёнку, радостно лепетал: «Вая… Вая…» – и спешил навстречу.

          Как-то в первых числах октября Фёдор Игнатьевич пришёл домой с напарником по артели двадцатипятилетним Новиковым Владимиром и сообщил супруге, что он у них временно поживёт. В то время артель занималась строительными работами в посёлке Сероглазка и, не имея собственного жилья, Новиков снимал комнату в другом районе города, что занимало немало времени на поездку к месту работы и обратно. В доме Новикову отвели для проживания угол, оградив ситцевыми занавесками. Доброжелательная Алла Ивановна с этого дня накрывала стол на семерых, стараясь повкуснее накормить постояльца из тех немногих продуктов, что имелись в доме.

          На Камчатку Новиков приехал на заработки с женой Мариной. Вначале работал в Быстринском леспромхозе, но спустя год сбежал в город. Полученный от государства кредит в размере одиннадцати тысяч рублей на строительство жилого дома потратил и возвращать не собирался. Супруга вынуждена была приехать следом, но, устроившись на работу в медсанбат воинской части, проживала отдельно, так как муж часто прикладывался к спиртному, а выпив, становился агрессивным и мог избить. Детей у супругов не было. В первые годы совместной жизни у них родился ребёнок, но вскоре умер. После этого ещё дважды и последний раз на Камчатке Марина вынашивала ребёнка, но в результате пьяных дебошей мужа от испуга случались выкидыши.

          Образования Новиков не имел – школу бросил в третьем классе. В 1942 году по направлению военкомата месяц проучился на забойщика в ФЗО (фабрично-заводское обучение), но оттуда самовольно ушёл. По тем временам это расценивалось как дезертирство с военного производства, и его осудили к одному году тюремного заключения. По отбытию наказания забрали на фронт. Где воевал и в каких войсках, сведений нет, никакими наградами не награждался.

          Взаимоотношения с женой давали о себе знать, и Новиков всё чаще стал уходить с работы, что вызывало неудовольствие у артельщиков. Каждый раз он шёл к Марине, просил прощения, обещал не пить, не поднимать на неё руку, но жена не верила: последняя потеря неродившегося ребёнка переполнила чашу терпения, и возвращать старое она не хотела.

          Желание наладить отношения с Мариной привели Новикова к мысли о необходимости срочно раздобыть деньги или какое-нибудь имущество: обувь, одежду, ювелирные украшения, обрезы тканей… – всё, что по тем временам имело большую ценность. От денег или хороших вещей, полагал Новиков, жена не откажется и вернётся.

          Поначалу решил под покровом ночи забраться в поселковый магазин. На протяжении нескольких дней присматривался, как ловчее совершить «ограбление», но понял, что вряд ли это удастся: массивные двери и глухо запирающиеся окна торгового дома в сочетании со сторожем с собакой не позволяли надеяться на успех.

          В ту роковую ночь – 25 октября 1950 года – Новикову не спалось. Раздосадованный тем, что обворовать магазин не получится, думал, где раздобыть нужное добро. Сундук, стоящий в переднем углу дома, всё чаще приходил на ум – там, возможно, лежит что-то ценное…

          Откинув одеяло, Новиков встал с постели, отодвинул занавеску. Тусклый свет керосиновой лампы освещал спящих на полу супругов Шашкиных и поодаль, на кровати, их детей. Осторожно наступая на половицы пола, Новиков подошёл к хозяину дома и с размаха ударил ножом в грудь. Тихо ахнув, Шашкин приподнялся, но второй удар в сердце закончил начатое – человек был убит. Проснувшаяся Алла Ивановна закричала, кинулась на убийцу, но несколькими ударами ножа он убил и её. От шума проснулись дети, стали бегать по дому, кричать и, как скажет впоследствии Новиков, от этих криков он «вошёл в ярость, стал ловить их и резать»…

          Спустя несколько минут всё было кончено: семья Шашкиных за исключением полуторагодовалого малыша была убита. Преступник подошёл к плачущему ребёнку, хотел зарезать и его, но передумал.

          Переворошив сундук и не найдя ничего ценного, Новиков осмотрел постели, одежду убитых, проверил шкафы, но и там ничего не нашёл. Сел за стол, всё стало безразличным. Разжиться каким-либо добром не удалось, а это значило, что шансов наладить супружескую жизнь, по его разумению, не осталось. Новиков положил убитых девочек на кровать, укрыл лежащего на полу мальчика пальтишком, снял с себя окровавленную одежду, переоделся, закрыл двери дома на навесной замок и ушёл.

          Вторые сутки в доме Шашкиных не топилась печь, не зажигался свет. Встревоженная соседка Бодровская заглянула в его окна, но ситцевые занавески не позволили что-либо увидеть. Посчитав, что Шашкины куда-то уехали, собралась было уходить, но слабые звуки заставили остановиться. Прислушалась – в доме плакал ребёнок! Бодровская сбегала к соседу Чумаченко и поделилась своей тревогой. Вместе возвратились к дому Шашкиных, сбили на дверях замок и, войдя, оцепенели от ужаса: повсюду кровь, мёртвые тела… Увидев людей, Миша сделал несколько шагов навстречу, но запнулся и упал. Плакать он не мог. Всхлипывая и вздрагивая, маленький человечек, прижав кулаки к груди, во все глаза смотрел на своих спасителей.

          Задержали Новикова спустя несколько дней. Спрятав под полою пиджака плотницкий топор, он пошёл к жене. На просьбу впустить в дом Марина ответила отказом – женщина чувствовала неладное и боялась своего неуравновешенного супруга. Выбить окно комнаты для Новикова оказалось простым делом. Ворвавшись в помещение, он попытался зарубить жену, но низкие потолки комнаты не позволили это сделать. Марина вырвалась, выбежала на улицу. Стараясь попасть ей в голову, Новиков на бегу бросил топор, но тот пролетел мимо. Неизвестно, чем бы закончилась погоня, если бы по счастливому стечению обстоятельств неподалёку не проходил армейский патруль. Услышав крик женщины, военные поспешили на помощь и скрутили убийцу.

          При допросах Новиков не скрывал, что совершил убийство Шашкиных. Виновным себя не считал, во всём винил супругу: «Если бы жена не требовала хорошей одежды и жила с ним, не возникли бы мысли совершить преступления». Привязанность к спиртному объяснял тем, что «водку пьют все, чем я хуже». Вынесенный 4 декабря 1950 года приговор не обжаловал. За убийство пятерых людей и покушение на убийство жены Новиков получил двадцать пять лет лишения свободы – максимальное наказание по закону того времени, поскольку Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года «Об отмене смертной казни» высшую меру наказания – расстрел – отменили, а рассчитывать на какие-то снисхождения он не мог.

          В послевоенные годы преступность в стране процветала. Тем не менее в указе говорилось: «Историческая победа советского народа над врагом показала не только возросшую мощь Советского государства, но и прежде всего исключительную преданность Советской Родине и Советскому Правительству всего населения Советского Союза. Учитывая эти обстоятельства и идя навстречу пожеланиям профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих мнение широких общественных кругов, Президиум Верховного Совета СССР считает, что применение смертной казни больше не вызывается необходимостью в условиях мирного времени».

          После этих строк так и хочется сказать: «Всю жизнь желаемое выдаём за действительное, тогда, как и сейчас – ничего не меняется!»

          Вскоре смертную казнь как наказание возвратят, реальная действительность потребует. Но это будет потом, а тогда душегуба направили в исправительно-трудовую колонию отбывать наказание, и в деле больше нет никаких сведений о нём.

          По поводу злодейского убийства семьи Шашкиных пресса в те дни молчала. Местная газета уделяла много внимания состоянию здоровья Мориса Тореза – генерального секретаря компартии Франции, «почувствовавшего на работе недомогание, вызванного неожиданным обострением гипертонии», зверствам американских солдат в Корее и французских во Вьетнаме, «убивающих и грабящих мирных граждан», сообщала о трудовых достижениях тружеников полуострова, о показе в кинотеатре «Полярная Звезда» (сейчас на этом месте здание Центрального Выставочного Центра) таких фильмов, как «В дальнем плавании», «Его зовут Сухэ Батор»… О совершённом в городе кровавом преступлении не было ни единого сообщения.

          Много времени прошло с той поры. Всё дальше отдаляются произошедшие события. Ну, а как всё же сложилась судьба маленького Миши? Я решил его найти. Первое время – безрезультатно. Обратился к работникам уголовного розыска, и вскоре появилась надежда – такой человек есть! Когда последние сомнения в том, что Миша найден, отпали, я задумался: знает ли он о трагедии своей семьи, а если нет, правильно ли рассказать ему об этом? На календаре две тысячи седьмой год – как отреагирует человек на страшную правду? И всё же я решился: позвонил по телефону, и вскоре в мой кабинет вошёл среднего роста седой мужчина.

          С начала разговора стало понятно, что Михаилу Фёдоровичу ничего не известно ни о самой трагедии, ни о погибших близких. Маленький воспитанник детского дома, откуда он мог знать, что случилось с ним в ту роковую ночь? Затем учёба в интернате, время шло, и, став взрослым человеком, Миша знал только одно, что его родители погибли, «когда он был ещё маленьким».

          За окнами темнеет, рабочий день закончен, но мы продолжаем беседу.

          После службы в армии Михаил Фёдорович учился в мореходном училище, затем много лет работал на рыболовецких судах, в том числе в должности старшего механика. Сейчас на пенсии. В скором времени уезжает с женой на постоянное место жительства – «на материк», где живёт его дочь и двое внуков.

          Когда я всё же рассказываю Михаилу Фёдоровичу о том далёком преступлении, в результате которого погибли его близкие, он некоторое время молчит, затем просит дело. Отказать не могу, но предупреждаю, что в нём есть фотоснимки с места происшествия, смотреть которые нелегко. Достаю из сейфа архивное дело, кладу перед ним, а сам, подвинув клавиатуру компьютера, приступаю к работе.

          В кабинете тихо. Михаил Фёдорович читает дело, периодически переворачивая очередную страницу. Когда перевёрнута последняя, возвращается к пожелтевшим фотографиям. Пристально вглядывается в них, гладит пальцами рук изображение неживых родителей, сестрёнок, брата… Из глаз текут слёзы, бывший маленький Миша плачет…

          – Знаете, как я свою дочь назвал? – улыбаясь сквозь слезы, спросил Михаил Фёдорович и сам же ответил: – Валя. За несколько месяцев до рождения дочери сон приснился. Вижу, стоит несколько человек и среди них маленькая девочка в платьице в таком простеньком. Подходит ко мне, берёт за руку и смотрит, смотрит так печально… Спрашиваю, как зовут, отвечает: «Валя». Проснулся, сердце болит, душа мечется, ощущение какой-то потери… Руки ребёнка, глаза, одежда, косички – всё как будто знакомо. Сон меня потряс, и когда дочь родилась, вопроса, какое имя дать новорожденной, не было.

          Собеседник помолчал, вытер слёзы:

          – Теперь я знаю, кто мне снился той ночью.

          Он нежно погладил кончиками пальцев фотографии с убитыми.

          – За что их… а дети… такие маленькие, беззащитные…

          Склонив поседевшую голову, мужчина плакал. Он оплакивал своих близких спустя полвека после их смерти, и, наверное, где-то ТАМ, в неведомом нам измерении, души этих людей чувствовали и разделяли его боль…

          В окно стучит снежная крошка, на улице непогода. По заснеженному тротуару от здания суда идёт человек. Ветер бьёт его в сгорбленную спину, заметает оставленные следы. Всё уходит, всё забывается. Только иногда, как зарница на тёмном небосводе, в нашей памяти осветится что-то прошлое и вновь закроется плотным туманом забытья… Время неумолимо и ничто его не остановит…