Бобыль

Взгляд снова упал на их свадебное фото; и колючая тоска проволокой сдавила нутро. Черно-белое, пожелтевшее, порванное и вновь склеенное фото моих родителей. Они молодые, красивые, здоровые и счастливые. Это фото как насмешка над ними сегодня. Обидная усмешка надо мной. Им уже всё равно. А мне…мне больно. Я глупый, хочу, чтобы они всегда были такими: молодыми, здоровыми, счастливыми. До скрежета зубов сжимаю, сдавливаю, не даю стону отчаянья вырываться из груди. Почему? Зачем такая жизнь? Для осуществления какого высокого замысла? Чушь. Слишком мучительна, слишком ничтожна, часто – по-настоящему отвратительна эта жалкая жизнь.

Ну, умирают все, что тут поделаешь? Смирись. Да…Как смириться, если это выводит из себя, если это точит, грызёт, разрушает? Как можно рожать детей в этот мир…Уму моему не дано понять родительскую любовь. Она же вершина эгоизма! Родить ребенка, зная, что он также, как и ты пару десятков лет еще более-менее, а потом стремительное угасание, раскаты грома в виде диагнозов, бесчисленные удары жизни, и в итоге как боксерский хук – или сразу в могилу или еще помучаешься…Как можно назвать родителей любящими?

Любви вообще нет. Есть только эгоизм и боль. Соединяются в семью чтобы выжить, так вроде бы спокойнее, будет кому помочь тебе, когда начнешь разваливаться. Это я еще пойму. Но рожать?! Ладно, ребенку повезет, и он не попадет под машину, не станет жертвой педофила, и даже в школе его не будут как меня окунать в унитаз. Но всё равно – начнутся бесчисленные болезни, организм будет разваливаться на куски, кости ломаться, мозги высохнут и станет он беспомощным овощем, овощем, который никому не нужен…Или они рожают чтобы о них заботились в старости? Нет. Они не способны это рассчитать в своей глупой молодости, в пору фонтанирующих гормонов.

Почему я должен видеть, как они стареют, как они болеют, я страдаю, мне больно. Мне больно за них. Я конечно тоже умру, но прежде умрут мои родители и я буду это видеть, но хуже всего то, что они будут страдать и уже страдают – они болеют, ноги и руки их обездвижены и болезненны от малейшего движения. От многолетнего труда, от пережитых бед их мозг не работает как нужно, у них букеты диагнозов: Альцгеймер, диабет, артрозы, бесчисленные простуды; частичная парализация, операция на сердце, постоянное высокое давление, глухота... Они болеют, мучаются…Зачем такая жизнь? Для чего такие тяжелые страдания, десятилетиями, чтобы потом умереть. Зачем? Кто сможет мне это объяснить? Ведь даже один день, когда тебя мучает боль перечеркивает всё хорошее что было за всю жизнь. От боли забываешь обо всём…От боли пропадают все остальные чувства, какие там нежность, ласка и любовь, хочется всех вокруг разорвать, чтоб им было больно, и они поняли твою муку на своей шкуре, а не слушать глупейшие утешения. Я помню усталый измученный взгляд моей бабушки перед смертью. Она так устала от боли. Устала страдать. Она жаждала смерти. Пронзающие днем и ночью кинжалы боли неделями, месяцами, годами только для того, чтобы человек мечтал о смерти?
Прекрасное начало, расцвет, сияние молодости, осознанность и глубина зрелости должна закончиться болью, муками тела, которое будет съеживаться, искривляться, деформироваться и превращать годы или дни «дожития» в ад.

Начало.
А начиналось всё радужно. На обломках советского союза в семье обычных людей, без претензий и попыток разбогатеть, родился сын. И назвали меня Вадимом.
Вадим – «в ад им» – так и есть, моя жизнь, как и жизнь каждого – это дорожка в ад. Ад только у всех начинается по-разному, в разном возрасте…
Моё раннее детство ничем непримечательно, родители «любили»: скинули балласт в детский сад, как и миллионы других любящих родителей отшвыривают спиногрызов, не спрашивая, как будто дети — это мешки с костями без мозгов и без чувств. Но мне повезло, я родился сильным, меня никто не обижал в саду. Я обижал. Но так…по мелочи. Потом естественно школа…

А в школе оказались те, кто сильнее меня. Издевались. Травили. Рассказал отцу, а он усмехнувшись сказал, чтоб дал сдачи и не был слабаком. И всё. Странно смотреть фильмы где на жалобы детей их родители идут в школу, разговаривают с учителями, директором, вызывают родителей обидчика и затем все месте следят, чтобы конфликты не повторялись. У нас не так. У нас – бей, а если тебя утопят в унитазе, то ты слабак и неудачник. И плевать всем что силы могут быть не равны в схватке одного с компанией отморозков. Самое поганое что издевались не только пацаны, девчонки с радостью наблюдали и милосердно только пинали своими ножками. Не зная куда деваться пошел в спортивные секции. Отец был так горд, когда увидел первые грамоты и медали по боксу…

Наверное, он меньше бы радовался тогда, узнав, что наш тренер нам помимо наставлений еще и наркотики раздавал…Но мне повезло. Я не присел. Я постепенно стал сильным. И физически, и внутри, как оказалось я слишком много думал для спорта, для учёбы, да и вообще для этой жизни. Живя в этом мире нужно стараться не думать. Так легче.

Впрочем, как и положено «примерному» сыну, институт закончил, инженером пришел на завод, в котором и родители всю жизнь отпахали, других вариантов найти работу в нашем городке просто нет.

Работал с удовольствием, на смену советского миропорядка, пришла иная власть, что-то искали, что-то находили, чего-то не хватало, особенно зар.платы, но жить можно было. Я успел отхватить маленькую квартирку где и наслаждался одиночеством. Приводил конечно подруг по вечерам, и всё было более-менее, никаких обязательств. Но сложности всё же начались. Эти глупые курицы стремились свить гнездо любой ценой, даже с таким как я – настоящим, закоренелым, убежденным холостяком. Я прямо говорил, что не хочу ни семьи, ни детей, первые вспышки осознанности и понимания у меня начались еще в дет саду, потом в школе. Понимание – что человек один, по-настоящему один. Его рождают и выбрасывают в жизнь. Как бы не любили родители – их никогда нет рядом, когда они нужны, а как только ты повзрослеешь, то уже они особо не нужны, а ты если им требуешься, то всячески избегаешь повинности, отсрочиваешь ее, но знаешь, их старость не за горами и тебе придется хоть изредка, но быть рядом.

Зрелость.
Страдая слабоумием мои родители бесчисленное количество раз пытались меня «пристроить», «свести», «соединить законным браком». Все соседские дочери побывали у нас. Строили из себя высокообразованных, начитанных, нравственно-чистых особ. Чушь. Каждая после 25-летия, будучи в списках «старых дев» была готова в тот же вечер прыгнуть в постель. Но почему-то удивлялись что на утро я их выпроваживал. Нет, я не ханжа. Можно и продолжить если согласна на свободу и моё одиночество. Что она могла мне дать? Быт. Еду. Постель. Не интересно! Любой мужик сам способен приготовить и постирать. А уж в постель легче лёгкого найти. Сфера услуг на крайний случай всегда была доступна и даже более качественно обслужит нежели жена с вечными головными болями, болтливостью и наконец, эти дуры не понимают, мужику не нужна жена.

Мужику нужен собеседник, друг, с которым приятно поговорить, выпить, может за город съездить и рыбу поудить, может вместе машину починить. А в жены берут вынужденно. Окружение настаивает. И чаще по залёту. Дай свободу – никто бы не женился. И детей мужик не хочет. Потому что он умнее женщины. У мужика головной мозг работает, а у женщин он отсутствует. У них одни инстинкты: свить гнездо, родить, долбить мужа о деньгах, долбить детей о сохранении древа жизни: родись-учись-женись-плодись-умри.

Так однажды мне подсунули Катерину. Она думала, что была хитрее всех прочих. Лепетала что поддерживает меня, и что тоже мечтает о свободных отношениях. Но однажды пришла ко мне не одна, а с отцом и своим старшим братом. Беременна. Женись. Она тыкала в меня справкой о сроке в три месяца. Дура. Я спокойно достал мед заключение после проведения вазэктомии: я абсолютно стерилен!

Может я и был «бесчувственным уродом», как она кричала тогда, но я не был безответственным подлецом. Я никогда не стану отцом, я не выкину беззащитное существо в этот мир…в мир где он будет сидеть как я, и стонать над фотографией молодых родителей.

Пришлось и родителями рассказать о том, что «я сделал со своим телом». Внуков им не дождаться, «горько» это осознавать, как выразился отец, но «придется смириться». В целом старики уже не так бурно приняли эту информацию, болезни их точили как черви, и уже думать о чем-то ином у них не хватало сил. Мама моя потихоньку сходила с ума, диабет сделал из нее параноика, зацикленного на мошенниках, в каждом ей чудился вор, и меня она нередко не пускала на порог. А отец уже не передвигался без посторонней помощи. Мне приходилось раз в неделю по пятницам к ним заезжать. Нет ничего более утомительного как изображать заботу о стариках. Они не заботились обо мне, а мне вот приходилось. Пришлось и с работы отпрашиваться часто. Больница за больницей, одна болезнь за другой. Бесконечные больничные коридоры и равнодушие. Яркое равнодушие и брезгливое пренебрежение врачей. Я их понимаю. Мне они надоели, хотя они меня родили на свет, а врачам они вообще чужие, посторонние, незнакомцы, которые требуют внимания.

Родня. Родня многочисленная, больше половины из них немощные старики и болеющие пенсионеры. Диагнозы те же. Их дети: кто-то уехал подальше и живёт в более комфортных условиях, а тот, кто остался рядом, также, как и я «заботится о своих». Нередки встречи в больницах с родственниками. Старики при этом начинают бурно обсуждать свои болячки, а мы без слов понимая всю нелепость и притворство, тупо молчим от нетерпения быстрее бы отвязаться и увильнуть по своим делам. Нет любви. Есть обязанность.

Мне было по-настоящему хорошо только одному в своей холостяцкой берлоге. Мне нравилось валяться по утрам и ничего не делать, неспешно готовить утренний кофе и листать журнал, курить на балконе, наблюдать за семейными дрязгами во дворе и радоваться своему гармоничному одиночеству. Я колесил по своей области, рыбачил, отдыхал так, как мне нравилось. Завел себе пса, колли, по кличке Друг. На одной такой рыбалке встретил почти идентичную нам пару: мужика с собакой. Сергей и Рита. Ритой звали дворняжку, рыженькую с черными ушками.

- В честь бывшей назвал, такая же рыжая была, сука. Но в отличие от той, эта преданная, а та шалава, по всем койкам моих друзей прошлась.

Та рыбалка была замечательная, впервые не в одиночку, а вчетвером; интересный собеседник с таким же взглядом на жизнь, как и я. Пришлось ждать таких «друзей» сорок лет. Да, потом было общение на протяжении почти десяти лет, постепенно подтянулись еще несколько «одиноких». Я называл нас в шутку «коммуной»: мужики за сорок, одинокие, но все с животными. Это меня даже интриговало: все мужики заводили четвероного друга, и кто-то увлекался охотой, кто-то рыбалкой, а кто-то чинил машины, одним словом мужская идиллия. Время немного изменилось и на таких как мы перестали тыкать пальцем, «закоренелый холостяк» уже не было унижением и не равнялось юродивому «бобылю».

Старость.
К тому времени моих родителей не стало. Я с облегчением «проводил их в последний путь». Кремировал и развеял прах. Потому что на могилы их точно ходить не стал бы, и место занимать на земле считаю полнейшей глупостью. Не верьте слезам на похоронах. Это не горе. Это облегчение. Я не стал утомлять родню, вообще не устраивал прощания. Оповестил всех по телефону. Старики возмущались, но слышать их гул я не стал, а мои ровесники позавидовали, у них не хватит смелости также «скинуть с плеч» своих предков.

Было мне далеко за пятьдесят, когда Серега предложил радикальный план: объединиться. Каждый из нас понимал, что старость уже сжимает горло, что болячки полезли, а значит помощь понадобится. А кто поможет одинокому? У меня есть родня, но я их видеть не хотел, я обладаю ясной головой, а значит не витаю в облаках иллюзий что кем-то любим и кому-то дорог. Никому не нужен. Разве что из-за квартиры свяжутся со мной и это разумно, но квартира не ахти какая, чтобы терпеть меня еще пару десятков лет. Это правда. Сергей предложил продать наши квартиры и построить дом, большой «терем» чтобы уместились там не только мы вчетвером, на тот момент у него Рита уже сменилась другой сукой, а у меня Друг сменился Рексом, но и позвать к себе еще пару-тройку мужиков, таких же спокойных, одиноких и жить вместе, помогать друг другу не из корысти – всё равно все скоро сдохнем, а из дружеского участия. Расписал конечно Серега красиво: дом у озера, огород свой, животные на воле и мы под синим небом, до пенсии недалеко, а там можно всем вместе путешествовать, охотиться…Жизнь может ненадолго стать не такой отвратительно-жалкой, мы в конце концов нашли свою гармонию – подальше от соседства с теми, где приходится притворяться и изображать из себя «примерных». Я задумался. И, наверное, я соглашусь.


Фото автора.