Технологицкий уклад там, где нет просто дорог

     Изредка и от того еще жутчее по восприятию меня догоняет ощущение, не осознание, собственной древности, рассудком - то ты прекрасно знаешь год своего появления из мамкиной дырки на свет Божий, тебе сообщат и время первого твоего крика, выражающего, по - любому, крайнее неудовольствие от опасностей, тут же накинувшихся на махонькое существо со всех сторон, только эта теплая и огромная способна тебя защитить, вот ты и жмешься к ней, еще не зная, что это твоя мать, и если она мать настоящая, то будет защищать и лелеять тебя до самой смерти, скорее всего, своей, просто по факту долгожительства, хотя прописанная кем - то и где - то судьба, красиво именуемая на тюркском кисметом, вполне способная прервать нить твоей жизни и во младенчестве, знает об отпущенном лично тебе времени куда более, будь у тебя хоть два высших образования и оголтелая шобла просто глупых и вздорных подписчиков в соцсети  " Инстаграм ". Сосешь вдумчиво и целеустремленно титьку, насыщая свой организм молоком, содержащим все необходимое для дальнейшего роста, развиваешься ввысь и вширь, набираясь ума - разума от случающихся поблизости двуногих, один - одноглазый и страшный, второй хромой и курит вонючие сигареты, громко скрипя протезом правой ноги, потом видишь, что никакой первый не одноглазый, хитер бобер, мастерски приспособил очки с выдавленным по оказии левым стеклышком, закрыв зрячий вообще - то глаз пожелтевшим от скуки и ярости обрывком древней газеты, где чорным по белому прописано вовсе не балуй и шалишь, а чотко так указано, что п...дец.
    - Кончилось ваше время, - натужно пробираясь через местами поблекшие буквицы, прочел Штаубе, недоуменно выковыривая зрячий глаз вместе с обрывком газеты острием кухонного ножа, несущего по своему матово отсвечивающему лезвию остатки вологодского маслица, щедро намазанного вчерашней случайной полюбовницей страшного старика.
    - Ишь, - ревниво заметила Оля, подавая Сереже свернутую трубочкой газету уже сегодняшнюю, где что ни слово так шалишь и не балуй, - маслицем ублаготворяла нашего Генриха Иваныча - то рыжая.
    - Она мне рыжиной тебя напомнила, - признался Штаубе, отбросив нож и с силой сжимая большими пальцами, кошмарными в своей заскорузлости, намекающей на народную правду, виски стонущего Реброва. - П...да у нее рыжая, врать не буду, но вот волосенки оказались крашеными. Я как скальп снял, так сразу его под мелкоскоп сунул. Смотрю и глазам своим не верю : и тута кривда !
    - Иэх ! - всхлипнул Сережа, подлизываясь к страшному старику. - Продали Россию !
    - Продали, - подтвердил Штаубе, с тяжелыми вздохами оттаскивая тело Реброва в прихожую. - Я их тута, - кричал он из прихожей, что - то громко ворочая, - валетом уложу с Нефедовым - то, пусть покажут мусорам, что маньяк орудовал.
    - Поймут они, - фыркнула Оля, звучным щелчком вставляя магазин в свой большой спортивный пистолет с резной рукояткой орехового дерева, она как - то призналась Сереже, что рукоять эту ей выточил токарь седьмого пошиба с секретного Красноярского оборонного завода, выпускавшего ореховые баладшники к лазерным направляющим советских холодильников   "Дамбас ", чьи хитро загнутые вниз ручки в один момент могли превратиться в пусковые установки невидимых дронов. Инженер Дронов, кстати, получил за это изобретение внебюджетный орден Мамона Рагозина, самого секретного из этой воистину могущественной семьи, древностью рода и благочестием, извлекаемым из отлитых из опоки форм под эгидой Партиархата Нутряных Дел, что тайное и обсуждению не подлежит, - ты им, Генрих Иваныч, лучше сразу протокол допроса невинно репрессированного подложи.
    - Ах ты, сука ! - взъярился Штаубе, вбегая на кухню из прихожей. - Все уже продумала, да ? Видал, - обратился он к Сереже, незаметно подкрадывающемуся к Оле со спины, - подкинь, грит, протокол. Не поймут, грит, мусора народной правды, не осознают, грит, символики в расположении трупов, иди, грит, на Украину и суй, грит, кочергу себе в зад. Мятеж, грит, - уже орал старик, злобно отстегивая протез ноги, - мути, все одно, грит, никто президента не поддержит, воином, грит, будь, а не торговцем.
    - Сволочь, - согласно гудел Сережа, проникая свернутой трубочкой газетой дня сегодняшнего в аккуратно высверленное еще ночью Ребровым отверстие в середине затылка Оли. - Я вот ей сейчас предоставлю.
    Газета развернулась внутри раневого канала, заполняя мятущийся мозг Оли оконечной на сегодня истиной, имеющей, разумеется, мало общего с народной правдой, тихо и покойно спрятанной Штаубе в пластмассовой коробочке из - под германского аспирина, надежно укрытой во внутреннем кармане обтерханного по рукавам серенького пиджачка, носимого страшным стариком с гордостью и достоинством Марии Шараповой, убитой Олей утром. В самом конце очереди за хлебом Оля и рассмотрела притворявшуюся партийкой Груней Шарапову, выдал ее, конечно, обще - нездоровый заграничный вид скромного синенького платочка, с коего забывчивая блондинка просто забыла отхерачить вопиющий лейбл   "Мэйд ин Кусумда ".
    - Сектым ерей ! - вскричала тогда Оля, разряжая в спину носительницы святого для всякого патриота платочка весь магазин своего большого спортивного пистолета. Подышав на рукоять, заботливо протерла его своей красной косынкой, возвышавшейся над кожаной курткой, что собравшимся в очереди в булочную говорило о многом, но самое важное : о правомочности обладательницы красной косынки пущать в расход всякие признанные излишними элементы, что есть, товарищи, революция. Есть это, товарищи, славное советское прошлое ! Есть, товарищи, это коллективный рассудок любых ветеранов !
   - Мы тебе не какие - нибудь там ё...ные блокадники ! - заорал Штаубе, только сейчас поняв, что ухойдакала Оля ту саму Шарапову, на которую вновь зачем - то принялся дрочить коала, уставший, видимо, пребывать верблюдом. - Самовольно прописанный себе самому санитарно - гигиенический кордон имеет все основания завершиться. Надо пребывать в тренде, - решил страшный старик, вызывающе щелкая пультом управления холодильником  " Дамбас ". Сережа завизжал от ужаса, пригнувшись, бросился по направлению к ванной, но Оля выстрелила ему в спину. Тело мальчика вскинулось и опало с тихим шелестом на лежащих валетом Реброва и Нефедова. Штаубе, всхрапнув, ударил Олю протезом ноги по горбу, вминая горб в спину. Он вылез с застенчивым прикрякиванием с той стороны, заменяя собой таким образом, товарищи, грудь девушки.
    - Вместо пары сисек горб один,  - бодро напевал Штаубе, величаво усаживаясь перед загадочно мерцающим экраном холодильника  " Дамбас ", - как стопервый город Клин.
    Из достойно гудящего форсункой направляющей холодильника   "Дамбас " донесся самоуверенный голос Левитана, размеренно повествующий о безудержно рвущихся к городу Клин, отстоящему от столицы нашей родины города - героя Масквы на ровно сто один километр фронтовой семиверстки, танковых клиньях немецко - фашистских захватчиков, о барражирующих в затянутом пеленой забвения небе украинских беспилотниках,  несущих прямую и явную угрозу устойчивому мироощущению разъединенных народцев, что так жить нельзя. Он еще о многом мог бы сказать, голос Левитана - то, но страшный старик, услышав натужный скрип коленного сустава, неожиданно ощутил собственную древность. Это надо понимать.