Улыбка Адикии - 17

***

На прогонной репетиции новогоднего концерта, на которой участники выходили в костюмах, Руслан подошел к ней за сценой.
- Ты не будешь танцевать этот бесстыдный танец! – прошипел он ей в лицо, глядя исподлобья, еле разжимая зубы.
В его глазах Олька увидела бешенство, желваки ходили туда-сюда. В нем кипела кровь. Ордынец и кочевник, как в фильме Тимура Бекмамбетова. Олька внутренне напряглась и натянулась, как тетива, готовая к отпору.
- Почему?
- Моя девушка не будет скакать в трусах перед всеми!
На Ольку вновь, в который раз за последнее время, накатила та же дурнота, что и после ее заветного «буду», когда она согласилась встречаться с ним. Только теперь она не отмахивалась от этой внутренней подсказки, а прислушивалась к ней. Олька опустила взгляд, расправила короткую юбочку танцевального костюма. Ей не хотелось спорить, потому что ненормально противостоять близкому человеку, находится с ним в контрах. Ее родители никогда не спорили и не конфликтовали. С близкими в принципе не может возникнуть противостояния, если оно появилось, значит, люди уже не близкие. Таково было ее девичье мнение.
- А что делать, если мнения людей не сходятся? – спросила она тем тоном, каким спрашивала совета у матери или отца.
Руслан такого ответа, вернее, вопроса не ожидал и несколько оторопел. Он был настроен на отпор и сопротивление, которые он в ней всегда чувствовал, и которые надеялся в конце концов преодолеть, подчинив ее себе. Ее тон ему совсем не понравился, ничего хорошего он Руслану не сулил. Так говорят те, кто уже принял решение и не будет искать его в споре.
- Искать решение, - ответил он деланно равнодушно.
- Какое может быть у них решение?
- Кто-то должен уступить.
- Кто?
- Женщина должна уступить! – вновь стал закипать Руслан. Его выводило из себя, что Олька вынуждает его спорить, кидает ему вызов, заставляет уподобляться базарной бабе, вместо того, чтобы просто слушаться его.
- Я помню: так повелел Пророк, - сказала Олька неожиданное.
Руслан опешил. В своих замечаниях ей он только пару-тройку раз ссылался на Пророка и не ожидал, что она не пропустила его слова мимо ушей. Выходит, она думала об этом. Только ему не понравилась интонация, с которой Олька это сказала. Разговор принимал неожиданный и нехороший поворот.
- Ты, Русик, ведь понимаешь, что эти повеления на меня никак не распространяются? – тихо, но твердо спросила она, спокойно, без вызова глядя ему прямо в глаза. – И я хочу, чтобы они и дальше никогда ни в коей мере меня не касались.
Кровь отлила от лица Руслана: к такому заявлению он не был готов. Вообще, к такой логике развития событий он не был готов. Так не должно быть. Женщина не может так себя вести, ей д;лжно чувствовать и понимать свое место по-другому. От Ольки он имел право ждать только одного – согласия с ним и выполнения его желаний. А она?! Кроме того, Руслан чувствовал, что она отрицает не только его лично, она отрекается от самого святого, что было в нем, но защитить перед ней всю глубину и ценность своих убеждений, сказав что-то короткое в ответ, он не мог, никто не смог бы. Олька отвергала его представление о добродетелях. Отец говорит, что европеец может принять добродетели ислама только если у него открыты не глаза, а душа. Душа, уставшая от свободы выбора, душа, которой нужен ясно обозначенный путь. Веру принимают душой, она или входит в нее, или нет. Поэтому отец терпеть не мог дебатов и споров на религиозные темы с иноверцами. Олькина душа жаждала сама определять свои границы.
- Я думала о том, что хочу сейчас сказать и мои слова взвешенные, это не псих с моей стороны, - так же тихо и твердо продолжала Олька. – Не считай меня больше своей девушкой, я тебе не подхожу. Без тебя мне плохо, но с тобой еще хуже. Также и тебе со мной. Очень жаль, что не подхожу тебе. Я тоже смиряюсь с тем, что ты не подходишь мне.
Олька прощально пожала ему руки и ушла, а Руслан стоял истуканом, не умея объять то, что сейчас произошло.