Улыбка Адикии - 11

***

Расправившись с сочниками, Руслан с грустью смотрел на увлеченно рассказывавшую ему что-то Ольку. От того, что он целое лето не будет видеть ее задорного личика и русых кудряшек ему становилось больно в груди. Он уже был согласен не раздражаться на ее порывистость, неистощимое любопытство ко всему на свете, отсутствие какого-либо почитания мужчин и совсем не женские мечты познакомиться с миром, только бы быть рядом с ней и чувствовать ее медово-абрикосовый аромат. Рассказывая ему что-то, чего он не слышал, она как всегда порывисто дергалась, ерзала, вскакивала, и Руслану это было смешно, потому что напоминало их знакомство два года назад.
В городке имелся летний кинотеатр, в котором в теплое время года устраивали танцы – днем для стариков, вечером для молодежи - и показывали фильмы. Двор кинотеатра был обнесен сплошным деревянным забором, который крепился на широких столбах, сложенных из кирпича. Местные мальчишки предпочитали не покупать билеты, а смотреть фильмы, сидя на этих столбах. Сидеть на самом заборе, понятное дело, было неудобно, а столбов на всех желающих не хватало, поэтому в досках было проделано множество дыр. Через эти дыры стоя смотрели фильмы самые упертые юные зрители. Как правило, эти упертые зрители были невысокого росточка, поэтому под каждой дыркой лежала горка кирпичей или деревянный ящик.
Как-то раз Русик вместе с другими мальчишками сидел на столбе забора и ждал премьеры. Должны были показывать какой-то ужастик. Было еще рано, светло, но место следовало занять заранее. Русик и остальные счастливчики взирали на суету и толкотню тех, кому столба не досталось, и кто старался отвоевать дырку в заборе. Слева от ноги Руслана частично были выбиты три доски таким образом, что кино можно было смотреть, просунув в отверстие всю голову и плечи. Русик отвлекся на разговор, а обернувшись, увидел в этой нише крошечный девчоночий носик и румяную щеку. Он так удивился неожиданному появлению девочки в сугубо мужской епархии, что спрыгнул со столба посмотреть на нее. Кудрявое существо вертело головой, хмурило лобик и скептически поджимало вишневые губки, прикидывая, не будут ли мешать просмотру кусты. На Русика она не обратила особого внимания, а он не мог отвести взгляд от этого голубоглазого чуда. Он шагнул к дыре и, стараясь поймать ее взгляд, облокотился о забор ладонями по обе стороны от лица девочки, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. Она без всякой робости глянула и с сомнением спросила:
- Будет мне отсюда видно?
- Будет. Только стоять быстро устанешь. Залезай ко мне! – неожиданно для самого себя предложил Русик.
Он взметнулся на свой столб и протянул руку барышне.
- Поместимся? - даже не подумала смущаться или робеть девочка.
- Ты впереди меня сядешь, поместимся. Не бойся, камень теплый, нагрелся на солнце за весь день.
Она залезла.
- Тебя как зовут? – спросил Русик.
- Ну, ты даешь! – возмутилась девочка, обернувшись к нему. – Если хочешь познакомиться, то первым называй себя! Полным именем!
От такой дерзости Русик опешил: его сестрам не пришло бы в голову делать замечания мужчине, пусть даже мальчику, они бы просто ответили на вопрос и все. «Она же русская, - оправдал ее Руслан, - они так себя ведут»
- Руслан Мануров. Восьмой класс. Четырнадцать лет. В мае уже пятнадцать будет.
- Олька Румянцева, двенадцать лет, шестой класс, - развернув корпус к Русику, ответила Олька.
- Что-то я тебя раньше в школе не видел.
- Я тебя тоже.
- Ты тут живешь?
- На Ленина. А ты?
- А я на Тукая, за мечетью.
- Поэтому и не встречались.
Следующие два часа прошли для Руслана как во сне. Он был поглощен своей соседкой, смотрел на ее русые кудри, от которых при всяком ее движении пахло медом и абрикосами, на часть румяной щеки и ресницы, постоянно порхающие вверх и вниз. Иногда она обращалась к нему, чуть поворачиваясь, и он не мог отвести взгляда от вздернутого носика. Никогда еще Руслан не сидел так близко, нога к ноге с девочкой, и живое тепло ее кожи и ее порывистость волновали его, заставляя сердце громко и гулко биться, заволакивая взор пеленой. Она была беспокойной соседкой: часто вздрагивала, взбрыкивала ногами, взмахивала руками, качала головой, цокала языком, выражая свое недовольство или несогласие с сюжетом фильма.
- Ерунда какая! Боже, кто это придумал? Дребедень! Неужели кому-то страшно? Знала бы, не пришла! Ну и дичь!
Русику такие замечания были в диковинку. Его мать и сестры смотрели телевизор молча, по крайней мере, в присутствии отца. Выражал мнение всегда только отец, и вся семья соглашалась с ним. Отец считал необходимым и поучительным комментировать все события с точки зрения Корана, давал всему оценку и ждал, чтобы все с ним согласились. Он сам решал, какие фильмы и передачи будет смотреть его семья, и никто с ним не спорил. Русик считал это правильным, но иногда ему хотелось посмотреть то, что смотрели и бурно обсуждали в его классе, поэтому, бывало, бегал в кинотеатр. У него было больше свободы, чем у сестер, можно даже сказать, что по сравнению с ними он был абсолютно свободен. Для них существовали только дом, школа и занятия в мечети. Русик был уверен, что ничем иным девочки интересоваться не могут, а думать, так тем более. Олька же не только находилась вечером в кинотеатре, но еще и думала, и критиковала. Это было неожиданно: не в классе же она перед учителем, зачем ей умничать?
- Почему ерунда? – осторожно спросил Русик, когда фильм закончился.
- Да кому могут быть страшны зомби? Как бояться того, чего нет? Тоже мне ужастик!
- А чего надо бояться?
- Того, что бывает на самом деле! Я, например, мертвецов боюсь. Просто пусть человека в гробу покажут, и у меня уже полные штаны!
От заявления про полные штаны Русик смутился. Девочка, а такие интимные вещи говорит! У русских все просто.
- Мертвец и мертвец, что в нем страшного? – сказал он по существу.
- Как? Тебя не пугает смерть? Меня при виде трупа даже тошнить от страха начинает и в глазах темнеет. Такое чувство, как будто из меня тоже сейчас выйдет жизнь. Как будто бы мне угрожают, понимаешь? Как будто бы – раз! – и меня не станет. Страшно.
Русик пожал плечами. Такая красивая девочка, а столько всего наговорила! Могла бы скромно промолчать. У него было чувство, словно ему бросили вызов, словно он должен ей что-то доказать и остаться правым, но что именно следует доказывать Русик не понимал.
- А ты чего боишься? – толкнула она его локтем.
- Я? Не знаю. Ничего, наверное, - Русик никогда об этом не думал. Он боялся огорчить отца, боялся его расстроить и разочаровать. Но не стал этого говорить. Отец и мертвецы были из разных категорий.
- Нет, так не бывает, - Олька вздохом изобразила вселенскую мудрость. - Просто ты еще по молодости лет об этом не думал и сам не знаешь своих страхов.
У Русика внутри все екнуло: коза мелкая! Ну не ругаться же на нее, девчонку.
- А знаешь, чего я больше всего не люблю? Прямо терпеть не могу? – развернулась к нему неугомонная Олька.
В золотом и мягком свете фонарей ее личико с заостренным подбородком было еще более красивым и нежным. Спрашивая, она приблизилась к нему, почти касаясь носом носа и неотрывно и прямо глядя прямо в глаза: - Знаешь?
Ее теплое дыхание касалось его лица и тоже пахло медом и абрикосами. У Русика вновь заколотилось сердце, и он почувствовал слабость. С усилием отведя взгляд от ее распахнутых глаз, он отрицательно покачал головой.
- Терпеть не могу, когда мне говорят, что я должна делать! Прямо из себя выхожу. Я сама прекрасно знаю, что мне надо делать! – торжественно изрекла Олька. – А ты?
- Что я? – Руслан слушал, стараясь преодолеть туман в голове и не совсем понимая ее. Он смотрел на ее лицо, самое прекрасное из всех виденных им лиц, и не хотел от него отрываться.
- Ты любишь, когда тебе говорят, что надо делать? – не отставала Олька.
- Не думал об этом, всегда надо делать что-то определенное, все ведь уже предписано свыше.
- Чтоооо? – тонкое личико Ольки вытягивалось вместе с произносимыми «о». - Как это?
Русик имел в виду, что правила и нормы поведения людей предусмотрены шариатом, этому неустанно учил его отец и в мечети, но говорить маленькой русской девчонке он этого не стал, не поймет.
- Я не люблю, когда нарушают правила, - сказал он.
Отец говорит, что главное не нарушать правила: «Кто нарушает правила, тот убивает себя для Аллаха. Все правила даны от Всевышнего».
Олька нахмурилась, потом, как ярая почитательница журнала «Наука и религия» хмыкнула:
- Если не нарушать правила, не будет прогресса – это всем известно. Наука развивается нарушителями. – Олька засмеялась, потому что вспомнила папу, который говорил, что все полезное в быту изобрели лентяи, чтобы облегчить себе труд.
Руслан тоже хмыкнул, но ничего не сказал, он не любил споры.
- Ладно, пойду домой, - Олька стала нащупывать ногой дырку в заборе, чтобы слезть.
Русик спрыгнул первым и протянул ей руки. Снова его обдало медово-абрикосовой волной. Расставаться с Олькой совсем не хотелось, так бы и смотрел на нее без конца. Он пошел проводить ее.
Олька была на полголовы ниже Руслана, тоненькая до прозрачности, по-детски трогательная. Странно, что такая маленькая девочка заявила про принуждение. Даже от своих сверстников Руслан не слышал ничего, что можно было бы назвать более-менее умным и серьезным. В душе он считал себя выше других. И отец с гордостью хвалил его: «Ты думающий мальчик, умный и для своего возраста зрелый. Весь в меня». Олька его по-настоящему удивила. В ее возрасте было бы естественнее не любить другое, например, пирожки с требухой или делать уроки.
- Почему ты сказала про принуждение?
- Я вообще не люблю несвободу. Во всех смыслах, понимаешь? Птиц в клетках, животных в цирке или в зоопарке. А в отношении людей, так подавно!
- Как странно ты говоришь!
- Я начитанная и много думаю, - согласилась Олька.
Русик промолчал: такое признание ничего хорошего не сулило. Отец говорит, что женщина должна быть не умной, а мудрой, иначе она перестает быть мужчине благодарной. Все неблагодарные женщины попадают в ад, так утверждал Пророк. Руслан представил умную неблагодарную Ольку плачущей в адском пламени – жалко.
- Вот мой дом, - тихо сказала Олька. – Хочешь приобщиться тайн?
- Каких тайн? – эта девочка удивляла Руслана весь вечер!
- Давай за мной! Только молчи!
Олька открыла крошечную калитку в заборчике палисадника:
- Иди за мной след в след, смотри, где я наступаю, тут плитки разложены.
Она пошла сквозь густую цветочную клумбу, на земле которой были уложены плитки, спасающие садовниц от грязи, а цветы от вытаптывания. Под пышными и высокими кустами сирени стояла широкая как стол скамейка, из-за цветов незаметная с улицы.
- Ложись! – шепотом скомандовала Олька.
Руслан даже замер от неожиданности: как это – ложись? Аллах, эта девочка что не скажет, все неприлично!
- Да на скамейку ложись! – по-своему поняла его замешательство Олька. – Вот так.
Она зашла с левого конца лавки, села и легла, оставив ноги на земле.
- Ложись с той стороны и смотри в небо!
Руслан лег. Их головы лежали рядом, ухо к уху.
- Только молчи. Слушай ночные звуки и смотри на звезды.
Черная бездна над ними, усыпанная серебряными точками, сверчки, кваканье лягушек, журчащая вода из оставленного открытым крана колонки, аромат цветов с клумбы, меда, абрикосов, раскаленное правое ухо и шум в нем – все кружилось каруселью в мозгу Руслана, он был ни жив, ни мертв. Он словно не лежал на скамейке, а парил в невесомости к звездам и меду с абрикосами.
- Чувствуешь? – шепотом спросила Олька.
-Угу, - качнул головой Руслан, хотя и не понял, про что она спросила.
- Я тут часто лежу и слушаю ночь. Ночью здесь не ездят машины и слышно как живет природа. Днем этого не заметишь. А ночью все становится явным. Скрытая жизнь. У всего есть скрытая жизнь.
Постепенно Руслан успокоился, расслабился, сердце его билось ровнее, в ушах не звенело, он погрузился в ночь, в скрытую жизнь. Звезды медленно плыли, листья чуть шелестели, затаившаяся Олька улыбалась – это Руслан почувствовал. Чему она улыбалась? В ней тоже есть скрытая жизнь?
- В тебе есть скрытая жизнь? – шепотом спросил он, чуть повернув голову к Ольке.
- Есть. Есть мечты, - тоже шепотом ответила Олька.
- Какие?
Она помолчала, вздохнула и тихо сказала:
- Даже не знаю, как объяснить. Я чувствую, что буду значительна. Вроде как Александр Македонский, понимаешь? Не может такого быть, чтобы я родилась только для бренного существования! Внутри меня есть сила, которая зовет меня к чему-то большому.
Руслан чуть повел бровями. Мечты Ольки показались ему неподходящими. Какой она Александр Македонский? Это не женское дело. Кроме того, в ее мечтах не было… его, Руслана. Обидно. Если бы его спросили про мечты, то с сегодняшнего дня в них присутствовала бы Олька, без нее неинтересно.
- Мне кажется, меня ждет большое будущее, - подытожила Олька.
Такого признания от тоненькой девочки Руслан не хотел.
- А у тебя какие мечты? – ухо Руслана обдало горячим воздухом.
Он помолчал. Какие у него были мечты? У него не было никаких мечтаний. Он точно знает, как будет жить – чтобы Аллах был им доволен, и чтобы отец был им доволен. Нужно просто соблюдать правила: жениться, обеспечивать семью, не грешить. Все.
- Я хочу прожить жизнь правильно. Без греха.
- Без греха? Это в смысле заповедей: не убей, не укради, не обмани, возлюби?
- Типа того. Ты веришь в Бога?
- Верю и чувствую, что Бог во мне. Я хорошо чувствую, что Он любит меня.
Руслан снова недоуменно поднял брови: слишком по-свойски Олька говорила про Бога, как про родственника.
- Оооляяя! – раздался женский голос. – Ты тут? Пора домой!
- Мама зовет! – поднялась Олька. - Давай прощаться. Увидимся еще!
- Пока! До встречи!
В тот вечер и ночь Руслан был переполнен Олькой, рассеян, молился кое-как, поймал неодобрительный взгляд отца и еле дождался возможности отправиться спать. В постели долго ворочался, вспоминал, улыбался, был счастлив. Сердце его трепетало, хотелось обнять и любить весь мир. И было чуть тревожно: не нравились мечты Ольки.
С этого дня так и пошло, что жить друг без друга они не хотели и виделись почти каждый день, и в то же время накапливалось и зрело понимание, что в них есть непримиримые противоречия.