Мемуары Арамиса Часть 367

Глава 367

Сколько бы Филипп не оттягивал встречу tet-a-tet с Королевой, супругой Людовика XIV, то есть теперь с его супругой, которую ему предстояло убедить, что он и есть Людовик XIV, он понимал, что эта встреча неизбежна. Общение с Ла Вальер дало ему первый опыт интимной близости с женщиной, а также убедило его в том, что вовсе не обязательно любить ту, с которой вступаешь в близкие отношения. Здоровые инстинкты делают своё дело, в особенности, когда его визави молода и привлекательна, а ко всему прочему сама стремится к успеху интимной встречи.
Кроме того, Филипп открыл, что можно даже полюбить женщину, отношения с которой складываются наилучшим образом, а также осознал и то, что у Короля не могут плохо сложиться отношения с какой бы то ни было женщиной при дворе. Он обратил уже внимание на нескольких прелестных фрейлин, и увидел, что всего лишь благожелательный взгляд творит чудеса, а на лицах тех, кого он удостоил взгляда, он читал разрешение зайти в дружбе с ними сколь угодно далеко. В книгах о любви, которые он читал, мужчинам приходилось добиваться благосклонности своих возлюбленных самыми разнообразными жертвами. Но он не читал книг о любви Короля, поэтому жизнь внесла свои коррективы в его литературный романтический опыт.
Ситуация облегчалась тем, что Людовик XIV уже продемонстрировал всему двору, что предпочитает общество Ла Вальер обществу своей супруги, так что даже две или три встречи с Ла Вальер могли предшествовать его близкому свиданию с законной супругой Короля, что не вызвало бы никакого удивления и не стало бы причиной его разоблачения.
Кроме того, Филипп понял, что любого, кто посмел бы объявить его самозванцем, ждёт всеобщее презрение, подобные утверждения не получат поддержки, кроме, может быть, ситуации, если подобное подозрение закрадётся в ум слишком уж большого количества придворных, окружающих его, и если они решатся поделиться своими сомнениями. Такая ситуация была маловероятна, но следовало быть осторожным. Следовало разделять их и властвовать над ними.
Но он продолжал с дрожью в сердце думать о той, которая занимала все его помыслы, пока он томился в заключении. Он мечтал о том, чтобы хотя бы мельком вновь её увидеть, теперь же в его власти была возможность видеться с ней столько раз, сколько он захочет, в пределах разумного. Он не имел в виду плотскую любовь, но хотя бы возможность вновь увидеть её была поистине фантастической перспективой
Он узнал её имя. Катерина-Шарлотта де Грамон. Она была старшей дочерью Антуана III де Грамона и Франсуазы-Маргариты дю Плесси Шивре, племянницы кардинала Армана де Ришельё. Её старшим братом был Арман де Грамон, граф де Гиш, один из миньонов Филиппа Орлеанского, который, как я уже писал, был близок с его женой, принцессой Генриеттой Стюарт. Также он был другом виконта де Бражелона, которого Филипп нынче сделал графом де Бражелон.
Филипп узнал, что четыре года назад, в 1660 году Катерина Шарлотта вышла замуж за Луи Гримальди, второго герцога Валентинуа и наследника трона Монако, сына Эркюля Гримальди его супруги Аурелии Гримальди, в девичестве Спинола. В этом браке с разницей в год у Катерины-Шарлотты уже родилось пятеро детей: в январе 1661 года мальчик, названный Антуаном, в январе 1662 года две девочки-близняшки, Марий-Тереза-Шарлотта и Жанна-Мария, в мае 1663 года девочка Тереза Мария Аурелия и в июле 1664 года девочка Анна-Ипполита. Кажется, что Катерина-Шарлотта де Грамон была вполне счастлива в браке, так что Филиппу надлежало бы оставить все надежды на романтическое свидание с ней, хотя, как он видел на примере Людовика XIV, роль которого ему предстояло играть во всём, брак – вовсе не повод для того, чтобы не общаться самым теснейшим образом с прочими представителями противоположного пола. Если Король мог исполнять свои супружеские обязанности не только в отношении супруги, то почему же Княгиня Монако не могла бы поступать также? Вопрос лишь в том, любит ли она его? И любила ли тогда, когда он встречался с ней волей случая сначала в раннем детстве, а затем и в том возрасте, когда романтические чувства остаются в душе навечно? 
Филипп решил познакомиться с ней теперь, когда он появился в Лувре в совершенно новом качестве, он не знал, следует ли открыться ей, или же предстать в виде Людовика? Открыться было бы опасно, но если бы она отдала свою любовь Королю Людовику XIV, это оскорбило бы Филиппа, его сердце твердило ему, что он должен добиться её любви под своим истинным именем, то есть он должен ей признаться, что он – не Людовик, а тот, кого она видела, и к кому, как ему показалось, не осталась равнодушной.
«О Катерине Шарлотте я подумаю после, — убеждал себя Филипп. — Я должен решиться зайти в спальню Королевы как Король и выйти из неё утром, как супруг, тогда мне уже не будет угрожать никакое разоблачение! Я обязан преодолеть свою робость, или я не достоин того головокружительного шанса, которое Судьба подарила мне вот уже второй раз в жизни. Я не должен повторять ошибки первого раза, я должен стать Королём, мне не нужны советчики, советники и опекуны, я – не марионетка, и мне не нужен кукловод! Я буду добрым приятелем д’Артаньяну, или лучше, я буду справедливым Королём и останусь по отношению к нему именно этим – тем, чем является добрый и справедливый Король по отношению к достойному капитану своих мушкетёров, ведь, кажется, и сам д’Артаньян не хочет ничего большего».
Женщина, которая не только принадлежит ему по праву того, чьё место он занял, но и которой он принадлежит как супруг по этому же самому праву, Мария-Терезия, Королева, должна быть покорена им так, будто он делает привычное дело. Она ничего не должна заподозрить.
Филипп назначил для себя этот день и постарался приготовиться к встрече как можно лучше. На всякий случай он приготовил путь к отступлению. Если встреча произойдёт не должным образом, можно будет сослаться на волнения в связи с международными событиями. Отношения с Испанией вновь обострились несмотря на то, что для их урегулирования в своё время и был заключен брак Людовика XIV с Марией-Терезией.
— Мадам, я прошу простить меня за то, что слишком часто пренебрегаю общением с вами, — сказал Филипп в один из вечеров, обращаясь к Королеве.
— Ваше Величество вправе поступать так, как считает нужным, — ответила Королева. — Я буду рада видеть вас на своей половине тогда, когда вы сочтёте необходимым.
— Необходимость – это не то понятие, которое должно регулировать встречи между супругами, — возразил Филипп, находя, что сам не верит тому, что говорит.
— В первые месяцы нашего брака, Ваше Величество, лишь острая необходимость выполнения других более срочных задач могла отвлечь вас от общения со мной после ужина, — со вздохом сказала Королева. — Теперь же лишь необходимость поддержания видимости благополучного брака вынуждает вас на эти встречи.
— Меня ничто не может вынуждать, я – Король Франции, и единственные предписания, которые для меня имеют значения, это предписания Божьи, — возразил Филипп. — Даже предписания Папы для меня имеют значение лишь постольку, поскольку я готов видеть в нём посланника Божьего.
— Именно эти предписания и указывают любому Королю Европы посещать свою супругу хотя бы иногда, — с грустью проговорила Королева. — И я рада этому, поскольку иначе, полагаю, я видела бы Ваше Величество ещё реже, чем вижу в настоящее время.
— Вы хотите ссоры? — высокомерно спросил Филипп, надеясь, что разговор обострится, что позволит ему изобразить обиду и избежать близости с Королевой.
— Ваше Величество, я склоняюсь перед вами и готова исполнять ваши желания тогда, когда вам это будет угодно, в той форме, в какой вам будет угодно этого потребовать, — покорно проговорила Королева.
— Мне угодно просто обнять вас и спокойно заснуть, — ответил Филипп.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — ответила Королева. — Идите же ко мне в постель.
Филипп, ободрённый мыслью, что ему не придётся выходить за рамки уважительной нежности, с готовностью залез под одеяло и обнял Королеву. Мария-Терезия обняла Филиппа и уткнулась лицом в его грудь. Её тёплое дыхание приятно успокаивало Филиппа, поэтому он также ответно обнял Королеву.
Спустя полчаса подобных нежностей Филипп осознал, что ему угодно не только лишь нежно обнимать Королеву, но и воспользоваться узурпированным правом быть ей супругом, а спокойно заснуть рядом с ней ему уже вовсе не хотелось. Королева обладала всеми достоинствами: красотой, молодостью и чувственностью, приличествующей её сану, то есть почти ничтожной, но достаточной, чтобы понять, что она согласна на оживлённое общение на сон грядущий. Королева также почувствовала, что не безразлична своему избалованному женским вниманием супругу.
Итак, Королева вновь почувствовала себя новобрачной, она была любима, или, во всяком случае, все дары супружеских отношений она приняла в полной мере. Она была счастлива и проявила особенную нежность к Филиппу, который остался с ней на всю ночь.
Поутру Филипп выходил из спальни Королевы в отличном настроении. Де Сент-Эньян, заметивший изменившееся настроение, решил, что Король вновь навсегда вернулся к Королеве и по этой причине оставит мадемуазель де Ла Вальер.
— Как вы почивали, Ваше Величество? — спросил де Сент-Эньян.
— Превосходно, Сент-Эньян, благодарю, — ответил Филипп. — Надеюсь, что и вы также?
— Да, Ваше Величество! — ответил де Сент-Эньян. — Мне приснился архангел Гавриил.
— О чём же он с вами беседовал? — спросил Филипп.
— Он сказал мне, что Ваше Величество решили оставить мадемуазель де Ла Вальер, — сказал де Сень-Эньян.
— Знаю, знаю! — усмехнулся Филипп. — Он говорил мне об этом вашем разговоре.
— Ваше Величество также беседовали с архангелом Гавриилом? — воодушевился де Сент-Эньян, полагая, что верно угадал намерения Короля.
— Разумеется! — ответил Филипп. — Он сказал мне, что встречался с вами, и что имел с вами долгую беседу, после чего сказал мне: «Имейте в виду, что де Сент-Эньян сошёл с ума!»
— Очевидно, вы правы, Ваше Величество, — сказал сконфуженный царедворец. — По всей видимости, этой ночью я был несколько не в себе. Всему виной брюссельская капуста, которую я, на свою беду, поел перед сном. Простите меня, Ваше Величество!
 Филипп благосклонно кивнул и обнял де Сень-Эньяна.
— В следующий раз тщательно выбирайте диету перед сном, дорогой друг! — мягко сказал Филипп и проследовал в свой кабинет. — А когда к вам явится какой-то архангел во сне, попросите у него советы для себя самого, но не для меня. Для общения со святыми мне не нужны посредники, только с Господом я иногда общаюсь посредством моего духовника, остальные святые при необходимости могут сами посетить меня во сне.
«Он не оставит Ла Вальер, — подумал Сент-Эньян. — И хотя он и осадил меня, он не сердится. Надо воспользоваться ситуацией. Если все остальные будут думать, что он намеревается её оставить, и лишь я буду знать, что это не так, из этого можно извлечь какую-то выгоду!»
После этого Сент-Эньян по секрету сообщил некоторым придворным, что Король в эту ночь был очень нежен с Королевой.
«Выводы они сделают сами, а я не буду упоминать имя фаворитки».
В это утро Ла Вальер заметила, что придворные уже не столь вежливы и предупредительны с ней, как это было ещё вчера. После этого к ней явился де Сень-Эньян с огромным букетом белых роз.
— Сударыня, Король велел мне передать этот букет, — сказал он.
— Он распорядился об этом? — спросила Ла Вальер.
— Я прочёл это в его взгляде, который он утром бросил в направлении садовой тропинки, которая ведёт в ваши апартаменты, — ответил де Сент-Эньян. — Если я не верно истолковал его взгляд, простите мне мою оплошность. Надеюсь, что эти белые розу будут лучше сочетаться с прекрасным цветом вашего лица, чем прочие цветы, которые садовник принёс в эту комнату.
— Эти цветы очень милы, и очаровательно пахнут, — согласилась Ла Вальер. — Но белые розы так недолговечны! Уже через пару дней они не будут выглядеть так роскошно.
— Сударыня, уже завтра я принесу вам новый букет от имени Короля, и буду делать это регулярно, если вас это порадует, — ответил Сент-Эньян.
— Благодарю вас, сударь, вы очень добры, — ответила Луиза.
«Значит, хитрый царедворец заметил, что Король всё ещё любит меня, — подумала Луиза. — Каждый день обновлять букет, хотя он вполне мог бы простоять дня два или три! Почему меня это так расстроило вместо того, чтобы обрадовать? Ах, вот что! Ведь я – то же, что эти розы! Пока я свежа и мила взору Его Величества, я буду украшать его спальню, или он будет навещать мою. Но как только годы возьмут своё, или даже, намного раньше, как только исчезнет чувство новизны в наших отношениях, Король покинет меня. Я должна быть каждый раз разной, чтобы Король не мог предсказать моё поведение, чтобы я ему не наскучила. До сих пор мне это удавалось. Но если де Сент-Эньян проявил внимание ко мне, следовательно, он знает, что Король всё ещё любит меня. Следовательно, он пытался это выяснить. Это означает, что он допускал, что всё может быть кончено в любую минуту. Он невольно предупредил меня, что моё положение не вечное. Это следует иметь в виду».
«Кажется, я ей угодил! — подумал де Сент-Эньян. — Это нелишне. Если Король спросит, от кого букет, она поймёт, что Король не распоряжался на этот счёт и будет благодарна за него мне, а Король также узнает, что я упреждаю его желания. Если же Король не спросит… Невозможно. Он не спросит только в том случае, если не увидит его, то есть если не посетит её сегодня. А это сомнительно!» 
Филипп посетил де Ла Вальер, но он не обратил внимания на букет, поскольку у него и без букета было слишком много новых впечатлений, а в отношении букета он не мог знать, кто, когда, для чего и какие именно приносит цветы в будуары фрейлин Принцессы. Так что де Сент-Эньян впустую исколол пальцы шипами белых роз, это не принесло ему ровным счётом никакой выгоды.

(Продолжение следует)