Родной отчим

И что только мать в нём нашла? Маленький, плюгавенький, страшненький. Личико – с кулачёк, смуглое, какое-то сморщенное всё, как у сморчка. Нос на подбородок, узких губ не видно, глазки мелкие. И всегда лыбится. Одна радость – на работе до вечера пропадает. И не пьёт, как другие. «Доча, доча» - достал! Какая она ему дочка? Отчим он. И точка.
   Глаза у неё огромные, распахнутые, опушённые длинными, густыми ресницами. Губки пухленькие. Длинная чёлка. Крутая группа «Мираж». Что-то в голосе солистки её так цепляет, аж до сладкого замирания.  «Ми-и-и-ра-а-жи-и-и… Это наша жи-и-и-знь… Мира-а-ж… Мой мираж плывет надо мною… А я опять плыву по теченью…». Магнитофон у неё кассетный советский, плохенький, с огромными кнопками-клавишами. Но и тому рада. Двое братьев, оба от отчима. Маляву, лапушку, она очень любит, души в нём не чает. Так бы и тискала его целый день!
   На её столе рядом с небольшим зеркалом на ножке – фото её родного отца в рамке. Подолгу она не сводит с него глаз. Смотрит на себя в зеркало, держа его за ручку – одно лицо с отцом. Он такой юный и красивый на фото. Ему не больше двадцати двух лет. Работал на стройке, на кране. Упал и разбился насмерть. Она тогда только родилась. Светка давно привыкла разговаривать с портретом отца. Его распахнутые глаза, точно такие же, как у неё, и затаённая полуулыбка будто были обращены именно к ней, к дочери, через все года…
   Она привыкла рассказывать ему всё. Поверять все обиды, тайны и свою любовь. Сёмочка - ее мечта. Она знает, он тоже её любит. Раньше виделись каждый день, учились в одном классе в одиннадцатой школе, на другом конце города, на Красной горке. Когда Светка вспоминала свою старую школу, слёзы на глаза наворачивались. Она всех там любила. И всё. Каждую трещину в асфальте помнила. Ворота скрипучие. Берёзы огромные у входа. Просторное низкое крыльцо. Душевные, добрые учителя и самые верные, весёлые друзья. Они звали ее Светка-Ветка-Веточка.
   А здесь она будто в лесу одна… Волчий класс. Поговорить, и то не с кем. Всё детство, всю жизнь она чувствует, что отчим – чужой ей. Просто чужой человек. Какая еще дочка?
   Много-много раз она прокручивала в голове сладостные картины лета. Они всей компанией ребятни загорают на речке. Она скинула воздушный, светлый сарафанчик. Солнце красным облаком сквозь закрытые веки. Ей кажется, что она плывет куда-то, её покачивает, настойчиво и важно жужжит шмель где-то рядом… Вдруг услышала крики, смех. Приподнялась. Сёмочка в её любимом сарафане, надетом криво, буквально – на шею, бежит к воде. Его пытаются остановить, ржут в голос… Но он увёртывается и с головой ныряет в мутную глубь. Вылезает счастливый. Светка гоняет его жестким желтым цветком на длинном стебле, отобранном у шмеля. Все смеются, как шальные. Потом всем коллективом отжимают её сарафан.
   Чтобы добраться от её нового дома до их деревни Сальково, можно ехать через весь город на двух автобусах. Да ещё и пешком от Ерино. А можно всего-навсего дойти до угла четвертого микрорайона и спуститься к речке. Еще метров двести и паром. Правда, он возит раз в час. Река – как огромная рука, обнимает весь город, лежащий в подоле её зеленого платья… Она была глубокой, судоходной еще недавно. Пароходы ходили до самого поворота реки, там, где сейчас на огромном дереве висит тарзанка. Самые отчаянные ребята прыгают с неё, с сумасшедшей высоты, в воду. И с ивы. Ветки над водой. Благо, тут глубоко. Она однажды залезла на ту иву. Там даже подобие скамьи прибил кто-то. Голова кружилась отчаянно. Прыгнуть не смогла. Вся ободралась, даже живот. Ей Сёмочка говорил: «Прыгай! Слезать куда хуже! Только вдохни поглубже».
   Самое заветное воспоминание прошлого лета: она и Сёмочка гуляют вдоль реки узкой тропкой. Но идут не гуськом, а рядышком. Заходящее солнце ласкает воду. Комары. И воздух так свеж, как бывает только в августе вечером. Она видит его загорелые плечи. Тело горячее, отдающее жар солнца. Они всё время, неуловимо, невзначай касаются друг друга.
   «Пошли туда» - сказал он.
   Светка ощутила прикосновение к руке – мизинец о мизинец. Будто он боялся потерять её тут, где рядом никого не было. Она оступилась, он подхватил. Вырвалась со смехом. Хотелось дать ему пинка. И – припустила бегом. Он догнал, поднял на руки и, расшвыривая воду ногами, понёс её в воду. Уронил. Вода теплая. Мокрые, смотрели друг на друга смеющимися, сияющими глазами. Близко-близко. Дышали глубоко. Это было лучшее мгновение. Поцелуй был робким и невнятным. В первый раз. Но ей кажется, что он до сих пор горит на её губах…
   Выпускной! Светка мечтала об этом вечере. Сердце билось: скоро она увидит своего любимого мальчика. Он будет обнимать её в полутьме, под группу «Мираж».
   Сёмочка не пришел.
   Светка чувствовала себя несчастной и потерянной. Что могло случиться? Звала, звала его всей силой своей любви. Мысли, одна неприятней другой, крутились и крутились, сводя с ума. Что могло случиться? Заболел, разбился на мотике другана, забыл?! Она даже позвонить ему не может, баба Люба, соседка его, уехала. Здесь телефонный автомат рядом, недалеко от школы, за магазином «Турист». Очень хотелось домой, поговорить с портретом любимого отца. Если бы увидела снова эти открытые, ясные глаза, сразу бы успокоилась.
   Утром сказала маме, что уезжает в деревню. Мать надавала ей поручений по поводу того, как и что надо сделать в доме и на участке, а под конец сказала как-то неуверенно, что отчим болен. Светка пожала плечами: ей было все равно. Даже на мгновение ощутила внутри смутное удовлетворение. И не спросила, что с ним.
      В деревне весь день убирала дом. Вымела мух, помыла пол, начистила окна. Все заросло травой, когда успело? В гости Сёмочка не пришел. Да и откуда ему знать, что она тут? Под вечер вымылась, оделась нарядно. Уже у калитки столкнулась с подружкой Нинкой. Тараном та затащила её обратно в сад. «Ветка, два слова скажу. Не ходи к нему. Он встречается с московской. Приехали на лето». У Светки ухнуло сердце. Оно-то знало, всё знало наперёд.
«Встречается… Серьёзно?». «Серьёзнее некуда. Она старше. Они уже по всем углам в деревне…». Подруга не договорила конкретную фразу. Светка опустила голову.
   Она ждала. Ждала его три недели.
   Портрет отца стоял на столе. Только он всегда с ней. Отражался в зеркале. Она спрашивала его: что ей делать? Рассказала всё: всю боль, горькую отраву любви. Пыталась вспомнить, когда впервые она поняла, что по-настоящему откровенно может говорить только вот с этими ясными глазами? В первом классе? Или сколько себя помнила? Возможно, сначала она думала, что вот такой он, её отец. Просто он – фото. У других - живые отцы. А у неё портрет. Лишь потом осознала, что он не видит, не слышит её… Это просто фото. Но чувство, что он реален, часть этого мира - осталось. Ещё она похожа на него, капля! Будто смотрит в себя саму…
   Однажды проснулась в деревне в середине ночи. Потому что приснился отец. В первый раз в жизни приснился. Он гладил её по голове и говорил: «Вставай! Вставай…» Подушка была мокрой. Она плакала во сне? Распахнула маленькое окно. Рассохшиеся, древние рамы. Лёгкое дуновение донесло до неё влагу с реки и песню лягушек. Наверное, скоро утро. Оделась и вышла. Калитка грустно, прощально скрипнула.
   Она шла очень тихо, чтобы не спугнуть рассвет и лягушек. Близ реки увидела смутное движение. В сухой траве лежали двое. Поглощенные страстью, они ничего не замечали вокруг себя. Да и кто тут может ходить ночью?  Она узнала Сёмочку. Сплетённые тела хищно извивались, как что-то невероятное, неестественное. Приглушенные стоны напоминали рыдания зверя.
   Она бросилась бежать. Почему-то к реке, а не домой. Секунду думала, а потом прыгнула в воду. Сарафан обвился вокруг ног. Мелькнула мысль: и как это Сёмочка тем летом нырял в нём? Через минуту поняла, что тонет. Потому что не может двигать ногами. Крикнуть? Те двое рядом. Продолжала бороться молча. Много лет назад тут же, в деревне, отчим учил её плавать. «Представь, что у тебя свело от холода ноги. Большинство людей тонет. А что надо делать?» И словно услышала тот его голос: «Не паникуй. Греби руками. Легко на одних руках выплыть. Только не пугайся!» Светка уже захлёбывалась, когда вспомнила, что не надо суетиться. Руки её держали. Сделала несколько гребков. Назад? Нет, только не это! Через пару метров одной рукой сумела приподнять немного ткань сарафана. Потом бросила. Все равно его не снять.  Добралась до другого берега. Вылезла на крутой обрыв. Выпачкалась вся. Под ногтями грязь. Скинула сарафан, прополоскала его от ила и глины, отжала. Все её действия казались осмысленными. Но в голове не было ничего, кроме набатом бьющегося счастья, что она выжила. Адреналин факелом горел в крови. Серый свет. И все вокруг серое: трава, холмы, берёзы, небо, только вода чёрная. Через реку стоял серый Сёмочка и смотрел на неё, почти обнажённую, белую. Новый рассвет. Между двоими – река – как сама жизнь. Светка не спеша надела сарафан, повернулась и пошла прочь. До дома недалеко, по прямой двадцать минут хода.
   Очень удивилась, увидев зажжённые в их квартире окна. Почему так рано?
   Босая, грязная, с перепачканным лицом, она увидела отчима в кровати. Смотрела и не могла узнать… То есть она понимала, что это он… Но это был не он. Исхудавший до скелета, он едва дышал. Смотрел осмысленно и грустно. Улыбнулся ей ласково. «Доча…»
Мать метнула в неё взгляд. «Откуда такая?» «Плавала». «Как вода?» «Теплая».
      Подошла к нему. Он попросил пить. Принесла. Приподняться сам не мог. Мать помогла ему, держала его голову. Только сейчас Светка увидела, какой уставший, измотанный и несчастный у неё вид. Когда он пил, такой маленький, будто старый ребенок, острая жалость вонзилась в сердце. Это чувство было настолько сильным и внезапным, что его нельзя было сравнить ни с чем, что она испытывала в жизни до сих пор. Любовь к Сёмочке, портрет отца, ревность, разбитое сердце… Все это была шелуха. Вот разве что сейчас, в реке, когда она была на грани жизни и смерти… Если бы отчим не учил её плавать! Как же так… Он тих, как всегда, ласков. Вдруг жуткая судорога боли скрутила его в канат. Светка смотрела, а внутри у неё всё переворачивалось. Ужасные муки. За что?! Глаза у него вовсе не маленькие. Просто он улыбался всегда. Они красивые, как у братика. Когда немного отпустило, отчим улыбнулся смущённо и грустно, будто сказал: «Видишь… Вот так получилось… Я умираю». Светка смотрела в его мерцающие слабым светом глаза и понимала, что она ничего в жизни не видела до этого дня. Жила какими-то мечтаниями и пустотой. Почему же мама не позвала её?! Просто помочь. Спросила её на кухне. Та отвела глаза. Молчала. Но Светка будто услышала то, что мама не произнесла: «Ты ж никогда его не любила».
   Бросилась к нему, упала рядом с кроватью. Слабой рукой погладил её по голове. Как отец во сне. Сказал: «Доча… Ты прости меня, если что не так было. Прощай, доча…»
   Плакать сил не было. Горло схватил спазм. Она хотела сказать «папа, родной», но увидела, что его глаза застыли.
   Следующие дни она чувствовала себя, как во сне. Снова и снова прокручивала в уме эту ночь. Если бы отец не «разбудил» её, она так ничего в жизни и не поняла бы. Не простилась бы с папой, не увидела бы измену любимого и вообще не поняла бы цену жизни, любви и урока, захлебываясь в реке. Его портрет остался там, в деревне. Пусть. Всё в прошлом… Что она ему теперь скажет? «Видишь, отец, у меня папа умер…» Неужели отчим ждал только её, - проститься, копил силы, боролся со смертью? Он ушёл, погладив её. Почему же она всегда считала его чужим? Ещё она вспоминала всю свою жизнь, с детства. Всегда отчим был рядом. Помогал. Учил её плавать, кувыркаться, вырезать ножницами и ножом, свистеть в пальцы, делать воздушного змея и свистульку из акации. Она всегда только брала и брала, ничего не давая ему взамен. Ни капли любви. Тысяча деталей, обрывков дней роем крутились в её измученном сердце. Почему же ей так больно? Когда же он стал ей таким родным, отчим?