Муму и курочка Ряба

     И сказала барыня: «Несите с глаз долой», а у самой персты трясутся и в глазах молнии угрюмые. Не часто дворовые видели гнев такой, а по сему испугались не для вида. Самодурка редкая была, но отходчивая, скоро забывала распоряжения свои, но не теперь. И Герасим всё понял, по глазам понял. Страшны были глаза эти, словно и нечеловеческие. Отступил на шаг, как от удара, бежать кинулся. Напрасно кричали вслед ему, и барыня ногами топала практически зря.
     Накормил Герасим собачку свою в последний раз, накормил хорошо едой человеческой, да и понёс к речке, чтобы лишить жизни существо любимое, барыне-самодурке в угоду. А Муму, так щенка звали, на руках не сидит, хочется ей вырваться и для большого доброго Герасима удивительное что-нибудь сделать.
     На краю деревни доживали невесёлые жизни свои старик со старухой. И была у них курочка Ряба. Домишко ветхий от ветра шатался, и целым оставался оттого лишь, что стены его кривые, друг на друга глядя, отпустить не решались потолок перекошенный, и механики законы образом чудесным условиям равновесия не противоречили.
     Старик, опасаясь обрушения внезапного, часть дня большую на крылечке сидел, а подруга его недалёкая по хозяйству копошилась, иногда высовываясь, убедиться чтоб. Тогда жизни спутник говорил собеседнику невидимому: «Э-хе-хе», и на время переставал в облака смотреть. Во времена былые, спасался от мыслей печальных корзин плетением, но с годами глаза отказывались подробности видеть, а очки в моду не входили ещё. Зато далёкое замечал и даже мог пересчитать. Герасима узнал, как только тот на краю единственной длинной улицы появился. «Э-хе-хе»,- сказал старик, и Герасим остановился, чтобы поздороваться…
     Поздно ночью в каморку свою вернулся Герасим, навеселе был, а в больших руках его курица трепыхалась живая. Та самая Ряба, золотое яйцо которой смотреть приезжали издалека и отовсюду. Но барыня не продавала, сколько бы не сулили, сама лишь любовалась чудом этим. Ряба яиц не приносила уже, ни золотых, ни каких, и жила заслугами прежними на пенсии куриной. Старик, у барыни на псарне служил, в щенке слабом редкую породу собачью и друга увидел. Выпросил у Герасима зверёныша обречённого, чтобы себе присвоить. А Герасиму, значит, курица досталась, в хозяйстве совершенно бесполезная.
     Комнаты посреди уснул Герасим, на полу прямо, большую часть места свободного занял. Ряба на постели уселась, не догадываясь мозгом своими куриными, какие изменения претерпела жизнь её никчёмная.
     А потом показалось ей, что в рай она попала. Герасим осиротевший к другу привязался новому, и заботлив был так, что курица благодарная снова молодость почувствовала, и приносить стала крупные яйца диетические, в каждом из которых по два желтка оказывалось.
     Муму у стариков прижилась, в красивую и умную овчарку выросла. «Э-хе-хе», - вздыхал старик, своего питомца наблюдая, и глаза его, от долгой жизни выцветшие, загорались ненадолго.