Мультикультурализм и национальная политика. Ч. 3
3. Программы интеграции как инструмент национальной политики
К моменту восстановления независимости в Эстонии фактически сложилось двуязычие с определённым преимуществом по владению и использованию как второго у русского языка. Если большинство эстонцев к 1989 году в той или иной мере владело и понимало русский язык, то среди неэстонцев доля владеющих эстонским языком не достигала и трети. По переписи населения 1989 года, например, только 14 % русских указали, что свободно владеют эстонским языком, среди эстонцев аналогичный показатель по русскому языку составил 35 %. Оба языка как вторые понимало, конечно, значительно большее число жителей – они изучались во всех школах, вузах, профессиональных учебных заведениях.
Общество уже было в значительной мере «интегрировано» на основе общей экономической, социальной и правовой жизни, совместного проживания на одной территории, общих ценностей европейской культуры, опирающейся на древнегреческую философию, римское право и христианскую религию. Так было и в Первой Республике. У нас практически очень редко где говорят об общей экономической культуре и интеграции в то время, хотя она осуществлялась в разных формах во многих местах. Люди разной национальности работали в одних и тех же коллективах, разделяли их ценности, подчинялись единому экономическому и правовому порядку, управлению, дисциплине, получали образование и профподготовку по единым программам, многоязычные коллективы складывались не только на производстве, но и в сфере культуры, государственного управления, воспитание было нацелено на уважение к другим людям, к старшим, к женщинам, к другой культуре. Всё это тоже очень важные грани общекультурного поля. Люди сами находили и выбирали способы общения.
Можно сказать, что сплочение людей в обществе вокруг общих целей и ценностей начинается с их сплочения на предприятиях и в организациях, с объединения вокруг общего дела, в том числе – в свободное время. Его можно назвать интеграцией первого уровня. Автор, например, начал свою трудовую деятельность на заводе «Вольта» в бригаде слесарей-ремонтников из 6 человек, где был единственным русским, знающим только сотню-другую слов по-эстонски, остальные – эстонцы, в 1970-1975 годах был снова одним русским в фабричном оркестре, позднее работал преподавателем в Таллинском политехническом институте, в науке, где в коллективах также преобладали эстонцы. Общение со мной во всех случаях происходило в основном на русском, эстонский использовался реже, но возрастало по мере моего овладения им. Во всех случаях взаимоотношения были дружескими и оставались такими и после распада Советского Союза. Мы все работали на Эстонию, были «адаптированы, лояльны и идентифицировали» себя (сколько иностранных слов!) как жителей этой республики и Советского Союза. К этим заимствованным из иностранных языков понятием, их использованию для манипулирования в политике мы ещё вернёмся в дальнейшем.
Примечание: манипулирование (лат. manipulatio, фр. manipulation – горсть, движение рук) - ловкая проделка с целью отвлечения внимания, изменения пониманий или поведения людей скрытым, обманным путём. Нередко используется политиками, властями (через СМИ, социологические исследования и пр.) для формирования нужного общественного мнения, в том числе в национальной политике.
Оценки тех или иных событий, вытекающие из так называемых ценностей, связанные с тем, что кто-то был баптист или мусульманин, эстонец, русский или еврей, могли не совпадать, но они не выносились на передний край и не мешали совместной работе и жизни. Как учёный, могу только сказать, что был вполне «интегрирован», многим связан с Эстонией, хорошо понимал стремление её народа сохранить себя и свой язык и при необходимости подчеркивал это в своих выступлениях или просто беседах. К сожалению, об этой форме реальной интеграции наши политики и обществоведы сознательно или бессознательно не говорят. Политически невыгодно.
В социологии есть понимание того, что каждый человек принадлежит одновременно к разным социальным группам: к своей семье, трудовому коллективу, спортивной или дружеской команде, группе по интересам. В каждой из них есть и свои особые ценности, правила поведения, и мы им подчиняемся, разделяем, проявляем лояльность. Они могут не совпадать между собой в разных группах и даже серьёзно отличаться: на предприятии дисциплинированный и вежливый работник может вести себя иначе в семье или в быту. Но в целом они в большинстве случаев не мешают нам оставаться членами всех таких групп. Ничто не мешает строить национальную политику с таким пониманием.
Какие грани культурного пространства в те годы не стали общими и продолжали вызывать озабоченность в эстонском обществе? Повторим, это положение эстонского языка, оценки событий прошлого, возрастание численности неэстонского населения, причины депортаций (о них сегодня мало говорят, ударение делают на количество высланных, Сибири и невернувшихся оттуда) и некоторые другие. Кроме связанных с господствующей атеистической политикой коммунистической партии, каких-то ограничений для сохранения и развития эстонской культуры в более узком смысле (образование, литература, театр, кино, радио, телевидение, наука и т. д,, эстонский и русский языки были обязательными предметами во всех школах и вузах) практически не было. Негласно внутри общества сохранялись и поддерживались (в семьях, дружеских кампаниях, влиянием из-за рубежа) некоторые стереотипы прошлого. Их трудно разрушить, когда они имеют под собой определённые основания и поддержку. Здесь требуются усилия с двух сторон, поиск путей к достижению соглашений в таких областях.
С принятием в 1989 году Верховным Советом Эстонской ССР Закона ЭССР о языке эстонский язык (ещё во времена СССР!) снова объявлен государственным. Предлагавшаяся представителями русскоязычной общины в то время и позднее идея признания на официальном уровне сложившегося двуязычия (автор был в числе их) была отвергнута по названным выше причинам. Бесспорно, что законодательное установление статуса эстонского языка как государственного носило характер меры по защите языка коренного населения. Оно создало прочную основу для преимущественного сохранения и развития эстонского народа и его культуры, приобщения к нему иноязычных граждан. В 1995 году Рийгикогу (парламент) принял новый Закон о языке (переиздан в 2011 г.), который установил требования к владению и пользованию эстонским языком в разных сферах общественной жизни. Русский в соответствие с ним получил статус иностранного, «выведен за границы страны» (удачная форма для проведения политики его выдавливания): «языком национального меньшинства является иностранный язык, которым граждане Эстонии — представители национального меньшинства — исконно пользовались в Эстонии как родным языком» (ст. 2, п. 2). Тем не менее, законодательство предусматривало некоторые возможности для использования языков меньшинств в местах их компактного проживания (на практике русского языка) в официальных целях.
Укрепление позиций эстонского языка стало основным направлением национальной политики на всех этапах развития Эстонии в годы её второй независимости. Она не могла не осуществляться за счёт вытеснения русского языка и не только в государственной сфере. Уже в начале 90-х годов была затронула частично и бытовая сфера. Например, на транспорте были запрещены объявления на русском языке, частично возвращённые позднее, произошло переименовании улиц, предприятий и организаций, под предлогом «борьбы с коммунистическими символами» были разрушены или убраны памятники советской эпохи. То, что русское население проживало к тому времени на территории Эстонии, по отдельным оценкам, более 1000 лет, никого не волновало. Фактически в двуязычном обществе такой подход, без должной защиты на государственном уровне языков национальных меньшинств, в перспективе так или иначе должен вести к их языковой ассимиляции. Официально об этом не говорилось, критика правозащитников и международных организаций с Запада не воспринималась.
По последней переписи населения в стране проживало 211 национальностей, родным было названо 243 языка. По переписи 2000 г. в Эстонии жили лица 142 национальностей, в качестве родного было указано 109 языков. Эстония за годы независимости стала более многонациональной, на что существенное влияние оказало вступления в ЕС, поддержка принципа свободы передвижения рабочей силы. В 2021 г. 69,1% жителей Эстонии составляли эстонцы. Их доля была выше на 1,2 %, чем в 2000 году (67,9 %). При снижении общей численности эстонцев за эти годы доля лиц, для кого эстонский язык был родным, не сократилась, на нём как родном говорили 67 % и 17 % жителей с другим родным языком, или 84 % населения. По сравнению с 2000 г. их доля увеличилось почти на 4 %. В 2000 г, она составляла 80,4 %. Данные о численности национальных меньшинств в стране приведены ниже в таблице. Одновременно они говорят и об одном из результатов национальной политики в эти годы.
Национальные меньшинства Эстонии
по данным переписей населения 1989-2021 гг.
(численностью более 2500 чел.)
Национальность 1989 г. 2021 г.
чел. % чел. %
Эстония,
всего 1 565 662 100,0 1 331 824 100,0
Эстонцы 963 281 61,53 919 711 69,06
Русские 474 834 30,33 315 252 23,67
Украинцы 48 271 3,08 27 828 2,09
Белорусы 27 711 !,77 11 606 0,87
Финны 16 622 1,06 8543 0,64
Латыши 3 135 0,20 3827 0,29
Немцы 3 466 0,22 2701 0,20
Прочие ..... .... .... ....
Источник: Департамент статистики Эстонии
В национальной политике Третьей Эстонской Республики можно условно выделить 3 этапа:
1 этап – 1991-1999 гг., до рождения первой программы интеграции в 2000 году);
2 этап – 2000-2020 гг., до окончания действия третьей программы интеграции;
3 этап – 2021–2035 гг., до окончания четвёртой программы интеграции и стратегии развития Эстония 2035.
Все выделенные этапы прошли (3-й продолжает идти) под знаком укрепления позиций эстонского языка в жизни страны, преобладания в разной степени политических целей над экономическими, интеграция на новой основе преподносилась как некоторое всеобщее благо. Мы не будем останавливаться на подробных характеристиках каждого и ограничимся лишь приведением основных шагов государства в этой области. Немного подробнее остановимся на эстонской модели мультикультурного общества, представленной в программе «Интеграции эстонского общества 2000-2007», и на её содержании, отнесённых нами ко 2 этапу.
Началом 1 этапа (революционно-националистический) можно считать принятие в 1989 г. Верховным Советом Эстонской ССР Закона о языке, объявившим эстонский язык государственным. Им также положено начало образования органов контроля за исполнением языкового законодательства (комиссия по защите языка, департамент по вопросам языка - 1990 г., Языковая инспекция – 1998 г., департамент языка – 2020 г.). При восстановлении независимости страны (1991) такое его положение закреплено в Конституции (1992), законодательстве об образовании (1992), о национально-культурных обществах (1993), гражданстве (1995), в Законе о языке (1995). В 1995 году Эстония подписала Рамочную конвенцию Совета Европы о защите национальных меньшинств (вступила в силу в 1996 г.). В 1998 году Рийгикогу принял "Основы эстонской государственной политики в области культуры".
Примечание: В декабре 1992 г. в Кадриоргском дворце по инициативе первого президента новой Эстонии, писателя и общественного деятеля Леннарта Мери (занимал пост с октября 1992 по октябрь 2001 г.) был создан Институт прав человека. Одной из его главных задач стало проведение разъяснительной работы среди жителей некоренной национальности по правам, гарантированным им в республике, а также соответствующей работы на международной арене. Недостатки в ней используют антидемократические силы, стремящиеся представить страну в негативном свете. Русскоязычному населению мало что известно о реальной защите Институтом его прав, например, в области образования или обеспечения равного обращения. Более знакома его критика оценок международных экспертов о нарушении прав человека в Эстонии. В 1994 г. в республике был образован Центр информации по правам человека, реально выступающий уже более 30 лет в поддержку национальных меньшинств, прежде всего представителей русскоязычной общины.
Для начала этапа характерна «революционная» (ярко националистическая) попытка значительно изменить национальный состав страны путём вытеснения русскоязычного населения правовыми, экономическими и в какой-то мере психологическими методами, осуществление разделения русскоязычной общины по «национальным квартирам» - создание многочисленных культурных обществ национальных меньшинств. К 1999 году в Эстонии действовало более 120 таких обществ, в большинстве вошедших в четыре объединения национальных культурных обществ Эстонии: в Международное объединение национальных культур “Лира”, Объединение народов Эстонии, Союз славянских просветительных и благотворительных обществ, Круглый Стол Национально-Культурных Объединений Ида-Вирумаа.
Высшее образование в государственных (общественно-правовых) вузах было почти полностью переведено на эстонский язык, но государство не препятствовало созданию частных русскоязычных вузов. Общеобразовательные школы с русским языком обучения продолжали работать с усилением преподавания эстонского языка. Первоначальная задача перевести к 2000 году обучение в русских гимназиях на эстонский язык (1993) была перенесена с целью обеспечения его более плавного перехода на последующие годы. Принятие в ООН (сентябрь 1991 г.), начало подготовки к вступлению в ЕС, необходимость учёта принятых в них нормативных актов (договоров, конвенций, соглашений) по защите национальных меньшинств заставили не спешить с решением данных вопросов. Кроме того, росло осознание эстонской элитой себя как хозяина, умеющего рачительно распоряжаться своими ресурсами, в данном случае – человеческими, внимание к репутации страны в мире. Старение населения, снижение численности и низкая рождаемость также требовали внесения изменений в национальную политику. Так родилась идея программ интеграции, фактически – новой интеграции, реинтеграции.
Примечание: Известный эстонский социолог Ирис Петтай предлагает выделять две ступени (этапа) этого этапа: первый – 1991-1995 гг.: времена конфликтов и противостояния, политики «выталкивания» русскоязычного населения, второй – 1996-1999 гг.: время «шока от утраченных иллюзий» его быстрого вытеснения, уменьшения радикализма, осознания необходимости поиска путей к гражданскому миру.
Началом 2 этапа (научно-прагматический) можно считать принятие в 2000 году первой Государственной программы «Интеграции эстонского общества 2000-2007». Хотя общие цели её разработки остались прежними, интересен сам подход к содержанию программы. Она исходила из признания и так очевидной мультикультурности Эстонии как общества с наличием у проживающих в нём людей и национальных общин как общих связывающих черт, так и различий, связанных с языками и их культурой. Её основными целями провозглашалось сохранение в обществе такого многообразия и продолжение формирования эстонской модели «мультикультурного общества, которая характеризуется культурным плюрализмом, прочной общей составляющей и принципами сохранения и развития эстонского культурного пространства». Истоки такой модели были заложены уже в первой Конституции страны 1920 г. Связывающими общество общими составляющими, более простыми словами - нитями, в модели выступают знание эстонского языка, эстоноязычная среда, общее информационное пространство, общие гуманистические и демократические ценности и ценности, «которые основываются на знании истории Эстонии и наличии гражданства Эстонской Республики, а также на осознании мультикультурности эстонского общества» (какие конкретно ценности – в программе не уточнялось, прим. автора).
Процесс интеграции общества и её цели должны были охватывать три основные области: коммуникативно-языковую (воспроизводство единого информационного пространства и эстоноязычной среды общения в условиях многообразия культур и взаимной толерантности), политико-правовую (формирование лояльного эстонскому государству населения и уменьшение количества людей, не имеющих гражданства Эстонии), социально-экономическую (достижение большей конкурентоспособности и социальной мобильности в обществе независимо от национальности - на основе знания эстонского языка). Основной упор в программе делался на обеспечении коммуникативно-языковой интеграции общества на основе всеобщего знания эстонского языка и культуры. Государство должно было создавать для этого необходимые условия. Такой подход (сокращая области использования других языков) так или иначе означал движение в направлении постепенной ассимиляции национальных меньшинств. Для контроля за ходом интеграции была предусмотрена система мониторинга (англ. мonitoring – наблюдение, контроль).
Примечание: Интеграционные процессы в Эстонии изучаются с 2000 г., в 2023 г. проведён девятый мониторинг интеграции. В ходе его получают ответы на вопросы, связанные с языком, рынком труда, образованием, гражданством, использованием средств массовой информации, участием в общественной жизни, доверием к государственным институтам и др. В исследовании 2020 года впервые отдельно рассматривался вопрос адаптации репатриантов и новых иммигрантов. Результаты всех исследований показали, что независимо от национальности, большинство жителей Эстонии признает важность знания эстонского языка, постепенно улучшаются навыки его владения. К 2024 г. доля владеющих им в высокой и средней степени выросла среди русскоязычного населения до 50 %. В 1989 г. она составляла только 14 %.
Хотя в программе подчеркивалось, что интеграция должна быть двусторонним процессом (эстонцы и неэстонцы движутся навстречу друг другу, эстонцы постепенно переходят от позиции «неэстонцы как проблема» (чужие) к пониманию «неэстонцы как потенциал развития» (свои) и признания ценности мультикультурной Эстонии), в реальности она осталась движением с односторонним движением. Но официальное отношение к неэстонцам стало более терпимым. С 2005 года в стране стал ежегодно отмечаться День народов Эстонии, преследующий цели объединения и знакомства всех жителей страны с разнообразием культуры проживающих здесь разных народов. На этом этапе начался постепенный переход гимназического образования (2007) на эстонский язык с целью обеспечить в 2011 году всем поступающим обучение на эстонском языке как минимум в объеме 60 процентов. Законодательно в 2002 году попечительским советам гимназий дано право выбора второго языка обучения.
Примечание: В 2007/2008 учебном году в 15 русскоязычных гимназиях (71 %) преподавали на эстонском языке в среднем по два из обязательных для гимназической ступени предмета (на один предмет больше). В 2010/2011 учебном году в 19 гимназиях (95 %) преподавали в среднем на три предмета больше таких предметов.
Продолжением первой стала вторая программа интеграции, получившая название «Программа сплетения Эстонии 2008-2013». Иностранное слово «интеграция» в предыдущей программе было заменено на близкое по смыслу эстонское «l;imumis» (сплетение, объединение, сплочение). Общие цели её остались неизменными, подчеркнуто, что интеграция общества длительный процесс, конечной целью которого является мультикультурное общество с одинаково сильным чувством принадлежности к эстонскому государству, с разделяющим общие демократические ценности и общающимся в общественной сфере на эстонском языке постоянным населением. В программе нашло отражение вступление Эстонии в ЕС (2004), её обязательства выполнять вытекающие из этого нормативные акты в области соблюдения европейских ценностей, защиты прав национальных меньшинств, поддержки сохранения их культуры, недопущения дискриминации по этническому признаку (Закон о равном обращении 2009 г.), приняты новые целевые показатели по достижению знания эстонского языка выпускниками основной школы и гимназий.
На этом этапе приняты новые, более жесткие Закон об основной школе и гимназии, закрепившим право выбора языка обучения в гимназиях попечительским советам (2010), и Закон о языке (2011). В статье 1 Закона о языке 2011 г. чётко говорится: «Целью закона является развитие, сохранение и защита эстонского языка, а также обеспечение эстонскому языку позиции основного языка общения во всех сферах общественной жизни». На ускорение их принятия, можно полагать, оказали влияния события Бронзовой ночи, спровоцированные переносом из центра города памятника освободителям Таллина от немецких оккупантов в сентябре 1944 года (2007).
Завершение этапа логично связать с принятием третьей шестилетней программы сплочения (интеграции) эстонского общества "Сплачивающаяся Эстония 2020" (2014). Она стала продолжением двух предыдущих программ, разрабатывалась с учетом их результатов. Они показали медленное продвижение по основным целевым показателям интеграции: повышение уровня владения эстонским языком, использования эстонских средств массовой информации (примерно треть русскоязычного населения), снижение числа неграждан среди русскоязычного населения. Программой поставлены новые, более высокие показатели их достижения. Продолжился процесс поддерживаемого государством постепенного перевода школ и гимназий на эстонский язык обучения, но к 2020 году он не был завершен.
Одной из особенностей программы стало увеличение внимания к новым иммигрантам. Это объясняется ростом их числа, связанным со вступлением в ЕС, недостатком на рынке труда квалифицированной рабочей силы, необходимостью её привлечения из-за рубежа, а также изменением стереотипов работодателей по отношению к иностранным работникам. Активное противостояние Эстонии в 2015 году приёму беженцев со стран ближнего Востока и Африки было поддержано большинством населения, привело к его бОльщему сплочению – жители Эстонии выступили против их большого притока (можно сравнить – в 2022 г. приток беженцев с Украины не вызвал таких возражений, их было принято более 60 тысяч). В программе повторено, что интеграция является двусторонним процессом, для её осуществления важна активность и толерантность самих эстонцев (это не было достигнуто и к концу этапа) и намечены меры по большему привлечению к этому частного сектора.
Начало 3 этапа (его можно назвать этапом решающего наступления) связано с принятием программы развития «Сплочённая Эстония 2021-2030» („Sidusa Eesti arengukava 2021–2030“). Её главная цель – превратить за десятилетие Эстонию в более сплоченную и единую, чем она была до сих пор. Программа определяет главное направление этой работы - сосредоточиться на вопросах адаптации и интеграции всех неэстонцев, В отличие от 3-х предыдущих её составители отказываются от выделения таких отдельных программ и рассматривают её как составную часть стратегии развития «Эстония 2035» (2021), более широкий инструмент привлечения к этой области всего гражданского общества, некоммерческих организаций, простых людей и работодателей, как часть социальной политики государства, политики в области культуры, образования, языка, миграции, сельской жизни, безопасности. Как оптимистично отметила по итогам мониторинга 2023 года профессор Тартуского университета М. Лауристин, процесс интеграции в Эстонии вступает в новую фазу, фазу саморегулирования и начинает происходить сам по себе. Условия для того в стране созданы, обе общины относятся к ней положительно. Согласиться с таким видением или нет читатель сможет сам.
Общие цели программы повторяют изложенные в стратегии «Эстония 2035», отражают видение страны через 15 лет. Поэтому они во многом носят декларативный характер: наша общая цель: Эстония - связанное и сплочённое общество (Eesti on sidus ja kaasav ;hiskond), в котором все жители страны объединены и разделяют единое культурное пространство Эстонии, ценят эстонское государство и общую принадлежность к нему независимо от родного языка, культурного «фона» или места жительства, разделяют демократические ценности и имеют (kannavad - носят) общую эстонскую идентичность, чувствуют, что они ценимы и нужны, желают связать свою жизнь с Эстонией, активно участвуют в общественной жизни и помогают развитию государства. Внимательно изучение её позволяет сказать, что наряду с языком упор в национальной политике Эстонии переносится на формирование единой эстонской идентичности. В примечании ниже приведём для сравнения, как о будущем положении эстонского языка говорится в стратегии «Эстония 2035»:
Примечание: В Общей части стратегии «Эстония 2035» ставится задача обеспечение положения эстонского языка как основного языка информации, образования и работы. Такая же задача ставилась Законом о языке 2011 г.: обеспечение эстонскому языку позиции основного языка общения во всех сферах общественной жизни.
Исходя из неё, в основе программы развития «Сплочённая Эстония 2021-2030» продолжает лежать укрепление положения эстонского языка, связей неэстонцев с эстоноязычным культурным пространством, предусматривается активное изучение, расширение использования в разных регионах, возможностей не только для изучения языка в классе, но и для приобретения навыков его применения на практике. Судя по названию, к её окончанию процессы интеграции должны завершиться и перейти в обычное русло. В области развития образования и эстонского языка ставится цель перехода в течение следующих 15 лет преимущественно на эстоноязычное школьное образование и уменьшения основанных на языке различий в образовательной системе. С решением этой задачи связываются ожидания повышения эффективности политики сопричастности (адаптации) и сплочения. По Закону о переходе на эстонский язык обучения (2022 г., декабрь) эти сроки ужесточены.
Одними из целей программы остаются также:
• поддержка национальных обществ и культурных самоуправлений,
• поддержка совместной работы национальных обществ и культурных организаций с разным рабочим языком;
• поддержка ставки на вклад в интеграцию учреждений культуры и работы с молодёжью.
В ней отмечается, что Эстония становится всё многообразнее в культурном и языковом отношениях. Но, к сожалению, в ряде областей наблюдаются различия, основанные на языковом и территориальном разделении населения. Поэтому, в плане развития предусматриваются различные меры, которые будут способствовать тому, чтобы люди с различным языком и культурой носили эстонскую идентичность, активно участвовали в жизни общества и чувствовали принадлежность к нему. Одна из наиболее важных целей в сфере интеграции – это улучшение взаимопонимания между людьми разных национальностей, включая расширение контактов и развитие чувства общности. Учитывая результаты интеграции предыдущих лет, подчеркивается важность распространения разнообразной информации о жизни Эстонии и на русском языке, предусматриваются меры по поддержке её передачи по иноязычным (как русско-, так и англоязычным) каналам.
Усиление внимания к эстонской идентичности, внесение её в программу развития, определение целевых показателей в этой области заставили автора задуматься, а что такое эстонская идентичность, что это такое, в каком виде существует, как и можно ли достичь её одинаковости у всех жителей страны. Давайте попробуем разобраться вместе с вами.
Идентичность (лат. identicus – отождествление, одинаковость) - социально-психологическое чувство, представление о себе и о других c точки зрения соотнесения кого-то к каким-то общественным группам или типам людей. Мы отвечаем на вопросы: Кто я? Кто мы? Кто он? Кто они? Первое и очень важное. Поскольку человек обычно связан, может находиться в нескольких таких группах, различают несколько видов идентичности: социальную, экономическую, профессиональную, политическую, территориальную, национальную, расовую и, что сегодня модно в «передовых» странах, половую. Признаков для классификации её видов может быть много. Например, с кем мы отождествляем, представляем себя в семье (я муж, жена, отец, мать), на предприятии, в трудовом коллективе (я вольтовец, маратовец, балтиец и пр.), в спортивном обществе, клубе (я калевиц, динамовец, спартаковец), в месте проживания (я копельский, мустамяевиц), в стране (эстонец, русский эстонец), в политике, партии (я центрист, социалист, демократ) и т. д. Каждый из вас может привести и другие такие отождествления, научные и ненаучные, серьёзные и шутливые (я белочка, мышка, он слон).
Идентификация может быть внутренняя (самоидентификация) и внешняя, рассматриваться на разных уровнях общества, быть временной и более постоянной. Как любые другие наши чувства, ощущения, понимания. Они у всех нас всегда есть. По отношению к стране мы все эстонцы, к Таллину – таллинцы. Можем и уточнить, добавив национальный признак – русский эстонец, русскоговорящий таллинец. К сожалению, в рассматриваемой программе развития нас, русскоязычных, по-прежнему представляют, будто мы не такие. Это второе, тоже важное для понимания и оценки целей будущего сплочения, интеграции. За рубежом нас по паспорту, гражданству и так, независимо от знания языка, считают эстонцами, как американцев – американцами, россиян – русскими. И ни у кого из нас не возникает огорчений или споров из-за этого. Мы уже вот такие сегодня, с общей эстонской идентичностью, с общими стремлениями к улучшению положения страны, ценим эстонское государство и свою принадлежность к нему, уважаем, знаем или понимаем эстонский язык, но имеем и свое мнение по отдельным вопросам, не всё разделяем в политике и оценках властей. Но ведь такие особые мнения есть и у самих эстонцев, у разных партий. Разве им всем тоже надо, например, во всём аплодировать правительству? Можно лишь жалеть, что у многих эстонских политиков такого понимания нет.
О какой общей идентичности мечтают политики и разработчики программ развития, если в стране давно есть общая страновая и не только идентичность? Что они хотят видеть в этой области? Ответ в общем очень понятен – хотят изменения менталитета русскоязычного населения, взглядов на некоторые исторические события прошлого, советский период, постоянного одобрения им политики правительства, «политического выбора эстонского государства». А то, что последнее может меняться, быть разным у тех же эстонских партий, уже никого не волнует. Так же как и то, что такое видение противоречит нашей Конституции, гарантирующей свободу совести, вероисповедания и мысли (ст. 40), и принятым международным актам.
Примечание: Менталитет (от лат. «mens» – ум, разум, «mentis» - душа, дух, образ мышления, совокупность ценностных ориентаций и установок, присущих человеку или социальной группе) в переводе буквально означает дух, душу или умонастроение человека, влияющее на направления его поведения, отношения к окружающему миру и к самому себе. Он определяется принятой совокупностью представлений о ценностях, важности для него как индивида или члена группы чего-либо, соответствующего их потребностям. Убеждения, нрав, настрой, идентичность, «система ценностей», стереотипы, мораль - это тоже о менталитете, но другими словами. Исследовать, «залезть в душу» даже одного человека, тем более – народа, не так просто. Тем более – изменить его в короткие сроки.
В свете сказанного на иные мысли наводит поспешность к переходу на эстонский язык обучения в последовавшие после её принятия годы. К его ускорению, несомненно, подтолкнули события на Украине, начало прямого участия России в гражданской войне на стороне русскоязычных республик Донбасса, провозгласивших в 2014 году независимость. По Закону о переходе на эстонский язык обучения (принят в декабре 2022 г., назван переломным годом для образования на русском языке) с осени 2024 года все русскоязычные школы и гимназии должны обеспечить постепенный полный переход на него в принудительном порядке: в основной школе в течение 2024/2030, в гимназиях - 2030/2031 учебных годов. Государство выделяет на эти цели дополнительные финансовые средства, в том числе на повышение знаний госязыка преподавателями (с уровня В2 до С1). Требования к знанию эстонского языка для руководителей учебных заведений увеличены до высшего уровня, т. е. фактически до свободного владения им. Преподаватели должны освоить этот уровень к 2030 году. В частных школах обучение на русском языке может продолжаться и после 2024 года.
Критики такого поспешного перехода обращают внимание на его неподготовленность, на нехватку знающих язык преподавателей, особенно на Северо-Востоке, в том числе преподавателей эстонского языка. По статистике в 2022 году в русскоязычных школах учителей эстонского, у которых эстонский – родной, было только 32 % и всего 46 % учителей эстонского сами учились на эстонском языке. Это – о возможном уровне его преподавания. В 2024 г. в русскоязычных образовательных учреждениях для обеспечения перехода на эстонский язык не хватало более 500 преподавателей должной квалификации. Эксперты Управлении верховного комиссара ООН по правам человека назвали решение властей Эстонии перевести образовательную систему страны на государственный язык, ограничение ведения занятий на русском языке нарушением международного права. Русский язык продолжает медленно вытесняться. Приведённое ниже примечание раскрывает дополнительно доводы за и против принятия данного Закона.
Известный в Эстонии журналист и политик, депутат Европарламента Яна Тоом в интервью Радио Куку в 2022 году назвала такие планы правительства «ненаучной фантастикой ... Если мы на каждую русскую школу повесим табличку «эстонская школа», ... русские продолжат учиться в своих русских школах, эстонцы к ним не придут... у нас продолжится так называемая сегрегация». Добавим к тому, что и общение учеников вне уроков продолжится в основном на родном языке и между ними. Ряд эстонских политиков в это же время откровенно сказали, что они своих детей в школу с русскими не хотели бы пускать.
Точку зрения правительства после принятия Закона открыто высказал бывший министр образования и науки Тынис Лукас: «Переход всех эстонских школ и детских садов на эстонский язык - это основная цель нынешней правительственной коалиции,. Мы хотим, чтобы все дети в Эстонии, независимо от их родного языка, имели возможность получить качественное образование на эстонском языке. Это обеспечит нам эстоноязычное общество, а значит и единое информационное пространство, необходимость которого очевидна, если понимать и противостоять империалистическим интересам России". Выводы по приведённому читатель вправе сделать сам.
Остаётся добавить, активная поддержка правительством Эстонии выгодного Западу киевского режима, перенос в определённой мере нескрываемой русофобии на русскоязычное население (закрытие российских телеканалов, продолжение борьбы с «коммунистическим» наследием, советскими ценностями, традициями, например, празднованием Дня Победы, с «неправильным» пониманием войны на Украине, с православной церковью Московского патриархата и пр.), запугивание населения мнимой угрозой со стороны Путина (мы – следующие!?!) частично временно разрушили то, что формировалось десятилетиями совместной жизни, внесли новую трещину в обществе. В народе и отдельных СМИ это назвали желанием правительства и политиков прежде всего «отыграться» за поведение России на местных русских. Но в целом серьёзного раскола в обществе не произошло: у нас по-прежнему существуют тесные контакты между людьми разных национальностей, мы можем достаточно спокойно обсуждать происходящее в мире. Приведённое может служить одним из показателей реального проведения политики мультикультурализма, расхождения между декларациями, законами и действительностью.
Исследование хода интеграции (мониторинг интеграции) в 2024 году подтвердило ожидаемые положительные результаты осуществления программ 2000-2020 гг. Мы отметим лишь главное с точки зрения оценки результатов применения эстонской модели мультикультурного общества:
1. Знание и применение русскоязычными жителями эстонского языка значительно возросли, что показали и материалы переписи населения 2021 года. Все больше людей повседневно общаются на эстонском. Значительно сократилось число тех, кто вообще не знает государственного языка. Если раньше каждый пятый житель Эстонии другой национальности не говорил ни слова на госязыке, то сейчас их всего 4%. Русский язык продолжает медленно вытесняться, возросла толерантность в обществе
2. На рынке труда перспективы у жителей других национальностей остаются хуже, чем у тех, для кого эстонский родной. Работа неэстонцев в основном связана с обрабатывающей промышленностью. Здесь мы сталкиваемся и с так называемым явлением «стеклянного потолка», когда при выборе кандидатов на работу предпочтение при равных условиях отдаётся лицам своей национальности.
3. Большинство эстонцев всё ещё считает, что процесс интеграции их не касается, и интегрироваться в эстонское общество - дело исключительно неэстонцев. Часто под интеграцией понимают едва ли не полную ассимиляцию, вплоть до отказа от родного языка, культуры и этнических корней. когда «только имя русское, а так полностью эстонец». Таких по результатам исследования оказалось 18 %, но остаётся и значительная группа (28 %) пассивных сопротивленцев, у них «синдром отчужденных от общества», сильный интерес к советскому наследию, к потреблению российских СМИ и фильмов. Необходимо отказаться от подхода «мы интегрируем неэстонцев», сменить его на «мы все интегрируемся в единое общество» (это неоднократно подчеркивалось и в предыдущих программах интеграции).
4. При оценке успешности интегрированности неэстонцев в эстонское общество недостаточно учёта только формальных показателей (гражданство, уровень владения языком, использование местных СМИ). Знание языка, истории и гражданство Эстонии (добавим - как и общение) не означают рождения «проэстонского (какое оно?) мышления» или ощущения чувства родины (?).
5. Как эстонцам, так и представителям других национальностей не следует возлагать очень большие надежды только на переход на эстонский язык обучения. Эстонцы (89 %) уверены, что переход на эстонский язык обучения изменит восприятие Эстонии, её истории и самоопределение (идентичность) людей. Самое главное здесь – «эмоциональная связь с Эстонией, доверие в отношениях с эстонцами, участие в жизни эстонского общества и в эстонском культурном пространстве, отношение к институтам и к политическому выбору (?!?) эстонского государства».
Автору хотелось бы добавить к тому: самое главное в этом вопросе – как чувствует себя русский эстонец в Эстонии, какое отношение к нему, его культуре и ценностям, передаваемым из поколения в поколение, от деда, отца – к внуку, сыну. В изменении их, развитии понимания того, что это наши русские, автор видел и продолжает видеть залог сплочённости общества и успешности развития страны.
Вместо заключения: что может повлиять на выбор модели и результаты политики мультикультурализма?
На день сегодняшний можно сказать, в независимой Эстонии идея мультикультурализма не провалилась. Она воплощена в жизнь, и эстонское общество продолжает жить. Её модель (понимание, цели и методы достижения) имеет свои отличия, вытекающие из исторических особенностей формирования государства. Модель управления и основанное на ней законодательство исходят из признания исторически сложившегося многокультурного характера эстонского общества и, как главное, из необходимости сохранения жизнеспособности эстонского народа, языка и обеспечения его доминирующей роли во всех сферах общественной жизни, в образовании, информационном поле, на работе. Политика в этой области ведётся целенаправленно и в какой-то мере планомерно, отличается гибкостью, политической целесообразностью.
Одним из примеров её может служить объявление министерством культуры 2024 года Годом культурного многообразия, или Годом богатства культур. Его цели - добиться укрепления у жителей Эстонии большего осознания ценности своей страны как традиционно культурно многообразного общества, расширить взаимное общение и контакты между общинами и национальными меньшинствами, помочь глубже узнать их традиции и культурные события. Не трудно заметить явное противоречие между этими двумя направлениями: обеспечение главенства одного языка и культуры означает постепенное вытеснение другого. В данном случае – русского.
При снижении доли неэстонцев в местах их компактного проживания менее 50 % употребление русского языка в общественном пространстве, в быту может быть принудительно сокращено. Такая высокая планка заложена в нашем законодательстве и, судя по политике, действиям и заявлениям ряда представителей правящих партий в последнее время, направленных против употребления русского языка в быту, образовании и т. д., это не сложно предвидеть.
Большая русскоязычная община многими политиками по-прежнему фактически рассматривается как угроза безопасности, как «пятая колонна», угроза существованию эстонской нации, особенно в местах её компактного проживания. И этот миф продолжает поддерживаться. Разыгрывание «русской карты» остаётся удобным средством привлечения голосов избирателей. В обществе не преодолено до конца недоверие, отношение к местным русским в целом как к «ненашим». Декларации равенства прав и поддержки культурного многообразия нередко рассчитаны на внешнее потребление. Закрытие ряда русскоязычных информационных каналов, высказывания типа «русский язык – язык врага», сокращение его изучения в эстонских школах, поспешный полный перевод русских школ на эстонский язык обучения свидетельствуют об обратном. Критика международных правозащитных организаций в этой области не воспринимается. За раздувание представителями коренной нации с этой стороны межэтнической розни к ответственности никого не привлекают. Борьба со стереотипами прошлого носит однобокий характер, русским предлагают «думать как эстонцы», не уточняя как какие эстонцы. Ведь и они думают по-разному. Всё это можно назвать видимыми противоречиями эстонской модели мультикультурности.
Намеченное движение в сторону более монокультурного общества показало, что это длительный процесс, который займёт ещё не одно поколение, особенно когда речь идёт о большой массе людей. Его опасаться не стоит. Русскоязычная община в подавляющем большинстве настроена лояльно в нормальном понимании этого слова (фр., анг. loyal – верный, благожелательный, уважительно относящийся) по отношению к эстонскому государству, с уважением относится и разделяет подавляющее большинство его ценностей, желает, чтобы такое уважение проявлялось и к его ценностям, особенно касающихся оценок острых вопросов истории взаимоотношений двух народов. Они не мешают шагать вместе.
В русскоязычной общине развито понимание того, что малым народам сложно выживать в современном мире. Идеал - быть полностью самостоятельными, но он недостижим. Современный мир тесно переплетён и взаимосвязан политически, экономически, ресурсно, технологически. Для поддержания высокого уровня жизни не обойтись без нормальных взаимоотношений, торговли, обмена с другими. Из чувства самосохранения и безопасности малые народы ищут и выбирают, «к кому лучше прислониться» в тот или иной промежуток истории и какой ценой. И, наоборот, те, к кому можно присоединиться, тоже думают о том, кого и как присоединить. Из тех же чувств самосохранения и безопасности, сохранения своего положения в мире. Переход Эстонии из одного союза в другой служит одним из подтверждений сказанного (цели, методы и особенности пропагандистского прикрытия их осуществления автор не рассматривает).
Стоит ли опасаться сохранения и развития разнообразия культур при формировании национальной политики и возможна ли его успешная модель, совместное проживание в одной стране нескольких народов на демократической основе? На последнее можно ответить: да, есть и могут быть такие разные действующие модели. В том числе на основе одного или двух общих языков общения, общей или разделённой по этническому признаку территории. Ответ давно дан историей, вопрос в понимании истории человечества, разнообразия культур многоэтнического общества, своего места в мире, в политике и отношении к новым или старым мигрантам, к иноязычным, испокон живущим рядом. Опасности таятся здесь не в сохранении культуры отдельных национальных общин, а в возможном сознательном использовании политиками её особенностей для разжигания межнациональной вражды, достижения своих целей. Этим часто пользуются зарубежные «доброжелатели-спасатели», умеющие привлекать разными способами проводников своих интересов среди влиятельных лиц в стране, оказания влияния на национальную политику.
Что может повлиять на выбор модели и результаты политики мультикультурализма:
1. История и условия формирования многокультурного государства.
2. Господствующие в обществе и в мире взгляды на человека на Земле и взаимоотношения разных людей и народов (кто я, кто мы, кто они).
3. Геополитическое, экономическое (географическое и международное) положение страны.
4. Международные договора и соглашения, касающиеся прав человека, положения национальных меньшиств.
5. Одобрение обществом политики и модели мультикультурализма, толерантности (терпимости), доверия, взаимного уважения этнических ценностей большинства и меньшинства.
6. Размеры национальных общин и их соотношение, причины их включения в одно государство.
7. Существование других государств, представляющих ту или иную национальную общину данного государства, их геополитическое и экономическое положение, политика.
8. Правовое положение нацменьшинства, степень его равноправия и ответственности в различных областях жизнедеятельности общества.
9. Обеспечение одинаковых «правил игры», равного доступа и участия различных этнических групп в создании общественного богатства и в управлении обществом, что является одной из самых существенных предпосылок для сплоченности и взаимного доверия.
10. Обеспечение погашения негативных исторических стереотипов, восприятия других народов.
11. Формы и ресурсы для поддержки национальных меньшинств, их полного включения в жизнь страны.
Автор был бы рад получить от читателей свои дополнения и оценки предложенного перечня.
Свидетельство о публикации №224062600921