Он отключил телефон

 Был в его голове какой-то неизлечимый пунктик. Он был хронически влюблен в девочек, девушек, женщин (в течение жизни последовательно, в соответствии с возрастом) по имени Наташа. А если вдруг ему встречалась красивая девушка с каким-то другим именем,но в которую сходу хотелось влюбиться,  он и её тоже называл также, как всех своих многочисленных Наташ - Натуся.

 Девушки почему-то не спорили, отстаивая своё родное имя, а принимали новую кличку как должное, как ласковый эпитет. Типа, Натуся - это "зайка моя", "лапонька", "рыбонька" или ещё что-то подобное.

 Сколько было этих Натусь в его жизни, он уже не мог вспомнить. Тем более, что и внешность у них была одинаковая - невысокая пухленькая блондинка с голубыми глазками.

 И стоило ему встретиться взглядом где-то в толчее метро с такой девушкой, он неизменно пробивался к ней сквозь недовольство остальных пассажиров. И сразу обращался к ней с неизменной фразой: "Натуся, я сейчас безумно опаздываю. Но вечером, в семь сорок, я буду ждать тебя у выхода (тут бывали варианты в названиях станций метро) с букетом и билетами в кино. Не подведи!" Ошеломленная девушка хлопала густо накрашенными ресницами, а он стремительно исчезал на ближайшей остановке с тем, чтобы реально вечером в семь сорок стоять с букетом и билетами в кино на означенном месте. И этот трюк неизменно срабатывал (пустых выхлопов он не припоминал), девушка появлялась всегда почти без опозданий, ровно в семь сорок (ну, или почти).

 Почему семь сорок? Он был еврей. Ему нравилась эта шутка. Ему нравился этот танец. К тому же, если девушка приходила вовремя, они успевали пойти на восьмичасовой сеанс в ближайшем кинотеатре. А если девушка улавливала шутку про семь сорок, то он продлевал знакомство с ней.

 Несколько раз в его жизни случалось, что очередная Натуся появлялась с извинениями и с подругой. Однажды "Натуся" появилась с мужем. И ему пришлось извиняться. А пару раз "натуся" приводила такую подругу, что сердце его замирало в груди и он к концу совместно проведенного вечера звал "натусей" уже подругу и, проводив до дома ту, кому назначил свидание, шел провожать новую "натусю" и целовался с ней на тёмных аллеях до самозабвения.

 Все эти романы были быстротечны, как и сама его жизнь. Несколько свиданий, иногда поездка на несколько дней к морю, если начало знакомства выпало на лето, иногда свидания оканчивались постельными сценами, иногда слезами горестного расставания и никогда походом в загс. Он берег свободу. И свою. И "натуси".

 Под давлением родителей он расстался со своей свободой, женившись в тридцать лет на соседке своей тетки по матери. Жена его носила имя Алла и "натусей" звать её не получалось, зато она тоже была еврейка. Это было приятно всем родственникам.  Через год она родила дочь, которую он радостно назвал Наталья по документам, а дома он столь же радостно стал звать её Натуся. И все были счастливы.

 Счастливы или делали вид, что счастливы вместе. Полная от природы Алла скоро стала просто толстой, с облупленным маникюром и волосатыми ногами, которые она упорно не хотела брить, может быть потому, что живот не позволял ей этого подвига. Свои длинные густые вьющиеся волосы она теперь любила распускать и встряхивать, захватывая обеими руками одновременно у висков и поднимая их вверх, чтобы они, как ей казалось, роскошным каскадом падали ей на спину и плечи. Каскад был красивый. Но его этот каскад жутко раздражал. Потому что проделывала это Алла каждое утро и каждый вечер. Неизменно перед тем, как сесть за стол завтракать или ужинать. И в результате каждый раз он находил в своей тарелке её волосы. Сначала он брезгливо вытаскивал эти волосы из любимого форшмака и нелюбимой яичницы. Потом перестал питаться дома.

 Он торопливо чмокал Аллу и дочь утром у входной двери с неизменными словами: "Извини,  зашиваюсь. Завтракайте без меня. Натуся, я тебя обожаю. Пока-пока" и торопливо сбегал по лестнице, не дожидаясь лифта. До работы заезжал к матери, плотно завтракал, попутно рассказывая ей, что не стал завтракать дома только потому, что хотел повидать мать. Ужинал он с удовольствием в ресторанчике рядом со своим рабочим офисом и только после этого возвращался домой. Дома говорил жене о своей смертельной усталости и о том, что эти вынужденные переработки по вечерам доканывают его: "Сил нет даже на ужин, прости, любимая. Натуся, поцелуй папу. Я спать". И со спокойной совестью честного человека, выполняющего свой долг, засыпал в кровати, повернувшись спиной к ложившейся рядом супруге.

 Их брак длился уже шестнадцать лет. Глядя на себя в зеркало по утрам, он видел седые виски, потухшие глаза с мешками под нижними веками, дряблые щёки, и настроение у него портилось. Дочь уже несколько лет как перестала выскакивать в коридор, когда он уходил и когда возвращался. Он кричал ей в закрытую дверь комнаты: "Натуся, дочь, пока-пока, я люблю тебя!" и "Натуся, дочь, я пришел! Привет-привет!" Она, не открывая дверь своей комнаты, отвечала: "Привет!" или "Пока!" Тем и ограничивалось их общение.

 Иногда в этой повседневности вспыхивали новые краткосрочные романы с очередной "натусей". Но не часто и не более, чем на один вечер. Жена его чётко контролировала семейный бюджет, а левые подработки возникали очень редко. Деньги на ужин в ресторане  у него были благодаря матери, которая каждое утро, поправляя на его шее галстук, шептала ему на ухо, что положила ему в карман пару тысяч на личные нужды, только так, чтобы отец не догадался. Это было и приятно и мучительно одновременно.

 Отдушина появлялась во время командировок, но командировки бывали не чаще одного раза в два-три года. Алла, возможно, догадывалась о его похождениях в таких поездках, но никогда не предъявляла ему претензий. Даже если находила в его кармане початую пачку забытых оплошно презервативов. Возможно, она думала, что он купил их для интима, практически не существовавшего, с ней. Эти пачки она после стирки брюк возвращала в карман без упоминания о их существовании.

 Он не знал, о чем она догадывается. И его не интересовали её догадки. Самому ему в голову никогда не закрадывалась мысль о том, что она ему может изменить. Между тем, она изменяла ему. Много лет. С одним и тем же любовником, её бывшим однокурсником, а ныне вполне успешным бизнесменом, который утешал её рыхлое тело в память о своей юношеской любви. У него были и другие любовницы. Алла хранила верность двум своим мужчинам, заботясь о своём здоровье.

 Однажды на своём офисном компе он случайно попал на сайт знакомств. Особо спешной работы у него в тот момент не было и он стал лениво просматривать файлы с красотками в бикини, кружевах и без. У девушек на картинках были дивные экзотические имена. Они свободно и весело рассказывали о своих желаниях. И он забыл, что лет ему уже скоро пятьдесят. Он снова помолодел, как в студенческие беззаботные и безалаберные годы. Одной из девушек он даже назначил свидание. В письменной форме. Она не указала свой телефонный номер и он догадался, что она замужем. Она так живо напомнила ему всех его "натусь" своей милой улыбкой на розовом личике с ямочками на круглых щечках! И было не важно, что зовут эту девушку Марианна.

 В предвкушении её согласия на свидание он стал листать файлы дальше и замер от сказочного предчувствия. Он еще не успел увидеть фотографию очередной девушки, как в сердце кольнуло её имя - Натуся.

 Он перевел взгляд на фото. Невысокая пухленькая брюнетка в ажурном белье задорно подмигивала, прищурив правый глаз. Густые черные ресницы веером легли на круглую щёчку. Яркие губы приоткрыли белоснежный ряд идеальных зубов. Это была девушка его мечты! Да! не блондинка, как все те, прежние, "натуси", а именно эта юная лукавая брюнетка с его любимым именем!

 Он лихорадочно набрал номер, указанный на сайте. Звонок долго не срабатывал, но он набрался терпения и упорно ждал её ответа, просматривая тем временем портфолио девушки. Фотографий было много. Натуся явно любила селфи и густой макияж. На каждой из фотографий было новое лицо, неизменно красивое и неизменно в толстом слое краски. Но даже вся эта штукатурка не портила общего впечатления юности, свежести и красоты.

  Гудки в трубке продолжались, и  он продолжал просматривать фото. Одно из них его насторожило. Он вгляделся... "Нет, ну такого не бывает!" - подумал он, - "ну, надо же, как похож интерьер". Присмотрелся внимательнее и понял, что видит интерьер своей квартиры. Натуся вполоборота позировала полностью обнаженная около распахнутого настежь окна в гостиной около любимого цветка Аллы - цветущей шлюмбергии. Она обнимала их пушистого рыжего кота, не удостоенного имени, а за окном был виден корпус Делового Центра. Сомнений не оставалось. Эта дивная брюнетка - его родная дочь...

 И тут в трубке раздался её голос: "Алло, да, пап, ты что-то хотел? Извини, я тут занята была... Так чего ты звонишь? Случилось что? Бабушка умерла, что ли? Чего ты молчишь? Ты что, плачешь там, что ли?"

 И он положил телефон.