В Москву за славой

Главы из романа "Совесть человечества"

  Окончив вокальное отделение киевского эстрадно-циркового училища, Мила  решила   ехать  в  Москву,  попытать  счастье  на  эстрадном олимпе России.  А  дома  ее  ждала  мать. Они  не виделись целых  полгода, но  лучше попробовать покорить столицу  сразу, решила Мила,  как знать,  удастся ли  потом  вырваться   из  родного дома, сбежать  от друзей.
   На Киевском  вокзале  Милу встречала бабушка Пелагея, которую   по указанию Эльвиры  привез  на лупатом  «Мерседесе» молодой водитель Василий, бывший десантник. По дороге Пелагея  прожужжала ему  все уши о том,  какая у нее двоюродная внучка  красавица.
   Поезд еще не остановился,  а  неугомонная старушка  бегала по перрону    и,   как только  увидела внучку  в   окошке,   кинулась  с  завидной   для  ее  возраста  прытью  к  подножке  вагона.
- Вася, я  же говорила, она  просто  красавица, погляди! –  воскликнула Пелагея  и  бросилась обнимать внучку.  Она   долго не выпускала ее  из  своих хрупких  объятий. Всхлипывала, роняя слезинки на грудь девушке.
- Подхватив чемодан Милы, Василий  решил подразнить старушку:
- Никакая  она не  красавица, Пелагея Марковна
- А ты разуй глаза! - возмутилась старушка.
- Все равно  не красавица. Она  – богиня!
- То-то же…
-    Выезжая с привокзальной площади Василий поинтересовался
- -  Вы  случаем  не замужем?
- -Нет
- А жених у вас имеется?
- Об  энтом  потом, потом, -  хлопнула  по плечу водителя Пелагея, -  разберемси.

           Над  Москвой  только  прошел дождь, приветливо  выглядывало   солнышко. По просьбе Пелагеи, они  кружились в  центре, чтобы Мила, могла полюбоваться  красотой  города.   Даже после  красавца  Киева,  российская столица  произвела  на нее потрясающее впечатление.  Все с  размахом,  все  поражало воображение. Сколько  новых современных  зданий  взметнулось  в  небо.  Вдоль  дорог - рекламные  щиты  крупнейших  компаний мира, современные дорожные развязки, развлекательные и торговые центры, рестораны, казино.  И  транспортные  пробки в  центре.  Город  развивается семимильными шагами,  и на его широких улицах  уже становится тесно  и людям,  и  машинам .
       Проезжая мимо Храма Христа Спасителя Пелагея закрестилась.
     - Глянь, кака  лепота,  внучка. Слава те  Господи! И  господину Лужкову!  Дай  Бог яму здоровья  и  яго деткам.
-  Да,  бабушка, да, - соглашалась Мила, нежнее обнимая старушку.
     -  Вот  если  б он  еще с чиновничьей мафией   разобрался,  - встрял Василий, - ему  вообще б  цены не было.
   - Мафия непобедима, - произнесла  Пелагея Марковна слова, услышанные однажды от Дмитрия.

       Просторный  холл  «Мальвины»  сверкал  мраморной отделкой.  Консьерж в ливрее, двое молодых охранников  наперебой поздравляли Пелагею с приездом внучки. Все, кто попадался им навстречу из обслуживающего персонала, улыбались и понимающе кивали. У дверей ее кабинета, в котором  она принимала клиентов  их встречала  Эльвира.  Увидев Милу, она невольно   всплеснула руками от изумления: «Да она  и в самом деле у вас красавица!»
 «Мы всюду  ищем обольстительных нимф  для  вип-персон,  а тут  внучка какой-то  бабки из  Сибири –  прямо мисс  Вселенная», - подумала Эльвира.  Она  пожирала  девушку   глазами,   приглашая ее вечером заглянуть в зал  аэробики, а после  попариться в сауне. Ненасытная, страстная   женолюбка,   она залюбовалась  сексапильной  привлекательностью Милы   и  многое отдала бы, чтобы заманить ее  в свою постель, по крайне мере попытаться.  Она собиралась пройти с ними в кабинет Пелагеи и там продолжить  разговор,  но  гипнотический  взгляд  Милы  подействовал  на нее  как легкий  дурман,  и   она неожиданно сбилась с мысли,  вспомнила, что у нее  много дел, и  ушла,  пообещав заглянуть вечерком.

   Мила была  поражена,  с  каким  уважением  и  вниманием   относятся  к ее  бабушке, в сущности, малограмотной, простой женщине, в этом роскошном заведении  в  центре   Москвы.  Но дело было не только в том, что  Пелагее Марковне  покровительствовал  Дмитрий Зарецкий, а его бывшая жена  Вера Павловна была ее главной заступницей. Ясновидящую Пелагею  любили за  доброе отзывчивое сердце и  бесценный дар.  Она никому не отказывала в помощи, никогда не отворачивалась от чужой беды и нисколечко не зазнавалась. Мила и предположить не могла, что  на прием к предсказательнице  Пелагее записываются за неделю вперед. Каждый  день десятки людей,  в  основном  вип-персоны,  выстраиваются в очередь  к сибирской  ясновидящей  Пелагее,  чтобы узнать свою судьбу.  Такая слава пошла о  ней   по  Москве. Подумать только:  необразованная старушка из сибирской глухомани, которая и расписаться –то  не могла как следует,   приносила  солидной  фирме  приличный  доход.  Но  и платили ей сполна.  На себя  Пелагея почти  не тратилась,  поскольку жила на всем готовом.  За то каждый месяц регулярно отправляла свои кровно заработанные  по трем адресам самым дорогим людям:  племяше, которого Вера Павловна спасла от тюрьмы,  Милочке в  Киев,  пока  она училась,  и  Милочкиной  матери,  Анне  Николаевне,  которая  после гибели  мужа  жила на маленькую  зарплату  учителя.
  У  Пелагеи   в   «Мальвине»  был  не только  просторный  кабинет  с  приемной,  но  и  свой номер, полулюкс,  в котором  она  жила с тех пор, как съехала  от  Зарецких. Супруги   не отказывали ей в гостеприимстве, напротив, уговаривали не съезжать, но она  морально  устала  от их бесконечных скандалов, свидетельницей   которых  невольно становилась. С другой стороны,  жить в двух шагах  от  рабочего кабинета для пожилой женщины  было гораздо удобнее.   

- А что  ждет меня, -  спросила  Мила? -  когда  вечером они сели пить чай.
- Всматривалась с  материнской нежностью в черты двоюродной внучки, Пелагея  сказала.
- Я  так и  знала, внученька, что мой  дар все равно в ком-нибудь из  родных да  проявится.  Я это  вижу  ясно  как день. Ты  скоро сама  станешь предсказательницей. Не знаю только - принесет ли это тебе счастье.
       Слова Пелагеи взволновали  Милу, хотя в  последнее  время  она замечала странные   изменения в себе.  Ей  мерещались видения, связанные и  с   близкими, и  совершенно  чужими людьми. Стоило ей, например,  вспомнить о каком- либо известном старом актере, ученом, политическом деятеле, которого давно не показывали по телевидению, как на следующий  день в   теленовостях  сообщалось, что он скончался. И так повторялось много раз. Если  она встречала  человека, к которому  подкрадывалась болезнь, то  сразу же испытывала  внутренний дискомфорт. И  чем серьезнее  была  болезнь и грозящие  последствия, тем сильнее ей было не  по себе. Ей  даже становилось страшно от такой осведомленности. Но самое удивительное, что она  безошибочно могла определить   по фотографии – жив человек или нет.   А временами ее посещали видения из будущего, они возникали,  бог знает,  откуда. «Неужели все это случится со страной, со всем миром. Нет-нет, это плод моего разыгравшегося воображения,  такого не может быть!»
   - А все-таки бабушка, что меня ждет в ближайшем   будущем?
   Пелагея склонилась над  старинной серебряной чашей, наполненной наполовину святой водой,  и, бормоча молитвы,  вглядывалась в  ее  дно. Глаза ясновидящей  вдруг оживились, бойко  задвигались влево- вправо. Не  оставалось сомнений, что перед ее взором мелькают видения. В зависимости от того, что это были за видения, менялось и выражение  ее почти не тронутого старческими  морщинами лица.
  Глядя в эту чашу, уверяла Пелагея, ее прабабка предсказала Емельяну Пугачеву бесславную кончину, когда он  остановился с яицкими казаками в их деревне. А сама чаша была  добыта во время погрома усадьбы какого-то знатного помещика.  Как утверждает  Пелагея,  грозный атаман сказал, что если предсказания ее не сбудутся, он вернется в их деревню и  повесит ее за поганый язык.

Наконец, подняв голову,  Пелагея  произнесла задумчиво:
   - Вижу тебя в свадебном наряде, вскорости  пойдешь под венец.
- За кого?!
- Красивый, молодой, богатый,  да ты его знаешь
- И  что?
- Ой, не спрашивай,  на  все  воля  Божья
   За этим занятием их застала Вера Павловна.
   После размолвки с Дмитрием  к ней по-прежнему в Мальвине относились как к жене босса,  так распорядился Дмитрий. И она не стала реже    посещать  Пелагею.  Эльвира, как и прежде, завидев Веру издалека, всякий раз  бежала  ей навстречу с распростертыми объятиями, расшаркивалась,  предлагала  услуги  центра,  модные журналы, крема, целебные настойки, рецепты похудения. Вера презирала Эльвиру и обходилась с ней без церемоний. Она уверена была, что Эльвира ведет двойную жизнь.
   Вера  пришла не только для того, чтобы повидаться с Пелагеей  и посмотреть на ее внучку. Ее мучили  два вопроса.  Первый: как долго еще проживет  в  доме  Максима эта чертова таджикская рабыня?  Второй: удастся ли Максиму найти убийц  своих  родителей? Вера  знала, как это важно для Максима. Только бы  Пелагея прояснила ситуацию.
   Мила  смотрела с восхищением на Веру Павловну, она сразу же догадалась,  кто  эта женщина, высокая, стройная, с  холодноватым блеском в синих глазах.  О  ней  во время   телефонных разговорах баба  Пелагея  не раз упоминала как о дочери, как о человеке, который сделал для нее все, что только возможно было сделать.
       -    А вот и крестница пришла, царица наша ненаглядная, - воскликнула Пелагея.  -  А это внученька моя, Милочка …
       Вера обняла старушку, затем Милу.
       Вера Павловна   слышала от  Пелагеи Марковны, что  внучка  её  прямо Василиса Прекрасная. «Девчонка и впрямь хороша,  - подумала Вера, - но  не до такой же степени».
      За  чаем  Вера Павловна  из вежливости  расспрашивала  Милу надолго ли  она  приехала, не собирается ли стать москвичкой. С чувством глубокой благодарности за бабушку, за теплый прием  Мила рассказывала  о себе, о своих планах. Вера старалась казаться предельно  приветливой,  синие  глаза  снежной королевы   светились нежностью,  словно в  них  были  вживлены   два  брильянта чистой воды,  на губах играла  легкая   улыбка.  На самом же деле ей не терпелось поскорее получить  ответы на мучавшие ее вопросы.
   -    А у меня к тебе просьба, мама Пелагея,-заговорила наконец Вера,- помнишь  журналиста, которому женщины мешают исполнять волю божью…
  -Как же не помню, доченька, - встрепенулась Пелагея, - ты Милочка,   похозяйничай пока на кухне,  а мы  с дочкой  немножко посекретничаем.
 -  А можно я в бассейн схожу?
 - Конечно можно, внучке Пелагеи Марковны все можно в нашем  центре, - улыбнулась
 Вера и по-дружески подмигнула Миле.
 Когда наплававшись, Мила вернулась, Вера Павловны уже не было в номере. Рассмотрев  на столе фотографии Максима, Мила  удивленно спросила:
   - Баба Пелагея,  кто этот человек?
   - Это  известный  журналист. У  него  зверски убили родителей. Он мечется,   потерял покой,  ищет убийц.
- И  что, найдет?
- Должен найти. А   что тебя так взволновало?
- Он  очень похож  на моего   школьного товарища. Вовку Пересветова.

          Мила долго не могла уснуть в эту ночь. Видения из прошлого не давали покоя. В  последние  месяцы  ее  преследовали  вспоминания  о  Владимире Пересветове.  Он  был  настоящим лидером в школе. И даже учился неплохо. В  шестнадцать лет  стал чемпион  области  по  боксу среди юношей. Но ему так  и  не хватило мужества признаться ей  в любви. А о том, что он  ее любил, она  догадывалась. Высокий, красивый,  мужественный,  Владимир  нравился в школе многим девчонкам,  и влюблялись они в него как загипнотизированные. Она же, Мила,  даже сейчас  не желала  признаться самой себе, что тоже была к нему неравнодушна.  Вот только был  он  бедовым  парнем. С   двумя   неразлучными друзьями, братьями-близнецами  Михеевыми,   вечно  участвовал в уличных боях, отстаивая  какие-то свои  мальчишеские  права  и  понятия. Это была неразлучная тройка. Вместе - в школу, вместе - в секцию бокса, вместе - на улицу. Он  настолько подружился  с   Михеевыми  и так часто бывал у них в доме, что  их отец стал  называть  Володю  своим сыном, приговаривая:  «Было у меня два сына – стало три!»  А  сам  Владимир  рос без отца.  Он даже  никогда не видел его в глаза. Владимир часто  пытал  мать, желая  узнать что-нибудь об отце. Но выпытал  только то, что тот  был цыган по имени Чандр. А вот  жив ли он или помер, скитается  с табором или осел в Москве, где  она с ним познакомилась, Екатерина Ивановна  не знала,  да  и знать не желала.   
    История  появление на свет Владимира -  целая любовная драма. В молодости  Екатерина Ивановна  училась в  судостроительном институте   и  на последнем   курсе  познакомилась с  цыганом.  Красивым, кучерявым, настоящим бароном. Как они познакомились, как расстались -  неизвестно. Но вскоре  она  забеременела, а он  исчез из ее жизни.   Глаза и волосы  у  Владимира  были цыганские, а черты  лица -  типично славянские. И было в этом сочетании необыкновенное очарование, которым  он  впоследствии легко сводил девушек с ума.
      
      Последнее, что ей было известно от подружки Тамары, которая регулярно писала ей в Киев, что  Владимир был призван в армию и вместо того, чтобы исправно нести службу,  избил  офицера,  который   по  пьянке  любил хлестать ремнем солдат.
    Дело   было передано в  военную прокуратуру. Владимиру грозил  срок. Причем - не малый.
    К тому времени  мать  Пересвета  Екатерина Ивановна ударилась в  сектантство. Поразительно: ведь у нее два высших образования, работала ревизором. Всегда была атеисткой, верила только в торжество идей коммунизма,  удивлялись родные и близкие. Известие о том, что  сыну грозит тюрьма,  Екатерина Ивановна восприняла без истерики, стоически, доверив Господу решать -  кого жаловать, кого миловать. И только  усердно молилась.  Тамарка  тогда  на коленях просила Екатерину Ивановну очнуться от религиозного дурмана  и обратиться за помощью к   Роману Григорьевичу Панкратову, своему двоюродному брату.  Он  был  настоящим магнатом в городе и поговаривали,  готовился  к   выборам в  мэры. Вот  к нему как раз суровая сектантка  и не  стала  бы обращаться  даже ради спасения всего человечества.  Хотя и  причины –то особой не было у нее сердиться на Романа Григорьевича. Другая бы давно забыла тот житейский безобидный случай,  а если б и вспоминала, то с улыбкой. Ну подумаешь, однажды по пьянее приехал к ней  Романа Григорьевич проведать Владимира, привез гостинцы.  Володи не было дома, бегал где-то с   Михеевыми по дворам.  Выходит  Екатерина Ивановна из ванны, распаренная, халат на себе запахивает, прикрывает воротником грудь. Женщина она видная,  интересная, но и полез он к ней. Взялся за воротник халата, хотел распахнуть - тут она ему и влепила  звонкую оплеуху. Этот звон долго еще стоял  в его ушах. Потом Роман Григорьевич   извинялся  и оправдывался, что жалко стало ему ее по-мужски. Ведь знал, что после своего  цыгана,  больше к себе мужиков не подпускала. Она - ни в какую,  не прощу - и точка. Знал он, что она женщина строгих правил, но не  до такой же степени.
         «Да ну тебя, вас баб сам черт не разберет», -  махнул он на  нее рукой, перестал наведываться и звонить.
    По этой причине Екатерина Ивановна и не желала просить его ни о чем. Но Томка настоящий друг,  сама поехала  сама  к  Роману Григорьевичу, и стала слезно просить его, чтобы  помог Владимиру. А в качестве благодарности, зная, какой Роман Григорьевич бабник,  предложила себя. Но Роман Григорьевич отказался от ее самопожертвования. Он был не только донжуаном и удачливым коммерсантом, но  еще и  человеком с романтической натурой и  благородными порывами. Жертвы не принял, только  обнял ее по-отцовски  и сказал:
 «Ты настоящий друг, Тамарка! Если тебе понадобится моя помощь, - заходи в любое время.
        Пока шло следствие  Владимир  находился    в  Архангельской  тюрьме. Неизвестно,  как сложилась бы его судьба, если   б  не вмешался  Роман Григорьевич.  Он  приехал в  воинскую часть,  в которой служил  Владимир,  уладил все вопросы с пострадавшим офицером,  нанял адвоката для Владимира, и  парня оправдали. Более того, он добился, что рядового Пересветова отправили по подозрению на язву желудка в госпиталь, хотя у того даже гастрита не было. А через месяц комиссованный  Владимир вернулся свободным человеком домой. Чтобы за такой короткий срок провернуть эту головокружительную операцию  недостаточно было гибкости ума и  предприимчивости, и он  везде  платил,  причем немалые деньги. Впоследствии эти деньги казались ему смешными.
   Сразу по освобождении, Владимир по совету двоюродного дядьки, у которого оказался в вечном долгу,   сколотил в городе группировку,  ядром которой стали он и два его  неразлучных друга братья Михеевы.
  А еще он его попросил не забывать, что если бы не  Тамарка, тянул бы он срок где-нибудь в архангельской глуши и неизвестно, как сложилась бы его судьба.   
 
         Утром,  открыв справочник, Мила  нашла  адрес  музыкального  центра   известного  в  мире  шоу-бизнеса  продюсера  и  композитора   Арона   Кончельского.  «Этот  мне  подходит», - решила  Мила  и,  встав перед зеркалом,  стала  готовиться  к  встрече.    Ночью  во  сне  она  видела  погибшего  отца.  Он был  такой счастливый  и молодой. Он  ничего не сказал, только улыбался.  Когда ей снился  отец – дела ее решались  без проблем.
Пелагея Марковна предложила внучке конкретную помощь:
- Скажи там, чья ты внучка -   помогут.  А не помогут, попросим  крестницу, Верочку,  у  нее  отец главный  прокурор, ты знаешь. Или Димушку -  хозяина нашего заведения. Он дюже крутой, ох и крутой.  Под ним внученька много народу…
- Нет, бабуля, я хочу попробовать сама, без протекций.   
-   Я   попрошу  Эльвиру, и  Василий  тебя свозит в твой продюсерский центр.   
- Я доберусь сама… А  ты, бабушка, иди, работай,  небось,  клиенты  заждались.
- Иду, иду, но наперед скажу. Возьмут тебя, и не просто  возьмут. Вот увидишь, потому и просить никого не надобно.
    Мила вышла из стеклянных дверей «Мальвины».  Радуясь солнечному дню, полная   творческих надежд. Не успела она   сбежала  по ступенькам парадной лестницы,   как  перед ней  возник  знакомый «Мерседес»,
   - Колесница подана , богиня красоты,  - высунулась из окна вихрастая голова Василия.- прошу садиться, прокачу с ветерком.
Мила согласилась доехать с ним  до ближайшей станции метро.
-      Так   где  находится твой продюсерский центр?- спросил Василий как бы между делом, когда они влились в поток машин, передвигавшихся по проспекту.
-    А вот и не скажу…
-      Что вы за народ барышни! – не пойму. – Ну  зачем тебе  лезть в эту грязь?  Ты хоть знаешь, кто  в шоу-бизнесе заправляет? Тебе бы  парня хорошего, такого, как я. Смелого, честного, чтоб на всю жизнь. Не ради денег и  тряпок. Барахла какого,  а  по любви. И много детишек.  А там – одни извращенцы, голубые,  розовые.  Они народ  наш хотят извести…
-  Не успел  Василий разговориться,  - подъехали к станции метро
-  Куда заехать  за тобой?
-  Спасибо, Васенька,  доберусь сама.
-  Подожди, мне Пелагея наказала  не упускать тебя из виду.
-  Не упускать?  Ладно, как освобожусь, отзвонюсь бабушке в Мальвину, так что  будь с ней на связи.
       Послав Василию воздушный поцелуй, она  выпорхнула из машины.
   «Сомневаюсь  я, что  ты позвонишь», -  вздохнул Василий.
 Миле нужно было  добраться до станции метро  «Савеловская», а  там пешком недалеко. Она спускалась  на  эскалаторе в  глубь подземки,  а душа пела и радовалась жизни. Поднимавшиеся вверх по соседней линии эскалатора,  молодые  люди заглядывались на нее, невольно оборачивались.
    Может быть,  сегодня жизнь ее круто изменится, и этот грохочущий в полумраке тоннеля  поезд  мчит ее  прямо к цели.
- « Станция «Савеловская». Следующая, станция «Дмитровская». Осторожно, двери закрываются!»
           Мила едва не зазевалась, быстро высочила из вагона. Влекомая толпой,  в ощущениях полноты жизни,  направилась  к выходу.  Как бы ей хотелось поселиться в Москве. Почему люди так бояться больших городов?
     На выходе из станции ее  обступали водилы, наперебой предлагая свои услуги.  Один даже вызвался покатать ее бесплатно в пределах московской кольцевой дороги.
 
  Через   продюсерский  центр  Арона  Кончельского  прошло  много  поющей молодежи. Обычно   Арон Маркович   продюсировал  детей  богатых  родителей,  любовниц  крупных  бизнесменов, чиновников.   Редко  в  его  студии  появлялись  по-настоящему  одаренные люди,  но,  умело подбирая репертуар, используя  новейшие  технологии  в   области  звукозаписи,  современные  методы  раскрутки,   -   в  конце  концов   и   посредственности  становились  у  него  звездами.  Правда,  это были звезды не первой величины.  Ярко  вспыхнув  на  эстрадном  небосклоне, они  чаще  всего  быстро угасали.  Зато  он  требовал за свою работу довольно  приличные деньги, не всегда   сопоставимые   с  успехом  своих  подопечных. Отчасти это  было  связано с тем, что  он  не экономил на людях, от которых  помимо него зависело  рождение  звезды.  Учителя по вокалу, хореографы,   аранжировщики,  клипмейкеры,  модельеры, визажисты, редакторы музыкальных  программ телевидения и радио, газет и журналов, музыкальные  критики – все получали сполна  и  всегда были рады  сотрудничать  с   Кончельским.
Уже много лет  Арон Кончельский  придерживался одного важного для себя принципа:  продюсировал только  тех,  кто платит сполна и  никогда и ни  при каких обстоятельствах  не вкладывал ни в какие  коммерческие  проекты своих денег.
     Люди неблагодарны, получив известность, они, вильнув хвостом, улетают туда, где тепло и сытно, где много света и денег, а Кончельскому даже забывают присылать открытки под Новый год. Тем не менее  у него было еще одно правило, которому он старался не изменять: он никого не отсылал с порога. Умение отказать  было в его понимании целым искусством. Прежде всего, вежливость. Никто не должен говорить о Кончельском, что он зажравшаяся скотина.  И  каждого, кто приходил к нему на прослушивание, он принимал  по полной программе. Мало ли кто потом станет звездой.  И только потом, обоснованно и  очень деликатно  советовал попытать счастье у  других продюсеров. Обычно  объяснением  для  отказа  служило  то, что  в  данный  момент,  он  работает  над  проектом,  который  завязан совершенно на других интересах…  Так что  будь эта Мила талантлива как сама  Уитни  Хьюстон в русском  варианте,  он не станет с ней  возиться.   

 Арон  сидел в операторской студии звукозаписи и слушал через наушники  свою новую, только что записанную композицию, когда  вошла  Белла, секретарь, высокая девушка в стильных очках, и  сообщила, что в приемной  дожидается встречи с ним выпускница эстрадно-циркового училища, без имени, без протекции, которая приехала  из  Киева, чтобы  пройти кастинг.
  - Мила из Киева?! -    Арон   снял с лысой головы наушники. Первым желанием  было послать Беллу куда подальше, а заодно и Милу из Киева – он не любил, да и запрещал  отвлекать его  во время прослушивания. Но энергетика внучки Пелагеи уже проникала сквозь стены и втягивала в орбиту своих желаний сознание работавших там людей.   Вместо разноса, Арон  небрежно   включил монитор, на экране появился профиль Милы.
      Подперев кулачком   подбородок, он с заинтересованной  задумчивостью стал  разглядывать гостью.      
      Первое, что  бросилось ему  в глаза, это то,  что  Мила очень похожа на молодую  Катрин  Денев, такое же нежное, немного  бледное лицо, огромные выразительные  карие глаза  с лунным отблеском и волосы – роскошные густые, отливающие золотом.  И  вся  она как бы светилась изнутри, и все  вокруг пронизывала своим светом.  Такие  люди, появившись  раз  на экране,   сразу  же  запоминаются, быстро становятся  любимыми.    А  при наличии таланта –  кумирами миллионов.
Так что ей передать? – спросила  Белла, устав  стоять над ним с опущенной головой.
 Поболтай с ней немного. Иди, иди…
Белла и сама не могла понять, как решилась потревожить босса вовремя прослушивания.
Мила рассказывала Белле  о себе ,  не подозревая, что Арон  Кончельский с помощью видеокамер, установленных в приемной, наблюдает за ней   и слушает  их разговор.
   - Я сама сочиняю песни…
   Вдруг  раздался звонок, Белла сняла трубку.
Включи громкую связь, чтобы девушка слышала.
   Бела нажала кнопку на пульте.
  Проведите, пожалуйста, нашу гостью в зал студии для  прослушивания, - Вот видите,  Милочка,   у нашего шефа повсюду в этих стенах есть и уши и глаза.
        Мила  вошла в зал,  огляделась  и  приблизилась  к роялю. Голос Кончельского,  вырвавшийся  из  динамиков,  заставил ее вздрогнуть:
Спойте нам что-нибудь  свое.
«Прямо как  демон – невидимка».
   Да,  да, спою, -  заволновалась  Мила. – А   можно  на  английском?
   Хоть на идиш...
   Она  села  за   рояль и стала очень уверенно, довольно профессионально играть. Вступление было торжественным, размашистым, несколько затянутым. Наконец  она запела. Сильный,  хорошо поставленный голос, богатый  обертонами,  наполнил зал.  Она  чисто брала верхние ноты, голос взлетал легко, без надрыва. Низы звучали мягко, бархатисто.
         Арон  наблюдал за Милой из операторской  сидя перед смотровым  стеклом, которое с его стороны было прозрачным, а со стороны зала матовым.  В зале было установлено четыре автоматически управляемых   камеры. Он включал то одну, то другую, менял ракурсы, планы.  Вот ее лицо совсем близко.  Какая осанка, шея, изгиб спины, губы, нежная кожа.  И  – глаза! Какие глаза!
   Вообще в последнее  время  Кончельского  ничем нельзя было удивить. Ни  красотой, ни  обаянием, ни манерами, ни умом, ни талантом.  Огромное количество прелестных девушек побывало в его постели. И он ни за что не вспомнил бы даже десяток имен, оставивших  в его сердце неизгладимый след.  Все они  смешались в его  памяти  в  какой-то  сюрреалистический  калейдоскоп,  из  которого, может быть, всплыли  бы  два-три  лица, вспомнив о которых он мог бы взгрустнуть.
          Это  была неплохая  песня о любви, немного напоминающая известный хит  Элтона Джона.  Впрочем,  отголоски его интонаций едва проскальзывали,  и  песня имела полное  право  на существование. Довольно  не банальный текст, не пошлая вещь,  заметил про себя Кончельский, профессионально владеющий английским.  Такие песни легко запоминается. Если сделать соответствующую аранжировку –  получится  шлягер.  А  всякий  шлягер – это  брильянт, который своими музыкальными гранями напоминает фрагменты из других шлягеров, но они так органично  *слиты, так созвучны,  что  вместе   рождают совершенно оригинальную композицию.  Только  этот  феномен  может определить человек с композиторским даром. Кончельский вообще  полагал, что совершенно оригинальную музыку сочиняет в мире всего  несколько человек. Но  это уже – мировой уровень, классика.
       Такие песни,  как эта,  любит слушательская аудитория конкурса Евровидение. В  голове  Арона уже  рождался  грандиозный проект  Сам Бог ее послал мне.   Он уже представлял,  какой  сценический имидж подошел бы Миле.     Стеснительная,  но  эротичная, пугающаяся мужчин, однако  не способная долго сопротивляться  их напору.  Это  будет бомба, она  займет свою нишу.   Но для этого понадобятся  немалые  деньги. Вкладывать их в такую красавицу, которую, как только она станет звездой,  сразу же  уведут или  бандиты,   или  магнаты  -   безумие. Посмотрим, посмотрим, посмотрим.
   Мила спела  еще две песни  –  на русском языке. Кончельский обратил внимание, что  у нее  неплохие тексты. И  что-то в этих  песнях было свежее.
          Дальше они  беседовали у него в кабинете. Маленький лысый Арон был необыкновенно обаятелен в общении. И Мила не могла этого не почувствовать. Собеседование длилось около часа. Он расспрашивал ее о родителях, о родном городе. Об  учебе  в  Киеве. Интересовался,  есть ли  у нее жених, где остановилась в Москве. С какого возраста  стала петь, с  какого – сочинять песни. И, конечно же,  ему хотелось узнать, готова ли она  к  трудностям, с которыми сталкиваются  на пути к  достижению цели будущие звезды.  Он задавал ей множество вопросов. И каждый – как самый главный,  словно  от  данного вопроса  и в самом деле зависела судьба девушки. Казалось,  вопросам не будет конца.  Ему  хотелось говорить с ней   и дальше  очаровываться  лунным блеском ее карих глаз. Мила как школьница перед учителем честно отвечала на его вопросы
   Наконец он замолчал.
Так вы меня берете? - спросила, затаив дыхания Мила, и взглянула на него такими влюбленными глазами, что даже Кончельский, умевший легко скрывать свои  мысли и чувства, едва не выдал свой особый интерес к ней.
Поработайте у нас недельку, а там посмотрим…
000000000