Телема
Да, колыбель моя — приют для безрассудства;
Каир. Табак и тертый ладан, тишина...
Молитвы благодать, испарины распутства —
Я в молодости лет искусен был тогда.
Два гения со мной о вечном говорили.
Один — лукав и стар — твердил мне: «Мир — страданье.
Развей печаль. Ценой простых усилий
Всех радостей добудь пьянящее познанье».
На что мне хитрый джин? Какие развлеченья
Уму циничному пристойно обещать?
Мой дух несломленный и буйные стремления
Таким, как он, возможно ль распознать?
Он яства дарует, что чресел не насытят.
Серебреник. Лишь тот, что горло удушает —
Азарт, воистину, где выигрыш не бывает,
Величье вешних дней, за что все ненавидят.
Иль тысячу блудниц, что, на груди поющих,
Очарованьем маются с кимвалами пустыми?
Иль, может, яблоки, на языке гниющих,
Цветы в багрянце зрелом — в секунду неживые?..
Другой же дух сказал: «Лети к нездешним сказкам,
Над тем, что истинно, сквозь то, что суждено».
Мне вторил этот зов. Манил к запретным ласкам,
Смущал и вдохновлял, как редкое вино.
Как бестелесный призрак, я кричал: «Пойду!»
И клялся истово, под всем небесным сводом,
Что буду пить: и боль, и странную судьбу,
Что бьются в венах ослабевшей плоти.
Я видел смерть под ветками акаций,
В пурпурных сонмах дрем. Как демон Асмодей:
Слуга провиденья, невольник экзальтаций,
Ношу я на плечах всегда эдемских змей.
С тех пор я — полумрак, в пустынях и ручьях;
Подобно Аль-Халладжу, ме;чусь в забытье;
Восторги темные вкушаю в расставаньях,
И сладость чувствую в абсентовом питье.
Все испытать, изведать мне пристало —
Экстаз священных книг и траура темницы,
Весь дух отчаянья, противоречий жало...
Не суждено ли вдруг однажды надорваться?
Вдруг проклят я? А может быть, счастливец?..
Мещанство видел я, как будто не всерьез.
Но даймон шепчет мне: «Лети на зов, сновидец!
Не ведать гениям таких чудесных грез!»
Свидетельство о публикации №224062801348