5. Рыжик. Оранжевый медведь

Мария Шпинель

Автор:    Рыжик



В каплях росы засверкало раннее июльское солнце. Его лучи пролились сквозь кроны раскидистых яблонь в старый, заросший сад. Защебетали птицы, распустились незабудки, где-то вдали пропел петух.

Утренняя свежесть хлынула в открытое окно небольшого сельского дома. Легкая штора взметнулась и, накрыв крупную фигуру спящего человека, погладила его толстые веснушчатые щеки и огненно-рыжие кудри. Человек захрапел. На вдохе взял верхнее ля, а потом выдохнул убывающую гамму – соль, фа, ми, ре, до-ооо. Клок кошачьей шерсти, прилепившийся к его вздёрнутому носу, трепыхался от дыхания – то улетал, то опять прилипал к левой ноздре. Рядом спал рыжий кот. На стене дремал сытый комар. Старые часы с одышкой твердили: тшш – тшш – тшш…

Идиллию нарушил шум из соседней комнаты и необъятная женщина в атласном халате до пят пробасила:

- Вениамин! Ты зачем матери ежа в комнату запустил?

Веня распахнул жёлто-карие глаза:

- Колючка убежала? Мама, это не ёж, а беременная ежиха, бедняжка свалилась в канаву!

- Подумать только, какая-то Колючка ему дороже родной матери! У меня же мог случиться инфаркт! Она полночи топала и фыркала – я думала, что у нас завелась нечистая сила. А утром я её приняла за тапочек, ты же знаешь моё зрение. Теперь придётся лечить ногу, а вдруг - инфекция, гангрена, ампутация? У меня две пары новых туфель на каблуке, которые я ещё ни разу не обула! С одной ногой они мне пригодятся, как думаешь?

- Ма, - Веня наморщил лоб, - ты, как всегда, всё преувеличиваешь.
Мама гневно сдвинула брови:

- Вениамин! А почему у тебя в кровати опять две подушки, одна – в изголовье, другая – в ногах?

- Я уже не раз объяснял, что мне иногда хочется среди ночи лечь на другую сторону, мне так удобно, в конце концов.

- Вначале ноги на подушке, потом – физиономия? – мама сделала страдальческое лицо.

- Ну и что? Это же мои ноги.

- Да, - она обессилено опустилась в кресло, - маму слушать не обязательно!
Она обиженно поджала губы:

- А я  тебя, между прочим, до двух лет грудью кормила и ночей не спала, карьеру забросила, а ведь могла стать балериной. И нечего улыбаться. Пока у меня не появился ты, я была, как тростинка. И меня о-оочень хвалил главный хореограф балетной школы. Всю себя сыну посвятила, и вот она – благодарность! Всё по-своему, всё наперекор. Ты мог стать выдающимся биологом, учёным с мировым именем, но… предпочёл участь деревенского ветеринара!

- Ма, не сердись, - Веня трижды поцеловал её в пухлую щёку, - я люблю жизнь, а не науку о ней!  Погоди, я  тебе сейчас такое покажу, ты будешь в восторге!

Он надел тапочки, перепутав левый и правый местами, и в одних цветастых трусах помчался во двор. Там он отодвинул нижнюю доску покосившегося крыльца и бережно достал маленькую картонную коробочку. Круглое его лицо сияло, глаза блестели от нежности, а губы от умиления расплылись в неподражаемой улыбке. Приподняв свои огромные плечи, и чуть дыша, он на цыпочках вошёл в комнату.

Мама сидела у окна и с убитым видом курила длинную сигарету:

- Ну, и над кем ты там уже трясёшься?

- Ма, ты только глянь, это новорожденные мышата. Они спят, лапки все в складочках, потягиваются во сне, а животики какие! Хочешь погладить?
Мама брезгливо сморщилась и покачала головой:

- Тебе 40 лет! Я мечтаю о внуках, а не о грызунах! Скажи мне правду, пусть это будет последней каплей - может, тебя интересуют мужчины?

- Не-ее, - Веня смутился, - просто я не умею ухаживать за женщинами, я им не нравлюсь.

- Как это не нравишься? Помню, в студенческие годы ты встречался с девушкой, правда, я её ни разу не видела! Такой красавец! – мама поцокала языком, прищурилась и оглядела сына с ног до головы, - удивляюсь я современным женщинам. Большой, добрый, борщ лучше меня варишь, лоб высокий, ресницы длинные, кудри – цвета апельсина, на щеках – и ямочки, и веснушки. Ах, каким ты был чудным ребёнком! Ладно, дай-ка на мышей твоих хоть полюбуюсь.

Веня надел наизнанку спортивные штаны, задом наперёд футболку и, усадив себе на плечо кота, пошёл готовить завтрак. Мама заботливо взбила обе подушки, обнаружив под ними печенье, кулёчек с арахисом и брошюру «Легко ли быть лягушкой?». С недоумением пожав плечами, она выгребла из-под кровати кучу скомканных носков, извлекла закупоренную майонезную баночку с зелёным  жуком, выудила свой любимый кружевной бюстгальтер, который почему-то постоянно пытался украсть и припрятать Венин любимый кот, выкатила пыльные гантели, и уже было собралась прихлопнуть на стене комара, но передумала и, отдёрнув штору, шепнула:

- Ну, лети, лети уж, - потом, с мольбой взглянув в небо, она добавила - Гоподи, сжалься над моим непутёвым сыном!

После завтрака, она с забинтованной ногой, устроилась в гамаке, а Веня наполнил кормушки пшеном и орехами – для птиц и белок. За калиткой многоголосьем залаяли собаки.

- К тебе пришли,- мрачно сообщила мама, - не перепутай кульки. Индюшиная печень – для тебя, а обрезки и хрящи – для твоих собак! В прошлый раз им крупно повезло.

   
Вернулся Вениамин в сопровождении незнакомой  женщины, прижимающей к груди грустного  хомяка:

- Извините, сегодня выходной, но мне сказали, что на дому вы тоже принимаете, причём бесплатно.

- Ах, малыш, - запричитал Веня, склонившись над маленьким пациентом, - сейчас я тебя осмотрю. Что это с ним?

- Дверью прищемили, - ответила женщина, не сводя пристального взгляда с ветеринара, - я вас таким и представляла! Вижу – вы душевный человек и я правильно сделала, что сюда приехала. Понимаете, дело не только в хомяке.

- Интересно - интересно, продолжайте, - вмешалась мама и закурила.

- Похоже, у вас семьи нет, - продолжала женщина.

- М-мм, как сказать, - донеслось из покачивающегося гамака, - Колючка, многодетная мышь, редкие насекомые, кот и свора уличных дворняг, а ещё дикие белки со своими бойфрендами.

Женщина сделала глубокий вдох:

- Дело в том, Вениамин, что у вас есть дочь. Ей 17 лет, она такая же огненно-рыжая, как вы – сходство поразительное. И тоже обожает всякое зверьё. Её мать, с которой у вас когда-то был роман, сейчас в больнице, в коме. У девочки никого нет, я её соседка. Понимаете, она ждёт ребёнка, уже семь месяцев.

- Господи, наконец, ты услышал меня! – громогласно воскликнула мама, с трудом выбираясь из гамака.

Тоном, не терпящим возражений, она добавила:

- Веня, собирайся, мы едем сейчас же! Подумать только, я - бабушка, и скоро стану прабабушкой! Знаете, у нас в роду все были рыжими, даже коты! Ребёнка вырастим. И ежат, и мышат, и хомяка вашего на ноги поставим, не сомневайтесь.

Женщины разговорились, а Веня…Веня их не слышал. Он вспоминал далёкие ночи, полные любви и восторга, и золотистые волосы, пахнущие мёдом и цветами, и звонкий заразительный смех. Она смеялась над ним, а он любил её, да так и не смог забыть.
Веня до сих пор помнил вкус её губ, запах её кожи и влажные локоны на затылке после душа. Он помнил её родинки и крошечный шрамик на плече, и милые странности – любовь к остывшему чаю, желание в любое время года спать у открытого окна, умение из старых разноцветных лоскутков и бусин придумывать необычные украшения к своим нарядам. А ещё - дивные синие глаза, имеющие особенность чуточку косить в минуты сильного волнения.

Она была самой красивой девушкой на факультете – весёлая, стремительная, острая на язык, всегда в окружении подруг и поклонников. А он – рыжий, неповоротливый мамин сын, не выносящий спиртного и сдающий сессии на одни пятёрки. Они никогда не общались, только иногда встречались взглядами и каждый раз, он опускал глаза, а она лишь улыбалась.

Он бы никогда не решился подойти к ней, или, упаси Боже, начать ухаживать, если бы не несчастный случай во время летней практики, когда лодка с девчонками перевернулась, и на весь пляж раздался отчаянный вопль преподавателя:
- Кто знает, как делать искусственное дыхание?!

Начитанный Веня знал всё. Он склонился над её бледным лицом и прильнул ртом к её полуоткрытым губам…

Спустя какое-то время они стали встречаться. Весь курс гудел – а как же иначе, ведь он спас ей жизнь. Но как он может нравиться – верзила - толстяк, отличник, который на переменах жуёт мамины бутерброды и не имеет своего авто.

А он писал ей стихи и, как пушинку, баюкал на руках. Заплетал ей косы, по вечерам массировал каждый пальчик её усталых ног, и громыхал ни свет, ни заря, на кухне, готовя к её пробуждению три блинчика со сгущёнкой и чашечку горячего какао. Она смеялась и позволяла себя любить, ласково называла Веню неуклюжим медведем, шутя пересчитывала  оранжевые веснушки на его лице и, растрепав его рыжие кудри, напевала:

- Оранжевое небо, оранжевое море,

  Оранжевая зелень, оранжевый МЕДВЕДЬ…

Иногда она уходила в загул со своими прежними друзьями-подругами и по нескольку дней не давала о себе знать. Веня ревновал, терзался, но вида не подавал и только с головой погружался в книги. Однажды, истосковавшись, он пришёл к ней без предупреждения, рано утром – с букетом ромашек и колечком в бархатной коробке. Она не сразу открыла, была удивлена, рассеянна и, ссылаясь на бессонную ночь, всё норовила его выпроводить.

Он решил преподнести ей кольцо за чашечкой утреннего кофе. Зашёл в ванную комнату, чтобы вымыть руки и увидел ванну, полную пенной ароматной воды, а на бортике -  его мокрый станок для бритья. Кровь прилила к его лицу. Он понял всё! Так вот почему была бессонная ночь! Она была не одна, и неизвестный любовник успел побриться его, Вениной бритвой, и исчезнуть за несколько минут до его появления!

- Какой же я дурак, – пронеслось у него в голове, - а я жениться собрался. Да я ей не нужен, она меня и не любила никогда!

Веня молча обулся и, сдерживая себя изо всех сил, спокойно произнес:
- Извини, что побеспокоил в такую рань. Вот, зашел попрощаться. Уезжаю, предложили выгодный контракт за рубежом.

Он хлопнул дверью, не дав ей сказать ни слова. На следующий день оформил академку и уехал жить в пустующий деревенский дом своего покойного деда. Мама, так и не дождавшись объяснений, переехала из городской квартиры к нему. Так и началась Венина карьера сельского ветеринара.

- Вениамин, сын мой, – воскликнула мама, - очнись, нечего стоять столбом! Живо переоденься и причешись – мы едем к твоей дочери!


Прошло три года. Раннее солнце заблестело в каплях росы. Его первые лучи пролились сквозь кроны раскидистых яблонь в старый сад. Защебетали птицы, распустились незабудки, где-то вдали пропел петух.

В провисшем до земли, гамаке, посапывала мама, укутанная в ватное одеяло. Дверь дома распахнулась, и на крыльцо выбежал прелестный огненно-рыжий карапуз с котом подмышкой. Его юная мама выскочила следом:

- Венечка, осторожно на ступеньках!

- Мой дорогой мальчик, ты проснулся, - раздалось из покачнувшегося гамака, - иди ко мне, мой апельсинчик. Только кота выбрось! Этот маньяк опять утащил мой кружевной бюстгальтер. Как вы думаете, где он был? На заборе! Сосед дядя Ваня нашёл его у себя в малиннике, и справедливо рассудив, что такой роскошный размер может быть только у меня, повесил на наш забор.

По яблоне скакала упитанная белка, в кормушке клевали отборную гречку синицы, а с улицы доносилось нетерпеливое собачье многоголосье.

В доме было тихо. Старые часы с одышкой твердили: тшш – тшш – тшш… Вениамин открыл глаза и со счастливой улыбкой зарылся лицом в золотистые волосы, разметавшиеся на соседней подушке. Он обнял маленькую женщину и поцеловал еле заметный шрамик на её загорелом плече.

- Оранжевое небо, оранжевое море,  Оранжевая зелень, оранжевый ОСЁЛ, - пропел он.

Она повернула к нему лицо и, слегка кося дивными синими глазами, сказала:
- Ну, хватит уже! Сколько можно себя бичевать?

- Никогда себя не прощу! Осёл я самый настоящий! В мою начитанную голову и прийти не могло, что та злополучная бритва просто свалилась в ванну с водой, и что ты не спала ночи из-за сильнейшего токсикоза. Я столько пропустил! Я семнадцать лет нянчился с деревенскими коровами, козами и индюками, вместо того, чтобы носить на руках тебя и дочь. А когда ты заболела, милая моя… ведь я мог тебя потерять навсегда, и правды бы не узнал, а ведь думал о тебе Бог знает что!

- Ты можешь ещё многое наверстать. Кстати, блинчиков со сгущёнкой хочется, но тремя ты уж теперь вряд ли отделаешься. Считай: мне, маме, дочке, внуку, себе и хотя бы один – коту. Кстати, слышу лай за калиткой – это твои голодные друзья явились, можешь и их блинами накормить, а то всё – хрящи да обрезки! – она рассмеялась.

Веня радостно вскочил и, подхватив её на руки, закружил, зацеловал, прижал к себе крепко-крепко. Потом бережно опустил любимую в объятия шёлковой постели, а сам -  надел наизнанку спортивные штаны, задом наперёд футболку, обул тапочки, перепутав левый и правый и отправился на кухню готовить воскресный завтрак на всю семью.

На солнечном крылечке его дочь, держа на руках веснушчатого кудрявого мальчугана, показывала ему удивительного фиолетового жука в майонезной баночке, а рядом лежала брошюра « О чём молчат бурундуки?»


© Copyright: Мария Шпинель, 2022
Свидетельство о публикации №222020600093


http://proza.ru/comments.html?2022/02/06/93