Михаил Ромашко. Смерть гражданина Робеспьера

  (Статья Михаила Ромашко из журнала "Загадки истории" (две тысячи двадцать второй год, тридцать второй номер, страница восемнадцать)).
  Максимильен Робеспьер политическую карьеру начинал с защиты обездоленных и борьбы с несправедливостью, жил крайне скромно, взяток не брал, купить у него оправдательный вердикт было невозможно, недаром в революционной Франции за ним закрепилось прозвище Неподкупный. Но враги революции называли его иначе - Чудовищем Террора или Бешеной Гиеной.
  В юности тихий и замкнутый Максимильен Мари Изидор Робеспьер сожалел, что не родился дворянином, даже пристроил к своей фамилии приставку "де", но в среде благородных ровесников это вызывало разве что насмешки. Все знали, что по рождению он из мещан, пусть его предки по мужской линии и достигли успехов на юридическом поприще, но матушка Максимильена была дочерью пивовара.
  Мать умерла, когда он был совсем мальчиком, а отец и вовсе сбежал, бросив осиротевших детй на родственников. Девочек взяли к себе сёстры отца. Мальчиков забрал на воспитание дед-пивовар. Какое уж там дворянство!
  Мальчик показал отличные способности в учёбе и был отправлен на стипендию церкви в парижский лицей Людовика Великого. Там он завёл друзей, будущих революционеров, и увлёкся сочинением стихов. Слава поэта манила его как магнит. Но поэтом он был плохим. Зато юристом оказался въедливым и, осев после лицея и Сорбонны в родном Аррасе, завёл адвокатскую практику. Увлечение поэзией сменило увлечение политикой. В революционный тысяча семьсот восемьдесят девятый год он был избран депутатом от Артуа в Генеральные штаты. Представлял он, разумеется, Третье сословие.
  В Генеральных штатах он был поначалу одним из самых неприметных и, как отзывались современники, неприятных людей. От звука его тихого скрипучего голоса с провинциальным выговором других депутатов коробило. Но Максимильен был воистину неутомим, он высказывался по любому поводу, выстраивая свои речи согласно правилам римского ораторского искусства. Накануне революции он примкнул к радикальному крылу, участвовал в разработке Конституции, а после взятия Бастилии - в создании Национальной гвардии и составлении Декларации прав человека и гражданина. Летом тысяча семьсот девяносто второго года, когда во Франции на фоне войны с Австрией идёт полномасштабная гражданская война, он требует созыва революционного Конвента, в августе возникает Повстанческая Коммуна Парижа, а в сентябре Франция становится республикой и проходят выборы в Национальный Конвент. Робеспьер, известный теперь уже всем как зищитник свободы, равенства и братства, становится депутатом Конвента от Парижа.
  С началом революции Робеспьер "забыл" о претензиях на дворянство и убрал приставку "де" перед своей фамилией. Теперь он стал просто гражданином Робеспьером. К его голосу в Конвенте прислушивались, вокруг Робеспьера сплачивались самые радикальные депутаты - монтаньяры. Именно Робеспьер вынес смертный приговор не только монархии, но и королевскому семейству. Короля н именует не иначе как преступником. В январе тысяча семьсот девяносто третьего года на площади Людовика Пятнадцатого, переименованной в площадь Революции, под восторженные вопли народа монарха лишают головы. А вслед за королём под нож гильотины попадают все враги революции - как из роялистов, так и из членов Конвента. И всякий раз с призывом уничтожить гадину контрреволюции первым выступает гражданин Робеспьер.
  Он не щадит даже друзей. С горящими глазами и убеждённостью фанатика он отправляет их на эшафот. По странному совпадению дом, где он снимает жильё, выходит как раз на улицу Сент-Оноре, по которой проезжают телеги со смертниками. И всякий раз, когда на них везут смертников, гражданин Робеспьер уединяется в своём кабинете, наглухо закрывает ставни, сидит за столом с совершенно бесстрастным и смертельно бледным лицом, что-то пишет и думает о судьбах революции.
  Когда в июне тысяча семьсот девяносто третьего года власть в Конвенте захватывают монтаньяры, начинается время большого террора. За год только на парижской гильотине было обезглавлено почти три тысячи человек, аналогичные казни шли по всей стране. Во главе Комитета общественного спасения стоял гражданин Робеспьер. Мимо окон гражданина Робеспьера провозят изрыгающего проклятия Дантона и плачущего Демулена, одного за другим везут бывших друзей юности и соратников по революционной борьбе. Всем им подписал смертный приговор гражданин Робеспьер.
  С близкими друзьями у Робеспьера всегда было плохо. Он был застенчив, обидчив, плохо умел выражать собственные чувства, но на публике входил в раж и, как сам признавался, "больше не чувствовал себя". Он жил в мире отвлечённых идей, революция была одной из них. На улочке Сент-Оноре вокруг него сложилась компания единомышленников - хозяин дома Дюпле, его зять Филипп Леба, сестра Филиппа Анриетта, дочери Дюпле, Сен-Жюст, Филипп Буонарроти, младший брат Максимильена Огюстен. И, конечно, Демулен. Теперь уже - мёртвый. Зато врагов у Робеспьера было хоть отбавляй. И к лету тысяча семьсот девяносто четвёртого года, когда они открыто называли Неподкупного "кровавым диктатором", судьба пламенного защитника революции была решена.
  Слухи о Робеспьере ходили самые невероятные. Казнь королевского семейства породила легенду, что Робеспьер собирается объявить себя новым королём, для чего и была затеяна эта революция с истреблением благородных фамилий и верных им подданных. По Франции немедленно поползли слухи, что "король Максимильен" женится на томящейся в застенках дочери казнённого Людовика, которой было едва пятнадцать лет. Наиболее здравомыслящие французы над этим смеялись, но были и те, кто поверил, и те, кому такие слухи оказались очень выгодны.
  В Конвенте давно росло недовольство Робеспьером. Он, действительно, сделал жизнь депутатов невыносимой, никто из них не знал, что ожидает их завтра. Каким "доказательствам" измены революции поверит Неподкупный. Так что в недрах Конвента созрел заговор, известный позже как переворот Девятого Термидора. Его возглавили действующие и бывшие члены Конвента - Фуше, Колло д' Эрбуа, Каррье, Баррас, Фрерон, Тальен, Изабо, Ровер, пролившие даже больше крови, чем сам Неподкупный. Робеспьер отлично видел, к чему идёт дело: монтаньяры теперь имели численное меньшинство в Конвенте, а оппозиционеры открыто обвиняли его в подготовке контрреволюции. Так что после того, как в июне тысяча семьсот девяносто четвёртого года депутат Бийо-Варенн схватил Неподкупного за воротник и потряс им в воздухе, как чучелом, Робеспьер перестал посещать заседания Конвента.
  Он обдумывал дальнейшие действия, но ничего изменить уже не мог. Накануне ареста Робеспьер вернулся домой и безмятежно проспал до утра. Двадцать седьмого июля тысяча семьсот девяносто четвёртого года его притащили в Конвент, но не дали сказать ни единого слова в своё оправдание - напротив, говорили сами, высказывали обвинения, а потом бросили вместе с единомышленниками в тюрьму. Вечером того же дня сторонники Робеспьера пошли его отбивать. Освобождённые лидеры якобинцев засели в ратуше и стали сочинять воззвание к парижанам - а куда ж без воззвания-то?!
  Парижане, собравшиеся у ратуши, ожидали лишь сигнала, чтобы прийти им на помощь. Но так и не дождались. Потом вдруг полил дождь, число защитников поредело, зато явились заговорщики и взяли ратушу штурмом. Во время этого штурма Леба застрелился, инвалида Кутона сбросили с лестницы, Анрио выпрыгнул в окно и выбил себе глаз, Огюстен прыгнул и сломал себе бедро, а сам Максимильен получил огнестрельное ранение нижней челюсти и лежал, истекая кровью, только Сен-Жюст, белый как полотно, стоял в стороне и наблюдал за схваткой. Потом их заперли в Тюильри и немедленно объявили вне закона.
  Казнь назначили на шесть часов вечера двадцать восьмого июля. Всю ночь и утро Робеспьер пролежал в Комитете общественного спасения на столе, без медицинской помощи. Потом его и других смертников отвезли в Консьержери и быстро огласили приговор. В половине пятого вечера обоих Робеспьеров, Сен-Жюста, Кутона и мэра Парижа Флерио-Леско повезли к месту казни. Телеги, на которых их везли, проезжали мимо дома Дюпле с наглухо закрытыми ставнями и дверью, вымазанной кровью.
  Первым на эшафот затащили парализованного Кутона, потом - брата Робеспьера Огюстена, третьим был Сен-Жюст, последним - Флерио-Леско, а перед ним снесли голову Максимильену Робеспьеру. Сначала с его челюсти содрали присохшую уже повязку, отчего тот испустил душераздирающий крик, и лишь после этого сунули полумёртвого Робеспьера под нож гильотины.