2. Караван. Бойра. Лгунья

Мария Шпинель
Автор:    Бойра





          Туман светлый, пушистый, наполненный восходящим за лесом солнцем. Весело ехать в солнечном тумане на велосипеде. Камешки с треском разлетаются под колёсами, тропинка виляет, словно незнакомая, то выскочит куст с огромной ежевикой, то колокольчики щекочут колени. Совсем рядом поёт невидимая иволга, едешь как сквозь тюлевые занавески, а небо над головой уже синее-синее, подпрыгнешь – и увидишь всё вокруг.


          – Я пойду в полицию, – сказал папа.
          – Давай, – сказала мама. – К директору уже сходил, идиотом себя выставил, теперь ещё и в полицию сходи.
          Мама громыхнула кухонным шкафчиком.
          – Всех в это позорище втянул. Ты жену его знаешь? Она нас теперь на весь город ославит, да так, что мало не покажется.
          Мама бахнула кастрюлей о плиту.
          – Почему ты ей не веришь? – спросил папа. – Она же твоя дочь, почему ты ей не веришь?
          – А почему я должна ей вдруг поверить? Вот так, спустя полгода, она мимолётом рассказывает абсолютно фантастическую историю. Причём рассказывает не мне, матери, а тебе! И ты как последний дурак мчишься докучать уважаемым людям. Если бы ты хоть немного понимал детскую психологию, то знал бы: ей просто скучно и хочется внимания. Но ты давай, беги в полицию, чтобы нам от стыда вообще на улицу выйти нельзя было.
          Мама протопала каблуками от раковины к холодильнику, от холодильника к раковине.
          – Да эта мерзавка просто перевела где-то дорогущее платье, которое выпрашивала у меня с вот такими глазищами, а теперь, когда всё открылось, несёт такую чушь, что на голову не налазит.
          – И всё же я пойду в полицию, – сказал папа и отодвинул стул. – Так положено, пусть они выясняют.
          – Не смей! – взвизгнула мама. – Как я после такого срама в глаза клиенткам смотреть буду? Я переговорю с женой директора, она меня знает, мы вместе пели раньше в хоре. Попрошу её никому ничего не рассказывать. Никто ничего не узнает.
          – Да что у тебя в голове творится! – закричал папа. – Разве важно, узнают или нет, если этот подонок её на самом деле хоть пальцем тронул…
          – То что, что ты ему сделаешь? Зарежешь вот этим тупым ножиком? Учитель – уважаемый человек, вся его семья – уважаемые люди. Хватит нас позорить.
На кухне слышался шум и возня, будто шаркали ногами по полу.
          – Отойди, – сказал папа страшным голосом. – Ты меня вынудишь, отойди.
          – Я тебя не пущу, – хрипло прошипела мама.
Звонкий удар, хлопок, вскрик, шаги в коридоре. Потом дверь распахнулась, и силуэт мамы в ослепляющем проёме с размаху бросил ботинок.
          – Получай, тварь! Довольна? Дофантазировалась, насочинялась? Рада, до чего довела родителей? У-у…
          Дверь захлопнулась с треском и свистом, и снова стало темно.


          Приятнее всего на свете жить с лошадями. Ни свет, ни заря примчаться на велосипеде в конюшню и до самого вечера чистить, расчесывать, вынимать камешки из копыт, заплетать гриву цветными резинками. Приносить вёдра с зерном и яблоками, яблоки пони обожают, и морковку тоже, а самое вкусное – это банан. Бархатные ноздри фыркают, тёплые губы мягко берут кусочек с ладони, главное, держать её открытой, чтобы не укусили за палец. Убирать стойло, равнять тяжёлыми граблями песок на манеже, подметать двор, натирать маслом седло и сбрую, мыть мундштук, ровно развешивать на стене шлемы и хлыстики. Если ехать без седла, лошадиные бока тёплые и мягкие, подстроиться только под шаг, и ни за что не упадёшь. Жаль, что нельзя с утра до вечера кататься на пони, но им тоже иногда нужно отдыхать.


          – Скажу сразу, случай неслыханный. Я проработал почти сорок лет, и за всё это время ни разу не приходилось принимать подобное заявление. Но мы обязаны принимать что угодно. Не волнуйтесь, разберёмся. Конечно, такой уважаемый человек, моих математике тоже учил. Да и столько времени уже прошло. Но ничего. Не бойся, девочка, можешь смело обо всём рассказывать, а я запишу.
          На столе мамина выходная сумка с золотой пряжкой. На углах чёрный лак потёрся, и видна коричневая кожа. Никакая она уже не новая.
          – Это всё мой муж, – сказа мама, –  это его идея, идти в полицию. Она же всё придумала, обычные детские выдумки. Теперь, когда они все в интернете сидят, разве за ними углядишь.
          – Вполне вероятно, вполне, – сказал полицейский. – Доказать что бы то ни было полгода спустя будет практически невозможно. Конечно, придётся проводить медицинскую экспертизу…
          – Я не дам согласия, – тут же сказала мама. – Я не дам согласия, чтобы мою девочку облапывали и осматривали. Ей десять лет, так унижать моего ребёнка я не позволю. Можете сразу внести это во всем свои протоколы. Исключено.
          На золотой пряжке скрученная в клубок змея с глазами из изумрудов, очень красивая. Самый кончик хвоста отломан, хотя мама берёт эту сумку только в театр, на родительское собрание или в гости. Играть с ней в показ мод не разрешается.
          – Если ДНК совпадёт, то подключится прокуратура, и ваше разрешение может не понадобиться, экспертизу всё равно проведут.
          – Исключено,– повторила мама и так дёрнула сумку к себе, что на столе рассыпались бумаги. Полицейский снова аккуратно разложил их по местам.
          – Так чего же ты молчишь, малышка, не хочешь говорить при маме? – сказал он.
          – Я не оставлю дочь с вами одну, и не мечтайте, – зло сказала мама. – А молчит она, потому что стыдно, потому что сказать нечего. Ославила семью на весь город, и теперь молчит.


          Настоящая, высокая, арабская лошадь! Чёрный скакун, как в фильме, и я, как Алек, несусь по полю быстрее ветра, голова над туманом, развеваются волосы, быстрее, быстрее, оп, оп!
          Пожалуйста, ну ещё несколько минут. Он ещё не устал, я разбираюсь, я уже три года катаюсь на ферме. Только один разочек до моста и обратно, ну пожалуйста.
          Неужели так может повезти. Неужели мне так повезло! Под пальцами жёсткая грива, а скачет мягко, словно в кресле покачиваешься, и как же свистит в ушах ветер, ещё быстрее, ещё, летишь над весёлым туманом. Навстречу солнцу, во всю мочь, Чёрный! Покажем им, оп, оп!


          – Знаешь, ты уже не маленькая, и должна понимать, что за каждым нашим словом стоит действие, и за каждое действие придётся отвечать, – сказала тётя.
          – Ты нагородила непонятно чего, даже страшно представить, откуда ты в своём возрасте вообще слышала о таких вещах.
          Тётя посмотрела в окно и покачала головой.
          – Ужас, тихий ужас. Но главное даже не это. Ты наговариваешь на хорошего человека. Может, просто не знаешь, чем ему это грозит. Наверное, ты не знаешь, потому и решила такое придумать, чтобы всех нас встряхнуть.
          Тётя встала с дивана и села в кресло. Над головой у неё тикали часы.
          – Я же всё понимаю, мама в последнее время закрутилась, не могла с тобой поиграть, погулять. Но ей в отместку ты делаешь страшную вещь. Твоего бедного учителя могут уволить. Понимаешь ты это? Его даже могут посадить в тюрьму. На всю жизнь посадить в тюрьму, разве ты этого хочешь? Даже если ты не любишь математику, разве ты хочешь, чтобы твой учитель никогда больше в жизни не увидел солнца, не услышал птичек? Может, он даже умрёт за решёткой. А его бедная жена останется без денег. И что будет с его детками, ты подумала? Расти без отца, сиротами, расти в бедности, под насмешками – и всё из-за твоих глупых слов. Неужели у тебя каменное сердце?
          На глазах у тёти выступили слёзы, она достала из кармана салфетку и высморкалась.
          – Да и твоим родителям будет не сладко, – сказала она. – Придётся переехать подальше от позора, папа потеряет работу, у мамы ни одна клиентка не будет больше стричься. А ты сама останешься без друзей и со страшным клеймом на всю жизнь, и никто тебя уже никогда не возьмёт замуж.
          Тётя снова покачала головой и замолчала. Часы у неё над головой затикали громче. Раньше в них была кукушка, но механизм сломался, и кукушка больше не высовывалась.
          – Но я не верю, что ты злая, – сказала тётя. – Ты наговорила глупостей сгоряча, ведь правда? Я сейчас уйду, а ты подумай о моих словах. Подумай о бедных детках.
          Тётя встала и вышла из комнаты, а часы всё тикали и тикали. Когда их только купили, все то и дело бежали в гостиную посмотреть на кукушку.
          – Ну что, – спросила мама за дверью.
          – Молчит, – сказала тётя. – Смотрит в одну точку и молчит. Какой ужасный скандал, уму не постижимо. Но, думаю, в ней что-то шевельнулось.


          Ну ещё бы мне не понравилось! Как же здорово, что вы разрешили мне покататься. И откуда вы только узнали, что я люблю лошадей! Я сама спрыгну, спасибо, не нужно помогать, я умею. Спасибо, я сама.
          А мне, правда, можно ещё прийти? Он такой быстрый, быстрее ветра, его теперь нужно хорошо обтереть, чтобы не простудился. Да, сейчас тепло, можно просто с ним погулять, чтобы остыл. Мне тоже нравится гулять, но уже пора домой. Где же мой велосипед. Мы скакали над туманом, и было видно всё до самого леса, а тут опять как молоко. Не беспокойтесь, я его сама найду. Ну конечно, вместе искать веселее, спасибо. Конечно, я хочу ещё прийти, если можно. А вы и правда разрешите мне кататься, сколько захочу?
          Ой, что вы делаете, отпустите.
          Не надо.
          Не надо, отстаньте.
          Не надо, мне больно, отпустите.
          Зачем… Мама!
          Отпустите, мне больно!
          Мне больно!
          Мама!
          А! Ааа!


          – Знаешь, милая, если ты ничего не говоришь, мы не сможем тебе помочь, – сказала женщина в красном пиджаке. – Смотри, мама и папа ждут совсем рядом, прямо за дверью. Ты можешь говорить честно-честно.
          – Да сколько уже можно её уговаривать, – сказал полицейский. – Ведь ничего не было, правда? Ты всё придумала, потому что боялась, что тебя будут ругать за грязное платье. А теперь боишься, что тебя начнут ругать за выдумки, вот и молчишь. Так?
          Женщина в красном пиджаке наклонилась вперед и сказала вкрадчивым голосом:
          – Учитель на самом деле сделал тебе что-то дурное? Не бойся, расскажи, милая. Никто не станет о тебе плохо думать.
          Женщина в красном доверительно присела рядом на корточки, на каблуках ей было это явно не удобно. Полицейский нетерпеливо выстукивал пальцами по подоконнику.
          – Да скажи ты уже хоть что-нибудь, сколько можно, – сказал он.


          На четвереньках, ноги как вата, ничего не чувствуют, ползти, только бы прочь от этого камня. Всё серое, липкое, не видно. Только бы встать. Велосипед найти, на велосипеде быстрее, домой. Тёплое, клеится к ногам. Это кровь течёт. Прямо на кроссовки. Испачкала кроссовки, как же быть. Как страшно в тумане, всё хрустят под ногами, трещат. Забраться на велосипед, трясутся, не слушаются. Кровь, все ноги в крови, и носки, кроссовки. Как пусто. Только бы не упасть. Вихляет, всё испачкала, ноги клейкие, ещё немного, и дома, всё отмою, никто не заметит. Не упасть, домой, всё помою.
   


          Женщина в красном пиджаке встала и подошла к полицейскому. Они начали шептаться.
          За окном светило солнце, громко чирикали птицы.
          – Нет, – сказала я. – Он ничего мне не сделал. Я всё придумала.


© Copyright: Мария Шпинель, 2022
Свидетельство о публикации №222021900108

http://proza.ru/comments.html?2022/02/19/108